Следующие дни под предлогом работы превратились в запой. Просвин всё переживал о том, что не может уехать за границу. В какой-то момент, напившись до скотского состояния, чуть не бросился собирать чемоданы, и названивать в Шереметьево. Он орал в трубку, требуя срочно заправить свой самолёт. Приказал Лизоньке тоже собирать чемоданы, тут же передумал и объявил, что надо лететь налегке, оставляя прошлое за плечами. По прилёту на место обещал полностью обновить её гардероб. Но Громов успокоил его пыл. На следующий же после приезда день Громов, после очередного выпитого стакана, опять оставил на время Просвина перед телевизором в гостиной и отправился искать Лизоньку. Найдя её, он подкрался, застав врасплох. Такие отлучки стали случаться по нескольку раз в день. С каждым разом операция становилась опасней, поскольку занимала всё больше и больше времени. Громову очень нравилось набрасываться на неё, когда она не ждёт. Поначалу, она пугалась и вскрикивала. Вскоре – привыкла, а потом пьяные пацанские выходки Громова ей надоели. После очередного раза, когда Громов затащил её за барную стойку и завершил акт на ковре, она обвинила обоих своих любовников в полном бездействии. За два дня они не сделали ничего! Даже не обсудили детали судебного дела, в то время как она поддерживала постоянный контакт со своей командой юристов. И вообще, поскольку Просвин находится под строгим домашним арестом, то Громов должен заниматься разбором дела. Он, кстати сказать, согласно постановлению суда, не имеет права так долго находиться в доме Просвина. Оба, ничего вразумительного ей не ответив, снова впали в пьяный угар. После четырёх дней интенсивной работы (не столько с документами, сколько с общей теперь любовницей), алкоголь закончился, и Громов направился обратно в столицу; благо этот особняк Просвина находился в двадцати минут езды от МКАДа. Дома Громов, не раздеваясь и не разбирая постель, вырубился.
На следующий день позвонил Льезгин. Долго что-то мямлил, Громов не слушал. Потом, наконец, попросил встретиться вечером: есть очень важное дело. У Громова не было планов на вечер, а засиживаться в Комитете допоздна ему не хотелось. Договорились встретиться в небольшом ресторане рядом с Ленинским проспектом. Громов на всякий случай решил поехать на такси. Он не планировал напиваться. Но вдруг? А снова садиться за руль пьяным ему не хотелось.
По кожаному салону такси класса «люкс» витал аромат дорогого освежителя. Громов, откинув голову, смотрел на пролетающие в темноте дома. Москва ему порядком надоела, но за её пределами было ещё хуже, а за границу не впускали. Несмотря на заканчивающуюся зиму, холод никак не отпускал. Ленинский проспект двигался медленно, москвичи, образуя плотный поток, разъезжались с работы. Громов уже начал дремать, когда машина остановилось перед светящимся жёлтыми огнями входом в ресторан «Наполеон». У входа толпились люди. Курили. На небольшой парковке устало ждали своих хозяев дорогие автомобили. «Может, у Льезгина и не такой плохой вкус», – подумал Громов.
– Приехали? – Спросил он у водителя.
– Почти, – сказал тот. – Но тебе не сюда. Тебе во-о-он туда, – он указал на перпендикулярную проспекту улицу, заполненную машинами. – Тут буквально с минуту идти. Я могу подвезти, но там объезжать нужно, а это – снова в заторах стоять.
Громов переспросил дорогу и, заплатив, вышел. Тут же в лицо ударил сильный ветер. «Тьфу, твою мать, да когда эта зима закончится?», – подумал он. Достал пачку сигарет, зажигалки в кармане не оказалось. Он подошёл к группе куривших и громко разговаривающих мужчин в дорогих костюмах, они стояли вокруг чёрного лимузина.
– Мужики, зажигалки не будет? – Спросил Громов, укутываясь в пальто.
Они резко прервали разговор. Один из них, немолодой мужчина в синем костюме протянул зажигалку. Все вместе они неодобрительно посмотрели на Громова. Зажигалка сначала только чиркала и плевалась искрами. Пока сигарета раскуривалась, Громов осмотрел мужчин. Дорогая лакированная обувь, дорогие галстуки, мешки под глазами… «Не смотри на меня так, – подумал Громов, заметив особенно недоброжелательный взгляд одного из мужчин, – ты же не хочешь знать, кто я». Он отдал зажигалку и, криво улыбнувшись, поблагодарил.
Как и сказал таксист, идти пришлось меньше минуты, метров сорок-пятьдесят. Слева показалась светящаяся вывеска с названием ресторана. У входа тоже толпились курящие люди, из двери выходили семьи с маленькими детьми.
Докурив сигарету, Громов вошёл в ресторан. В гардероб стояла очередь. Мимо пробежала пара мальчишек лет восьми в чёрных пиджачках. На диване напротив гардероба сидели две женщины, укутавшись в палантины. Быстро осмотрев Громова, они продолжили общаться. Из зала в холл вышли двое черноволосых и длинноносых мужчин. Они что-то оживлённо обсуждали, смеялись, в такт шагам покачивая круглыми животами. Отстояв очередь в гардероб и сдав швейцару пальто, Громов отправился искать Льезгина в набитом людьми зале. Этот, как оказалось, ресторан грузинской кухни был любим местом отдыха Льезгина. Сюда, прельстившись относительно невысокими ценами, вкусной едой и уютной, какой-то домашней атмосферой, люди приходили большими компаниями, много ели, много пили, оставляя немалые суммы. Громов прошёл по деревянным половицам мимо нескольких шумных компаний. Столы перед ними ломились от традиционных кавказских блюд: шашлыков, люля-кебабов, лобио, хачапури, различной зелени; между блюдами с едой возвышались бутылки с чачей и кувшины с домашним грузинским вином. Громов осмотрелся в поисках Льезгина. На секунду его взгляд остановился на компании из четырёх молодых парней. Вроде бы, ничего не обычного: сидят себе ребята за столом, пьют, закусывают, но один из них, в чёрном пиджаке, заметив Громова, тоже на мгновение остановил на нём свой взгляд. Так они смотрели друг на друга. Бывает такое, что встретишь человека очень на тебя похожего, но всё-таки не копию. И смотришь на него, как в кривое зеркало, никак не можешь найти отличия. Так чувствовал себя Громов, смотря на лицо с такими же, как у него, карими глазами, каштановыми вьющимися волосами, хмурым взглядом, чуть продолговатым носом, тонкими губами: он видел почти себя. Рядом сидящий налысо выбритый парень в очках, с расцарапанной щекой и разбитой губой, легко толкнул его в плечо большим расцарапанным кулаком с кольцом на безымянном пальце.
– Ты, чё, заснул? – Спросил он.
– Так мы едем сегодня или нет? – Спросил другой, стильно одетый с чёрными усиками и бородкой.
Громов почувствовал, как кто-то дотронулся до его локтя. Он резко обернулся и увидел Льезгина.
– Здорово, – весело сказал тот, – пошли, нам сюда. Я тебя уже полчаса жду. Не оглядываясь, Громов последовал за Льезгиным в соседний забитый людьми зал.
– Ну и времена настали, – сказал Льезгин, когда оба сели за стол. Громов взял меню и карту вин, остановившись на второй. Выпить хотелось больше, чем есть.
– Что у них там происходит, а? – Улыбнувшись, продолжал он, имея в виду Кремль. – Что ни день, то очередное громкое увольнение. А то и арест. Прям триллер какой-то, – произнёс он с детским интересом.
– Да, случается, – без желания развивать эту тему сказал Громов, выбирая себе алкоголь.
– Меня всё друзья спрашивают: мол, что это значит? А я ничего и не знаю. – Льезгин попытался всё-таки вывести Громова на разговор.
– Разберёмся со временем, – ответил Громов, выбирая водку. – Льезгин, а мы вообще где? – Вдруг недовольно спросил Громов и осмотрелся. Он хотел сменить тему, зная, что Льезгина в курс дела о перестановках не поставили. – Ты не мог место пореспектабельнее выбрать?
– А чем тебе тут не нравится? – Удивился Льезгин. – Тут вкусно, я сюда уже много лет хожу. К тому же, тут поговорить спокойно можно. Уверяю тебя, никаких знакомых ты тут не увидишь.
– Поговорить? – Переспросил Громов, – Льезгин, если это снова твоё нытье на тему невыполнения работы, то я прям сейчас…
– Нет-нет, – поспешно перебил его Льезгин, – с работой я справляюсь. Ну, как могу. Начальник сейчас очень много дел поручил.
– Правильно-правильно. – Недолго думая, Громов решил заказать самую дорогую из ассортимента водку, хотя она и не была настолько дорогой, насколько он привык заказывать себе в других заведениях.
– Ты куда-то пропадать стал последнее время. Давно я тебя в Комитете не видел. – Продолжил Льезгин, когда удалилась официантка. Уж очень он хотел вытащить из Громова хоть какую-нибудь информацию.
– Да всё по делам езжу, Миша, – протянул тот.
– Понимаю. Спрашивать, куда – не буду. Слушай, я тебя всё-таки по делу вытащил, – понизив голос, сказал Льезгин. – Такая тема...
– Нет, Миша, перестань, – прервал его Громов. Злиться у него сил не было; он решил говорить с Льезгиным назидательно. – Я не хочу больше слушать обо всех твоих сомнениях. Я понимаю, тебе может казаться, что иногда ты поступаешь не по справедливости. Ну, что делать? Работа у нас такая. Понимаешь?
– Громов, я не об этом. – Льезгин заговорил серьёзно. – Тут другое. Ты ведь в курсе, что Федора Тварина убили.
Громов на секунду замер. И, правда, Тварина же убили. Он абсолютно забыл об этом! Ему самому стало не по себе от того, как легко такая важная информация выветрилась у него из головы. Напоминание подействовало, как удар. С момента, как Громов въехал на участок Просвина, он забыл обо всём.
Он многозначительно кивнул, показывая, что находится в курсе событий.
– Я пару раз звонил в Следственный Комитет. – Продолжал Льезгин. – У них там полный бардак. Церберева отстранили от должности, ты ведь в курсе? – Он наклонился к столу и сказал ещё тише, – они с Алексеем Алексеевичем что-то не поделили.
– В курсе, в курсе, – задумчиво произнёс Громов, все ещё не понимая, как он мог забыть об убийстве Тварина.
Подошла официантка, принесла холодную, покрытую изморозью, бутылку водки и поставила на стол вместе с двумя рюмками. Она откупорила бутылку и стала наливать.
– Я не буду, – немного виновато улыбнулся ей Льезгин, – я за рулём. – Она недовольно забрала вторую рюмку и ушла.
Громов широко зевнул. Он подумал, что если так будет продолжаться дальше, то можно совсем спиться. Ну, ничего, завтрашний день он точно решил провести в трезвости.
– Так вот, – продолжал Льезгин, – я несколько раз звонил в Комитет…
– Зачем? – Снова перебил его Громов уже недовольным тоном, – наш Комитет убийством Тварина не занимается. Оставь это следакам. Что ты в это лезешь?
– Да подожди ты, Громов, – Льезгин хотел продолжать эту неприятную Громову тему. – Дай мне тебе объяснить...
– Ищешь приключений на свою жопу, – пробурчал Громов.
– Так вот, – вздохнул Льезгин, – там нашли записи камер, я попросил, мне прислали.
Громов потёр лицо ладонью. Этот разговор был ему не нужен, и он уже не старался скрывать своё недовольство.
– Тварин выходит из дома, на улице темень, одни силуэты видно: его, дверь, откуда он вышел, и джип. – Льезгин продолжал, как бы, не замечая реакции Громова. – Он подходит к автомобилю. Когда открывает дверь, из-за машины выходят несколько человек. Ни лиц, ни одежды не видно. Очень грамотно они его хватают, так что он даже и не пикнул, как-то вырубают и запихивают в машину, на заднее сидение.
Громов выпил водки.
Официантка принесла блюда: хинкали, хачапури по-аджарски, шашлык, блюдо с зеленью.
Громов налил себе ещё.
– Через час джип Тварина-младшего виден уже на других камерах, по дороге в область. Камеры отслеживают его довольно долго, потом машина сворачивает в лес. Там её и нашли потом, сожжённой. – Льезгин аккуратно развернул белую салфетку, постелил себе на колени.
– Отличное расследование, Льезгин, – сказал Громов, – вижу, ты внимательно просмотрел записи с камер. Слушай, а может тебе опером стать? – Ехидно спросил Громов, – будешь днями напролет кино с камер смотреть.
– Я это к тому, Громов, – серьезно сказал Льезгин, – что уж очень хорошо эти нападавшие всё рассчитали. Это прямо, как на заказ.
Громов ничего не ответил. Он принялся жадно запихивать себе в рот сочные горячие куски шашлыка, перемежая их листьями салата, кинзы и другой ароматной зелени. Только сейчас он сообразил, что последние несколько дней больше пил, чем ел.
– Вот к чему ты всё это затеял.., – протянул Громов с набитым ртом. Он потянулся к бутылке и налил себе водки.
– Вдруг это как-то с тобой связано? Они же выглядели точно так, как те твои взрывники.., – совсем тихо прошептал Льезгин, опасаясь реакции Громова. – Я бы на твоём месте волновался.
– На моём месте, ты Льезгин, – он указал на него вилкой, – давно бы лежал в земле.
Но в чём-то Льезгин был прав. Большая часть высокопоставленных работников органов безопасности сильно опасались за свои жизни. Тот же Начальник, например, ездит с двумя машинами сопровождения. Медленно пьянеющий Громов пытался обнаружить в душе хоть капельку страха. Но нет, страха не было. Отчасти потому, что он вообще не относился к Льезгину серьёзно. Ведь кто такой Михаил Льезгин? В общем-то, в их важных делах он ещё пацан, мальчишка. Что он понимает? Что знает? Он жизни ещё не попробовал, а уже лез делать выводы и говорить ему, Громову, опытному, матёрому сотруднику спецслужб, что и как делать и куда смотреть. Да Льезгин из-за чего угодно запсихует, мыши испугается. Пусть лучше сидит, доклады составляет.
– В любом случае, – Льезгин чуть обиделся, – мне кажется, что это – те самые группировки. Это – единственное объяснение, которое я могу дать происходящему.
– Посадили всех. – Громов недовольно вздохнул.
– Не всех, – отрезал Льезгин.
– Ну, допустим. – Громов положил приборы на стол, чтобы не отвлекаться. – Вот ещё шесть-восемь месяцев назад они поджигали полицейские машины, иногда, – он сделал ударение, – они сдирали баннеры с Паханом. Время от времени дрались со сторонниками партии Пахана на улице. Так что же, ты считаешь, – он говорил со злобной насмешкой, – теперь они вдруг начали покушаться на жизни высокопоставленных работников органов безопасности и жестоко убивать близких родственников крупных бизнесменов? Тебе не кажется, – с нотой сарказма спросил он, – что это уж слишком большой качественный скачок?
– Да, согласен, – настаивал Льезгин, – большой. Но может они там, я не знаю, готовились всё это время.
– К чему готовились? – Вскинул руки Громов. – Нахера им Фёдор Тварин? Вот именно, что ты не знаешь. Льезгин, никто не требует от тебя отвечать на все вопросы. Не выдумывай ответы.
– Мне всё равно кажется, что это они. Ну, вот смотри. Пока мы с тобой думаем, что они все уже сидят, они тайно продолжают свою деятельность и становятся опаснее, набирают больше людей в свои ряды.
– Для чего? – Устало спросил Громов и налил себе водки.
– Тварин – это просто тренировка. Так же, как и ты. Ведь не нашли тех, кто взорвал твою машину. Уверен, что и убийц Тварина не найдут. Ну, схватят на улице первых попавшихся. Но настоящих-то точно не найдут.
Громов выпил.
– Льезгин, – сказал он, оправляя в рот хрусткий лист салата, – есть большая вероятность, что Фёдора убили конкуренты Сергея. У них там какие-то свои замесы.
– Откуда знаешь? – Нахмурился Льезгин.
– Да оттуда! – Резко ответил Громов. – Какая тебе разница? Просто выбрось всю эту чушь из головы. Я понимаю, что тебе хочется тоже решить какую-нибудь серьёзную проблему. Но поверь, моя машина и последний инцидент никак не связаны.
Льезгин задумался. Подпившему Громову очень не нравились его инициативы. Ему казалось, что тот не только лезет не в своё дело, но ещё и не имеет никакого представления, о чём говорит. Льезгин – парень амбициозный, слов нет. Но все его разглагольствования были похожи на выпендрёж. Он напоминал ребёнка, который выучил несколько умных слов и вставлял их невпопад, когда говорил с взрослыми. Но если в случае с ребёнком это вызывало бы чувство умиления, то Льезгину – работнику Комитета – это было непростительно.
– Миша, – сказал Громов, – и твоё время настанет, я отвечаю. Только пока притормози. Я надеюсь, ты Начальнику всё это не говорил?
– Ещё нет.
– Вот и не говори. Сейчас, реально, не время. Комитет по уши в проблемах.
– Я думал ему намекнуть, – признался Льезгин, – но, наверное, ты прав, не буду.
– Молодец. – Громов на секунду зажмурился. Ему вдруг стало душно. – Вот и не надо.
Больше эти скользкие темы они не обсуждали. Чтобы не молчать, Громов задал дежурный вопрос: «как жизнь?». Льезгин принялся в самых мелких деталях рассказывать о своей жизни. Громов не слушал. Он допил водку и поспешил расплатиться. Льезгин предложил подвести до дома, но Громов вежливо отказался. Он заказал машину от проспекта, с того места, где высадил его таксист, с которым он приехал сюда. Недолго подождав в очереди в гардероб, он получил серое пальто. Вышел из ресторана. На крыльце курила пара, мужчина и женщина. Громов достал сигарету и попросил у них зажигалку. Стало совсем темно. Машины медленно продвигались к проспекту. Громов уже отходил от входной двери, когда услышал своё имя. Он повернулся. Группа из четырёх парней, мимо которой он прошел ранее, стояла у входа в ресторан, курила и что-то громко обсуждала, выдыхая дым в темноту.
– Да нет, Сань, это ж херня полнейшая, – весело сказал один из них, тот, в котором Громов увидел себя. Саня, накаченный, с овальным лицом и чёрными причёсанными волосами что-то ответил, Громов не разобрал что. Поняв, что обращаются не к нему, он повернулся и, куря, направился ко всё ещё забитому машинами Ленинскому проспекту.