Подарок для единственной из носительниц великого и могучего выжившей в порнохолокосте Кристофера Ламберта принцессы Изабеллы Кларк
Распоп Калюжный, ротастый и могучавый величальник Упольного Краю гетьмана Конецпольского, увенчавшего межой неизбывности из аккуратно обгрызенных крысиными зубками скелетов санкюлотов Святого Якоба Сен Жермуазского, громоздисто маша топорилом с усаженной по краю деревянности головой вздорной и гадкой теннисерки харькивского розливу и подхаркивая свисающей понизу губой банкомета Костина, чуть подрагивая яйцами откованной выделки Закамуристой палаты пробирных смыслов выскакнул дьявольским скоком со страниц хроники Элис Йовович, сожранной в развалинах Петропавловки отдельным эскадроном зомби Пиотровского, и понесся, вихря ледяной воздух вечного июля моей любви к отстреленным за скушностью и неинтересностью. Копытно отвешивая приличествующие случаю большие и крепкие приветы любому встреченному и джинсовому, бодая рогом бодайбинского оленя иных, часто неустановленных лиц, тоже чего - то, понимаешь, там или где, натыкаясь тонко вибрирующим от усталости и невозможности более разыскивать новый состав игроков, перебирая старых, исчерпавших прачечные возможности и потребности привередливого потребителя, забывшего, наконец по Свифту, что же такое дювэ, вымахал отвесно к некоему прибору, положенному строго вдоль и исчезающему невнятно выглядящими в синей дали краями вероятной научной разработки боткинских желтозобых подлекарей и копиистов, гарантированно сидящих куканом у добровольных скал Изенгарда.
- Стой, распоп, - басовито запел с верхотуры башни седобрадый и бравый, как пассатижи, Саруман, мацая хрустальный шар, в коем заточен был янтарем лихой малярийный комар, злобно жужжащий вытянутым носом, - назови сначала причину, по которой я должен закрыть свои глаза на твою вопиющность во всем.
- На, сука, - выметнул в сторону башни тяжеловесный довод в обмотке стригущего лишая и лишайника Вуйкеса, собранного Калюжным по пути у лагеря Арвин, севшей самочинно на кол Джигетай - хана, издревле установленный громадой в центре владений Конецпольского, - лови и зацени весомость. Раз уж московские кинематографисты объединились плотно шеренгой, чтоб я не наблюдал более российского кина, то и прочие говноеды такоже засимбиотились скушностью.
- Резон, - протрезвонил первый раз рындой Саруман, обращаясь волшебно в Сфинкса и камлая географически так, что башня обернулась ущельем Памира, где на дне стоял прохожий распоп. - Ответствуй во - вторых, как положено от Гомера Кучи из цельнометаллических приятелей и дружков Фокса, бросивших товарища в гиену огненно - полосатую за ради жиру свойского и благодати личной. Отчего и доколе ?
- Хитер ты, гнида, - нараспев без речитатива погани псевдорэперов, всех этих у...ков свиней подонков мразот погани несусветной х...ты сраной Оксюморонов и всех остальных гандонов прокаркал веще Калюжный, беря прицелом карамультука лоб Сарумана, насрав на обличность мифического Сфинкса. - Это уже два вопроса, но я покажу наглядно.
Приспустив шкары чутка, Калюжный указал на хер, не желающий вставать никак на бормотание и жевалово жвал бесчисленного сонма насекомых, отмерил рулеткой русской длину и заорал :
- Пять сантиметров, отче ! Ровно пять. Не стоит ни х...я. Потому - то на х...й всех, товарищ колдун, кто утратил, дабы прежние шестнадцать с половиной восстали и стали снова.
- Снова здорово, - подтвердил Саруман, вернувшись в свой первозданный вид, вскрывая консервным ножом шар и выпуская комара. - Проходи, Калюжный, увидишь на той стороне пророка Замотая, скажешь ему, что свершилось. А ты, - напутствовал он отечески вставшего на крыло лютости комара, - лети и жаль в мозг всякого мудожуя, что встретится тебе на пути смертной тени, пей его кровь зачумленную и разноси чуму на каждый дом свиноподобного и проклятого богами после Бродского языка ничтожеств, не умеющих даже смастырить просто хорошее кино.
Калюжный пересек заветность, устало оттирая ладонью враз вспотевший лоб, втайне думая о Замотае, давно грозившем превентивным ударом, а комар уже жалил первого же встреченного пешехода, чья тупость и скотство свидетельствовали печатью Антихриста о принадлежности к великому и могучему, милостью Бегемота опротивевшему даже давно умершему дедушке Салтыкову - Щедрину, бывшему, как известно, вице - губернатором Твери, а там, по традиции, где хошь сери, впрочем, как и везде тута.