ность в действиях. Я взяла красавчика руками за щёки и впилась в его губы.
-Тётя Люда...
-Не зови меня тётей! Сейчас мы подружки и я влюбилась в твоего брата. И хочу его тела. Веди нас в шалаш!
Мы шли минут десять, и я сгорала от нетерпения, потому что он на ходу ласкал мою девочку через платье, а я его мальчика через брюки. И через каждые десять-двадцать шагов мы останавливались и целовались, не обращая внимания на Талэйту, которая шла, почти рядом с нами и останавливалась вместе с нами. Бедная малышка! Сколько же мук она вынесла из-за нас?! Ей, видимо, тоже хотелось самца. Знаю по себе, что начинает твориться в организме на 7-8 месяце беременности. Не слезала бы с мужика.
-Вот они эти шалаши. В одном будете вы, а в другом я. Там подстелен толстый слой свежей травы с цветами. Можно валяться голыми.
-Девочка, это ты свела меня с ним, Гожо?
-Он только сказал, какая красивая кобыла? А я сказала, если хочешь, я помогу тебе на неё заскочить!
-Спасибо тебе девочка, за твоего Гожо! А теперь иди в свой шалаш и не мешай нам; твоему брату жеребцу, запрыгнуть на меня, кобылу!
Она пошла к другому шалашу, стоящему метрах в десяти, а мы полезли в свой и сразу впились друг в друга, а затем стали сбрасывать с себя одежды, я ситцевое платье а он брюки. А затем он стал ласкать меня так, как будто с рождения занимался этим. Видимо, девочек у него было много.
А я ему шептала:
-Флоринчик, милый, я знала, что ты ещё вернешься ко мне. Ты тогда не захотел меня взять, когда приходил с двумя цыганками ко мне домой, а я была ещё девственницей и так хотела подарить её тебе. А сейчас наслаждайся мной, бери меня всю, любимый!
-А как же Вано, ты же его любишь?! А Даня, он же почти уже твой муж?!
101
-Пошли они к чёрту! Сейчас есть только ты и я! И наша юность. Нам по двадцать. И кругом сирень.
А потом я отдавалась сразу двум молодым телам: им, Гожо, красавчику и Флорину, или Флорину и красавчику Гожо, которые оба были с длинными волосами. И они оба были юными, как и я. Нам всем троим было по восемнадцать.
Когда он, после оргазма, скатился с меня и прошептал:
-Прости! Я потный! Но я не виновен. Ты, как запрягла меня и сразу стала кричать «-Давай, молодой жеребец, скачи и скачи по степи быстрее!» И я – скакал, а ты всё подгоняла меня. И теперь, видишь, я весь в мыле. Но, если бы у меня ещё были бы силы, то я скакал и скакал.
-Мальчик, Гожо, сколько тебе лет?
-А я точно не знаю. Мать говорила, что Талэйта родилась на третью зиму, после меня.
И я посчитала. Если Талэйте, сейчас пятнадцать, ещё плюс три, то ему восемнадцать. А, может – неполных. Тогда я совратила малолетку. Ошибаюсь. Скорее этот малолетка, красивый цыганский сукин сын, совратил меня. Он разбирается в бабах получше многих умудрённых жизненным опытом мужиков.
Гожо закурил.
-Ты давно куришь мальчик?
-С тех пор, как был таким, как Талэйта, а может, и раньше.
-А ты знаешь, что курить табак вредно?!
-Я курю не табак, а план или гашиш.
-А что это? Я – не знаю!
-«План», по-простому, уличному - название марихуаны. А марихуана, это высушенные цветы, стебли, семена индийской конопли. А «гашиш» это спрессованная пыльца конопли. В общем - наркотик. А тебе понравилось, когда ты несколько раз курнула у Талэйты?
-Понравилось! Было очень хорошо!
102
-Хочешь ещё?
-Хочу!
-Тогда я дам тебе папиросу.
-Давай будем курить вместе твою. Раз ты, раз я! Только я лягу на тебя, красавчик.
-Тогда мы будем курить и целоваться.
-Я согласна. А у тебя снова встанет?
-Сразу, после двух папирос. Тогда и любить я буду тебя дольше.
-Сунь мне в рот папиросу, я затянусь и полезу на тебя. Как здорово! Сразу всё поплыло. И ты. Не уплывай! Я хочу тебя изнасиловать, красавчик. Твои губы стали похожи на мою манду! Ты, что украл её у меня?
Он, сделал четыре затяжки подряд и захохотал.
-Почему ты засмеялся, дурачок, красивый?
-Разве дурачки бывают красивыми? Они же уроды!
-А ведь, правда!
И мы оба захохотали.
-Твоя очередь затягиваться.
-Ты опять поплыл от меня в сторону. Наверно, к цыганочке? У тебя есть цыганочка?
-Сейчас, ты моя кобыла, а других я не хочу. Ты держишься за мои титьки, боишься упасть?
И снова хохот.
-А у тебя титьки волосатые и грудь волосатая. Дай, я потрогаю твои ноги! И они волосатые. Зажги спичку, я посмотрю! Да ты весь волосатый, красавчик! Боже мой, какой ты красивый, голый и волосатый. Ты – красивая обезьяна! Только твой хер некрасивый. Съёжился и спит, как суслик. Разбуди своего суслика!
Дикий хохот.
-На, кури, остаток! Я накурился. Пока ты куришь, я расскажу цыганскую сказку. Ты любишь сказки, красавица?
-Люблю, красавчик! Но мужиков – больше!
Дикий хохот.
-Вы так смеётесь, а мне одиноко и у меня кончились папиросы. Люда, дай курнуть!
103
-На, девочка! Но ты разве не видишь, что здесь мужчина голый? На, кури, я три раза затянулась.
Это не голый мужчина, а мой брат – Гожо! А что ты мне даёшь папиросу, которая уже выкурена и потухла? Я закурю новую.
Дикий хохот уже троих обкуренных.
-Если он твой брат, разве он не мужчина? У него тоже, как и у мужчины, есть хер, но только он сейчас спит, как суслик в норе!
-Мужчина, но не голый! Ты закрываешь его член своей белой жопой!
Дикий продолжительный хохот.
-Девочка, ты мешаешь нам трахаться! Докуривай папиросу и уходи!
-Вы не трахаетесь. А хохочете, а мне тоже хочется смеяться. Начнёте, и я уйду. Вот, только выкурим на троих.
-Талэйта, дай курнуть!
-На! Гожо, можно я послушаю сказку, которую ты хотел рассказать?
-Слушай!
-Люда, курнёшь?
-Давай!
-Слушайте сказку:
Красивый цыган любит красивую цыганку и хочет на ней жениться, но родители ставят условие, что выдадут за него дочь в том случае, если он найдёт ведьму.
-А как я её найду?
-Присматривайся. Она сильно отличается от цыганок.
Ищет он, ищет и никак не может найти. Проходит год и он возвращается домой. Проходит по деревне и видит красивую черноглазую девушку.
-Какая же ты красивая, милая!
-И ты, красавец, милый! Заходи, я напою тебя холодной водой.
Заходят они в избу и одновременно, страстно начина-
104
ют сбрасывать с себя одежды.
А когда любовный пыл угас, он стал рассматривать её и обнаружил, что она отличается от цыганок тем, что, хотя черноволосая, но у неё нет на лице пушка, а на руках и ногах волос, как у цыганок.
-А ты – ведьма! -закричал он и поволок её в табор.
Снова начался хохот.
-А ты, Люда, тоже ведьма, раз у тебя на ногах и жопе нет волос.
После длительного хохота, когда папироса Талэйты была выкурена, Гожо что-то сказал ей по-цыгански.
-Что он сказал, Талэйта?
-Сказал, чтобы я уходила, потому что, его конь встаёт на дыбы и хочет скакать.
-Он мог этого не говорить, потому что, я до того, как он сказал, почувствовала это.
-Потому, что ты ведьма! -она зажгла спичку, -Смотри, какие у меня волосатые ноги, а там – густой лес! -и она задрала длинную цыганскую юбку, под которой не было трусиков,- а у тебя и жопа и ноги чистые и гладкие, сказала она, проведя рукой от моей пояснице по жопе и до пяток, - но приятные. Гожо, поработай на ней так, чтобы она орала от страсти!
Но я не орала, а плавала со своим Флорином на шхуне под разноцветными парусами. Я даже не могла себе представить, что бывают такие паруса. Они были под цвет облаков, тоже разноцветных.
Я целовала его нежные полные, малиновые губы, с вкусом спелой сочной хурмы.
Я целовала его чёрные горящие огненным блеском глаза и утопала в них.
Я зарывалась в его длинные вьющиеся чёрные волосы и разбрасывала их по его плечам.
Я ласкала его маленькие, но твёрдые сосочки, которые клубничкой росли на его волосатой груди.
Как же мне с ним было хорошо!
Моя юность вернулась ко мне. Разве это не счастье?
105
Нет, это я вернулась в юность. Разве это не счастье? Спасибо тебе, Даня, что ты устроил мне эту встречу с Флорином.
Талэйта, видимо, усиленно ждала моих последних вскриков и тут же встала рядом.
-Раз вы закончили, пойдём, а то я начинаю замерзать.
-Отойди, дурочка, дай нам одеться!
-Ты сам дурак! Больше не проси меня подгонять тебе кобылу!
Когда уже виднелись огни табора, я остановила их и сказала: До табора мы дойдём вместе, но попрощаемся здесь.
Я нежно взяла ладонями обе щёки Гожо и сказала:
-Флоринчик, спасибо тебе, за встречу! Я знала, что когда-то мы встретимся. Жаль, что не ты взял мою невинность! А, потом, крепко поцеловала его в губы.
Талэйта, что-то сказала ему по-цыгански, а он ответил и там проскользнули слова: «гашиш» и дура.
Я не стала спрашивать, о чём они говорят. Их ответ был бы таким:
-Эта, красивая сучка, дура - несёт чушь!
-Так и должно быть, ведь она накурилась гашиша!
-Гожо, красавчик, отойди шагов на двадцать и подожди там, я хочу что-то сказать Талэйте!
Когда он отошёл, я сняла с пальца кольцо, которое мне дала Мирела и сказала:
Это тебе, миленькая, маленькая девочка, за твоего брата Гожо и за моего Флорина. Пусть у тебя родится мальчик, но ты только больше не пляши и не кури гашиш!
Я нежно взяла ладонями обе её щёки и поцеловала в губы. Они были такими же сладкими, как у её брата, только более нежными и страстными.
Табор ещё бурлил.
Даня и Мирела стояли рядом с Сириусом.
-Нагулялась, милая?
-Как хорошо ночью в степи! Ты мне, Данечка, сделал
106
такой божественный подарок. Поездку в табор.
-А я?
-И ты, Мирела. Вы оба. Я отойду, чтобы вы попрощались, хотя поцеловаться можете и при мне.
-Нет, Люда, это в прошлом, мы уже попрощались.
-Мирела, последний поцелуй всегда самый сладкий! Я всё-таки, отойду. Прощай, вот тебе моя рука.
-Прощай, Люда! И, за сегодняшний вечер, не держи на меня зла!
-Даня, догонишь!
Я прошла метров пятьдесят или чуть меньше и остановилась. Посмотрела назад. Они ещё не отлепились друг от друга, целуясь взасос. Наверно, всё ещё сохранилась юношеская любовь? Как умно я поступила, разрешив им уйти! И им хорошо и мне.
Сириус встал передо мной на дыбы! Моим мальчикам сегодня можно пошалить. И мне - не грех!
-Людочка, прости меня за сегодняшнее сумасбродство!
-Данечка, мне не за что тебя прощать. Это я должна просить у тебя прощения. Прокати меня сегодня с ветерком!
-Ты перестала бояться скорости? О, да, у тебя глазки блестят! Курила или нюхала?
-Курила, Данечка и ещё кое-что делала с юным цыганёнком Гожо. Но эта ночь, как и всё остальное, останется в прошлом, а мы, с этой минуты, начинаем жизнь с чисто-го листа.
-Люд, груз прошлого с плеч не сбросишь и память не сотрёшь!
-Посмотри сколько звёзд на небе! Такими большими и яркими, я их ещё не видела. А твой Сириус стал реветь, как самолёт. Прокати меня под таким красивым звёздным небом! С ветерком, любимый.
-Прокачу! Но выше девяноста разгоняться не буду!
-Выше ста! Дай слово, что прокатишь под звёздным небом со скоростью сто километров.
107
-Даю, но на коротком отрезке времени. До деревни.
-Ладно, поехали.
А, потом, мы сидели с Даней и смотрели на звёзды. Просто сидели и смотрели. И каждый думал о своём. Одна его рука лежала у меня на плече, а вторая на левом бе-дре и я притулилась к нему. Но он не пытался меня поцеловать или залезть под юбку. Нам было хорошо просто так сидеть и молчать.
Я сидела, притулившись к нему, и думала о нём. Нет, не о Дане, и не о Флорине, с которым курила гашиш, и который дважды взял меня под звёздами в степи, где так пахло луговыми цветами. Я думала о Вано. Говорят, что Бог видит все наши прегрешения и где-то там, записывает их, у себя в небесной канцелярии. Если бы он, Вано, смог прочитать эти записи, то сказал бы:
-Грищенко, как же ты низко пала? С первым встречным цыганом употребляешь наркотик и отдаёшься ему, даже не предохраняясь! Сучка ты и стерва! Ты предала нашу любовь! Бог тебя за это накажет.
А как ему, Вано, объяснить, что мужики часто бросают меня, оставляют одну, а я слабая женщина. Меня нельзя оставлять одну. Не ушёл бы Даня, тогда не пришёл бы Флорин, в образе Гожо-красавчика. Разве я могла отказать Флорину, который тогда так хотел меня, но не взял! А, затем он спустился с неба святым и приласкал меня.
Ванечка, а Даня - умный мужик! Знает, что я, его новая, молодая, красивая жена согрешила с другим, и не упрекает. А как он может упрекать, если шатался по степи с красивой цыганкой?! Конечно, она не такая красивая, как я, но красивая! А что, они ночью в степи собирали анютины глазки? Они страстно собирали глазки друг друга и целовали их.
Милый, Ванечка, если бы я тогда согласилась выйти за тебя замуж, то мы бы с тобой, сейчас, сидели вот так же и смотрели на звёзды. Пусть в другом месте. Но звёзды висят над нами повсюду.
108
Вышла Галина Васильевна.
-Спать ещё не думаете? Я вам постелила в хате.
-Ма, мы сегодня опять пойдём на сеновал.
-Данечка, вчера вы были, вроде, как жених и невеста, а сегодня, вы поженились. Я вас расписала своим благословением и хочу, чтобы вы начали новую, нормальную жизнь с постели, а не с сеновала.
-Дань, мудрые слова пожилого человека. Но...
-Люда, Если ты об этом, то моя кровать, хоть и старинная, но не скрипит. И, я постелила перину. А, потом, мне самой сегодня хочется поспать на сеновале.
-Спасибо, мамулечка! Ты самая лучшая женщина в мире!
Я вскочила, и целовала её в щёки, а она улыбалась, а Даня, слегка усмехался и знаю, что он мысленно говорил:
-Обкуренная щлюха, как она может прикасаться к моей матери?
Когда я шла к Дане, чтобы сесть рядом, меня качнуло и его мать, наверно, подумала, что это всё от вина: и «мамулечка» и поцелуи в щёки, и то, что я пошатнулась.
Плевать, пусть, что хотят, то и думают!
Я села и снова притулилась к Дане. Теперь, мне есть к кому притуляться и в трудную и в радостную минуту.
Он кочевряжился минуты три, а потом, всё-таки, обнял меня, но руку на ляжку не положил, потому что там, на ней, голой, лежала ляжка молодого голого волосатого самца и попала пара капель его спермы.
А, может, Даня не об этом думал, а о том, как лежал голым на, бывшей своей, голой цыганке?
А звёзды всё падали и падали. А я влюблено на них глядела. Какие они сегодня большие и красивые! И улыбаются. Ведь звёзды мне никогда не улыбались! Даже то-гда когда мы были вместе с Вано. Тогда были просто звёзды, а сейчас у каждой глаза и большой рот, и улыбка до ушей, хотя ушей не видно. Это, наверно, от тех папирос, что я накурилась. А во рту начинается сухость.
-Ну, что, милая, пойдём спать?
109
-Данечка, после того, как упадёт последняя звезда, и я загадаю что-нибудь.
Последняя звезда полетела вниз и я загадала, что, если она долетит до земли, то у нас, с Даней, будет длинная совместная, красивая и счастливая жизнь, полная любви и радости.
Но звезда не долетела. Погасла сразу, как только я успела загадать. Плевать! А мы, наперекор судьбе, с ним, моим милым мужем Данечкой – никогда не расстанемся!
Когда я первая улеглась на кровать, то сразу утонула в матрасе. Какой к чёрту матрас? Матрас был в студенческом общежитии. Между двух папиросных бумажек, лежа-ла слежавшаяся вата.
-Дань, если бы твоя мать была бы рядом, я ей высказала бы претензию!
А она, оказывается, уже входила, чтобы убедится, что нам больше ничего не надо.
-Что, случилось, Люд? Что-то не так?
-Галина Васильевна, да, не так! Скажи своему принцу Дане, пусть он вытащит из под перины горошину, которую ты туда засунула, чтобы проверить, настоящая я при-нцесса или нет? Я – настоящая и сразу спиной почувствовала горошину.
Они захохотали, а я за ними.
-Я, впервые в жизни, завалилась на перину. До чего же мягко! Спасибо вам!
-Конечно, Люд, а вчера тебе в спину втыкались корешки от сена. Да, ещё такой груз давил сверху!
-Не мне, Дане. Внизу был он,
Мы снова засмеялись.
Дане, видимо, было неудобно за мою болтовню и он сказал:
-Нам было не до этого. Мы их не чувствовали! Любовались звёздами.
-И ещё я не хотела пить, а сейчас сухость во рту.
-Тебе принести воды!
-Не вставай, Дань! В кружке холодный чай, я принесу.
110
Но в кружке был не холодный чай, а вино.
Хорошая у меня вторая свекруха. Теперь стану говорить подружкам, коллегам по работе, пусть срочно находят контакты со свекрухами, пьют с ними вино и пригла-шают их на ****ки.
Когда мать ушла я сказала:
-Дань, сегодня утром, ваш петух снова станет звать тебя заняться делом – топтать курочек? Или отсюда его не слышно?
-Ещё как слышно! Мы же с ним друзья! Вот он и будил меня, чтобы я тебя потоптал. Тебе не понравилось?
-Понравилось, в смысле топтания, но слишком рано! В три или четыре утра. А мы только едва успели заснуть, после созерцания звёзд.
-Но ты же, после снова заснула и спала до восьми.
-Я бы и до десяти спала, если бы не ты!
-Отсыпаться будем в городе. На шкуре белого медведя.
-Ты мне и там не дашь! А где ты был в это время, пока я спала? Похоже, ты меня оттоптал и свалил вместе с петухом к другим курочкам! К цыганским, в табор?
-Табор – в прошлом! Забудем! Я и сегодня свалю часов в пять утра, а к завтраку принесу твой портрет.
-Спящую на сеновале или на перине – голую?
-Сидящую, полуобнажённую.
-Я, что, спала сидя, как ты ушёл?
-Я писал тебя, сидящую в поле, среди цветов.
-Без меня? Или тебе позировала цыганка?
-А ты, милая ревнуешь?! Ревнивая. Мы же договорились, что начинаем нашу совместную жизнь с нуля! Я писал тебя с образа, который в моём мозгу.
-И, как, получилось?
-Увидишь завтра утром.
-Это будет шедевр?
-Решишь сама.
-А, правда, я там голая? Мы же полдня ходили там без одежды!
111
-Голые – в порнографиях. На картинах – обнажённые.
-Поцелуй меня Данечка! Только давай без этого, а то я, потом, всё равно не выдержу и начну громко стонать.
-Можешь и стонать и кричать. Забыла? Мать сказала, что будет спать на сеновале.
-А ты и рад! Уже упёрся им, в меня, в бок. Но от моего бока толку мало, дай-ка я перевернусь на спину! Развращаешь невинных девушек!
-Невинная девушка, а ты ножки раздвинешь?
-С удовольствием! Могу закинуть их тебе на плечи. Милый, ты теперь, мой законный муж!
А я, дура, так боялась встречи с твоей мамой! Со своей новой свекровью. Даже больше, чем твоего Сириуса! Но она прекрасная женщина. Мне так и хочется её называть мамочкой, мамулей.
-Ты уже её так называла.
-А ты – против?
-Я только рад.
-Вот и хорошо!
-Люд, хочу предупредить тебя и только один раз! Если я ещё, хоть раз, увижу в твоих глазах гашишный блеск, я его вырву оттуда с твоими глазами вместе!
-А если поймаешь меня на мужике?
-Снимать не стану! Сама слезешь. Но, трезвая и не обкуренная, ты на мужика не полезешь, если, конечно, у тебя сохранятся чувства ко мне!
-Данечка, никогда не оставляй меня одну! Я – слабая женщина! Я люблю тебя Данечка!
-Мне послышалось – Ванечка!
-Перекрестись!
-Зачем!
-Когда кажется – крестятся.
-Мне послышалось.
Это одно и то же! Милый поцелуй меня и давай спать!
-Доброе утро, Людочка! Как спалось?
112
-Как принцессе без горошины! Нет, это – вульгарно! Как молодой красивой, влюблённой и страстной невесте, с красивым, молодым, страстным влюблённым женихом. Но ставшими, в одночасье – мужем и женой. Спалось так, как в свою первую брачную ночь. Было, правда, одно маленькое неудобство, но это так, мелочь!
-А что за неудобство? Жарко на перине?
-Было немного больно, когда жених отбирал у невесты её невинность, на перине!
Мы дико захохотали. Дурочки!
-Люд, ты мне всё больше и больше нравишься! Когда Данька сказал, что познакомился с женщиной, красивой, и привезёт знакомиться, думала: - привезёт мымру хуже Файки, хотя и с ней у меня никогда не было конфликтов. А тут – ты, золотко.
-Васильевна, признайся, думала, раз красивую, то ****ищу и стерву!
-И такие мысли были в голове.
-Хоть мы бабы – все стервы и ****ищи, а я, тем более не святая, но сделаю всё, чтобы у Данечки никогда не было повода во мне сомневаться. Если он сам не станет сворачивать налево или направо.
-Он, Люд – однолюб! Думаю, у вас будет всё нормально и хорошо!
-А где он?
-С утра сел на своего Сириуса и укатил в степь.
-А у него нет, там, в степи, второй жены, кобылы?
-Нет, Людочка, нет! Сказал, что поедет дописывать картину. Наверно, привезёт тебе полотно с утренним восходом. Как я рада за вас! Что пойдём пить чай, или станем
ждать Даню?
-Я слышу звуки мотоцикла. А сколько времени?
-Десятый час!
-Это я столько спала? Наверно, поэтому, от пересыпания шумит в голове?
-После первой брачной ночи всегда хорошо спится, а шумит у тебя от вчерашнего нашего чаепития. Там ещё осталось больше полбутылки. Пойдём?
113
-Пошли, правда я ещё не умывалась.
-Потом будешь умываться, а я готовить завтрак.
-Данечка, ты опять гоняешь, как сумасшедший?
-Девяносто километров перед деревней – пустяк!
-Данечка, милый, прошу тебя, не доверяй жизнь свою и мою этой железяке, с резиновыми колёсами!
-Даня, прошу тебя, прокати с ветерком!
-Не передразнивай! я вчера была дурой, обкуренной!
-Посмотришь картину?
-Рассвет?
-Увидишь?
-Мать сказала, что ты поехал писать рассвет.
-Закат и полдень – одновременно! Смотри!
-Это же я! Голая! Сижу в тумане. А почему я такая синяя и грустная?
-Люд, не торопись с комментариями. Вглядись в картину. Обрати внимание на каждую черточку. На своё лицо, фигуру, задний фон, что тебе в ней, картине, понравится, что нет – обсудим потом.
-Матери покажем?
-Посмотрим, после обсуждения.
Он понёс художественные принадлежности в пристрой, свою деревенскую мастерскую, а я смотрела на картину.
114
Она была своеобразной. Как, потом, мне станет её разъяснять, описывать, как художник, Даня – не знаю!
А сейчас я видела молодую женщину, слегка утомлённую от жизни, одну в поле, окутанном синим туманом. Что это могло всё значить?
Вначале я была разочарована, но чем больше всматривалась, тем больше картина начинала мне нравиться. Голая, то есть, обнажённая, но не видно ни одного места, которое выставлять считается постыдным. Такое впечатление, словно я в синеватом платье или в тонком, облегающим тело, прозрачном одеянии. А туман – совсем и не туман! Это страсть витает вокруг меня. И эта страсть не окружает меня, а исходит из меня!
Нет, Даня – не художник! Даня – поэт в живописи! Талантище!
Помню, Вано показывал мне, после фильма, оттиск картины Гойя – «обнажённая маха». Там, лежала обнажённая женщина, у которой, похоже, совсем не было страст-ности. Голая баба и голая баба. И больше ни каких эмоций. Может, я заблуждаюсь? Ведь, там была не я! И это было так давно. А этот мой портрет – сама страсть! Нет, я не лгу, говоря так о себе! Ведь, я уже немного знаю себя! И могу говорить себе о себе то, что я думаю. Страсть всегда была со мною. Страсть всегда исходила из меня, как лава из вулкана. Поэтому я всегда носила запасные трусики, потому что, иногда, даже при виде самца всё внизу моментально намокало. Разве это – не страсть!? И все мои поступки, глупые поступки, разве не были вызваны страстью?
Прижаться всем передком к незнакомому мужлану, когда он был с женой у нас на вечере в техникуме, а потом, держась за его руку идти неизвестно куда и зачем, разве это не страсть? Хорошо его жена нас остановила!Пригласить незнакомого цыгана к себе в дом, и затем обнажиться перед ним, разве это не страсть?
Предложить себя, а потом сразу отдаться, юному цыганёнку,
115
красавчику Гожо, разве это не страсть?
Если всё это не страсть, тогда что же такое страсть?!
Страсть, видимо, так и будет бушевать во мне и кипеть и выливаться, выплёскиваться лавой, пока я буду существовать.
-Насмотрелась?
-Да! Знаешь в картине...
-Пойдём, позавтракаем, а когда пойдём за травкой козочкам, там всё и обсудим. Иди к столу, а я отнесу картину в мастерскую.
После завтрака, когда Даня срезал серпом травку, а я собирала, он спросил:
-Люд, и как тебе картина? Что ты в ней увидела?
-Данечка, сразу ложись на эту невинную, не мятую траву, с цветами и катайся по ней от смеха над тем, что я скажу. Я знаю, что полная или круглая дурочка, в этой, вашей живописи, но я увидела себя, даже не себя, Людку, а девушку или женщину в тумане страсти. Страсть так и прёт из нее, и всё пространство вокруг делает туманным и страстным. И тот, кто соприкасается с этой страстью, погибает от неё.
-Девочка, моя, мы ещё так мало знакомы, но я уже успел узнать, что ты большая фантазёрка, сказочница, но что до такой степени – даже не мог себе представить! Ты так красиво, поэтично описала эту мою, бездарную мазню, что если её, что если картину повесить на стену в зале, на выставке, а под ней или рядом, всё твоё описание, тогда эта мазня действительно станет шедевром.
-Тогда что же ты имел в виду, малюя её, вернее меня? Кстати, и похожа то я, здесь, не очень на себя!
-Люд, не обижайся, за такое идиотское сравнение, но когда лежишь на бабе, ни о чём не думаешь, а только наслаждаешься происходящим процессом.
-А если тебя положить на обезьяну, ты тоже ни о чём не будешь думать, а только наслаждаться процессом?
-Не привирай! Я наслаждался процессом творчества.
116
-Значит, писал той колонковой кисточкой, что висит или торчит между ног!? И ни о чём не думал.
-Моими мыслями были тогда: -тут нужно добавить света, там затенить, там – подправить... и так далее. А в конце, когда картина была готова, рассматривал её с разных ракурсов и сделал вывод, что это очередное бездарное творение, бездарного художника-оформителя, каких в стране – тысячи. Единственная, стоящая картина, которую я ещё не дописал – это акация, на которой с одной стороны иней, а с другой – цветы. Там, хоть просматривается смысл: - живое и мёртвое. Жизнь и смерть! Хотя и иней, может быть – живой? Кто его знает? В природе ничего не исчезает, а переходит из одного состояния в другое. И, возможно иней – зимние цветы?
-И как ты назвал картину?
-Романтика в тумане. Но это не окончательно. Если тебе картина понравилась, то я подарю тебе, а название можешь придумать сама.
-А если назвать – «девушка романтик в тумане»?
-Итак, видно, что это девушка, а не корова!
-Дань, а ты прав! Название краткое, но ёмкое и каждый, кто увидит эту картину, а она точно будет висеть, когда-то, в музее, примерит её на себя; влюблённая будет думать, что она мечтает о любимом, поэтесса, что эта дура – сочиняет, голая, страстная – мечтает о таком, же голом мужике. Значит, Данечка, когда ты меня мазюкал, так и думал, что я развратная баба, шлюха, думаю только о голых мужиках. А свои мысли воплотил вот в этот шедевр, напустив туман страсти.
-Какой это шедевр?
-Шедевр, Даня, шедевр! Потому, что на холсте, изображена я! Была бы другая, то эта картина не была бы шедевром
-Опять пошло, поехало! Придём домой, я вставлю картину в подрамник и отдам тебе, а ты решай, что с этим шедевром делать! Только не вздумай продавать, в Лувр, а то её там оценят дороже картины «Мо;на Ли;за», она же
117
«Джоко;нда», написанная Леонардо да Винчи. А ещё, ты больше не проси меня, чтобы я писал тебя обнажённой!
-Мы когда поедем домой, в город?
-После обеда, часа в два, три. Мать поставила в печку утку с яблоками, нам, в город. И нам надо заехать на то место, где мы были, где шалаш, и нарвать свежей травы для заварки.
-А когда приедем домой и уложимся в кроватку, я посмотрю, как ты станешь меня «писать», не обнажённой, а одетой в платье и трусах?!
-Ты, милая – неисправима! Слушай! А, может, я, это сделал не специально, а, на подсознательном уровне? Невольно, написал тебя так, как ты поняла, - окутанной страстью? Да, из тебя и сейчас брызжет, исходит страсть во все стороны! Я в трёх метрах от тебя, даже не прикасался к тебе, а уже желаю тебя. Даже тогда, когда ты только подошла к нам, с Мирелой, где мы стояли у мотоцикла, у меня сразу поднялся в гору, но тогда, другое дело. Я почувствовал запах самки, только что спаривавшейся с самцом.
-Если бы ты меня не оставил, этого бы не произошло!
-Знаю, и поэтому не обвиняю! Люд, а, правда, не ведьма ли ты?
-Ведьма! И сейчас, сделаю так, что ты превратишься в жеребца, со стоящим, и я стану скакать на тебе по степи.
-Ты уже превратила меня в жеребца со стоящим, но здесь скакать опасно! Близко деревня и часто ходят люди. Хочешь, отойдём подальше?
-Это ты хочешь, а не я! Хотя и я не против! Но, здесь, Дань, даже там, если мы углубимся в степь, я буду чувствовать себя скованной. Хоть я и ведьма, но всю совесть ещё не потеряла. Давай, лучше пораньше смоемся на ту поляну. Я ещё раз хочу слиться с природой, побродить, хоть с часик, обнажённой.
-Всё равно, раньше двух не получится!
-В два, так в два.
-Люд, ты, правда, меня чуточку любишь? Или только
118
на размер моего члена?
-Дурак, ты! Огромный, большой дурак! Я люблю тебя во весь твой рост! И мне, сейчас, не нужен никто другой! Только ты, милый, не оставляй меня больше одну! Ни с кем и никогда! И я буду до конца жизни предана тебе. И в табор я больше с тобой не поеду! Давай лучше займёмся делом, а то мать подумает...
-Что ей думать!? Мы с тобой муж и жена!
-А то мать подумает, сами нажрались, а бедная коза с козлятками – голодные.
С козой я подружилась. Теперь она уже не смотрела на меня презрительно и не говорила своим девочкам, двойняшкам, чтобы они не приставали ко мне. А мне ещё раз так хотелось с ними побегать.
-Дань, сказала я ему, - раз ты не хочешь меня писать обнажённую, можешь намалевать меня бегающей с козлятами?
-Люд, живопись – это статика! А бегание, прыгание, даже с козлятами – динамика, движение. Мало кто из художников творит в динамике.
-А ты тоже попробуй! Коли ты уловил, поймал такую тонкую материю, как страсть, может, схватишь за хвост и динамику?
-А это идея! Надо попробовать!
-Дань, я так думаю, в живописи, как и в камасутре, нужно пробовать по-всякому! Тогда и ты обогащаешься и камасутра, я хотела сказать живопись, обогащается.
-А ты, милая, давно о ней узнала?
-Ещё в школе. От преподавателя.
-Значит, тебя, малолетку, совратил преподаватель?
-С чего ты взял?
-Ты же только что сказала, что узнала о камасутре в школе, от преподавателя!
-Данечка, у тебя крыша едет! Ты, аж, позеленел. Ревнуешь, что ли? Я о живописи узнала в школе от преподавателя рисования. А камасутру нам, в общежитии - препо-давала Нинка, я тебе о ней рассказывала. Она переспала,
119
почти со всеми техникумовскими парнями.
-А я, правда, начинаю тебя ревновать.
-Будешь меня топить, как Отелло, в ванне, или травить, как Ромео, своим отваром и тоже в ванне?
-Я задушу и утоплю того, с кем ты мне изменишь!
-А у тебя здесь уютно и много места, для мастерской. И топчан, как в предбаннике, только чуть уже. А почему ты не сделал такой широкий, как там? Там, как кровать двуспалка, а здесь в два раза уже. Хотя, трахаться можно.
-Там делал отец, когда пришёл с войны. Я был подростком и спросил для чего нужен в предбаннике такой широкий топчан? А отец был с юмором и порекомендовал мне обратиться к матери. Та вся покраснела от моего вопроса и ответила:
-Сынок, папа, там, на войне так скучал о тебе и о бане, что решил сделать такой широкий топчан, чтобы после парной лежать вместе. Я только, позже, когда подрос, понял значение ширины топчана, когда ходишь париться с милой. А родители часто топили баньку.
-А этот топчан, на котором я сейчас сижу, знал женщин?
-Спроси у него! Если он в настроении, то ответит.
-Молчит, гад! Если он не хочет, пусть не говорит. А я уже хотела показать ему голую задницу, но он, видно их не любит!
-Он, говорит, что у него пропал голос и попросил сказать за него, потому что, очень хочет посмотреть твою голую задницу и ещё кое-что.
-Так говори!
-Если не считать жены, Фаи, то – две. Первая на нём спала Мирела, когда её собрались выдать замуж, она убежала ко мне и просила, «взять» её и сбежать с ней в Молдавию, к её родственникам, со стороны матери. Но, я знал, что делают цыгане с непокорными. и с теми, кто к этому причастен. А мы, хоть и были детьми, могли оба пострадать. Она, хоть спала первой, но первой, как женщина была не она. Она была второй.
120
Продолжение 6 следует.
Уважаемые читатели! У меня ещё порядка шести тысяч стихов, которые ждут, чтобы их прочитали. Почти, закончена СЕДЬМАЯ книга Жизнь поэта. Написаны, но просятся в интернет ЧЕТЫРЕ книги «Жизнь после Жизни» о загробном мире. Но времени остаётся мало. Мне 78 лет. Было 4 (четыре) инфаркта. Слава Богу, что не инсульт. Пенсия 14 тысяч. Еле хватает на жратву и ЖКХ. И часть на плохие лекарства. На хорошие - денег нет! Почти все российские поэты умирали в нищете. Кладу перед Вами шапку, как нищий у церкви, на паперти, оставляю свой номер расчетного счёта. Только я не прошу, как милостыню, а мизерное (можно по десятке или по полтиннику) вознаграждение за свои произведения. Кто мимо пройдёт, не обижусь! Кто плюнет в шапку – тоже! Значит, заслужил.
Моя карточка (пока совершенно пустая). Кто хочет ещё N–ное количество времени читать мои стихи и прозу вот мой номер карточки: 639002629002342946 Набережные Челны Сбербанк. С уважением к ВАМ автор Иван Капцов.
мой сайт:
www.kapczov-stihi.ru