Только что из городского музея. Там проходит собрание памяти Александра Тихоновича Харыбина.
Кто не знал Тихоновича - тому мне сказать нечего.
Кто знал - те и без меня представляют масштаб этого человека. Мне дали слово, я вспомнил кое-что из нашего с Харыбиным общего прошлого. Но всего ведь не расскажешь.
И я не рассказал о случае с искусствоведом Виктором Константиновичем Галаховым. Московский музыковед и ученый тогда писал книгу "Балалайка- улицы хозяйка". И понятно, что неизбежно вышел на Александра Тихоновича. Ибо лучшего балалаечника на нашем полушарии сыскать просто невозможно.
И вот они - Галахов и Харыбин - и я с ними, как прястяжной, оказались на хуторе Колодезном, в Новооскольком районе, у моего отца, Устина Павловича. Надо сказать, что, как истинные ценители народного искусства, мимо его дома мы проехать не могли. Покойный отец играл на всем, из чего извлекается звук.
И на балалайке, понятно.
И вот картинка.
Тихонович и отец сидят на разных концах небольшой скамейки. Настраивают инструменты.
-Ти-инь...
-Дон-нн-ннн...
Фью-ю-ю-у...
Словно на птичьем языке разговаривают. Видно, как понимают друг друга. Подлаживаются.Струны то гудят телеграфной тайной,то звенят, как готовая лопнуть тетива . Затем оба согласно кивают головами и разом ударяют по струнам.
"Ой, утушка, моя луговая"...
Ощущение, что обвалились стёкла окон. Если не видеть игры, то впечатление целого оркестра. Как они умудрялись из шести струн на двоих извлекать голоса и духовых, и электронных, и струнных инструментов, как под их пальцами оживал терменвокс - я не знаю. Но это было столь мощное я красочное звучание, что Гаклахов забыл регулировать магнитофон. Выдавать такие фиоритуры и так по-человечески выговаривать слова балалайки могли только в руках великих музыкантов.
Это были великие музыканты.
И когда они, не сговариваясь, в долю паузы обменялись инструментами и продолжили игру, как ни в чем не бывало, я вообще онемел. Если бы не видел - ни в жизнь не поверил бы в такое.
И ведь что поразительно. До этого дня отец и Тихонович не знали друг друга. Собственно, они ещё не успели парой предложений перекинуться - а на языке музыки общались уже во всю широту фортепианной клавиатуры.
Да им и не нужны оказались слова.
Конечно, Галахов написал книгу, и все разложил по полочкам. Он написал, что Александр Тихонович и Устин Павлович - это яркие представители разных школ игры на народных инструментах. За спиной у каждого - вековой опыт создания и воплощения русской музыкальной культуры.
И тут поразительно то, как легко и сразу сочеталось в одной мелодии разность исполнения. И я подозреваю, что обмен балалайками на ходу был не ради удальства, а чтобы глубже понять свои способности и возможности инструментов.
А нынче обоих музыкантов уже нет. Отцовская балалайка хранится у меня в чуланчике.
И иногда я чувствую себя святотатцем, спрятавшим от людей церковный колокол.
Но об этом на нынешней встрече памяти Тихоновича я не рассказал. Мне всё ещё кажется, что завершения у этого рассказа пока нет...