Запись сорок четвёртая
Однажды, это когда я уже не пил, я едва не сжёг храм. В ту пору отец Олег доверил мне ключи. Под видом ночных обходов я приходил и молился. Молился ночи напролёт, начиная сразу после ухода рабочих и заканчивая, когда рассветёт. Неизменной спутницей моих ночных бдений была свеча. Её я отлил сам. Для этого я после службы собирал огарки, и когда накопился полиэтиленовый пакет, переплавил их, профильтровал воск, отделив от остатков фитилей, и залил в форму. Свеча получилась неказистой, но очень большой. Отец Олег, когда увидел плод трудов моих, рассмеялся, сказав, что даже такой, как я, столько не нагрешил. Его бы слова, да Богу в уши.
Новый фитиль пришлось делать из куска старого хлопчатобумажного шпагата – всё вокруг меня оказалось синтетическим и преспокойно горело безо всякого воска. Вот с такой свечой мы на пару и служили Богу, пока однажды она не опрокинулась.
Как это произошло, я не понимаю. Она и изначально-то была почти квадратной – высота свечи была чуть выше её толщины, а уж по истечении нескольких ночей стала ещё ниже, ещё устойчивей. Ставил я её на пачку пенопласта , который сам по себе не горит, и гореть не должен. Это я проверял сам, пытаясь растопить им печурку в своём вагончике. Пока его жжёшь спичкой - горит, как спичка погасла, переставал гореть и пенопласт. А тут и свеча упала, и пенопласт загорелся так, словно не был пропитан антипиреном. Копоть - в купол, вонь, как в аду, тускло-красные языки пламени освещают лики… Вот тут я, действительно, перепугался. И перепугался так, что не помню, как и потушил вспыхнувший, словно бумага пенопласт. Пока убирался, пока смотрел, не затлело бы где вновь, наступило утро. Выхожу из храма, а навстречу - рабочие и отец Олег. Работяги ржут, глядя на моё чёрное от копоти лицо, а отцу Олегу не до шуток. Рассказал ему, что да как, и пошёл в вагончик. Уснул на полпути к подушке.
Я до сих пор не могу понять, как это случилось.
Продолжение: http://www.proza.ru/2018/02/21/360