Я торопилась и, желая сократить путь, не стала делать крюк, чтобы выйти на асфальтовую дорожку, а побежала двором двухэтажного дома из красного кирпича. Добротный, построенный в середине 50-х, он уютно смотрелся сквозь старые деревья в любое время года. Но, особенно сейчас, на фоне схваченных позолотой крон.
Мой взор остановился на группе женщин, молчаливо, с выражением скорби, стоявших под большой берёзой. Каким-то, печальным очарованием веяло от них, укрытых почти до самой земли тонкими поникшими ветвями. Я знала их всех. Это были старые учителя и медицинские работники, для которых, как для местной интеллигенции, и был, в своё время, построен этот дом.
На мой поклон и вопросительный взгляд, в сторонку отошла Вера Антоновна, бывшая наша математичка, и шёпотом сообщила, что ждут «Ритуал». С минуты на минуту, должны привезти Маргариту Викентьевну, которая скончалась позавчера в областной больнице.
С выражением крайней озабоченности, она добавила: "Ключ она мне от квартиры оставила, когда «скорая» увозила, чтобы, в случае чего, взяла я адрес и телефон и сообщила сыну. На телеграмму не ответили. А телефон взяла женщина, которая известила, что по этому адресу Глеб Евгеньевич давно не проживает, но она даст телефон его сына.
Молодой человек, внук Маргариты Викентьевны, сообщил,что отец его умер, скоропостижно, ещё три года назад. У него, вроде бы, с матерью были сложные отношения. Насколько известно, по причине её давнего замужества. С бабушкой внук незнаком. Но, если у неё осталась квартира, то его адвокат потом свяжется с нотариусом, по поводу вступления в наследство.
О деньгах на похороны не было сказано – ни слова. Вот … школа хоронит. Прощание уже прошло в актовом зале. Но, полагается, по-человечески, в последний путь из дома вынести, ждём ", - горестно потупилась она.
***
Маргарита Викентьевна! Королева Марго! Это было её прозвищем в школе. Для краткости – просто, Марго. И, право, ей шло это имя.
Впервые я увидела её в начале пятидесятых, когда училась в 1 классе. В большом, недавно отстроенном здании новой школы, не ладилось в ту зиму с теплом. И нас, первоклассников-малышей, поместили в старом деревянном здании с печным отоплением.
В самом конце коридора, помещение бывшей учительской было отведено под квартиру учительнице русского языка и литературы, или, как она называла, словесности, Маргарите Викентьевне, с её сыном, Глебом.
Словно, чудное видение, впервые, мелькнула она предо мной в длинном, до пола, чёрном атласном халате, расцвеченном диковинными райскими птицами, заставив остановиться с раскрытым ртом. А потом, много раз, я видела её выходящей на уроки, с пышной замысловатой причёской, с тяжёлыми серьгами в ушах, на высоких каблуках и, обязательно, красивом платье. Только в кино я видела таких. И сын её, ученик 7 класса, ходил, как взрослый, в костюме с галстуком.
По рассказам мамы моей, появилась она в наших краях в начале войны, вместе с эвакуированными из Прибалтики семьями военнослужащих.
Похоронку она получила в самом конце войны, перед Победой.
Было бы странным, если бы имя такой красавицы обошла молва. Даже наших ушей, учеников младших классов, достигали слухи, что недавний выпускник нашей школы, золотой медалист, красавец Лёвушка Петровский, студент Автодорожного института, безумно влюбился в свою бывшую учительницу и сделал ей предложение стать его женой. А был он сыном всемогущей главы района, Петровской Варвары Тимофеевны. Марго только улыбнулась в ответ на легкомысленное предложение. Зато, мать пришла в негодование, пообещав немедленно устроить перевод учительницы из нашей школы.
Но,всегда тихий и послушный Лёвушка, ответил матери угрозой самоубийства, если она что-то предпримет против Марго. Разница в возрасте в 15 лет и сын-подросток его не смущали. Разговоров, признаться, было много. Слишком заметными были действующие лица.
Однако, и сын её, Глеб, отнёсся к появлению у матери молодого поклонника крайне болезненно, с юношеским максимализмом. Лёвушку отчимом или, хотя бы другом, признать отказался – наотрез!
А в конце пятидесятых, окончив школу, имея прекрасные внешние данные, он уехал в Москву и, с первой попытки, поступил во ВГИК. Только после его отъезда, Маргарита Викентьевна и Лев Николаевич заключили брак. Надо признаться, разница в их возрасте не бросалась в глаза. Слишком, ослепительна была Марго, и слишком обожал свою женщину Лёвушка.
Поводом для очередных пересудов стало необыкновенное явление в среде местной интеллигенции. Лев Николаевич завёл домработницу, освободив жену от монотонных домашних дел. Теперь готовила и стояла в утомительных очередях за продуктами пожилая «приходящая» соседка по дому, бывшая санитарочка Нюра. И то сказать, было ли время у преподавателя русского и литературы с привычными стопками школьных тетрадей, «на вторую домашнюю смену».
Мне случилось, как-то раз, по поручению завуча, побывать в их квартире. Это был тот самый дом из красного кирпича, построенный вскоре после свадьбы Лёвы, не без помощи смирившейся руководящей матери. Как теперь понимаю, Марго с большим искусством устроила своё семейное гнёздышко. Говорили, что огромный ковёр на полу – свадебный подарок свекрови. Золочёные корешки, со вкусом подобранных подписных изданий, свежий букет цветов на столе… Всё, на мой взгляд, дышало покоем и любовью.
Вероятно, так оно и было. Нередко, эту пару можно было встретить гуляющими в парке или у реки, что, в общем, не принято было в наших местах. Марго, помню, бывала в красивой шляпке с сеточкой, а Лёва – в элегантном костюме с жилетом. И, непременные, Театр оперы и балета в городе и Драмтеатр, как только афиша сообщала о новых гастролях.
Гораздо позже, в конце 70-х, когда я сама давно была замужем, мне пришлось с младшей дочкой, в дождь, остановить попутную машину. Случайно, это оказались они. В ту пору, их браку уже было более двадцати лет. Но от моего, опытного уже глаза, не укрылось, как ласково он положил свою руку на её ладонь, когда она вздрогнула от страха вылететь по скользкой дороге - на обочину.
Во времена моих старших классов, помню, Марго иногда заменяла нашу заболевшую Таисию Ивановну. От неё впервые услышала я любовную пушкинскую лирику, о которой ни слова не было в школьной программе тех лет – «Простишь ли мне ревнивые мечты»:
…Скажи еще: соперник вечный мой,
Наедине застав меня с тобой,
Зачем тебя приветствует лукаво?..
Что ж он тебе? Скажи, какое право
Имеет он бледнеть и ревновать?..
В нескромный час меж вечера и света,
Без матери, одна, полуодета,
Зачем его должна ты принимать?..
Она - первая, кто научил меня с л ы ш а т ь слово. Опять же, сверх школьной программы, блоковское:
И веют древними поверьями
Ее упругие шелка,
И шляпа с траурными перьями,
И в кольцах узкая рука.
Или перевод Эдгара По:
Шелковый тревожный шорох в пурпурных портьерах, шторах…
Даже сейчас, цитируя, слышу я её голос. Кажется, только теперь понимаю, какая богатая натура жила в этой прекрасной женщине. Сколько было в ней артистизма! Как смотрелась бы она на сцене! Может быть, не сумевшая реализоваться в этой деятельности сама, и благословила она на эту профессию Глеба.
Общих детей с Лёвой у них не случилось, и Глеб был главной её заботой, тревогой и гордостью. От Александры Ивановны, почтальонки, всем было известно, как регулярно высылала она денежные переводы в Москву на его имя, в течение многих лет. Хотя, как говорили, он играл уже в одном из московских театров. И первая его роль в кино! В фильме, снятом на Свердловской киностудии. Помню, мы ходили всем классом, по несколько раз, и восхищённо орали, узнавая в морячке с залихватским чубом, нашего Глеба. Большой портрет Глеба в этой роли висел в их квартире на самом видном месте. Марго обещала нам, когда он приедет, непременно, устроить встречу с ним. Но Глеб не приезжал никогда.
***
Всё рухнуло, как-то, сразу. Лев Николаевич умер в Исполкоме, где возглавлял отдел, прямо на рабочем месте в возрасте пятидесяти с небольшим лет. Марго, к тому времени будучи по возрасту на пенсии, намеревалась, наконец, оставить школу и заняться домом и мужем, который стал жаловаться, в последнее время, на сердце.
Тяжело перенесла она этот удар. А тут налетели, зловещие - девяностые. Я видела её однажды тогда. Она постарела. Но пышные, теперь седые волосы, по-прежнему украшала старомодная шляпка с сеточкой. И не хватало сил расстаться с каблуками. Марго ещё держалась. Когда же ей, совсем одинокой, чтобы купить себе ужин, пришлось продавать любимые подписные - Чехова, Лескова, Тургенева… Этого унижения пережить она не могла.
***
Подошёл катафалк. У нас это – автобус с траурной эмблемой и надписью «Ритуал». Вера Антоновна поспешила отпереть дверь квартиры Марго, и все остановились в нерешительности. Такой повеяло тоской и сиротством оставленного жилья. А на самом видном месте – большой портрет бойкого морячка с кудрявым чубом и приколотый под ним тетрадный лист с её последней надеждой, давно не существующим адресом и номером телефона.
Старушки проводили подругу до конца переулка и вернулись. Утирая слёзы, посовещались и на двух небольших кухонных столиках, здесь, под берёзой, стали собирать поминальное угощение. Чем Бог послал! Благо, денёк погожий выдался.
Фото из интернета.