-Люди искусства часто бывают импотентами.
-К моему Дане это не относится. Наливай, милый, давай выпьем за них и за тебя!
-А ещё у тебя были мужчины?
-Серёженька, бабы такие твари, что сразу всем подругам рассказывают о каждом новом своём хахале, а сколь-ко было у них мужчин всегда скрывают от мужиков, сво-их старых или новых хахалях. Об одном из них я тебе рассказала, а при второй встрече, расскажу о втором. И так каждый раз.
-А при двадцатой, о двадцатом, верно?
-А, может, и о тридцатом! За Вано, Даню и тебя, милый, Серёжа! У меня всё болит внизу от твоей работы.
-То ли ещё будет, милая! А вино хорошее! А я думал, что самые лучшие вина – молдавские.
-Теперь будешь пить грузинские, и вспоминать меня.
-Тебя и твою страсть - я уж, точно, не забуду!
-Это я твою страсть, твоё такое творческое использование способов и методов любви - не забуду! Мне, кажется, ты зарядил меня на целую вечность.
-А ты больше уже не хочешь?
-Хочу, глядя, на твоего красавчика. Не хотела говорить, но скажу. Такого красивого члена, как у тебя я не видела. Так и хочется его поцеловать.
-Так, целуй, не возражаю! А, что есть и некрасивые?
-У одного был кривой, как янычарская кривая сабля. Хоть, внутри, он даже лучше, чем прямой, но, всё равно, смотреть на такой – противно! Серёж, могу я тебя попросить об одолжении?
-Но я не знаю, смогу ли выполнить твою просьбу?
-Сможешь, если захочешь! Прежде чем меня «вять», возьми меня на руки и поноси по комнате. А я буду смотреть в твои голубые красивые глаза, и целовать их.
-А мои губы?
-А твои губы, я буду целовать, когда буду лежать на тебе.
Он взял меня на руки и стал носить по комнате.
141
Летние ночи короткие. А эта ночь была короче всех остальных. В шесть мы заснули и спали до десяти. А, затем ещё до двенадцати не могли оторваться друг от друга.
Пришла пора расставаться. Мы допивали последнее вино и неотрывно смотрели друг на друга.
-Люд, если я снова вырвусь в командировку, могу тебе позвонить?
-Да, конечно! Но я дам тебе только рабочий телефон. И когда будешь звонить, спрашивай не Люду, а Людмилу Павловну.
От него я уходила опустошённая. И душой и телом. Но особенно телом. Он высосал все соки из меня. Какая же встреча будет с Даней? Он сразу всё поймёт. И, может, прогонит к чёртовой матери!
Но мне повезло. Даня ещё не возвратился.
Я упала на кровать и проспала до семи вечера. Встала и сразу стала готовить травяную ванну. А через час под окнами затарахтел его Сириус.
Готовить я не стала, потому, что он, наверняка, из деревни, припёр много чего вкусненького.
Даня вошёл нагруженный двумя сумками. Я сразу бросилась ему на шею и стала целовать.
-Подожди, милая, дай освободиться от сумок! –говоря это, он отводил глаза в сторону, как когда-то Вано. И тот и другой - не умели врать. Слабостью, этого большого красивого мужика, была – ложь. Он не умел лгать. Ещё тогда, в первый наш приезд, в деревню, мне об этом говорила его мать, моя вторая свекруха, милейшая женщина. Значит, Данечка, где-то нашкодил! А где? Только там. У цыган. Раз он тайно увёз картину, то встречался с ней, своей красивой цыганочкой. А если встречался, то не переспать с ней, в просторных херсонских, вольных цыганских степях он не мог. Поэтому и отводит глаза. Дурачок! Если бы ему рассказать, что, за это время, со мной проделывал красавец Сергей, он бы ужаснулся! А, может, всё бы воспринял равнодушно?! Он же любит Мирелу, а
142
она его, но жить вместе они не могут, она, свободная птичка, не выносит клетки, а он домосед, трезвенник, не выносит красоту загулов, пьянок, бесшабашного веселья, без которых любовь – умирает!
-Данечка, как мамуля? Она не болеет? – я, тоже, не безвинная овечка, махала лисьим хвостом перед ним, стараясь загладить свою вину.
-Передавала тебе привет и очень сожалела, что ты не приехала. Уезжая, я даже её отругал.
-За что?
-Передала тебе пару бутылок вина, грузинского, которые она покупала к твоему приезду.
-А ты её не поцеловал за меня?
-Пять раз, хотя ты говорила мне, просто поцеловать маму за меня.
-Вот, бля...дь! – подумала я, а я, даже, и не говорила ему об этом. Следующий раз, когда он будет уезжать один, надо говорить ему об этом. Пусть целует, хоть сто раз свою мамочку, мне без разницы!
-Данечка, миленький, а ты есть хочешь?
-Нет, милая, не хочу! От нашей мамы разве уедешь голодным? Единственно чего я хочу, это принять ванну.
-Тебе приготовить?
-Ты так обо мне заботишься, что мне стыдно перед тобой?
-Разве за заботу стоит стыдиться? Тем более, если о тебе заботится, близкий тебе человек!
-Спасибо тебе Людочка, за всё, за всё, за всё!
-И за Сергея, который трахал тебя всю ночь, пока я был в деревне! – продолжила я его слова, (если бы он знал об этом и продолжал говорить.) Но сказала я это - мысленно. Не всё нужно говорить мужьям, даже любимым и любящим.
-Я пошла, готовить тебе ванну, а ты, милый, выложи из сумки сам, всё то, что тебе дала мамулечка.
-Люд, а ты не хочешь поесть, вареников с творогом, что передала мама?
143
-Я умираю от голода! Без тебя, любимый, пища не лезла мне в рот.
-Тогда, я разогрею тебе вареники, а себе сделаю отвар.
-Делай, что хочешь, а я пока постелю нам постель.
-Вареники готовы! Иди, ешь! А я пошёл в ванну.
Я открыла бутылку вина, киндзмараули, выпила бокал и стала уплетать вареники. До чего же они были вкусными, как губы Серёги, моего случайного залётного птенчи-ка. Какого птенчика? Птенчиком, неоперившимся, был, в то прекрасное время, мой Ванечка, дурачёк, так и не взявший меня, а Сергей уже тогда был орлом., только не вовремя выпустившим когти и упустившим меня. Интересно, какая ночь у меня сегодня будет с Даней? А он, «голодный» и точно полезет на меня. После Серёжки, Даня – пигмей! Лишь бы не выдать себя!
-Людочка, милая подойди сюда!
-Слушаю, Данечка, господин, принести ваш отвар?
-Люд, сядь со мной, я тебе хочу кое-что сказать. Исповедоваться. Облегчить душу.
-Дань, но я не поп! Тем более, баба. А бабы не бывают попами.
-Ты моя жена. Любимая! И поймёшь меня лучше всякого попа.
-И не возьму денег! Тебе принести отвар?
-К чёрту отвар? Принеси бокал вина, иначе, я не смогу сказать тебе, что хотел!
-Исповедоваться за свои грехи. Я знаю твой грех. Ты, за эти пару дней выжимал из Сириуса всё, что мог!
-И это было тоже. Тащи сюда вино!
Я взяла бутылку и пару бокалов и подошла к дверям раскрытой ванной.
-Ты, сейчас, выглядишь, как турецкий паша, но у тебя нет евнуха, я стану твоим евнухом. Дань, ты, правда, хочешь выпить вино, а не отвар?
-Хочу, Людочка, хочу! Наливай!
-Держи! И за что мы станем пить?
-За тебя! Чтобы ты меня простила.
144
Он залпом осушил бокал и через пару минут окосел. Спиртное всасывается в кровь, через сорок шесть секунд. Это я прочитала в журнале.
Он нежно взял меня за руку и стал гладить по ней.
-Дань, ты, как опытный самец, начинаешь обхаживать свою самочку. Но я, же в любое время тебе отдаюсь. Не трать зря время на ухаживания!
-Люд, я – подлец! Но я тебя люблю. Нет...
-Хер, от него вытащишь больше, - сказала я себе, если не заставить его хлебнуть ещё один бокал. Третий я ему не налью, потому, что не дотащу до кровати, а в ванной он сам утонет, как Дездемона, без Отелло. А ему я сказала:
-Дань, Не ври мне! Ты мне много раз говорил, что любишь, но, ни разу не выпил со мной за свою любовь ко мне. Если, правда, любишь, давай выпьем за твою любовь ко мне, за нашу любовь! – и я протянула ему полный бокал.
Мы осушили бокалы полностью.
-Люд, я – подлец! Я – предатель! Мне нет прощения!
-Ты предал Родину?! Стал иностранным агентом?
-Я предал тебя! Нашу любовь! Я, я ... согрешил...
-Как?
-Я изменил тебе с Мирелой. Нет, вначале я изменил ей, Миреле, с тобой, а потом ... в общем, я – запутался!
-Дань, я знаю, мы же договорились, тогда, что начнём жизнь с начала, с чистого листа. Я тоже тогда изменила тебе с тем цыганёнком, Гожо, кажется, его так зовут?
-Он передавал тебе привет, и, весь обкуренный, сказал, что влюбился в тебя, как мальчишка, хотя он и есть мальчишка, щенок!
-Ты видел Гожо? Ты был в таборе? Но ты, же мне обещал, что больше не станешь туда ездить!
-А я - ездил. Я предал тебя! Но, понимаешь, Люд, я люблю тебя и её, Мирелу! Я написал её портрет. Она мне ночью, однажды, когда мы спали на шкуре медведя, при-снилась молодой, такой, какой стала через три года, после
145
замужества и тайно пришла ко мне в субботу, в деревню. И мы любили друг друга на том сеновале, а потом в степи, когда я пошёл её провожать. Я три дня ходил, как чумной, а потом написал её портрет. А в пятницу увёз и отдал ей. И мы опять любили друг друга. И я привозил её к матери, которая истопила нам баню. И мы, там, любили друг друга!
-Вот, змея, подколодная, - подумала я, - им с Мирелой топит баню, а для меня готовит вареники из козьего творога! А, может, она их отравила или заговорила? Ведь её все в деревне зовут ведьмой и колдуньей! А, может, она их стряпала вместе с цыганкой? А цыганки тоже могут ворожить. А вслух я сказала:
-Дань, а Миреле тоже понравились вареники?
-Причём здесь вареники?
-А чем же вас мать кормила?
-Гусем с яблоками. Мы с Мирелой, «сгоняли» в соседнюю деревню и там купили гуся и яблоки. И мать приготовила. Ты меня простишь за всё это? Я – подлец!
-Данечка, мой родной, конечно прощю! Нет, уже простила. Подставь свои губки, и я тебя поцелую. Как они хорошо пахнут вином, киндзмараули! Выпьем ещё по бокалу?
-Мне один глоток. Я уже пьян.
Мы выпили. Он пол бокала, а я – полный. И меня тоже стало развозить, вернее я стала раскрепощаться. Он уже исповедовался передо мной. Я отпустила ему грехи, и ему стало легче. Теперь, и мне нужно перед ним исповедоваться, чтобы и он отпустил мои грехи. И, тогда, и мне станет легче.
-Дань, зря ты мне не показал картину Мирелы, которую написал! Ты больше не скрывай от меня, если пишешь чей-то портрет! Ты написал её голой, обнажённой?
-Что ты, милая! Весь табор любовался её портретом, а цыганский барон, её дядя, давал мне кучу денег за картину. Но, как я мог взять деньги за портрет любимой? А, если бы, я написал её обнаженной, меня бы там зарезали!
146
-Ты её ещё сильно любишь? Ладно, молчи, не отвечай! И люби её! Любовь великое чувство!
-Ты меня простила?
-Конечно, простила. Но ты меня, я знаю, не простишь! Только не выгоняй меня сегодня! Я уйду завтра. Хорошо?
-За что я тебя должен простить? Что за ерунду ты несёшь?
-Данечка, я тоже тебе изменила вчера. Я, в кафе, случайно встретилась с ним...
-Я знаю, Люд! Со своим Вано? Ты, так рвалась в это кафе! У вас встреча была намечена давно. Поэтому я туда не пошёл. Я тебя простил уже тогда, когда ты мне сказала о том, что собираешься идти на день рождения.
-И ты меня прощаешь, Данечка!
-Да, милая, ты же меня простила! – он ещё что-то бормотал, а я думала о своём:
-Ну, и хер с ним, раз так! – сказала я себе, какая разница Дане, кто трахал его Людку - Вано или Сергей. Не знаю, как трахал бы Вано, а Сергей, оказался лучшим моим ёб....м! Встал на первую ступеньку пьедестала. И я, не знаю, будет ли у меня ещё такой хахаль, который побьёт его рекорд? Дура я, что не отдалась ему в молодости!
Даня, с моей помощью, добрался до кровати и быстро заснул. Хорошо, что так получилось! Мне очень хотелось, чтобы эти сутки, принадлежали только нам: мне и ему, голубоглазому красавцу Сергею, и чтобы моё тело, в это время, никто больше не осквернял.
Я улеглась рядом с Даней, отвернула свою задницу от его задницы и заснула.
А на следующий день, я была звездой на нашей работе с девками. Весь день, урывками, в обеденный перерыв и на коротких перекурах, рассказывала им, что со мной вытворял Сергей. Но правды было в этом, на 70 процентов, а на 30 я – привирала. Но в их, девкиных, рассказах, бывает и наоборот. Правды всего на 20 процентов.
147
ПОЕЗДКА в КРЫМ.
Прошло ещё пару недель.
Однажды, за ужином, я спросила, предвкушая положительный ответ:
-Что, Дань, в субботу утром, как обычно к мамуле, через поляну?
-Нет, Люд в пятницу вечером в Крым, ты же хотела туда поехать?
-На мотоцикле?
-Зачем, когда туда идёт много автобусов и поездов!
-А мы чем поедем?
-Автобусом. Ближе. 260-280 км., до Симферополя, а там, до Ялты - троллейбусом. Ещё чуть больше 80 километров. Я взял билеты на ночной рейс. Почти в двенадцать ночи. Ехать около шести часов. Утром мы уже будем в Симферополе, а оттуда ещё чуть более 80 километров до Ялты. Дорога красивая, будем ехать, и любоваться пейзажами. Я наметил посетить Никитский ботанический сад и Массандру. А, ближе к вечеру, поедем в Ялту, походим по набережной, и, если будет чем уехать оттуда по воде, вернёмся морем. Если тебя не укачивает на море.
Я не могла дождаться конца работы в пятницу.
Без десяти двенадцать, ночи, автобус тронулся. Пассажиры ехали, в основном, до Симферополя. Мы, вначале, смотрели в окна, но там ничего интересного не было и мы, как и многие пассажиры, заснули. Только сзади, в последнем ряду, две пары влюблённых целовались и смеялись. Но на эти шалости, пассажиры, утомившись, перестали реагировать. В транспорте, я - всегда, хорошо сплю! Просыпалась несколько раз и тут же засыпала.
В Симферополе на вокзале сразу пересели на троллейбус. Они ходили часто и в них такой давки и уплотнённости, как в Херсоне - не было!
Вначале троллейбус петлял по змеевидной горной дороге, которая во многих местах была разбита.
Я думала, меня укачает, но зрелище было красивым, и я обо всём забыла, любуясь пейзажами.
148
Часа через полтора, между гор и лесом, на них, стало появляться море.
-Привет, море! – сказала я ему. – Мы, вроде, подружились с тобой, но ты, море, почему-то, не хочешь научить меня плавать?!
-Да, не хочу! За - Вано! Ты его предала! Теперь, я жду удобного момента, чтобы тебя утопить!
-Но я уже полюбила тебя, море!
-Ты – коварная женщина и уже любила многих. А, сейчас, спуталась с этим бездарным мазилой – Даней. Единственно, что он умеет, это гонять на своём драндулете и махать колонковой кисточкой, что у него в штанах. За эту
149
кисточку ты его и любишь! Если бы он был маринистом, то я, море, было бы не против, что ты с ним спишь! Но он не любит писать море! Как и ты, не умеешь сочинять стихи, так, как сочиняет он, мой лучший друг - Вано.
-Пока мы едем и я, с окна троллейбуса, любуюсь тобой, попробую, что-нибудь сочинить, но твёрдо не обещаю. Я, ведь, не поэт, как мой Ванечка!
-Пробуй, а если сочинишь хорошее стихотворение обо мне, то, тогда, я не стану тебя топить. А в подмогу тебе посылаю свой лёгкий бриз, Ветерок, чтобы тебе не было жарко. Летнее Крымское солнышко начинает припекать и подогревать мою воду. Когда она холодная, желающих плавать становится меньше и мне одиноко.
Шалун Ветерок тут же прилетел с моря и стал целовать мне шею и лицо.
Мне было так хорошо! А Даня продолжал меня просвещать. Хотя, я, почти не слушала его болтовню:
-Морская стихия – неиссякаемый источник вдохновения для художников и творческих людей. Маринистов много, но мне больше всех нравятся, наш русский И. К. Айвазовский, который является одним из самых замечательных представителей русской и мировой маринистики.
Картины И.К. Айвазовского: «Девятый вал», «Бриг «Меркурий», атакованный двумя турецкими кораблями», и «Восход солнца в Феодосии» известны всему миру. Это
150
сокровища мировой живописи. Картинны, практически – бесценны!
И.К. Айвазовский, пожалуй, самый известный маринист, не только в нашей стране, но и во всем мире. Его работы – настоящие шедевры, а сам он гений, не только технического исполнения стихии, но и отображения её тонкого характера.
-Даня, а он, что гомосексуалист?
-С чего ты взяла, Люд?
-Ты же сам сказал – маринист! Что ты хохочешь?
-Маринист – от итальянского слова (ит. marinista) – художник, изображающий морские виды, пейзажи.
-А ты писал морские пейзажи?
-Пробовал. Но у меня они плохо получаются.
151
-Потому, что ты не любишь море! Если бы Вано умел рисовать, он бы писал лучше Айвазовского!
-Опять ты со своим Вано! Только о нём и думаешь!
-Не только! Совсем не думаю. Вот увидела море и вспомнила. Продолжай рассказывать о своих маринах.
-Маринистах. Есть ещё два хороших русских мариниста: М.А Алисов. Он написал картину - «Морской пейзаж». И Боголюбов А. П. У него две знаменитые картины: «Последние минуты императорской яхты Ливадия», и «Берег близ Сорренто».
152
Его работы считаются академическими, а сам он был профессором живописи и достаточно влиятельным человеком своего времени. Внук писателя А.Н. Радищева, он был художником Главного морского штаба, занимался благотворительностью, в пользу вдов художников.
А из - зарубежных, пожалуй, самый знаменитый - Клод Жозеф Верне, французский живописец. Он ещё при жизни прославился, как мастер изображения морских бурь. Его картины украшали дворцы, а сегодня находятся в коллекциях самых крупных музеев Европы.
Его картины: «Кораблекрушение во время шторма», и
153
«Буря у скалистого берега».
-Дань, а море тихое, тихое. Даже нет ряби на нём.
-Люд, ты меня слушаешь?
-Одним глазом. Вторым я смотрю на море. Оно приглашает меня в гости. Поплавать.
-Ты же не умеешь плавать!
-Море хочет меня утопить.
-За что?
-За то, что ты – не мария, то есть маринистка.
-Маринист. Я не баба! Что ты на меня ополчилась?
-Ты, своей болтовнёй всё время мешаешь мне разговаривать с ним!
-С твоим Вано?
-С морем! Оно только хотело признаться мне в любви, а ты помешал.
-И о чём вы разговариваете с морем?
-Я обещала морю написать стих о нём, но у меня ничего не получается, потому, что ни ты и ни я - не любили так море, как он!
-Твой Вано?
-Твой Айвазовский, со своим двадцатым валом. А, кстати, почему картина называется девятый вал? Нет, ты, конечно, не знаешь! Был бы Вано, объяснил.
-Почему, ты решила, что я не знаю?
154
-Потому, что не такой начитанный, как он. Ты же книги не читаешь!
-А ты - постоянно читаешь и не знаешь! А я, как раз знаю и тебе объясню.
Девятый вал – самая высокая, а потому и самая опасная для кораблей волна во время шторма. И, кстати, более опасна она для крупных, длинных кораблей, чем для мел-ких суденышек. Маленький корабль еще имеет шанс взобраться на вершину водяной горы, наступающей на него, и скользнуть оттуда в страшную пропасть. Страшную, но уже безопасную. А вот большой корабль может поломаться под собственной тяжестью на этой самой вершине, если корабельный корпус слишком высоко вынырнет из воды. Поэтому сухогрузы и танкеры, если уж их застала буря в открытом море, более охотно рассекают штормовые волны, принимая на себя удары обрушивающейся сверху воды, но на гребень волны, особенно высокой, не забираются. Впрочем, удар удару рознь. Иной раз крупные корабли ломала как раз сила обрушивающейся на него массы воды.
-Не думала, что ты так доступно мне объяснишь, милый, спасибо Данечка! И долго мы ещё будем пилить на троллейбусе? У меня уже болит задница, от сидения.
-После этого поворота, через, полтора-два километра, наша остановка. Насколько я помню, ты, горела желанием, посмотреть Никитский ботанический сад
155
и тот санаторий, где лечился он.
-Я хотела посмотреть всё, всё, где ступала его нога. Айвазовского, а то, ты опять приплетёшь сюда Вано.
-Научилась выкручиваться?
-Мне кажется, мы уже, по-настоящему, начинаем становиться полноценными мужем и женой, раз начинаем «собачиться». А что станет с нами лет через десять? После нашей совместной жизни?
-Мы с тобой столько не проживём!
-Что, я уже тебе начинаю надоедать?
-Пока, нет! Но, лет через пять, ты меня – съешь, слопаешь, своими придирками.
-Я, ещё, пока, к тебе не придираюсь, а вот появится у нас совместный малыш, я, тогда, за него, начну тебя грызть! Данечка, ты хочешь малыша?
-А, ты?
-Хочу! Девочку. Сделай мне маленького! Давай, здесь, в Ялте, и заложим фундамент. Я, на берегу моря, при такой красотище, так тебе отдамся, что наша девочка, ста-нет самой красивой и умной из всех детей!
-Люд, давай, отложим до того времени, как распишемся. А то, вдруг твой муж не даст развод!
-Плевать я на него хотела! По закону, если одна сторона, в браке, не желает больше жить вместе, то – разводят. А я с ним жить – не хочу! И никогда не буду!
156
-Наша остановка. Выходим. Сойдём, спустимся вниз и сразу попадём в Никитский ботанический сад.
-А в Ялту поедем? Вано мне писал, что ночная Ялта – красавица!
-Как – ты! Нет, ты – красивее!
-Смейся, смейся! Вот, найду красивого, отдыхающего красавца-самца и сбегу от тебя с ним.
-Люд, а я – не держу! Можешь, прямо сейчас!
-Дурачок, я тебя люблю!
-Ты любишь своего Вано!
-А ты свою Мирелу, кобылу цыганскую!
-Милая, давай не будем переходить на оскорбления! А то, действительно поссоримся.
-Мир! Поцелуй меня!
-Здесь, при людях!?
-А говорил, что любишь! Дай твои губы!
-Ты, определённо – сумасшедшая! Пошли. Вот сюда. Вниз. По ступенькам. Зря ты надела туфли на каблуках!
-Ой, спасибо, что напомнил. Сменю на босоножки. Я, готова, мой милый гид. Показывай местные достопримечательности, гид-любовник!
Я была в восторге. Такой красоты я нигде и никогда не видела! Хорошо, что не уничтожила письма Вано, которые он мне присылал отсюда, с этого райского уголка. Если здесь так красиво, как же красиво там, у него, в его Кобулети, где он вырастал. Надо уговорить Даню, съездить туда во время очередного отпуска. Нужно быстрее разводиться с Володькой и всю себя отдать Данечке. Хорошо бы он мне сделал ребёнка! Гад, пока, кочевряжиться, но в этом любая баба перехитрит мужика! Было бы – желание! Но, здесь он прав! Не нужно торопиться. А то, вдруг цыганская кобыла умыкнёт моего жеребца!
А вот и этот каскад с рыбками, о котором, писал он, Ванечка. Он здесь кормил рыбок. Они брали хлеб из рук.
-Дань, давай покормим рыбок из рук. Держи хлеб, остался от бутербродов.
-Рыб, кормить - здесь нельзя!
157
-Кто тебе сказал? Нигде не написано.
-Милая, при входе. Там, у кассы, где мы брали билеты. и ещё, не вздумай срывать цветы или листочки. Это – заповедник и охраняется законом.
-Ты, можешь отойти. Я покормлю их сама. Смотри, смотри, правда, берут из рук! Мне писал об этом Вано.
-А вот эту полосатую он гладил. А эта, золотистая, обещала ему полцарства, но только уплыла и не дала!
-Ты у меня тоже ночью будешь просить, кое-что, а я тебе – тоже не дам! Смейся, смейся! Посмотришь!
-Люд, не смеши! Я тебе только его покажу, ты сама на него запрыгнешь! Пошли лучше в беседку, из которой писал свои картины Айвазовский!
-Пока, рыбки! Я к вам ещё вернусь!
-Дань, а мне нравится ещё один маринист, о котором ты не рассказывал - Куинджи. Я видела его картину «Лунная ночь на Днепре».
-И где ты там видела море?
-Днепр тоже же, вода!
-Люд, повторяю, маринисты пишут картины, связанные не просто с водой, а с морем. А Днепр – река! А он, Архип Иванович Куинджи русский художник, греческого происхождения, мастер пейзажной живописи. Но о море он не писал картины.
158
-Но у него всё впереди. Ещё напишет.
-Люд, не смеши! Иногда почитывай мои брошюры и книги о художниках. Куинджи родился в 1842 году, в Мариуполе, а умер в 1910 году, в Санкт-Петербурге. А то ляпнешь, где-нибудь такое, и опозоришься. Ведь ты – жена художника!
-Пока не жена, давальщица. Хрен с ним! Дань, смотри, какая красивая беседка!
-К ней мы и шли.
-Как здесь здорово? Какой красивый вид отсюда! А что там внизу, вдали?
-Ялта.
-Дань, я хочу здесь жить, в этом райском уголке.
-В этой, всесоюзной плевательнице?
159
-Почему, ты так говоришь?
-Потому, что здесь кругом лечебные санатории. И, он, твой Вано, лечился здесь от туберкулёза!
-Он – не мой! Потому, что здесь лечился. А, теперь - ты мой! Ты ведь нигде не лечился?!
-Лечился. В Херсоне, после той аварии. Но больше уже лечиться не буду! Особенно в туберкулёзном санатории. Кстати, ты хочешь пойти в санаторий, где лечился твой Вано? Он совсем рядом. Мы, также поднимемся на дорогу, на ту остановку, где сходили с троллейбуса, пройдём метров триста и потом спустимся прямо в санато-рий. Пойдём?
-А мы не заразимся?
-Ты – большой и глупый ребёнок!
-Я на тебя заявлю в милицию!
-Что, я сделал?
-Трахаешь, ребёнка, потому, что этот ребёнок глупый, а ты его совращаешь.
Он схватил меня своими лапищами, прижал и стал целовать.
-Что ты делаешь? На нас все смотрят!
-Здесь, никого нет. Последние посетители ушли.
-А деревья, цветы, солнышко? А птицы, думаешь, они поют? Это они нас осуждают!
160
Продолжение 8 следует.
Уважаемые читатели! У меня ещё порядка шести тысяч стихов, которые ждут, чтобы их прочитали. Почти, закончена СЕДЬМАЯ книга Жизнь поэта. Написаны, но просятся в интернет ЧЕТЫРЕ книги «Жизнь после Жизни» о загробном мире. Но времени остаётся мало. Мне 78 лет. Было 4 (четыре) инфаркта. Слава Богу, что не инсульт. Пенсия 14 тысяч. Еле хватает на жратву и ЖКХ. И часть на плохие лекарства. На хорошие - денег нет! Почти все российские поэты умирали в нищете. Кладу перед Вами шапку, как нищий у церкви, на паперти, оставляю свой номер расчетного счёта. Только я не прошу, как милостыню, а мизерное (можно по десятке или по полтиннику) вознаграждение за свои произведения. Кто мимо пройдёт, не обижусь! Кто плюнет в шапку – тоже! Значит, заслужил.
Моя карточка (пока совершенно пустая). Кто хочет ещё N–ное количество времени читать мои стихи и прозу, вот мой номер карточки: 63900262 9002342946 Набережные Челны Сбербанк. С уважением к ВАМ автор Иван Капцов.
мой сайт:
www.kapczov-stihi.ru
На Стихи. ру публикуются мои стихи.