Александр Сергеевич Суворов
О службе на флоте. Легендарный БПК «Свирепый».
2-е опубликование, исправленное, отредактированное и дополненное автором.
110. Годковский закон. 67-й ОДСРНК ДКБФ. 03-05 апреля 1972 года.
Сводка погоды: Калининград, понедельник 03 апреля 1972 года дневная температура: мин.: -1.°C, средняя: 4.2°C тепла, макс.: 8.7°C тепла, 5.8 мм осадков; вторник 04 апреля 1972 года дневная температура: мин.: 3.5°C, средняя: 4.4°C тепла, макс.: 6.1°C тепла, без осадков.
В понедельник 03 апреля 1972 года с утра всё было, как обычно: подъём, физзарядка, утренний туалет, уборка коек, завтрак, политзанятия, приборка, обед, "адмиральский час" для ДМБовских годков призыва май-июнь 1969 года и годков призыва ноябрь-декабрь 1969 года, а остальные подгодки и молодые матросы, тоже, как обычно, занимались кто чем или выполняли указания командиров боевых частей, командиров отделений и годков. Я ожидал каких-то последствий после вчерашнего комсомольского собрания, но пока ничего не происходило. Я подумал: "Может быть, пронесёт?" и к ужину почти совсем успокоился, а к отбою (к 23:00 - автор) вообще уверился в своей "победе", но сразу после отбоя и после того, как все в кубрике-казарме затихли, задышали ровно во сне, кто-то тихонько тронул меня за плечо и чья-то рука поманила меня вниз, с моей койки на втором ярусе...
ДМБовские годки и некоторые годки осенние годки призыва ноябрь-декабрь 1969 года ждали меня в комнате дежурного по низам. Самого дежурного мичмана не было, а за его столом, на столе, на стульях и табуретках разместились годки, настоящие военно-морские годки. В казарме и в комнате дежурных было прохладно, поэтому многие поверх тельняшек накинули чёрные шинели, бушлаты и годки были очень похожи на тех революционных матросов-анархистов, которые на броненосце в Кронштадте встречали в фильме "Оптимистическая трагедия" большевистского комиссара. Стул или табуретку мне не предложили, поэтому я остался стоять почти в середине комнаты перед годками. Двери позади меня закрыли собой двое годков.
Я лихорадочно пытался спросонья осознать ситуацию, почувствовать нерв настроения, ощутить запах и волну агрессии и тревоги, но почему-то страх не появлялся, не было ощущения, что меня будут бить, скорее будут жёстко пугать и разговаривать. Поэтому я не стал опускать голову, а решил напоследок внимательно разглядеть лица и выражения лиц этих взрослых парней. Я очень старался, чтобы мой взгляд был не бегающим, не порхал с лица на лицо, а был неторопливым, внимательным, серьёзным, как у моего отца, Суворова Сергея Ивановича, когда он одним только взглядом как бы вопрошал: "Ну, что? Слабо?".
Не знаю, что повлияло на собравшихся, может быть, моё напряжённое молчание, тяжёлый взгляд, отсутствие страха и паники, но ребята вдруг стали переглядываться друг с другом, отводить глаза в сторону, шевелиться. Только один из ДМБовских годков с густыми чёрными усами под носом (он ими очень гордился и страшно боролся с командованием за разрешение оставить ему эти усы - автор) также внимательно и тяжело, не отрываясь, смотрел прямо мне в переносицу. Вот на него-то я и сконцентрировал свой взгляд и всё своё напряжённое внимание...
- Суворов, - сказал усатый ДМБовский годок. - Ты, конечно, фамилию имеешь знатную, фартовую, только ты ведь не Суворов и не потомок генералиссимуса, верно? Ты кто? Рулевой? Матрос? Служишь по первому году? Ты хоть знаешь, кто ты по годковским законам? Чего ты молчишь? Ответь народу или зассал?
Я молчал. По нашим уличным законам и правилам ведения "пацанской" беседы не принято отвечать сразу, отвечают, как правило, на второй или третий вопрос-требование...
- Да он салабон! - вскинулся кто-то из годков сбоку. - Он же салага! Карась! Дух вонючий! Он же ничего ещё не знает! Он даже не знает, что такое годковский закон!
- Ты в какой учебке курс молодого бойца проходил? - спросил меня усатый ДМБовский годок, не обращая внимания на добровольного помощника.
- В Пионерске, в 9-м Флотском экипаже, - коротко ответил я.
- Точнее, салага! - повысил голос Усатый (так теперь я его буду называть - автор).
- Во втором отделении третьего взвода второй роты 9-го Флотского экипажа, - я счёл нужным по-военному доложить, чтобы изначально не торпедировать ситуацию.
- Это правда, что ты был там сразу назначен командиром отделения? - спросил Усатый.
- Правда, - опять коротко ответил я, приняв решение не вступать с Усатым в длинные разговоры и совсем не реагировать на "выкрики из зала".
- А правда, что у тебя в отделении служил Ваня Пецко? - спросил кто-то за моей спиной.
- Правда, - ответил я и очень удивился, потому что о нашем почти двухметровом Ване Пецко с уровнем развития 15-летнего пацана я никому ничего не рассказывал.
- Это ты организовал своих в отделении и отбил женщину у годков, когда они хотели с нею поиграть в лесу? - снова спросил меня Усатый.
- Я! - больше я не хотел отвечать на их вопросы и решил уйти в "молчанку", потому что пора было уже узнать, чего они хотят от меня...
Годки молчали. Потом зашевелились, начали переглядываться, обмениваться шёпотом друг с другом и Усатый начал грозно поглядывать то на одного, то на другого.
- Ты, Суворов, нормальный пацан, - наконец серьёзным и совсем не грозным тоном начал говорить Усатый. - Это видно сразу. Только ты глупый пацан, потому что не понимаешь своего места в жизни. Ты пока ещё салага, карась, дух, как тут правильно заметили. Ты знаешь, что такое дух на годковском языке?
Я промолчал...
- Серый, скажи ему, - предложил Усатый одному из годков с белобрысыми волосами.
- Дух или душара - это матрос отслуживший менее 6 месяцев, - сказал Серый (Сергей Большов - автор). - карась - это матрос отслуживший срок до 1 года, борзый карась - это матрос отслуживший от 1 до 1.5 года, полторашник - это матрос отслуживший от 1.5 до 2 лет, подгодок - это матрос отслуживший от 2 до 2.5 лет, годок - это матрос отслуживший от 2.5 до 3 лет, а ДМБовский годок - это годок после Приказа о ДМБ, который ждёт увольнения в запас. Понял, душара вонючая?
- Погоди, Серый, не спеши, - сказал Усатый. - Дай ему время усвоить. Так вот, Суворов, Серый прав, ты по сроку службы ещё дух или душара, потому что ты даже шести месяцев на флоте не отслужил. Только у меня ещё один вопрос. Как ты без учебки рулевым стал, да ещё сразу же на БПК "Бодрый" попал, да к тому же сразу в море оказался?
- Я в Севастополе учился в Морской школе ДОСААФ, - уже свободно и с ноткой уверенной гордости ответил я, - а на БПК "Бодрый" и на выход в море попал случайно, так получилось по программе ходовых испытаний.
- Я знаю, что ты был "Отличником ДОСААФ", - сказал Усатый, - а где твой значок отличника?
- Годки в 9-м Флотском экипаже украли, - ответил я и прямо взглянул усатому в переносицу.
- А что у тебя ещё украли годки? - уже с угрозой спросил Усатый.
- Всё, - ответил я коротко и с вызовом. - Весь аттестат, все личные вещи, даже почтовый набор и бритву механическую.
- Значит плохо хранил, - немного помолчав сказал Усатый. - Ладно, Суворов, мы тебе сейчас кое что расскажем, чтобы ты уяснил, что можно, а что нельзя, как быть и что делать. Запоминай, Суворов, второй раз говорить не будем. Поймёшь - хорошо, не поймёшь - тоже хорошо, на флоте не задержишься, домой попадёшь, только вот сколько ещё проживёшь - неизвестно. Ты понял, Суворов?
Вот тут-то я и понял, что пришёл "край" и что мне теперь отсюда можно выйти только либо победителем, либо с отбитыми почками и другими повреждениями внутренних органов. Только я хотел ответить, что мол, понял, конечно понял, как какой-то озорной внутренний голос голосом моего старшего брата выпалил...
- Я за понял год сидел, ты понял!
От неожиданности все присутствующие разом засмеялись, а из коридора испуганно заглянул в дверь дежурный мичман по низам. Усатый грозно и быстро на всех шикнул и годки разом замолчали.
- Хорошо, что понял, - вкрадчивым голосом сказал Усатый. - Серый, расскажи ему, что такое наш годковский закон.
- Ты такой гоношистый, Суворов, потому что не служил на эсминцах проекта тридцатка-бис, - начал рассказывать Серый (Сергей Большов - автор). - Вот где годковщина была! У нас на эсминце всё было не так как здесь, всё было по настоящему, без "бэ". Спали между машинами на пойолах, на трубах, на узких койках в тесных кубриках, жрали тоже там, на коленках, служили, как черти, и сам чёрт нам был не брат. Никого не боялись, люто ненавидели врагов и готоы были жизни отдать за победу. Понял?!
- Да понял, он, понял! - с досадой Усатый прервал блатной тон Сергея (Сергого). - По делу базарь!
- У нас на эсминце экипаж был не такой, как здесь, все были по своим местам, каждый знал свой шесток, сидел и не чирикал. Офицеры были строгие, но справедливые, мичмана, конечно, сундуки кованные, но тоже работяги и лямку тянули, как и мы, а матросы и старшины все как на подбор - строго по срокам службы и по ранжиру - караси, салаги, молодые, полторашники, подгодки и годки. ДМБовских годков вообще никто не смел пальцем тронуть.
- Командир корабля и замполит формально против были годковщины, но неформально опирались на годков, потому что те держали всю команду в руках, как в тисках. Порядок был. Никакой бузы, никакого шухера, все было тип-топ, в полном порядке.
- Ты помнишь? - вмешался в разговор ещё один ДМБовский годок, - как мы тогда жили? Благодать! Блеск, будь здоров как! Чуть какой непорядок, старшина "бычку" (командир боевой части - автор): "Будь спок!" и на тебе, будьте-нате, всё в ажуре, все вопросы решали меж собой!
- Да! - подхватил с жаром ещё один годок. - Клёво было: годкам - лафа, подгодкам - козырно, полторашкам - круто, молодым - нормалёк, салагам и карасям - по справедливости и по закону. Каждому своё, оттягивались окейно, умирать не надо, всё было чики-пуки, не так как сейчас.
- Только замполит был против годков и старпом нас не поощрял, - напомнил всем Усатый. - Забыли?
- Годки, Суворов, разные были, всякие, в том числе и дураки, тут ты прав, - сказал Усатый. - Но мы беспредела не допускали, с ними особисты разбирались, забирали, куда следует, но туда им и дорога, сами напросились. Но годковщина, Суворов, была, есть и будет, её никогда никто не победит, потому что она в природе человеческой. Понял?
Я в ответ только кивнул годовой, чтобы не сердить разволновавшихся воспоминаниями годков.
- Ты прав, салабон, - задумчиво сказал Усатый. - К нам приходили блатные ребята, пытались становить свои порядки, песни пели, по фене ботали, всякие там наколки рисовали, бузу устраивали, но мы их быстро скрутили в бараний рог, потому что в море ходили, а в море не ботать надо, а работать, служить. Тут ты прав, салага, прав.
- Но ты пойми, - обратился он ко мне и одновременно ко всем остальным. - Годковщина на флоте - это традиция, морской закон, основан на корабельном уставе и на субординации, на штатных расписаниях и не на личных качествах моряков, а на строгой иерархии по должностям и срокам службы. На корабле как в зоне или в тюряге - деление на "паханов" и "шестерок", "фраеров, воров и сук".
- Если ты не вор, то ты фраер, пижон и салабон, а фраеров воры давят. Если ты хоть одного годка заложил, то ты сука и тебе на корабле ни места ни житья нет, понял? Если ты пахан, то есть годок в авторитете, да ещё при должности, то ты король на именинах и жизнь твоя сплошная лафа. Тебя никто не судит, ты - судишь, имеешь право, понял? А если ты ссучился, лоханулся, подставился, опустился ниже комингса, не служишь, а прислуживаешься, то ты шестёрка на побегушках, гниль подкильная и место тебе под пайолами.
- Запомни, Суворов, флотская служба человека проверяет и метит, как боженька, знаком, кому богово, кому кесарево, а кому парашу мыть. Другого не дано, так что от человека зависит, как он и что выберет, станет у него силы выдержать испытания посвящения в моряки, - будет моряком, не станет - не взыщи, туда ему и дорога, сам виноват, море слабых не любит, оно их всё равно топит, хоть в море, хоть на суше...
Все собравшиеся слушали Усатого молча, внимательно, с пониманием и после этих слов в тесной комнате дежурки стало жарко.
- Водить дружбу с моряком не своего года призыва по морскому годковскому закону не положено, можно, но не принято, только со своим одногодком, одного времени призыва, - продолжил рассказ Серый (Сергей Большов - автор). - Положено дружить только со "своим годом", одногодком, это требование строгое и должно соблюдаться.
- Всех новоприбывших на корабль называют "духами", даже если они уже служили некоторое время. Новичкам-духам по годковскому закону положено быть скромными, не светиться, не высовываться, по кораблю не ходить а бегать, приказы исполнять только бегом, быстро, охотно и беспрекословно. Духи должны уметь растворяться в воздухе, не мешать и не встревать никуда, а по первому зову духи должны тут же появляться и быть готовыми выполнить любой каприз годка, требование подгодка, просьбу полторашника и прислушиваться к молодым. Духи только с салабонами салагами могут шашни водить, понял?
- Духов положено "учить", - сказал кто-то из годков со стороны. - У нас на эсминце духов годки учили. Система обучения духов была простая: годок или подгодок по желанию годка задавал духу вопрос по устройству корабля. Ответ, естественно, был либо неправильный, либо не принимался годком. После этого следовало традиционное годковское: "Душара! Бегом побежал и узнал, что в том посту (тамбуре, отсеке, командном пункте - автор) находится, потом найдёшь меня (или подгодка - автор) и доложишь. На всё про всё три минуты. По трапам бегом, марш!".
- Ох, сколько я так побегал, прежде чем узнал корабль, сколько шишек набил на своей лысой голове! - воскликнул со смехом один из годков. - Только всё на пользу, на пользу оказалось!
- Запомни, Суворов, - опять веско сказал Усатый, осекая взглядом смешливого товарища. - "Духи" должны бегать по кораблю, летать, как привидения, если кто идёт из экипажа по коридорам, дух должен влипнуть, вмазаться в переборку, стать невидимым, духам положено драить палубы и медяшки, красить переборки, мыть умывальники и гальюны. Духи - это новички, чернорабочие экипажа корабля, духам положено быть рабами годков, понимаешь? Не нами это заложено, это закон!
- Но перестать быть духом очень легко, - сказал примирительно Усатый. - Если дух проявит свою физическую силу, мужество, стойкость, смелость, а то и нахальство, если быстренько выучится, станет многое знать и понимать по службе, если перестанет тупить, начнёт соображать по делу, работать без подсказки, то годки его могут повысить до борзого карася или даже до молодого.
- Конечно, ограничение по сроку службы дух не перескочит, но отношение к нему годков, подгодков, полторашников и молодых изменится, это точно. Главное, что духу теперь доверия будет больше, вот в чём дело, Суворов...
- Закон моря, Суворов, суров: "Виноват, ядро на шею и в воду!". Конечно, сейчас в море с грузом на шее не бросают, это я так, фигурально, но закон остался, поэтому, если ты виноват, то годки тебя осудят и накажут. А как иначе? Не нарушай закон и служи себе нормально. И в корабельном уставе это есть, ведь так, Суворов?
Усатый хотел узнать, слушаю ли я его, но я только молча кивнул головой - ещё не время соглашаться с годками...
- Ты вспомни, Суворов, школу, вспомни! - продолжал вещать Усатый, а Серый (Сергей Большов - автор) уже нетерпеливо ёрзал, желая самому продолжать излагать годковский закон. - Там тоже своя табель о рангах: младшие школьники, старшеклассники, вожатые, учителя, завуч, директор школы. Всё как на корабле! Все учились в своих классах и терпеливо ждали, когда они перестанут быть первоклашками и станут старшеклассниками. Так и здесь, - приходят пацаны на корабль, побегают духами-призраками с полгода, а там и новый уровень, а тебе на смену новые духи пожаловали и теперь ты им в спину орёшь: "Бегом по трапу, душара!". Так принято, Суворов, принято, и не нами.
- У нас на крейсере дух даже через полгода службы ещё был почти никто, - вступил в разговор один из ДМБовских годков. - Так, что-то среднее между духом и салагой. А салагами у нас называли тех, кто отслужил на крейсере полгода, им уже доверяли быть бачковыми и черпаками или чумичками разливать борщ по мискам. Не дай бог салага ошибётся и недодаст годку его годковскую порцию! Тут же чумичкой в лоб получал! Оттого его (духа или салагу) чумичкой и звали...
- Запомни, Суворов, - продолжал Усатый, не обращая внимания на соседей. - Духу, карасю или салаге в увольнение на берег ходить не положено. На почту, вместе с БЧ, на переговоры - это да, пожалуйста, а на улицу Нансена в Калининграде к девчонкам, нет, не положено. Запомни. А знаешь почему? Потому что духи, караси и салаги ещё глупые! Напорются на девок, глазищи выкатят, перцы свои вытащат, а потом на корабль заразу всякую несут. Оно нам, годкам, это надо? Не надо, никому не надо.
- Но салаги уже кое-что знают о корабле и знают службу, поэтому их начинают годки "школить", то есть учить уму-разуму. Салаги должны знать своё заведование не хуже годка, понял! Они уже должны отвечать на любой вопрос годка, мичмана или офицера, но сидеть в кубрике в присутствии годка они ещё не могут, не положено.
- Салаги, караси, особенно борзые караси и салаги, уже могут "шхериться" и бегать от годков, офицеров и мичманов. Им это не положено, но они уже бегают, ну и пусть бегают, на корабле далеко не убежишь, а от годка и подавно никуда им не деться, потому что салаги ещё не могут никем командовать, а годки могут командовать всеми. Понял? Всеми...
- Запомни, Суворов, годки перестают приставать и донимать духов, карасей, салаг и борзых салаг после года их срока службы, как год прошёл - всё, годки начинают относиться к салагам, как к молодым матросам и начинается нормальная, то есть формально-уставная служба. Теперь участь молодых - это занятия, работы, наряды, дежурства, тренировки, приборки и опять работы. Молодые должны постоянно трудиться и служить, причём так, чтобы не только офицеры, мичмана и командиры были довольны, но и годки.
- А когда годки довольны? А, Суворов? Когда? Не знаешь? Эх, ты, салабон! Годки довольны тогда, когда их не трогают, не ругают и не шпыняют за молодых! Понял теперь? Вот почему молодых гнобить нельзя - они стараются для годков и за годков, поэтому молодых можно пустить в увольнение, осторожно, группами, но на свободу или в кино, в культпоход, в музей. Пусть отдыхают культурно. И безопасно...
Теперь уже я дивился тому, что ДМБовский годок говорит и рассуждает как мой папа, учитель труда и машиноведения, то есть логично, разумно, а главное, доказательно и просто.
- Запомни, Суворов, на корабле самые опасные и борзотные люди - это полторашники, те кто отслужил 1,5 года срока службы. Они борзотные потому, что на их место пришли новые духи, караси, салаги, а сами они начинают чуять свою силу, начинают наглеть, хамить, огрызаться, борзеть. Некоторые из самых ушлых полторашников уже становятся старшинами, командирами отделений, получают право командовать, начинают водить дружбу с начальством, с офицерами и мичманами.
- Полторашник - это ещё не годок, но уже не салага. Полторашников на корабле уже много и они уже специалисты, без которых корабль не корабль. Полторашники уже начинают сочинять свои законы, составлять свои традиции, обычаи и ритуалы, а самое главное, Суворов, полторашники уже чувствуют себя годками. Так что полторашники - это самая активная группа матросов, бойся их, Суворов.
Все присутствующие молча и в полной тишине слушали негромкий рассказ ДМБовского годка, который раскрылся сейчас совершенно иным человеком, не паханом, не блатным, не говорящим, как обычно, по фене, а нормальным умным и взрослым человеком. Даже я, изначально напряжённый от ощущения опасности и страха, расслабился и дивился умной речи этого парня с красивыми мужскими усами.
- Кого тебе надо будет, Суворов, привлечь на свою сторону, так это подгодков. Подгодки - это твоя надежда и опора, Суворов, запомни. Подгодки - это уже моряки с опытом службы, боевые моряки, вкусившие все прелести военно-морской службы, знающие всё и всех, умеющие всё, что от них требуется по уставу и боевому расписанию. Но подгодки, Суворов, самые большие лентяи, потому что они за два года службы уже устали быть духами, карасями, салагами и полторашниками, понимаешь?
- Подгодки уже очень хотят стать годками, стремятся к этому, хотят перепрыгнуть срок службы, который им не позволяет быть годками, пытаются подмять под себя годков, внедрить в жизнь свои мечты и планы, когда они были полторашниками. Работать они уже не хотят, приборки делать не хотят, учиться и тренироваться тоже не хотят, а вот воевать - это им вынь и положь!
- Так что подгодки, Суворов, - это самые боевые моряки на корабле, - сказал очень серьёзно Усатый. - Опирайся на них, дружи с ними, работай с ними, привлекай их во всякие соревнования, испытания, состязания, можно даже в драку, они тебя не подведут, потому что хотят совершить на службе подвиг.
- Вот посмотри на этих ребят, - сказал Усатый и показал мне за спину, я обернулся и увидел, что в дверях толпятся несколько ребят, которые по разным причинам проснулись, услышали наш разговор и подошли послушать. - Молодой или салага сейчас бы спать пошёл, потому что у него постоянный недосып, а эти стоят и слушают, как заворожённые...
- Но даже подгодкам не всё дозволительно, так что, молодцы, хватит, спать идите! - приказал им Усатый и ребята за моей спиной тут же пошли по своим койкам.
- Годки, вот кому всё позволено! - сказал в заключении Усатый. - Отслужил 2,5 года и ты годок. Всё. Твои мучения кончились, начались твои права и твои возможности. Теперь ты можешь всё или почти всё. Теперь ты сам себе кум, король, сват и брат. На корабле выше их только ДМБовские годки, которым почти всё равно, потому что они считают дни службы на часы, готовятся домой. Правят на корабле годки, а ДМБовские годки только смотрят за порядком и поправляют годков, если они беспредельничают.
- А если ДМБовские годки беспредельничают? - вдруг раздался чей-то голос и я с ужасом понял, что этот голос мой собственный.
- ДМБовские годки беспредельничать не могут, - осторожно и вкрадчиво сказал Усатый и внимательно посмотрел мне в глаза, отчего я невольно ощутил холодок в спине. - Вы матрос Суворов наговариваете на годков. Осторожнее.
- А если в вашей боевой части молодой матрос хочет на себя руки наложить и просит кирпичом ударить ему по руке, чтобы она сломалась, это как?
- Это слабость духа и слабость характера молодого матроса, но не вина годка, потому что молодой матрос просит вас ударить его руку кирпичом.
- Да, верно, но причина, по которой молодой матрос вынужден обратиться с такой просьбой (я тоже начал говорить вкрадчиво, понизив голос и очень литературно - автор) порождена отношением к этому матросу вашего товарища, ДМБовского годка.
- Кто это? - не выдержал дуэли культурного общения Усатый. - Назови его. Разрешаю.
- Пусть сам скажется, - ответил я решительно голосом моего друга из деревни Дальнее Русаново деда "Календаря". - Если он не трус, не виноват и годок по закону, то пусть сам назовётся.
В комнате стало так тихо, что было слышно как тикают часы в коридоре возле тумбочки дневального по казарме-кубрику. Только сейчас я почувствовал, как устал стоять в этой жаркой и душной комнате, в которой накалялась напряжённая атмосфера.
Один из годков за моей спиной встал со стула, сунул руки в карманы штанов робы, оттолкнул меня плечом с пути и вышел к Усатому, который сидел на стуле, привалившись боком к столу дежурного по низам.
- Ну дал я ему пару раз по шее, а он, нюня, заплакал и стал к мамочке проситься, - сказал один из трёх ДМБовских годков экипажа БПК "Свирепый". - У нас на крейсере таких остолопов через неделю комиссовывали. Флоту такие не нужны.
Парень говорил, говорил, а сам блыкал глазами по лицам своих товарищей, по лицам собравшихся годков, даже заглядывал мне в глаза, ища поддержки, но все ребята молчали и не отвечали ему взглядом.
- Да вы что! - вдруг басом взревел ДМБовский годок. - Поверили этому недоноску?! Какой-то салага будет мне здесь предъяву гнать? Выдумал он всё! Не было этого! И быть не могло!
ДМБовский годок ярился, начал оглядываться по сторонам, грозно двинулся ко мне, но его остановил Усатый.
- А зачем ты придумал тому молодому мокрым полотенцем с узлом на конце "банки ставить"? - спросил он растерявшегося товарища. - Да ещё спрашивал его: "Как здоровье?".
- Да он, гад, жаловался, что простудился, что не может работать. Придуривался, гадёныш!
- А ты что, доктор, чтобы диагнозы ставить и лекарства прописывать? Что молчишь? Ответь? Вопрос простой и законный?
- Нет, я не доктор, - ответил ДМБовский годок и опустил голову, от былого театрального гнева не осталось и следа.
- А где этот молодой сейчас? - спросил Усатый всех собравшихся.
-В госпитале, в Калининграде, - ответил из-за дверей дежурный мичман по низам. - Воспаление лёгких у него.
Все молчали. Молчал и я. Всё было ясно. Пора было расходиться.
- Выходит ты напоследок службы вывел из строя матроса, лишил экипаж корабля боевой единицы, - сказал тихо Усатый. - Он что, твой враг, противник, американец, натовский вояка? Ты чего сделал? Ты кому служишь? Ты кому и какую присягу принимал?!
Каждое слово Усатого, как гвоздь, вбивался в голову этого взрослого парня и он вдруг начал скукоживаться, сжиматься, превращаться в какого-то мелкого, нескладного, невзрачного парня, совсем не в того, кем был минуту назад.
- Ладно, - сказал Усатый. - Всем по койкам. Разойдись! Утро вечера мудренее. А ты, Суворов, найди меня завтра после обеда на "адмиральском часе", поговорим, покумекаем, я тут тебе кое-что приготовил...
Мы все расходились молча и устало. Я себя чувствовал так, будто всю ночь таскал тяжёлый груз, тело, руки, ноги болели, ныли и трусились. Я еле-еле взобрался на свою койку второго яруса, прислонился к подушке, глубоко вздохнул и тут же услышал звонок и громкий противный голос дневального: "Подъём!".
Я спал всего 4 часа! Я ещё даже не заснул толком! Напряжённые мысли скакали вместе со мной возле тумбочки, лихорадочно ёрзали в голове, как мои руки и плечи, когда я надевал робу, торопились, как я торопился в строй нашей штурманской боевой части БЧ-1 БПК "Свирепый". Только на физзарядке, ежась от пронзительного холода, ко мне вернулась бодрость и весёлое ожидание встречи с усатым ДМБовским годком. Почему-то я уже не боялся этой встречи, но согласился с Сашкой Кузнецовым, Сергеем Берёзой и Валерой Клепиковым, чтобы они пошли на эту встречу вместе со мной. На всякий случай...
Встреча ДМБовских годков и годков призыва 1969 года экипажа новостроящегося БПК "Свирепый" состоялась в гараже-мастерской, которая располагалась под углом рядом с нашим строевым плацем рядом со старым засохшим деревом, которое росло ещё при немцах. Десятки, а может быть сотни раз все, кому не лень, пытались спилить или срубить этот вяз, но никому это не удалось. Старпом капитан-лейтенант А.А. Сальников даже однажды на вечерней поверке обратился к ДМБовским годкам с просьбой помочь и спилить это дерево, чтобы полностью заасфальтировать плац, обещал засчитать им эту работу как "ДМБовский аккорд", но все попытки ручными пилами или топорами снести этот вяз были неудачными.
Мы сидели на ящиках в гараже, перед нами был громадный чайник с чифирём, кружки и банки дефицитной сгущёнки, много хлебных сухарей и мы обсуждали статьи "Годковского закона" - свода неких принципов и правил, которые наши ДМБовские годки хотели нам первому экипажу новостроящегося БПК "Свирепый" оставить в качестве наследства.
Разговор был долгим, горячим и страстным. Годки ругались, орали друг на друга, убеждали, рассказывали, поясняли, объясняли, приводили примеры, клялись, что всё правда, потом признавались, что чуточку "притравили", потом мирились, шутили и смеялись, вспоминали, снова ругались, уличали друг друга во лжи или в придумках, прерывались на приборки, обед и ужин, но с каждым разом, когда они собирались, я всё больше и больше записывал себе в рисовальный альбом короткие фразы-статьи "Годковского закона". Последнее предложения я с формулировал и записал уже после отбоя в 01-25 минут 05 апреля 1972 года.
Увы, к сожалению, тот памятный рисовальный альбом с рукописным текстом Годковского закона у меня не сохранился, он исчез в ноябре 1974 года вместе с двумя большими фотоальбомами формата А1 фотолетописи БПК "Свирепый", моего ДМБовского подарка родному кораблю и его экипажу. Как это было я ещё расскажу в соответствующей новелле, а пока по памяти воспроизведу тот самый "Годковский закон", который оставили нам двое из трёх первых и последних ДМБовских годков призыва мая-июня 1969 года и годки призыва ноябрь-декабрь 1969 года, мои настоящие друзья-братишки.
Как я жалею, что память и мой архив не сохранили фамилии, имена, отчества, должности и звания тех годков 1969 года, которые сочиняли этот Годковский закон. Только одна фотография и фамилия участника тех событий остались в моём ДМБовском фотоальбоме - Сергея Берёзы, замечательного во всех отношениях, красивого, стройного, сильного, умного, честного, порядочного, благородного и очень достойного человека, комсомольца, специалиста, старшины, командира отделения и истинного годка, старшего брата-братишки всем молодым матросам первого изначального экипажа БПК "Свирепый". Вот он, на фотоиллюстрации, а вот и воссозданный автором текст Годковского закона...
Годковщина в законе - морские и флотские традиции, обычаи и ритуалы, обязательные для всех и каждого из моряков срочной службы ВМФ.
Традиционные наименования матросов по сроку их службы:
матрос отслуживший менее 6 месяцев - дух или душара,
матрос отслуживший до 1 года - карась,
матрос отслуживший от 1 до 1.5 года - борзый карась или салага,
матрос отслуживший то 1.5 до 2 лет - полторашник,
матрос отслуживший от 2 до 2.5 лет - подгодок,
матрос отслуживший от 2.5 до 3 - годок,
матрос отслуживший свыше 3 лет - ДМБовский годок.
Морской закон - свод традиционных правил и норм, обязательный для всех действующих и бывших моряков ВМФ, независимо от табели о рангах, сроков службы, должностей и званий. Годковский закон - свод традиционных правил и норм, обязательный только для годков и ДМБовских годков.
Морской закон:
Все моряки - братья, братишки.
Сердце - любимой, память - матери, жизнь - Родине, честь - никому.
Корабли и матросы врагу не сдаются.
У матросов нет вопросов, у матросов одни ответы.
Каждый час - три минуты молчания (слушать призыв о помощи, СОС).
Третий тост: За тех, кто в море, за тех, кого нет с нами.
Кто последний поест, тот убирает со стола и моет посуду.
Кто первый на месте, тот старший (хозяин положения).
Моряк всё пропьёт, но флот не опозорит.
На нет суда нет.
Моряки своих не бросают.
Улик нет и концы в воду.
Адмиральский час - святое.
Нас мало, но мы в тельняшках.
Моряк ребёнка не обидит.
На общее дело долю в общак.
Годок - лицо неприкосновенное.
Молодым дорогу, старшим - уважение, годкам - почёт.
Любить - море, почитать - родителей, служить - Отечеству, беречь - корабль, не щадить - врага.
Крысам - ненависть и смерть.
Доносчику - первый кнут.
Положенное (по уставу) не отнимать.
Лежачего не бить.
Слабого не обижать.
Без доказательств не обвинять.
Не оскорблять.
Не материться.
Семейным помогать.
В группировки не вступать.
Своих не трогать.
У своих не воровать.
Беспредел - это преступное западло (унизительное беззаконие).
От одной спички трое не закуривают.
На палубе не свистят (не накликают шторм).
Богу - богово, кесарю - кесарево, годку - годковское, а морю (морскому богу) - дань.
Матросский рундук неприкосновенный.
Бак - дом матросов, ют - дом офицеров и мичманов.
Чайки - души погибших моряков.
Женщина на корабле - к беде и ссоре.
Имя корабля не разглашай.
Понедельник - день тяжёлый.
Вторник вторит понедельнику.
Среда она и в Африке среда (средина, середина).
Четверг - четвертной недели (25 рублей выигрыша).
Пятница 13 число - несчастливый день.
Суббота - господний (банный) день.
Воскресенье - праздный день.
Эстафета тоста соседу справа (против солнца).
Крысы на корабль - к успеху, крысы с корабля - к беде.
Кривоногий моряк - к удаче.
Передача флага (вещи) между ступеньками трапа - к неудаче.
Плюнуть на палубу - западло, плюнуть в море - к несчастью.
Лязг затвора оружия отпугивает всех и всё.
Бей своих, чтобы чужие боялись.
Правый всегда прав (у правого больше прав).
Правый борт (правая сторона) командиру.
Старший всегда правее младшего.
Жена - слева, дама - справа.
Трусость, дезертирство, неисполнение приказа, злое неповиновение, бунт, измена и предательство не прощаются.
За нарушение распорядка дня и плохое поведение штраф (наряд вне очереди).
За неповиновение и грубое нарушение распорядка дня двойной штраф (два наряда вне очереди).
За преступление (самоволка, распитие спиртных напитков, невыполнение приказа, правонарушение) - задержание (арест, гауптвахта, "губа").
За беспредел - "тёмная" и "изгой" (всеобщее презрение, изгнание из экипажа).
Опоздать на вахту - западло.
Опоздать из увольнения - западло.
Уклонение от авральных работ - западло.
Сон на боевом посту - западло.
Драка на корабле (рукоприкладство) - западло.
Воровство - западло.
Соблюдение морских (уставных) запретов - не западло.
Не соблюдение морских (уставных) запретов - беспредел.
Поножовщина (применение холодного оружия) на корабле - беспредел.
За убийство на корабле обоих (убийцу и труп) в море и "концы" в воду (то есть все доказательства, следы, память).
Годковский закон:
Годки идею и традиции годковщины не предают.
Годки традиции годковщины поддерживают личным примером.
Годки и командиры - партнёры (не друзья и не братья).
Годки особистам не подмога.
Годки друг с другом честны, открыты и правдивы.
Годки молодых годков посвящают (принимают в свои ряды, просвещают, передают бразды правления).
Годки против всякой бузы (бунта, восстания, беспорядков).
Годки смотрят за порядком.
Годки властно решают вопросы.
Годки - гаранты Морского закона.
Годки неприкосновенны.
Годки своих не сдают.
Годки вину не признают, но за всё отвечают.
Годкам годковское, но не больше.
Годок - старший брат, братишка любого матроса.
Личный состав корабля - семья годков, в которой все братья, братишки.
Слово годка - оружие годка.
Годок не работает, годок действует.
Годок "держит" порядок в экипаже корабля.
Годок сильного не обидит, слабого поддержит.
Годок берёт взнос на общее дело.
Годок лишнего (крайнего взноса) не берёт.
Для годка женщина-мать - святое.
Годок вне любых группировок.
Годок учит морским понятиям, морскому закону, правильной жизни.
Годок - представитель личного состава корабля.
Годок без нужды не матерится.
Годок исподтишка не мстит.
Годок не ворует (не крысятничает).
Годок не обижает, но наказывает.
Годок не верит, а знает, не боится, а рассчитывает, не просит, а требует.
Годок и беспредел недопустимы (годок-беспредельщик - не годок).
Годок даёт "добро" (разрешает), запрещает, ограничивает.
Годок (командующий, командир корабля, старший офицер, замполит-комиссар, командир отделения, годок) всегда прав, даже если он не прав.
Примечательно, что эти нормы и правила Морского и Годковского законов в моём рисовальном альбоме подписали и правили собственноручно ДМБовские годки и годки призыва 1969 года первого изначального экипажа БПК "Свирепый", а я, увы, этот альбом не уберёг... Простите меня, братишки... Молодой был, только сейчас пытаюсь исправиться.
Фотоиллюстрация: Апрель 1972 года. Калининград. Учебный центр 67-го Отдельного дивизиона строящихся ремонтирующихся надводных кораблей Балтийского флота (67-й ОДСРНК ДКБФ). Старшина (?) статьи, командир отделения БЧ-(?) Сергей Берёза - отличный специалист, отличник ВМФ, волевой, серьёзный, образованный, с твёрдым цельным характером, спокойный, уравновешенный, настойчивый, физически развитый, спортсмен, живой, юморной, остроумный, хваткий, быстрый на реакцию, справедливый, достойный, благородный и красивый. Сергей Берёза, Валерий Клепиков, Микаэл Горловский и другие осенние годки первого экипажа БПК "Свирепый" были тем "костяком" вокруг которого создавался единый экипаж-организм личного состава корабля, Морской закон и Годковский закон БПК "Свирепый" периода весна 1972 - весна 1974 годов.