- На кого она так похожа? – других мыслей не было, а эта долбила и долбила… Ещё вчера я таял от наслаждения, слушая по очереди четвёрку Монатика в Голосе Дiти. Зная креатив Монатика, его сентиментальность и светлую душу, я специально выделил для его команды полчаса перед сном, когда никто и ничто… только я и они.
А сейчас я был опустошён, растерян, в прострации… “На кого она так похожа?”
Полчаса назад я просто свалился усталый в кресло, с тарелкой карасиков на коленях, и вяло ковырял вилкой. Пятничный вечер, крайняя усталость и предвкушение. От усталости, видимо, пошёл на святотатство – одновременно стал смотреть “Ты супер!” Долгожданный конкурс начался почти неделю назад. И я так и не находил двух спокойных часов для просмотра.
Ну да. Да! Помню: год назад, поначалу, шоу весьма раздражало – и отстойными наставниками, постоянно переходящими на сюсюканье. И слабыми конкурсантами. Что с них взять – детдомовская детвора. С кресел – ложь, со сцены – убогость. Я даже бросал смотреть. Случайно включился перед полуфиналом. И… С тех пор передача про поющих интернатовцев стала любимой.
Так как они пели – не пел никто. Тяготы жизни, горе находили отдушину в развитии таланта. Пела душа, говорили глаза. Но таких оказалось не так много, пальцев рук хватит. Поэтому я не ждал шедевров в начальные минуты первого выпуска. И первые трое-четверо, да и новые наставники гнали тоску. Не по Родине. Кукольная красотка-наставница Юля Караулова скучала, не знала как себя вести, странные детишки раздражали, потому не жала на зелёную кнопку и своим псевдовнимательным лицом вгоняла в ступор конкурсантов.
И я расслабленно клевал своих карасиков, вспоминая, когда в восприятии прошлогоднего конкурса произошёл перелом, и всё изменилось. У наставников – раньше, когда я на всякий случай повторно заглянул на конкурс в одном из выпусков второго тура, они предстали другими. Что-то произошло с ними за несколько пропущенных мною передач. Исчезли скука и притворство, глаза горели ожиданием. Что-то изменило даже пустые глаза Стаса Пьехи. Они реально что-то ждали, что-то такое, что я решил посмотреть тоже.
И повезло сразу же. Упитанная девочка вышла утиной походкой, в бабкином платье и тёткиной кофте и туфлях. И с первых же нот Ваенговсого “Снега” изменилась пропускная способность пространства и его геометрия: исчезли все посторонние звуки и осталась только она, девочка, с тоской взывавшая к маме… Иногда пространство впускало посторонних – то охнувшую одну наставницу, то замершую с рукой на сердце другую. И ещё мурашки, мне кажется – это пространство пригоршнями рассыпало их по моему телу. Да уж…
….
А теперь и вовсе… Тарелка с останками карасиков перекочевала на стол. Куколка Юля Караулова выдала очередную умильную улыбку под хлопанье ресниц. Но черноволосая Диана понимала в стервах и, выйдя на сцену, уставилась в пол. Прокрутив в памяти до этого места, понял – она же знойная атаманша из Бременских музыкантов. Только не знойная и не атаманша. Что же остаётся в сходстве? Только пучком собранные на макушке волосы, да выпуклые красные губы? Цыганский облик?
Морок вроде рассеялся, и я включил кусок с Дианой по новой. Вот она опять с жёсткими глазами: про себя - двенадцатую беременность матери, единственно выжившую, про безумные глаза матери, собиравшуюся убить и её, про единственное условие приёмным родителям – подальше отсюда, как можно дальше. И они махнули из Уссурийска в Тольятти. А там – сны со страшными глазами матери в темноте. “После этих снов мы всегда по психологам ходим”, - смущённо говорит она.
Мне казалось, что в первый раз я слушал это вполуха, как всегда стараясь не поддаваться сентиментальности. Но почему же со второй ноты у меня тогда брызнули слёзы? Я и понять ничего не успел. Никогда ничего подобного я не испытывал. Взрослый мужик, я заливался слезами и ничего не мог с собой поделать, даже пошевелить пальцем. Только потоком льющиеся тихие ноты, каждая сквозь сердце. Потом она запела громче, я различал лишь набатом долбящие: боль-боль-боль…
И вот второй раз с замиранием сердца я смотрю этот номер. Оказывается, она успела улыбнуться. И не прятала глаза в пол, а просто склонила голову и прикрыла глаза. С первых нот опять реакция, но не моя – наставников: “Вот так”, – Виктор Дробыш”, “прикольно”, - Юля Караулова. Они удивлённо переглянулись. А во мне – спокойствие. Я даже разглядел название песни – “DERNIER DANCER”. Голос крепчал. Улыбка сползала с лица Юли, губки подобрались, голова закачалась. И под “dance-dance-dance” рванули мурашки – из центра груди к плечам. Диана протягивает нежно руку – прямо мне в лицо, и уже горят щёки. Вдруг меняется тембр и резко ниже: “боль-боль-боль-боль…” Я ещё держусь, Юля же кричит, разводя руки в стороны. И в третий раз меняется тембр, под по-новому пульсирующему “dance-dance-dance-dancer” переглядываются мужики-наставники, в глазах полное изумление. Диана вновь рукой в меня и смотрит, взгляд прожигает. Чувствую – мокрота близко, хорошо, что отвлекаюсь на Сергея Лазарева – его плющит в кресле. Невероятная концовка, наставники вскакивают, я опять в трансе. Колдунья. Она и выглядит настоящей колдуньей, особенно, когда неожиданный выпад рукой, удар взглядом, взмах пучком волос…
Думаю, что и судей-наставников она заколдовала, или расколдовала. И теперь они на многое смотрят другими глазами. И не только они и я.
Ещё недели не прошло, как я кайфовал от украинского Голос Дiти. И тут такое, НАШЕ. Если мысли летучи, то что же говорить о чувствах. Летите…
Кстати, я досмотрел украинский детский Голос. В финале эту же песню исполнила Катя Манузина. Замечательно исполнила. Но всё-таки наша Диана Анкудинова – это непередаваемо. На Украине же победила алмаатинская ангелочек с впуклыми ручками, тоненькими ножками, прозрачная Данэлия Тулешова. В самом конце подняла зал, погнала по нему волны, исполнив Не твоя война. Но и не наша. Лети голубок к ним, передай весточку.
Кто знает, что это со мной было. Хоть бы повторилось!
А вы – слушайте, очищайтесь.