Третья, вторая, первая... А дальше? Дальше-то что: конец, или всего лишь черта? А за ней?.. Пустота, темнота... Что?
Эх, если б знать, - и умирать было б проще. А может, даже сами просили: ‘Давай, костлявая, забирай, хватит.’
Тут же образуется известная всем старушка... Проведёт костяшками по бледному, измождённому болезнью лицу и тихо проскрипит: ‘Всё, готов. Следующий...’
В онкологии скоро неделю. Настроение – не передать, ближе к траурному. С одной стороны, мысли о вечном давят, с другой, – сама обстановка.
Лица у персонала сочувствующие, жалостливые, будто песенка уже спета, а пребывание здесь – вопрос времени.
А может, это лишь видимость и по документам нас уже и нет вовсе, а все данные давно куда надо вписаны (вплоть до ритуальных табличек)? Да и землекопы свои метры отработали. Как говорится: ничего личного… Жмурики-то нынче товар не только ликвидный, но и конвертируемый. Это мы, живые, - балласт гольный, а как из одного состояния в другое перекачуем, так сразу твёрдыми станем, как валюта. Вот она, физика жизни-то настоящая!
Ежедневная монотонность вкупе с действующим распорядком и анестетиками попросту притупляет. Даже зомбирует. С утра до вечера – ни-ни, строго по плану: подъём, завтрак, процедуры... никакой самодеятельности, вплоть до мелочей. Можно сказать, педантичность на грани безумия.
В действительности же, дисциплина больше самой больничке требуется. Как для придания значимости непосредственно процессу, так и исключения всякой мысли о его неэффективности.
А ведь именно здесь собака зарыта. Оборудование старое, отчасти ещё и советское. А методы... Такие же ржавые, как и сам главный новатор - ‘нанотолий’. Уж не для того ли он в ‘РОСНАНО’ окопался, чтоб нас меньше стало?
Посмотришь на недужных... – ну чем не зомби? В глазах туман и полное безразличие. Только он (она) и эскулап, который для многих здесь святее всех святых будет. А всё, страх смерти. Не только парализующий, но и стирающий всякие остатки некогда цветущей личности, оставляющий лишь угнетённый, подавленный недугом лик.
День, два... и чья-то койка пустеет. Никто и не спрашивает: ‘Где?’. Все в подвешенном состоянии, все на ниточках. Взмах косой... – и ниточка обрывается. Ещё взмах... ещё... Видимо неспроста отделение на самом верху расположилось, как некий знак близости к небу.
Понимаю, болезнь – расплата. За грехи. От лишней рюмки до недоброго слова. У каждого они свои: большие, маленькие… Или смертные. Вспоминать начинаю... и тут же сбиваюсь. В итоге плюю и бросаю, разве всё упомнишь. Это там, наверху считают. А здесь – только грешат.
Кто сдаётся, отказывается от борьбы, а кто, – до последнего вздоха…
Первых видно сразу. К примеру, курильщиков. Рак лёгких, а они смолят, накуриться не могут. Таких я, мягко говоря, не понимаю.
Тех же, кто до конца цепляется, уважаю. Они бойцы настоящие. А если ещё и победят!..
Понятно, ситуации разные. Одни этой жизнью по горло сыты, а у других ещё дел невпроворот. Третьи, разочаровались. А иные – так и просто пофигисты: ‘Все там будем!’
Кто-то уходит тихо, а кто-то ‘с музыкой’, да погромче. Напоследок хлопнет дверью так, что дом рухнет.
...Погода под стать настроению: всю неделю моросит нудный осенний дождь. Все куда-то бегут, торопятся, с каждым шагом приближаясь к своей черте. Так уж эта жизнь устроена: родиться, подняться наверх, спуститься и умереть. Один подъём и один спуск. Стремительный и без тормозов.
Толкают. Просят пройти к заведующему.
Зачем?.. Неужто точка невозврата пройдена? А если так, то останется лишь выслушать окончательный приговор, без права на обжалование.
Всё плывёт… очертания фигур в белых халатах (прямо консилиум какой-то)… И с ходу: ‘Ты что ж это, мил человек, голову морочишь?! Место занимаешь, да ещё и средства государственные...’. Дальше – одни обрывки: ‘Не может быть... экспертиза...’.
...Впервые за неделю выглянуло солнце.
Видно дел ещё осталось невпроворот.
20.02.2018