Я так и думал - дом пуст. Гия скорее всего в командировке, в Эмиратах, наверное, по линии ЮНЭСКО.
Когда успели срубить столетнюю акацию, что стояла тут, у парадной, цвела по весне, а осенью осыпала крышу мелкими желтыми листиками-лепестками? Перед окнами остались только кипарисы, серо-зеленые, с маленькими шишечками, от которых в дождь пахнет скипидаром.
Куда идти теперь? К Велотреку, Школе, Плехановской? Но там все изменилось, и вместе со старыми платанами исчезла сама атмосфера знакомого с детства проспекта.
Я повернул к Набережной. Глухие ворота соседнего, 11-го номера, выглядели непривычно. Раньше ворота тут стояли решетчатые, к тому же вечно распахнутые настежь, и виден был весь двор, в глубине которого - выкрашенный в голубое, увитый диким виноградом гараж профессора Макаридзе. Стальной гараж, с крыши которого мы на спор прыгали вниз, на вкопанный ребром серый булыжник, доходивший до крыльца фельдшерицы Ма... Ма... Маргариты? Мананы? Нет, но МА ТАМ присутствовало несомненно.
Вот именно! - ТАМАРЫ! Она делала уколы всем соседям, всему нашему околотку, и про нее говорили: "легкая рука".
Я часто болел в детстве. И с "легкой рукой" тети Тамары был знаком хорошо, даже слишком хорошо, настолько, что мне совсем не нравились эти ее быстрые, пахнувшие спиртом жилистые руки. Однако именно они спасли меня.
Мы часто играли в этом дворе - я, мой приятель Нодари и сын профессора-психиатра Алеко. А верховодил в наших почти ежедневных играх Дато, тот, что жил на первом этаже в квартире, окна которой начинались от подъезда за углом и потом шли вдоль всего этого 11-го номера, заканчиваясь только у самых ворот.
Дато был старше нас, первоклашек, лет на семь, и именно он "распределял роли", когда мы начинали играть - тогда мы чаще всего играли в "Робин Гуда".
Робин Гудом регулярно оказывался сам Дато - понятно, ему по роли полагалось побеждать всех своих врагов.
Почему мне досталась тогда незавидная роль Шерифа? Я бы охотнее стал Туком, или Маленьким Джоном... Почему в тот раз из всех баллад об отважном разбойнике была выбрана именно эта?
"...И вместо охотников трех молодых
Повешен один был Шериф"
Дато любил театральность, что принесло ему лавры потом, когда он стал режиссером нашего ТЮЗа. В данном случае он даже обеспечил реквизит: притащил табурет из кухни и поставил его под длинной крытой лестницей на второй этаж - там, где мы любили прятаться, играя в жмурки. Раздобыл веревку и, встав на табурет - он уже был долговязым тогда, худющим юношей - крепко привязал ее, закрепив за одну из ступеней.
Почему мне не было страшно? Когда успела заметить тетя Тамара, во что превращается наша "ролевая игра"?
Когда она подбежала к нам, табурет валялся на земле, а я уже был без сознания.
Он был из очень старой семьи, этот Дато Цискаришвили. В огромной их полупустой квартире, в анфиладе из пяти больших комнат, жили в то время он, его мама, ее сестра, да студент-провинциал, Гурам, очень скромный и очень трудолюбивый - говорили взрослые - молодой человек.
Сестры жили замкнуто. Гурам допоздна оставался в институте, готовился к аспирантуре. Дато же, став студентом театрального, снял для себя однокомнатную квартиру в Ваке, в новом районе; на нашей улице мы его замечали редко.
Но там, в его новом жилище, успела побывать Марина, наша соседка, дочь Евгении Ивановны, и увиденное настолько поразило ее, что она не удержалась и стала рассказывать мне, подростку, удивительные вещи:
- Представляешь, у него на полу огромный ковер, во всю комнату, а на стене напротив входа - его собственный портрет, во весь рост: абсолютно голый Дато в золоченной раме, а перед ним на маленьком столике цветы и горящие свечи! Мы с Лией как увидели, сразу повернули назад. Интересно - для чего он все это устроил?
А мне было интересно другое. Однажды я застал на нашей улочке странную пару: Дато - я его сразу узнал, долговязого, сутулого, похожего на монаха Козмана из романа о Давиде Строителе, и второго, тоже высокого, плечистого, в черной сутане. Я помнил его, Отца Георгия, настоятеля монастыря Шиомгвиме, в десяти километрах от Мцхета, куда мы не раз ходили с ребятами. Но что могло связывать этих двоих - Дато и Георгия? Та же всезнающая Марина объяснила мне, что Дато еще первокурсником увлекся живописью и провел несколько месяцев в Шиомгвиме, писал пейзажи, вел жизнь отшельника...
Мне запомнились два храма этого монастыря - древний, еще 6-го века, и новый, построенный в 11-м веке, где до сих пор проводится служба. В старом храме удивила дароносица, простая коробка на каменном выступе, открытая, в которой лежала и мелочь, и рублевки, и трешки, и даже десятки - немалые по тем временам деньги. Никаких камер слежения в те годы не существовало. Никакой охраны: хочешь - клади, сколько можешь, хочешь - бери, если Совесть тебе позволяет.
В монастыре жило тогда всего трое: настоятель и служка с женой. Настоятель, Отец Георгий, человек с внимательным, пытливым взглядом, позволял нам ночевать на постоялом дворе, длинном, одноэтажном, все комнаты которого выходили на балкон с видом на долину и на станцию Дзегви на противоположном берегу Куры.
Над монастырем всюду, в нависающем отвесном палевом склоне зияли черные дыры пещер. По рассказам, в них прятали во времена войн и усобиц монастырские сокровища.
Я был уже в девятом классе, когда узнал, что Отца Георгия убили. Казна монастыря давно опустела, но передавали, что от настоятеля пытались узнать , где спрятаны древние сокровища. Это звучало правдоподобно: Отец Георгий был очень знатного рода - из князей Дадиани, бывших владетелей Мингрелии. Но прошел год, и я услышал совершенно иную версию случившегося.
Мы снова отправились в поход, и снова с ночевкой. На этот раз в монастырь Бетания, куда ведет длинная путаная лесная дорога от перевала Самадло. Уже недалеко от монастыря лес расступается, и на противоположном склоне видишь чудное строение - отлично сохранившийся храм, уцелевший в этом лабиринте ущелий даже в годы монгольского нашествия.
В храме - фрески, одно из немногих прижизненных изображений царицы Тамар. Настоятель водит нас по собору, рассказывает... Он очень стар, Отец Нестор - как он не боится жить в этой глуши один, особенно после того, что случилось недавно там, в Шиомгвиме?
- Чего мне бояться? - вздыхает старик - Я беден, никому не делал зла...
- А Отец Георгий? ...
- А про Георгия Дадиани говорили, что в 30-е годы он стал осведомителем, провокатором. Что много священников из-за него пострадало, но не все погибли из тех, на кого он донес, кто-то вернулся и вот - отомстил ему...
Прошло двадцать лет. Я давно уже не жил тут, в Учебном переулке, в Доме, который построил Прадед. Даже заходил сюда нечасто и из прежних своих соседей видел одного только Гурама, того самого студента-провинциала, что стал теперь доцентом, частым гостем маминого "салона". Он жил по-прежнему у сестер Цискаришвили и даже женился на одной из них. Я узнал от него, что Дато увлекся религией, и вскоре нашел этим словам подтверждение.
Настали неспокойные дни. На проспекте Руставели, у Дома Правительства, шли митинг за митингом. Кто только не выступал на них: начинающий свою карьеру Гамсахурдия, неистовый Костава, внушительный и уклончиво говорящий Патриарх Илия... И вот одесную от него, от Ильи Второго, я с удивлением увидел однажды знакомую сутулую фигуру, такую похожую на интригана и шпиона, монаха Козмана из романа о царе Давиде. ДАТО! Было видно, что он нашел свое место в этой жизни.
Я встретился с ними еще один раз до нашего отъезда из Тбилиси, в конце 90-го года. У нас уже были билеты на руках. Последние дни, продав свою квартиру, мы доживали тут, в родительском доме. В соседнем дворе, у знакомой длинной лестницы на второй этаж стояли оба - Дато и Гурам - и взахлеб обсуждали, кому НЕ давать гражданства в их новом вожделенном, возникающем на наших глазах государстве:
- Во-первых, нужно будет ввести экзамен на знание грузинского! - объяснял Дато...
Это в республике, где целые регионы грузинского языка не знали: Джавахетия, Гардабани, молоканские села... Где как-никак, а были и автономии. Где их соседка, моя мама, не говорила по-грузински - и они об этом помнили - и не говорила по простой причине: родным языком тифлисца уже два столетия был чаще всего, как у нее - русский.
Мое присутствие их не смутило. Они знали, оба, что я уезжаю, похоже - навсегда. Я не заметил, чтобы они испытывали по этому поводу какие-то чувства. Ну, может быть, немного облегчения, смешанного с привычным пренебрежением.
Гурам, насколько мне известно, жив до сих пор. Дато умер недавно, вернувшись из Израиля, где он позиционировал себя представителем Грузинской Церкви в Святой Земле. Что не мешало ему с женой держать модный ресторанчик.
Он вернулся в 2008-м - чтобы "принять участие в освобождении Осетии", как он рассказывал друзьям, но не смог: сломал ногу и был вынужден отказаться от своей мечты - "навести порядок своими руками" и, если повезет, еще кого-нибудь повесить.