4-я часть: «Про Беломорско-Балтийский канал, Медвежьегорск, гору Лысуху, немного о Кирове, туфте и… Сандармохе»
Из серии рассказов: «Случайные записки» или «Ну, как?»
В теплой уютной каюте на уровне ватерлинии, вопреки бытующему мнению, спится на редкость хорошо. Теплоход плавно, неспешно рассекает своим носом воду Онежского озера, и та весело с характерным бульканьем и журчащим перекатыванием несется по корпусу судна, гладит его, как раз на уровне наших коек, успокаивая и убаюкивая, будто стук колес ночного поезда.
Куда под утро нас забросит?
Куда теперь наш Путь ведет?
Туман вокруг, все спят, не спросишь,
лишь дизель мерно песнь поет.
«Кронштадт», обходя обширный архипелаг из сотни островов на севере озера, спустился на юго-запад, где сиреневая туча, показавшаяся вечером на горизонте, настигла его и прилично раскачала вместе с ним, правда не надолго. Уже под утро судно вновь разворачивается и, сменив курс на северо-восток, забирается в длинную бухту, тянущуюся на сотню километров вверх вплоть до города Повенец, где, кстати, мы ни разу не были раньше. Ветер здесь стихает, движение воды вокруг прекращается, привычное журчанье воды исчезает, и мы… просыпаемся.
Всю ночь гуляла непогода,
а утром тишь и благодать,
на пирсе чудная природа,
а на причале торговать
народ приехал из деревни,
всё больше вкусною едой,
там, помню, раков мы поели,
купив немного их с собой.
Точно-точно, лишь только на судне, в этот раз в 08-00, сыграют подъем, и мы, было, как обычно потянемся на Солнечную палубу для участия в зарядке с Раисой, выяснится, что наш теплоход уже давно стоит у какого-то странно знакомого пирса, где на берегу идёт бойкая торговля. Местные, по-видимому, хорошо осведомленные о времени прибытия туристических пароходов, прямо у нашего борта устроят настоящую ярмарку. И чего только там не будет: рыба, раки, варенье, лесные ягоды, грибы, домашние наливки, одежда и много-много чего ещё. Ну, какая тут может быть зарядка, когда полтора десятка приличных размеров раков можно будет купить всего-то за триста рублей. Тут не надо думать – брать надо! Да и свежесобранную морошку не каждый день увидишь на прилавке. В общем, утро, на пирсе, где, как выяснилось позже, Владимир Меншов снимал несколько эпизодов своего замечательного фильма «Любовь и голуби», задалось.
Здесь, в Повенце Меншов снимал
своих веселых чудо голубей,
в картине гавань грузовую показал,
дом с голубятней, снятый у людей,
но первый шлюз канала Беломор
в фильм не попал с Онегой вместе,
и церковь, необычная притом,
что вознеслась на этом самом месте.
Впрочем, про канал и церковь мы и сами узнаем в конце экскурсии, когда наш автобус после трех необычных остановок в Сандармохе, Медвежьегорске и на горе Лысуха вернётся сюда, в этот небольшой городишко главными достопримечательностями которого окажется четырехэтажная сельская школа и этот довольно-таки узкий невзрачный редко используемый первый шлюз Беломорско-Балтийского канала.
А пока, после утренней суеты мы всей своей расширенной туристической группой рассаживаемся по комфортабельным автобусам и движемся в Медвежьегорск. Но тут, вдруг – что это? – наши авто-лайнеры сворачивают на узкую лесную дорогу и, проехав буквально пару сотен метров, останавливаются на поляне. Мы не знаем и никак не ожидаем оказаться здесь, в глухом лесу, где в 236 ямах, похоронены более 7000 тайно расстрелянных узников ГУЛАГа в период героического строительства канала, а позже и советских военнопленных, захваченных белофиннами во время Великой отечественной войны. Всё, что мы видим здесь… не просто потрясает, – рвёт сознание! Когда ты просто абстрактно знаешь про существование в чудовищной несправедливости – это одно, но когда видишь – совершенно другое! Слов нет, это неописуемо, лучше рифмой, она как-то сама от Него, что ли, говорит, пусть даже часто и коряво, но точно, прозой здесь не сказать. Знай:
Сандармох – обитель боли,
печали, грусти и беды,
здесь даже птицы, чуя горе,
рыдают молча… с высоты.
Притихшие едем дальше!
Медвежьегорск – тоже небольшой городишка на 16 тысяч жителей. Здесь главными достопримечательностями, кажется, являются: суровое огромное здание, принадлежащее в прошлом комитету госбезопасности; не менее грозное и внушительное здание средней школы; тюрьма, точнее тюремная больница; какой-то швейный комбинат – о нём чуть позже – и памятник С. М. Кирову. О нем, правильней о них, памятников-то на самом деле два, местные экскурсоводы в унисон петрозаводским рассказывают ту же детективную историю о том, как белофинны во время войны вывезли из Петрозаводска, установленный там, на памятном месте взорванного краснофиннами северного храма Христа Спасителя, первую скульптуру…
Финскому противостоянию во время Октябрьской революции сто лет назад и их разделению, как, впрочем, и всей Российской Империи того времени на белых и красных, здесь не стану удивляться, как и итогу его: появление на карте мира независимого Финского государства (белофинны) и Карельской республики (краснофинны) в составе Советского союза. Это отдельная историческая тема к путешествию не относящаяся.
…После окончания войны памятник в Финляндии пропал, но спустя несколько лет, когда его автор Шредер по просьбе горожан уже приступил к изготовлению точной копии, вдруг нашёлся. В результате в республику с небольшим интервалом прибыли два абсолютно одинаковых памятника, которых спустя время, даже сам Шредер, естественно, уже не могли различить. Что делать?
Два Кирова поставил Шредер
следить, как строится канал,
судьбу их он не знал, не ведал,
но всё ж на совесть напаял.
В результате одного из них вернули на прежнее место на постаменте, другого поставили напротив сурового здания в Медвежьегорске, как бы следить за Беломорским каналом.
И вот теперь, спустя полвека –
не знают, что и как с ним быть
(здесь речь идет про человека) –
скульптуры долго будут жить.
Местные экскурсоводы, в отличие от питерских, где к самой исторической личности С. М. Кирова преимущественно относятся положительно, рассказывая эту историю, искренне удивляются тому, что обе эти скульптуры до сих пор ещё на постаментах. Но, не углубляясь вглубь споров на сей счет, скажу лишь, что историю не перепишешь, и эти рукотворные шедевры той эпохи подтверждение тому. Они, как рукописи не горят и не плавятся. Первый памятник Шрёдера будто птица Феникс возродился из огня и даже приумножился. А значит? А значит не надо палить Историю, осуждать, если не хочешь, чтоб она спалила тебя, лучше изучать её, помнить, принимать. А сами памятники, кстати, чудесные, будто живые, Киров в движении, это поражает, но с памятного места разрушенного храма в Петрозаводске, уверен, его надо убрать, ему там не уютно, не место.
В Медвежьегорске на горе Лысуха
от вражьих дотов и казармы… тень.
Там до сих пор комфортно, сухо,
но наши взяли их за день.
С горы потрясающий вид на Онегу и… город. Здесь во время войны стоял финский гарнизон, который охранял эту позицию. Сооружение дотов и казармы в скалах, камнях грандиозное. Внутри до сих пор очень комфортно, удобно, уютно. Но продержался этот гарнизон под неудержимым натиском наших войск менее суток, сила не в уюте – в правде, исторической справедливости. Здесь, как нигде чувствуется это и от того возникает удивительный покой и даже… сострадание к тем, кто искренне не верит, верил в это.
Символ города Медвежьегорск – естественно медведь. Он, имеется в виду символ, везде и всюду: и веселый, и добрый, и… грозный. А ещё здесь фабрика карельского текстиля, в магазине которой продают поразительного качества скатерти, таких не встретишь нигде, они некитайские… настоящие, льняные, хлопчатобумажные с ручной вышивкой, неподражаемым карельским вязаным узором.
В завершении экскурсии первый шлюз двухсот двадцати девяти километрового Беломороско-Балтийского канала, прошедшего сквозь сотню больших и малых рек и озер, соединив Онегу, а, следовательно, и Балтику, с Белым морем, а значит и с Северным океаном. Кто бы мог подумать, что до океана из этой точки всего 229 километров, из которых собственно сам канал, прорытый всего за двадцать месяцев каторжного труда, составляет лишь 39 километров, остальное – вышедшие из берегов реки и озера после постройки 19 шлюзов.
Значение этой водной артерии колоссально, хотя в настоящее время канал, похоже, несильно задействован, но одно только то, что он есть, говорит, а больше… молчит о многом. Многих заключенных, преимущественно и строивших этот канал, после этой поистине героической стройки оправдывали, снимали судимость за «туфту». Оказывается этот термин из фильма «Место встречи изменить нельзя» по лагерному сленгу заключенных означает: тяжелый физический труд.
Притихшие мы возвращаемся обратно, идём по знакомому уже пирсу сквозь плотные ряды торгующих, быстро обедаем и, не помня себя, обессиленные валимся в койки.
На судне днём спать истинно приятно
под мерный счёт тяжелых дизелей,
под голос волн бушующих невнятный,
и вскрики чаек, что всех нас сильней...
А когда мы, наконец, в состоянии что-то понимать, осмысливать, говорить, - бежим наверх, на Солнечную палубу, чтоб насладиться северным закатом, который…
…здесь в Онеге бесподобен,
незабываем, ярок и красив,
воде бескрайней, как нигде подходит:
всё также чист, безбрежен и спесив…
Автор благодарит своего критика (ЕМЮ) и приносит извинения за возможное совпадение имен, мыслей и диалогов в этом, безусловно, художественном литературном сочинении по следам реальных встреч и событий, случившихся в августе 2017 года и теперь осенью.
08.12.2017г.