Она звала меня Арнольдом, нежно сжимая мою старинную рукоять и мечтая о сладкой мести. Я весь замирал, когда она прикасалась ко мне, доверяя моей стальной плоти свои сладкие мечты, ведь она была самой красивой и совершенной из тех, кто ко мне прикасался. Тонкие беломраморные пальцы сжимали меня одновременно и нежно, и сурово, доверяя мне свои сокровенное. Я не видел её, но по вибрациям её руки понимал, что она молода и красива, и очень обижена жизнью. Бедняжка... Я обязательно должен был ей помочь!
Спешу представиться: я красивый старинный кинжал итальянской работы, острый, как порок и совершенномудрый, как древний пророк. За свою долгую жизнь я убил многих, переходя от одного хозяина к другому, чем бесконечно горжусь. Мною никогда не резали овощи, как обычными ножами, прикасаясь к ним с равнодушием и фактически не замечая их существования. Эти унылые трудяги живут долго, пока вконец не затупятся от грубой повседневщины, но видят мало интересного в своей жизни. Разве что иногда случайно о них кто-то порежется, начиная громко вопить и материться, проклиная свой дурацкий нож.
Ко мне же всегда прикасаются с почтением и уважением, потому что я терзают плоть, я убиваю. Я живу не для того, чтобы кромсать жалкие овощи и зелень, а для того, чтобы свершалась месть и вершилось правосудие, поэтому я почти что святой ангел мести. Правда, мне далеко не всегда нравились мои хозяева: я чувствовал их нутро через прикосновения рук ко мне, и их мотивы не всегда казались мне благородными. Я знал много мужских рук, обуянных страстями, горящих жаждой мести.
Не описать то сладкое для ножа чувство, когда он входит в чьё либо обречённое сердце, разрезая его на части, или оказывается в глотке горячо ненавидимого врага. Но я не любил, когда с помощью меня избавлялись от надоевших любовниц, ненужных свидетелей или более удачливых конкурентов, подло вонзая меня в спину несчастной жертве. Скажу честно, мне было стыдно за свою работу, и я порою завидовал обычным кухонным ножам, совесть которых была чиста. По крайней мере, от них не пытались избавиться, как от меня, ведь я был опасной уликой.
Куда меня только не забрасывали! Я исколесил всю Италию и даже побывал в других странах, был вещдоком в суде, погубив судьбу одного из последних моих владельцев, которого отправили на каторгу, найдя на мне отпечатки его пальцев. После этого меня отмыли и сдали в антикварный магазин, где я отдыхал и приходил в себя, пока меня не купила моя прекрасная Ангелина. Я полюбил её с первого прикосновения, и поклялся служить ей верой и правдой. Между нами, как говорят поэты, сразу же пробежала искра. Я потянутся к ней, а она протянулась ко мне, почему-то однажды страстно поцеловав меня в холодную безжизненную сталь, незнакомую с поцелуями красавиц. От её поцелуя в меня словно вселилась жизнь, и я стал видеть, слышать и ощущать почти как человек.
Через этот поцелуй Ангелина, мой светлый ангел, поведала мне свою печальную историю, которая началась здесь, на берегах реки Арно много лет назад. Она родилась во Флоренции, в самом бедном квартале, и с самого младенчества вынуждена была скитаться по сьемным квартирам вместе со своей матерью-одиночкой, Роз-Мари. Её отец пил и не принимал никакого участия в воспитании ребёнка. Он покинул свою семью, бессмысленно болтаясь по городу, мечтая прославиться и стать знаменитым художником. Но его мечтам не суждено было сбыться, и вскоре он спился и нелепо погиб в пьяной драке, напоровшись на чей-то нож.
Роз-Мари осталась одна с годовалым ребёнком, без дома и без средств к существованию. Ей приходилось снимать дешёвые углы и вечно подрабатывать, чтобы выжить. Семья по многу раз за год переезжала с одного места в другое, не имея ни домашнего очага, ни собственного пристанища. Надежды снова выйти замуж и обрести, наконец, семейное счастье, для её матери не оправдались, и к 35 годам, когда другие дамы находятся в самом расцвете сил, лилеемые своими мужьями, Роз-Мари выглядела уставшей от жизни, измученной и больной женщиной.
Всё обострилось, когда однажды она поскользнулась на лестнице и сломала руку. В семье наступила полная нищета, и жадные хозяева сьемной квартиры пригрозили выгнать мать и дочь на улицу, если те в ближайшие 3 дня не заплатят за жильё. Роз-Мари была в отчаянии, помощи ждать было неоткуда. Как-то случайно она вспомнила про богатых знакомых, двух братьев, которые вели успешный гостиничный бизнес. Взяв с собой Ангелину, которой в ту пору исполнилось 15 лет, она отправилась просить помощи, хотя всё внутри неё протистовало против униженных просьб. Братья были дальними родственниками её непутевого мужа, поэтому у неё всё же была надежда на сочувствие и понимание. К тому же, номера в их гостинице часто простаивали, поэтому братья могли оказать милость бездомным беднякам без ущерба для себя.
Этот страшный день врезался в память Ангелины навсегда. Весеннее итальянское утро внушало самые добрые надежды, которым, увы, не суждено было сбыться. Солнце залило золотом утреннюю Флоренцию, согревая и богачей, и обычных трудяг, и совсем нищих, больных и обездоленных. Мать и дочь вошли в гостиницу, не зная, что их ждёт внутри.
Братья всегда любили посмеяться и пошутить, поэтому вначале они мило улыбались, выслушав просьбу женщины. Затем один из них подал знак другому, и словно Дьявол вселился в их грязные души. Они сказали, что якобы рады помочь дальним родственникам, попавшим в беду, и повели мать с дочерью по длинному коридору в какую-то тесную подсобку. Там валялись какие-то старые доски и стояло несколько кроватей. Всё так же смеясь и ухмыляясь, братья закрыли дверь на ключ, и потом один из них стал срывать одежду с матери, а другой - с дочери. Даже вид сломанной руки матери и юность ее дочери не остановил грязных насильников, они попытались повалить своих жертв на кровати, заткнув им рты грязными руками. Но тут, очевидно, вмешался сам господь Бог, и Ангелина, вывернувшись из рук насильника, схватила увесистую доску с гвоздями и начала бить ею то одного, то другого брата. Гвозди врезались им в плоть, отчего братья завизжали тонко, как визгливые бабы, обильно истекая кровью, и всё же открыли дамам дверь. Не выпуская своего оружия из рук, Ангелина дала сначала уйти матери, а потом выбежала сама, и уже через минуту мать и дочь снова оказались на улице.
Уже при солнечном свете Ангелина заметила, что у матери из ноги обильно идёт кровь, оставляя ярко-красные следы на мостовой. Очевидно, когда она оборонялась от братьев, случайно наступила на гвоздь и пропорола им себе ногу. Пришлось срочно идти в ближайший госпиталь, где несчастной женщине обработали рану и наложили повязку. Однако позже выяснилось самое страшное: от пережитого стресса бедная женщина сошла с ума. Она бредила и заговаривалась, всё время хотела куда-то бежать. Вскоре из госпиталя бедняжку переместили в сумасшедший дом, а Ангелину власти города определили в сиротский приют до её совершеннолетия.
Там, в муниципальном приюте, девушка провела несколько лет, пока не стала взрослой. За это время следы её матери затерялись. Говорили, что после выхода из сумасшедшего дома она вроде бы бросилась в мутные воды Арно, покончив с собой. Её разбухшее тело, а может быть, тело другой нищенки, нашли водолазы, и городские власти похоронили её в общей могиле вместе с другими бездомными. Так что Ангелина осталась в этом мире совсем одна. Надо ли говорить, что она с тех пор мечтала о мести злым братьям, погубившим её мать, так же страстно, как девушки мечтают о любви или замужестве.
Однажды, проходя мимо антикварной лавки, девушка заметила в витрине меня. Я сразу понравился ей, и она купила меня, даже не торгуясь. Как только Ангелина принесла кинжал домой, она страстно поцеловала меня в мою блестящую холодную сталь, знакомую не по наслышке с самыми жестокими убийствами. И я откликнулся на её страстный поцелуй, пообещав служить ей верой и правдой. Днём мой ангел работал в парикмахерской, а вечерами вместо книг и развлечений она вынимала меня и разглядывала с большой любовью, словно я был её любимым парнем. Я замирал от её нежных прикосновений и даже начинал мурлыкать, словно домашний кот, которого погладили. Я был влюблен в своего ангела и вдохновлял её на месть, что бы там не говорили всякие церковники о любви, добре и всепрощении.
И вот однажды, когда ей стукнуло 25, она, наконец то, решилась. "Пора, дорогой мой Арнольд, - шепнула мне Ангелина, - есть работа для тебя!" Я весь затрепетал, слыша своё имя из ее прекрасных уст и постигая эту важную новость! Она назвала меня Арнольдом в честь одного знаменитого киноактера, игравшего положительных героев, защитников бедных и слабых. А возможно, я был назван в честь нашей реки Арно, в мутных водах которой мне в конце концов предстояло оказаться надолго, если не навсегда.
Наконец-то я мог быть полезен ей ради её святой мести за мать и за саму себя. За потерю, как это говорят, веры в человечество. Ведь братья нанесли девушке огромную психологическую травму, едва не изнасиловав её на глазах у собственной матери, и фактически погубили её бедную мать. Мир открылся перед девушкой во всей его трагичной жестокости, и она осталась жить лишь для того, чтобы отомстить мерзким братьям за содеянное ими зло.
Мы вышли из дома, когда был уже поздний вечер, и Флоренция готовилась погрузиться в сладкий весенний сон. Мы оба мечтали, чтобы всё прошло гладко, и чтобы братья никогда больше не увидели утра в нашем прекрасном древнем городе, полном изящных искусств. Её нежная рука сжимала меня, и мы как будто становились с ней одним целым, словно два страстные любовника, объединившие в огне любви свои тела и души. Она была решительна и спокойна, словно высшие силы вели её на благое дело. На её лице был наложен грим, а на голове надет парик, так что моя прекрасная леди стала почти неузнаваемой. Только руки были прежними, такими же нежными и тёплыми, полными молодой пульсирующий жизни.
Мы вошли в отель ровно в полночь. Он почти не изменился с тех пор, когда она была там в первый раз. На ресепшене никого не было: обычно там восседала толстая мать братьев, похожая на мерзкую старую жабу. Но так как у неё был слабый мочевой пузырь, она часто бегала в туалет. Вот и на этот раз сеньора жаба побежала немного облегчиться, и мы миновали ресепшен, к счастью, без свидетелей.
Местонахождение братьев долго искать не пришлось: их было слышно издали по голосам. Братья-злодеи громко смеялись, рассказывая друг другу анекдоты. Это было нам на руку: они не слышали приближающихся шагов Ангелины, поэтому она вошла в их номер никем не замеченной. Оба брата лежали на кровати, заходясь от смеха. Далее всё было молниеносно: быстрый взмах руки, и я оказался в сонной артерии одного из братьев, младшего. Он перестал ржать и громко захрипел, пуская кровавые пузыри. Через секунду я уже мчался в открытую пасть второго брата, который всё ещё смеялся, не заметив смерти своего кровного родственника. Я вошёл в его открытый рот очень глубоко, по самую рукоять, и несколько раз перевернулся вокруг своей оси, кромсая мягкие ткани и задев даже какие-то твердые позвонки. Брат тут же перестал ржать, но крикнуть не успел: всё внутри него было уже порвано мною. Ангелина держала меня в его теле, пока он не затих, и его конвульсии не прекратились. Потом она вытерла меня о простынь и, бросив в сумочку, поторопилась к выходу. Нужно было успеть проскочить обратно на улицу, пока сеньора жаба не вернулась из своей уборной. (В принципе, можно было прирезать и её, но девушка понимала, что для матери гораздо большим горем будет видеть смерть своих родных детей, чем умереть самой. Пусть живёт, тварь, пусть мучается, как мучилась её несчастная, бедная мать!)
И вот мы снова на улице: понадобилось лишь менее трех минут на все наши мокрые дела. Старуха выйдет из туалета позднее, и обнаружит своих сыновей мертвыми лишь поутру, когда они не выйдут к завтраку. Ну а мы с Ангелиной идём вдоль набережной красавицы Арно, оба наслаждаясь выполненным долгом, тишиной и ночной прохладной. Скоро я полечу вниз, в мутные и тёмные воды реки, и больше никогда не увижу свою милую хозяйку, назвавшую меня красивым человеческим именем. Она избавится и от меня, и от окровавленной сумочки, а затем умоет руки в Арно и пойдёт домой. Мы всё сделали правильно, и никогда ещё я не был так счастлив, убивая людей во имя добра, памяти невинно пострадавших и справедливости. Мы избавили Флоренцию от двух мерзких негодяев без чести и совести, и теперь несчастная Роз-Мари может быть спокойна на том свете: она отомщена!
Последний раз моя возлюбленная Ангелина коснулась меня, грязного и окровавленного, и, шпнув: "Прощай, милый Арнольд!", выбросила меня в ночную, сверкающую лунными бликами реку. Прохладная вода медленно смыла с меня липкую кровь, и я остался совсем один, навсегда, слушая, как затихают вдали шаги моей милой Ангелины. Теперь я стал частью великой реки и возможно, останусь здесь навсегда, до скончания мира. Теперь мне остаётся жить лишь одними воспоминаниями и мечтами о новой, прекрасной жизни. Впрочем, я заслужил свой вечный покой: из всех убийств два последних были лучшими в моей жизни, и если бы у меня были внуки, я бы рассказывал им на ночь об этой славной работенке, словно старый дед о днях своей счастливой и бурной молодости...
Уважаемые читатели, если вас интересуют мои новые работы, загляните на "Духовный канал Гаруда" на Ютюбе. Там мои произведения даны в звуковом формате с красивым видеорядом.