Память. 30 тысяч Танечек

Евгений Кошелев
 Когда проходишь по двору мимо детских площадок, видишь, как заботливые бабушки хлопочут возле своих внуков. Вытирая им сопельки и подкармливая сдобными булочками, а внуки, капризничая, отталкивают эти натруженные руки. Требуют того, чего не знают сами.

 В такие мгновения невольно вспоминаешь рассказы своих родителей о том времени, когда ребятишки пухли и умирали голодной смертью. Это было в далекие 30-ые годы двадцатого столетия. В стране шли непрерывные реформы, направленные на ускоренную индустриализацию. А село в прямом смысле слова умирало.

 * * *

 Моя родная Топориха, еще не отошедшая от утраты отцов-кормильцев в ходе стихийного бунта в июле 1931 года, уже не могла сопротивляться всем тем хлебозаготовкам, когда из крестьянских хозяйств выгребали последнее. У крестьян забирали хлеб, заработанный на трудодни, в том числе и оставшийся от прошлых лет. Хлеб в обмен на трудодни не выдавали, отбирали и картошку.

 Рассказывая о тех событиях, отец не мог сдерживать слез. Ему, бывшему фронтовику, до последних дней жизни это отдавалось болью. В начале лета 1931 года семья отца осталась без кормильца. Его отец (мой дед) забрал с колхозного двора свою лошадь, за это был арестован и приговорен к ссылке на 10 лет в Восточную Сибирь. И вся крестьянская нужда легла на плечи моей бабушки, на руках у которой оставалась куча детей.

 А здесь еще после всех хлебозаготовок пришли голодные годы. Каждая семья боролась за выживание от голодной смерти. Смерть косила и старого, и малого, в селе не проходило ни дня без похорон. Поскольку все продукты у селян были отобраны, то жители ели все, что раньше кушать было не принято. Чтобы выжить, голодающие употребляли в пищу суррогатный хлеб (подсолнечный и конопляный жмых), лебеду, рогозу, крапиву, конский щавель, древесную кору и цвет липы, листву деревьев, ботву свекольную, корни пырея, желуди, мякину. Из половы пытались запаривать мякину. Съедалось мясо трупов животных, ели котов, собак, ловили и съедали голубей, ворон, воробьев. От этой «еды» люди опухали, заболевали брюшным тифом и умирали.

 Старожилы вспоминают частушку тех страшных лет: «В тридцать третьем году всю поели лебеду. Руки, ноги опухали, умирали на ходу».

* * *

 Вот как события того времени описывают официальные источники:

 «… В результате коллективизации наиболее работоспособная масса здоровых и молодых крестьян бежала в города. Кроме того, около 2 миллионов крестьян, попавших под раскулачивание, были высланы в отдаленные районы страны. Поэтому к началу весенней посевной 1932 года деревня подошла с серьезным недостаткам тягловой силы и резко ухудшившимся качеством трудовых ресурсов…

 … Важную роль в создании ситуации голода сыграл и печально знаменитый закон от 7 августа 1932 года, прозванный в народе «Законом о трех колосках». Закон устанавливал уголовную ответственность (10 лет лагерей или даже смертная казнь) за кражу и расхищение колхозной собственности. На основании этого закона всего за 5 месяцев, с августа 1932 года по декабрь 1933 года, были осуждены свыше 125 тысяч человек, из них 5 400 были приговорены к высшей мере наказания. В числе казненных было несколько сотен детей в возрасте от 12 до 16 лет, поскольку смертная казнь, «как высшая форма социальной защиты» в СССР была предусмотрена для лиц в возрасте от 12 лет…»(1).

 * * *

 Отцу в ту пору было 6-7 лет. Он понимал, что такое постоянное отсутствие еды в доме. И решил со своими сверстниками ходить по окрестным деревням просить милостыню. Сшил из куска холста сумку с ремнем наперевес. И с утра втроем-вчетвером с друзьями уходили на поиски пропитания.

 Уходили на несколько дней в близлежащие деревни – Агапиха, Ушинка, Белозерка, Митрофаниха. Легче всего было просить подаяние в Митрофанихе. На помойках находили отходы от овощей: очистки картофеля, листья капусты, срезы моркови и свеклы. Ближе к зиме ходили по полям, выкапывая иногда картофелину, собирались выпавшие зернышки с колосков.

 За отцом пытался увязываться маленький братишка Петя, но сил идти у него хватало только на километр. И он, плача, возвращался домой. Отец иногда брал с собой старшую сестру Клаву. А дома оставалась совсем маленькая сестренка Танечка, ей было где-то около трех лет. Папа ее очень любил и жалел. Он старался принести ей хоть маленький кусочек хлебца или картошину. А она, босоногая, стоя на подоконнике, ждала своего старшего братика Оню (так они звали моего отца) и кусала от голода себе тоненькие ручки.

 Петя и Таня не пережили голода.



…  В Пензенской области жертвами голода 1932-33 годов стали не менее 30 тысяч сельских жителей(1).




(1) Кондрашин В.В. «Голодные годы» на территории Пензенского края // Пензенская энциклопедия – М.: Большая российская энциклопедия, 2001. http://inpenza.ru/history/locust-years.php