СКАЗКИ ДЛЯ АНДРЕЙКИ.
(пратяг, бел. яз. – продолжение по-русски)
16 часть.
Я услышала, что заиграла музыка, а потом раздался твой голос, поющий: «Её зовут Лена …» И я поняла, что это призывно заработал гудок на мобильном. Я подошла к столику и взяла мобилку в руки. Но взглянув на экран, я едва не выронила его. На мониторе большими буквами чётко высветилось «АНДРЕЙКА»!
- Але, - едва дыша, проговорила я.
- Лен, привет. Я здесь, в твоём городе. Стою у кафе, недалеко от моста.
- У «ковбоя», что ли? – машинально спросила я, понемногу приходя в себя и соображая.
- Какой ковбой, дорогая? Здесь написано: «Кафе «Березина».
- Ясно, я поняла. Это просто у нас в городке, в простонародье, эту кафешку называют «ковбой». Жди меня, через 40 минут я буду.
И я опять заметалась по дому. Что взять? Я тут же вспомнила про нивелир. Блин, в прошлый раз я о нём совершенно забыла. Соль, спички, нож-вилка-ложка лежали в коробе рядом с верёвочной лестницей. Я когда-то, на всякий случай, положила всё это в нивелирный короб, чтобы быть во всеоружии на вот такой экстренный случай, ибо твоё появление всегда непредсказуемо. А что ж ещё надо? Ладно, подумалось мне, потом решим по ходу.
Я ещё с моста увидела какую-то толпу возле «ковбоя». Это мы так прозвали небольшое одноэтажное здание, в котором когда-то была придорожная столовая, а потом его переделали под кафе и магазин. И когда там стали на разлив продавать спиртное, вот народ и прозвал заведение «ковбой». Почему именно так? А кто ж его знает, но прижилось это название намертво.
Спустившись с моста и завернув за длинный забор, выгнувшийся вдоль трассы, я увидела на стоянке возле кафе необыкновенную машину. Именно возле неё собралась небольшая толпа зевак. Машина была старинная, типа «эмки», и казалось, что она буквально съехала в наш мир с экрана в кинотеатре, в котором транслировался старый советский фильм о войне. Бока машины отсвечивали перламутром, а крылья причудливо выгибались над колёсами, преобразовываясь в ступеньку для водителя и пассажиров, пытавшихся сесть в салон. Большие фары отсвечивали на солнце, и рифлёный спереди узкий капот напоминал смущённое личико юнца, который не привык к такому пристальному вниманию к своей личности. Мужчины, стоявшие у авто, курили и обсуждали между собой марку автомобиля, год её выпуска и - сколько же «бабок» она теперь стоит? А моё сердце усиленно забилось, и в мыслях проскочила догадка: «Это машина Андрея. Он приехал на ретро. Вот же?! Представляю, сколько часов он пилил сюда?!» Поздоровавшись с мужчинами, ибо в толпе было несколько знакомых лиц, я вошла в кафе. Ты сидел за столом спиной ко мне, а вокруг тебя собралась большая компания мужчин. Вы громко о чём-то отчаянно спорили. Мужики пили пиво, а ты только кушал, при этом заинтересованно прислушиваясь к разговору, иногда согласно кивая, а иногда вставляя реплику. Потом ты что-то сказал, и вы дружно засмеялись. Я решила не тревожить тебя, дать тебе спокойно поесть и пообщаться с людьми, и вышла на улицу. Прошла под деревья, у которыми стояли лавочки, и набрала тебя по телефону.
- Лен, где ты? – почти сразу послышался твой голос. – Сколько можно тебя ждать?
- Да я у тебя за спиной, только на улице. Зашла в кафе, увидела вашу милую компанию и решила не нарушать идиллию. Сижу на лавочке под деревом и жду.
- Ясно. Сейчас выйду.
Минут через десять ты появился в дверях кафе. Увидев меня, быстро подошёл и сел рядом. Потом взглянул на меня смеющимися глазами, обнял за плечи и чмокнул в лоб у виска.
- Блин, Андрей, чё ты меня, как покойника, в лоб целуешь?
- Лен, всё потом будет. Ещё всему будет время, - заговорщицки подмигнул ты мне.
- Андрейка, я надеюсь, что вот эта красавица не твоя машина? – и я кивнула в сторону «эмки».
- Моя. А что?
- Боже мой, Андрей, сколько же часов ты ехал ко мне?
- Ладно, не будем об этом. Я же здесь? – отмахнулся ты от моего вопроса. – Ну, и куда рванём в этот раз? Я смотрю, ты сегодня экипировалась по полной. Нивелир взяла? Нож-вилку-ложку, соль-спички? Мою лестницу плетёную? – с насмешкой добавил ты.
- Так точно, товарищ майор! Всё, как вы сказали. И даже пятачок взяла с собой, помнишь? – и я показала пятак, который был прикреплен к шнуру и висел у меня на шее.
- Лен, удивительное дело, но мой пятак тоже со мной, - и ты достал из кармана джинсов монетку.
- Отлично, теперь можно и в путь отправляться. А ты что, собираешься машину здесь оставить? Так её за ночь разберут на сувениры.
- Нет, в этот раз мы отправимся колесить по дорогам на машине. Я хочу, чтобы ты провела меня по небольшим дорогам, по окольным тропам.
Я задумалась. И тут меня осенило.
- Андрей, а знаешь, куда мы с тобой поедем?
- Нет, мать, не знаю. Я же гость тут.
- Да ладно тебе меня поддевать, - отшутилась я. – Слушай, здесь у нас недалеко есть охотничий домик. Его можно снимать для проживания. Правда, это нужно делать заранее. Но там, в этой егерской усадьбе, есть мини зверинец, в котором, кстати, живёт медведь. Ну, и ещё какие-то зверушки и птички. Поехали туда, а? Я сейчас позвоню сыну и узнаю точную дорогу к этой усадьбе.
- Ну, что ж, поехали?
- Ура! – подпрыгнула я от радости и, обняв тебя за шею, нежно и ласково поцеловала в губы. – Андрейка, любый мой, лада моя хорошая! Как хорошо, что ты приехал.
Ты промолчал, потупившись, при этом, достал сигареты из кармана и закурил. А я медленно и важно подошла к машине и нерешительно остановилась возле неё. Боже, к ней страшно просто подойти, а не то, что открывать дверку и усаживаться. Я несколько раз обошла «эмку», потом пальчиком осторожно прикоснулась к ручке в дверке пассажира и резко отдёрнула. Страшно как-то. Да, в детстве мне приходилось ездить на старинных для сегодняшнего времени машинах, но тогда они были новыми, современными и обыденными. Но, такую, я видела впервые в своей жизни, да ещё так близко, что можно было протянуть руку и дотронуться до неё.
- Ну, чего мы ждём? – услышала я за спиной твой голос. А потом ты распахнул передо мной авто и жестом пригласил садиться. – Прошу.
- А можно, Андрейка? Она же такая! … Ну, такая! …
- Какая «такая»?! – засмеялся ты, передразнивая меня.
- Музейная! – восхищённо и пафосно проговорила я.
- Ладно, Лен, хорош придуриваться. Садись и поехали.
Я осторожно села на сиденье, и будто провалилась. Сиденье скрипнуло подо мной, но не рассыпалось, как я боялась, а вполне основательно обхватило меня в свои объятья. Ты уселся рядом, и мы покатили. Я, как тот штурман, показывала тебе дорогу, а ты молча рулил, иногда лукаво поглядывая на меня. Я позвонила сыну, чтобы уточнить все детали нашего путешествия.
- Андрейка, - сказала я, отключившись от сына. – Оказывается, в Вязычыне не медведь живёт, а медведица. Нам нужно не пропустить указатель «Охотничье хозяйство Вязычын».
- Тогда смотри сама, я ведь не знаю белорусский язык.
- А что его знать? Те же буквы, только слова слегка отличаются. Постой, постой, а вон, кажется, оно и есть. Видишь, медведица нарисована.
И действительно, мы увидели большой щит, указывающий направление в охотничью усадьбу. Ты свернул с основной трассы, и мы покатили по неширокой дороге. Потом асфальт вдруг закончился, и началась гравийка. Дорога была пустынна. Вдалеке виднелся густой лес. И тут я увидела развилку, но дорога за развилкой больше была похожа на просёлочную, чем на основную, и указателей никаких не было.
- Андрей, смотри, ещё один путь. И куда же ехать? Подожди, я сейчас позвоню Серёже и спрошу, что нам делать дальше.
- Лен, не надо никуда звонить. Едем прямо по накатанной дороге. И вообще, давай сюда телефон, - и ты отобрал у меня мобилку, выключил её, потом достал свою, тоже выключил и оба аппарата засунул в бардачок. – Мы отдыхаем? Отдыхаем. Значит, связь нам не нужна.
- А, и правда, - согласилась я.
Мы въехали в лес. Дорога из гравийной стала постепенно переходить в обычную просёлочную. Что-то здесь не так, подумалось мне, куда ж это мы едем?
- Чёрт, и, правда, что-то не так? - тревожно сказал ты. Вот же, халера, не спрятать от него свои мысли. – И развернуться нет возможности. Придётся ехать прямо, не вечно же этот лес будет тянуться перед глазами?
- Как знать, как знать. Наши леса порой бывают бесконечными.
Ты недоверчиво посмотрел на меня, и вдруг нажал на тормоз и пригнулся к рулю. Как от боли. А потом согнулся и потёр ногу.
- Что такое, лада моя? – встревожилась я.
- Да что-то шрам на ноге от волчьего укуса заныл. Никогда не болел, а тут?
И вдруг послышалось рычание, и мы почувствовали удар в боковое стекло машины с твоей стороны. Ты глянул в стекло и резко отпрянул. Потом машина опять покачнулась, и я увидела волчью морду, прильнувшую к стеклу.
- Боже, Андрей, опять волки?
- Сейчас я их пугну, - и ты включил фары и нажал на сигнал.
Волчья морда тут же исчезла, но хищник появился весь целиком на обочине дороги и сверкнул на нас огненным глазом.
- Лен, мне кажется, что это тот самый волк, который грызнул меня тогда.
- Не может быть? Хотя …. В принципе, мы с тобой сейчас не очень далеко находимся от нашей станции, от нашего вокзала. Всё может быть.
- Да нет, я точно знаю. Потому и рана заныла, - и ты опять потёр ногу.
Я стала внимательно присматриваться к зверюге, настороженно и злобно пригнувшейся к земле, и готовой опять прыгнуть на нас. Потом зверь повернулся боком, ещё несколько раз сверкнул на нас глазами и медленно подался в придорожные кусты, при этом, не переставая скалиться и легонько подвывать.
Мы медленно ехали по лесу, и нас всю дорогу сопровождали два светящихся глаза, но приближаться хищник опасался.
- Волк вроде один, Андрейка! Только, как мне кажется, это не волк, а волчица.
- С чего ты взяла?
- Ой, Андрей, а то ты не знаешь, чем отличается самец от самки? – хохотнула я, но ты поморщился и недовольно глянул на меня. – Не знаю, как ты, а я у него под брюхом ничего такого весомого не увидела. Волчица это. Нажми-ка ты на газ, Андрейка, может, отстанет?
Мы поехали быстрее и неожиданно выехали в небольшое поле, за которым отчётливо виднелись деревянные дома.
- Ну, вот, тут волки оставят нас в покое, - облегчённо сказала я.
Но моя радость оказалась преждевременной. Мы ехали по улице, а нас окружали полуразрушенные дома, с вынутыми окнами, со снятыми крышами, а то и вовсе, одни фундаменты наблюдались на участках.
- Блин, вот невезуха? Деревня-то заброшенная, - сказал ты.
- Да уж, капитализьмъ – процедила я сквозь зубы. Ты остро глянул на меня, но промолчал. – Андрей, там вон, в конце улицы вроде домик с крышей виднеется. Поехали туда.
И действительно, дом был цел, только в одном окне не было стекла. Ты закатил машину во двор, и пошёл осматриваться, куда ж это мы попали? А я зашла в дом и увидела в нём совершенно целёхонькую печь. Ну, слава Богу, хоть тут повезло. Я открыла дверку в печи. В топке лежала зола, говоря о том, что кто-то печью не так давно пользовался. Я покрутилась вокруг. Комната была совершенно пустая, только в уголочке лежала горочка сухих листьев, видно, нанесённых сюда ветром. Я подошла к окну и увидела на подоконнике железный прут. Видно, им ворочали золу в печи. Я решила выгрести золу из топки. Пока я это делала, в комнате стало темно. Время неумолимо шло своим чередом, и мы не заметили, как на нас надвинулась ночь
- Андрей! – позвала я тебя, выйдя из дома во двор.
- Лен, иди сюда!- в ответ послышался твой приглушённый голос. – Я сеновал нашёл. Будет где в любовь поиграть.
Ах ты! Сама себе улыбнулась я, и моё сердечко радостно запрыгало в груди.
- Андрей, где ты? Говори же, а я буду идти на твой голос.
- Мать, да здесь я, в сарае. Не видишь, что ли, сарай во дворе?
И точно, за домом оказался сарайчик, у которого, правда, немножко провалилась крыша, но, в принципе, помещение было вполне целое и крепкое. А вдоль стены были сложены нарубленные дровишки. Я вошла в сарайчик, и ты сгрёб меня в охапку и потащил к куче сена. И мы вдвоём бултыхнулись в него.
- Ленка! Здорово-то как! Помнишь, наш стог в поле, гнездо аиста …
- Не аиста, а грифа. – поправила я.
- Да какая разница? Чувствуешь запах? Эх! – и ты снял с себя рубаху, подстелил её под обнажённые плечи и аккуратненько улёгся в сено. Я же сняла кофточку и тоже подстелила её под себя, примостившись рядом с тобой.
17 часть
Мы лежим на сене, а над нами светит луна. Она смело, по-хозяйски, заглядывает через пролом в крыше к нам на сеновал. Она освещает нас таинственным светом, располагая к чудесам, к радостям любви, к очарованию долгожданной встречи. Ты повернул ко мне голову и тихонько проговорил.
- Лена, давно хотел тебя спросить. А почему тебя все зовут АлЕна?
- Это на белорусском языке так звучит имя Елена. Алена, Аленка, Аленушка. Не Алёнушка, а именно АлЕнушка. У меня и в паспорте так написано – Алена Яугеньеуна.
- Интересно и непривычно немного. Аленка, - ласково проговорил ты и приподнялся, нависая надо мной. Твои глаза мерцали таинственным огнём, но в них не было буйства страсти, а лишь безграничная теплота и нежность излучались непрерывным потоком света и жгли, нещадно жгли меня нестерпимым жаром ответного чувства к тебе.
И вдруг стало темно. Будто кто-то заслонил собой лунный свет, который освещал нас. Ты повернулся к проёму, и я, взглянув через твоё плечо на дыру в крыше, едва не вскрикнула. На фоне луны чётко выделялась волчья голова. Глаза волчицы горели огнём, порой извергая пламенные искры. Потом она оскалилась и тихонько зарычала, слегка подвывая, будто рыдания вырывались из её груди. Ты сел и, как завороженный, приковал свой взгляд к хищнице. Я тоже поднялась и взглянула на тебя, и едва не отпрянул вглубь сеновала. Твои глаза опять стали оранжевого цвета и в них, как на радаре, в оранжево-чёрных кругах отчётливо проецировался силуэт волчицы, но только она отражалась в твоих зрачках в виде женщины дьявольской красоты. Она была полунагая и обольстительно молода. Огромная копна чёрных волос по концам их отсвечивала пепельным цветом, а стройный стан был грациозен и призывно изогнуть навстречу чувственному наслаждению и дикой, животной страсти.
Я, едва ворочая губами, прошептала.
- Андрей … - но ты никак не отреагировал на мой призыв, весь подавшись вперёд, к волчице, которая тебе виделась в образе ошеломительно притягательной женщины.
- Андрей, - ещё раз попыталась я позвать тебя и положила на твои обнажённые плечи обе ладошки. Но ты дёрнул плечами, как бы сбрасывая с себя моё прикосновение. И в этот момент прозвучал невыносимый волчий вой, будто, призывный клич неудовлетворённой и ненасытной самки. И ты сорвался с места, прихватив с собой рубаху, и прыгнул в проём крыши вслед за исчезнувшей волчицей.
Я вскочила, подбежала к разлому и увидела тебя, бегущего рядом с волчицей в сторону леса, чащи, глуши и тьмы, в неведомую мрачную сторону жизни. Ты держался за её холку, будто за руку, и вокруг тебя при каждом движении сыпались едва заметные искорки.
- Андрейка!!! – дико закричала я, и ты вдруг бросил волчицу и остановился. Потом потряс головой, осмотрелся вокруг, будто приходя в себя и недоумённо озираясь по сторонам. Но волчица сделала прыжок к тебе, положила лапы на грудь и лизнула тебя в лицо. И ты застыл, как заколдованный, а вокруг тебя вновь появились огненные искорки.
- Андрейка! Любовь моя!!! – с надрывом в голосе закричала я, вкладывая всю силу своего чувства в этот зов. И ты опять встрепенулся. Но хищница повернулась всем корпусом ко мне, вожделенно зарычала и сверкнула на меня лютым, ненавидящим глазом, из которого выскочила уничтожающая всё и вся маленькая, едва приметная молнийка. И я, получив ожог от этой молнии, опять увидела тебя, бегущего рядом с ней в сторону чащи. Я вся скукожилась от дикой боли. Нет, боль была не от ожога, а от того, что ты уходишь, убегаешь, исчезаешь, покидаешь меня. Невыносимая, смертная тоска в душе нестерпимо сдавила мне грудь, но я, всё же, из последних сил простонала.
- Андрейка … кар-кар-кар … - вырвалось из моего горла, и вместо рук появились вороньи крылья, а на месте лица вырос огромный серый клюв. А из чёрного птичьего глаза выкатилась горючая женская слеза.
Долго ли, коротко ли сидела Ворона в раздумьях, погружённая в свою тоску и печаль. Что же делать? А может, он сам, по своей доброй воле ушёл за ней? Тогда, какое я имею право что-то делать или как-то мешать его наслаждению и счастью? Или, всё же, она обволокла его магическими чарами да некими обещаниями блаженства и любви неземной? Тогда, мне нужно спасать его, вытаскивать из этого волчьего логова! Но хочет ли он этого? Раздираемая вопросами и сомнениями, Ворона встрепенулась, чтобы сбросить с себя эту туманящую мозг муть. И вдруг она почувствовала, что на шее у неё что-то есть. Изогнувшись, она увидела у себя на брюшке монетку.
- Карррр! – торжествующе прокричала она: «Пятачок! Он висел у меня на шее, и так и остался висеть, но уже на шее у птицы. У Андрея тоже есть такой пятачок. Это - наше спасение! Я найду Андрейку, чего бы мне это не стоило. Я покажу ему этот пятачок, и если он не захочет его видеть, значит, он не захочет видеть и меня. Ну, что ж, так тому и быть. А если всё же захочет? Если всё же обрадуется? Если, всё же, он как раз ждёт избавления от волчьего плена? Тогда я лечу к нему!»
И Ворона, запрятав монетку под крыло, вылетела из сеновала и направилась в сторону леса.
Лес был густой и мрачный, тем более, что время суток приближалось уже к ночи. Но Ворона зорко смотрела на землю, выискивая следы. И она их видела. Следы от человеческой обуви, а рядом – когти, когти, сплошные отпечатки когтей. Было такое ощущение, что волчица вилась вьюном у ног человека, как бы, не давая ему возможности вернуться, сделать шаг назад. Ворона летела по следу, продираясь сквозь ветви и лавируя межу сухих сучьев, но старалась не потерять направление. И вдруг она увидела огромную и старую ель. Дерево было настолько старым, что даже корни повылазили из земли, создавая вокруг ствола некое подобие шалаша, норы, берлоги, логова. «Логово! Вот оно! Я нашла его!» И Вороне влетела под эти, похожие на клешни краба, корни.
Ты лежал на ветках, и глаза у тебя были закрыты. На твоей обнажённой спине отчётливо были видны царапины от когтей и ранки от укусов. Ты глубоко дышал, будто был в жару, будто бы был жестоко и безнадёжно болен. И Ворона поняла, что надо действовать. Она подошла к человеку и легонько провела крылом по израненной и истерзанной спине. Ты дёрнулся и простонал.
- Что ты ещё от меня хочешь, животное?
Но Ворона легонько произнесла.
- Хаар! – и ты открыл один глаз и взглянул на птицу.
- А, вот и вороньё уже слетается. Кыш! Не на того напали. Я так просто вам не дамся.
Услышав эти слова, Ворона начала трепыхать крыльями, привлекая к себе внимание человека, и из её перьев выскочил пятачок и закачался на шнурке, как раз на уровне брюшка птицы.
- Что, воронья твоя душа, за блестящим охотишься? Пятаки собираешь? Ну, уж нет, глаз ты мне не выклюешь, и ни за какие пятаки ты меня не возьмёшь, - медленно промычал человек, и вдруг приподнял голову. – Пятак … пятачок … монетка … Лен … Лена?!
И ты резко сел на своём лежбище. А Ворона подскочила к тебе в притык и стала клювом теребить карман твоих джинсов, будто хотела что-то достать оттуда. Ты засунул руку в карман и вынул монетку. На твоей раскрытой ладошке лежал пятачок, «решкой» вверх.
- Лена?!! Это ты? Так эта сука превратила тебя в старую и невзрачную ворону? – и у птицы из глаза опять выкатилась молчаливая и печальная женская слеза. – Да, это ты? Я понял. Но, что же делать? – и ты задумался.
Ворона прыгнула тебе на ладошку и взяла твой пятачок в клюв. Потом она изогнулась, пытаясь приложить твою монету к своей, но у неё ничего не получилось, и монетка плюхнулась обратно на твою ладонь.
- Думаешь, поможет? – с надеждой в голосе, спросил ты.
Ворона отчаянно закивала головой, и тогда ты приложил монетку к тому пятачку, который висел на брюшке у птицы. Но ничего не произошло.
- Пустое всё это. Нужно выбираться отсюда, пока эта самка не вернулась с охоты. Нужно выбираться и немедленно, - и ты начал подниматься на ноги, но Ворона опять подпрыгнула к тебе и клюнула в монету как раз в ту сторону, где был «орёл».
- Попробовать обратной стороной приложить? – и птица энергично закивала головой. Ты повернул пятак орлом и приложил его к «решке» на другой монетке. И – о, чудо?! Ворона сбросила с себя перья, и перед тобой появилась я.
- Андрей, Андрейка! Бежим скорее, бежим отсюда. Я знаю дорогу, запомнила, пока летала и искала тебя.
Ты всунул монетку обратно в карман, вскочил на ноги, схватил меня за руку, и мы выбрались из логова. Темень в лесу уже сгущалась, но нас это совершенно не пугало. Мы интуитивно шли правильным путём и выбрались на опушку. Перед нами раскинулось поле, за которым виднелся сарай с сеновалом и тот дом, во дворе которого стояла твоя машина. И вдруг, за спиной раздался надрывный волчий вой.
- У, сука, вернулась, - с ненавистью сказал ты, но при следующем волчьем рыке тебя что-то дёрнуло и потащило обратно в лес.
- Ну, уж нет, Андрей! Я тебя ей не отдам теперь.
- Лен, но она всё равно нас догонит. Волки бегают быстрее, чем мы.
- А мы сейчас воспользуемся сумерками и спрячемся от неё.
- Нет, Лена, - и ты покачал головой. – Она нас унюхает.
И тут на моей груди сверкнула монетка.
- Андрей, я знаю, что делать. Доставай пятачок и прикладывай его ко мне сначала так, а потом к себе наоборот, и мы превратимся в птиц.
Ты вытащил из кармана монетку и приложил её «орлом» к моей «решке». И опять старые вороньи перья покрыли всю меня, а из горла вырвалось тоскливое. - Хра-кра-кар!
Но ты, не долго думая, повернул монетку у Вороны на «орла» и приложился к ней своей «решкой». И человек вдруг скукожился, согнулся, из него полезли смолянисто чёрные крылья, а потом он, и вовсе, превратился в прекрасного чёрного Ворона, окрас которого переливался насыщенным чёрным цветом, как бархат, либо атлас, либо ещё какая неведомая сказочная краса. Ворон, удерживая в клюве монетку, взмахнул крылами и восторженно взвился вверх, в ночное небо, на которое уже выплыла убывающая луна.
«Как же он красив, мой Андрейка!!!» - подумала Ворона, и полетела вслед за Вороном, мелко-мелко семеня крыльями, пока важная птица делала всего один большой и широкий взмах.
Мы уселись на крышу «эмки» и наблюдали, как волчица с ожесточённым рыком металась по заброшенной деревеньке, как она несколько раз впрыгивала через пролом в крыше на сеновал. Как она рвала и терзала зубами мою кофточку, которую нашла в сене. Как она яростно выла, призывая человека к себе. Но Ворон невозмутимо наблюдал за всем этим и ждал, терпеливо ждал того момента, когда хищница наконец-то поймёт, что человек ей не по зубам. Что ЧЕЛОВЕК с большой буква всегда будет ЧЕЛОВЕКОМ с большой буквы, не смотря на все его ошибки и заблуждения по жизни. Если он Человек, то он никогда не станет волком. И не пойдёт слепо за волками, а тем более, за волчьей самкой.
Набегавшись и накрутившись между заброшенными домами и сараями, волчица медленно поплелась в лес. Глаз у Ворона, вдруг вспыхнул оранжевым цветом. И Ворона отчётливо увидела в них, как на радаре, образ женщины, которая рвала на себе волосы и грызла кулаки от ярости и бешенства, оттого, что её добыча ушла из-под самого носа, хотя она была абсолютно уверена в своей власти над ним, в своей власти над ЧЕЛОВЕКОМ, над мужчиной. Во власти над ним, как над своей собственностью. И глаз у Ворона тут же потух - раз, и навсегда. А из птичьего глаза Вороны вновь украдкой выкатилась счастливая женская слеза.
18 часть
Когда ушла волчица, ворона полетела в сторону дома и влетела в него через разбитое окно. Она присела на край печки и задумалась. Вслед за ней в доме оказался и Ворон. Он присел рядом, потом приложил торчащий в клюве пятак к пятаку вороны, и я быстренько спрыгнула с печи. Ворон сидел, сверкал на меня огненным глазом и ждал.
- Ну. Что, Андрейка?! – заговорила я, похаживая по дому и покручивая в руке оба пятака. – Сладко ли тебе было у хищницы, лада моя?
Ворон недоумённо взмахнул крыльями, и настороженно сверкнул птичьим глазом.
- Аааа, не очень, да? Хорошо. Значит, в волчьей шкуре нам не понравилось? Так-так. А как же в вороньих перьях? Веселее, да? – Ворон уже нешуточно каркнул на весь дом и подлетел ко мне, пытаясь клюнуть меня между глаз. – Ладно, ладно, не сердись, люба моя. Усаживайся ко мне на руку и будем мириться.
Я вытянула руку, и ворон цепко уселся на ней. Я всунула ему в клюв монетку и приложила своего «орла» к его «решке». И тут же почувствовала, как мой пятачок сорвался с моей шеи и оказался в твоих руках.
- Нет. Мать, деньги, в особенности мелочь, должны быть в руках мужчины. А лучше, в его кармане, - и ты засунул оба пятака в задний карман джинсов. – Вот так вернее будет, дорогая. Так, теперь нам нужно устроить оборону. Эта сука так просто нас не оставит. А меня, так в первую очередь.
И ты начал осматриваться в доме, подыскивая что-нибудь большое, чтобы загородить разбитое окошко. А я тоскливо посмотрела на печь, и меня осенило. Огонь! Волки боятся открытого огня! Только я так подумала, как тут же в комнату вошёл ты, неся в одной руке охапку наколотых дров, которые мы видели у сарая, а во второй – мой нивелир и свою сумку. А на плече висела неизменная и до боли родная гитара.
- Да, Андрейка, лада моя хорошая! Мы с тобой подумали об одном и том же. Огонь! Яркий свет семейного очага, крепкого и теплого, горячего от взаимной любви, только он сможет отгонять всяких там хищных волчиц, падких на чужое счастье, и ночных мотыльков, игриво гоняющихся за мимолётными утехами.
Ты остро сверкнул на меня горячим взглядом, но промолчал. И мы вместе стали готовиться встретить вечер. Ты колдовал возле печки, а я разбирала твою сумку со снедью. Огонь довольно быстро разгорелся, отбрасывая приятные отблески на наши лица. Я нашла на дне сумки небольшую скатёрку и начала накрывать нам импровизированный стол. А стола-то никакого и не было. Мы уселись перед горящей печкой, расстелили прямо на полу скатерть, я разложила всё тобою купленной, все вкусняшки, и ты вынул из бокового кармана сумки фляжку, не знаю чем наполненную.
- Твоя любимая водочка, Лена.
- Спасибо, дружа! Приятно, что ты запомнил, что я, кроме водки, ничего больше пить не могу. Нутро не принимает.
- Ну, и прекрасно. Тогда, давай ужинать.
И вдруг, рядом с нами, совсем близко, за окном, раздался жуткий волчий вой. Я вздрогнула и молниеносно взглянула на тебя. Ты невозмутимо разливал водку по пластмассовым стаканчикам и никак не отреагировал на появление волчицы. Потом послышались тяжёлые шаги, и в дом ввалилась взлохмаченная и пышущая животной яростью волчица. Я сжалась, но не шелохнулась. А ты спокойно поднял на неё глаза, и я опять увидела в них оранжевые круги и образ женщины, ослепительно красивое лицо которой, было искажено гневом и требованием подчинения во что бы то ни стало, при этом став отвратительно безобразным и отталкивающе некрасивым. Но в то же мгновение женщина, отражённая в твоих глазах, вдруг вспыхнула ярким пламенем и в одну секунду превратилась в пепел, в пыль, в прах, в ничто. И оранжевый свет в твоих глазах медленно, но неумолимо потух. А Волчица вдруг сжалась, как побитая сучка, и задом, задом выползла из дома во тьму, в вечность, в никуда.
Ты спокойно протянул мне стаканчик с водкой.
- Ну, что, мать?! Выпьем за свет семейного очага, который защищает нас от всякой нечисти, липнущей к нам в нашей жизни, - и ты залпом выпил. А потом глубоко задумался. – А ведь верно, дорогая моя спутница в приключениях.
Я тоже выпила и внимательно посмотрела на тебя. О, Боже, душа моя, боль мая! Какой же ты трогательный, какой же ты сильный, какой же ты усталый, какой же ты замотанный заботами и делами?!! Ты приехал ко мне, чтобы побыть самим собой, отдохнуть, прийти в себя, подумать и приять некое решение, а тут всякие нечистики липнут к тебе, как пчёлы на мёд.
- А медку я сейчас попробовал бы. Но, увы, мне нельзя. А жаль, - и ты краем глаза глянул на меня улыбающимися глазами, а потом неожиданно подмигнул, налил ещё водки в стакашки и опять залпом выпил. Потом что-то съедобное кинул себе в рот и засмотрелся на горящие в печи дрова. Я взглянула на твою спину и ахнула.
- Андрейка, лада моя, мы совсем забыли про твои раны на теле. Их нужно обработать и помазать, залечить, чтобы они не загноились.
- Лен, но аптечка в машине, а мне совсем не хочется идти за ней в ночь и темень, - но я отлично поняла, почему ты не хотел идти на улицу, но промолчала.
- Андрейка, не беда совсем. У нас же есть водка! Я сейчас продезинфицирую твои ранки спиртиком, и никакая зараза к тебе не пристанет.
- Ну, давай, коли тебе не жалко такой продукт переводить на меня.
- Андрейка, хороший мой, любимый мой, мне для тебя ничего не жалко, поверь мне.
И я вынула из нивелирного короба тряпочку, которой был обёрнут сам нивелир, оторвала от неё кусочек, полила на него водочки и легонько приложила намоченную тряпочку к ранке. Ты дёрнулся и зашипел. Я интуитивно нагнулась к тебе и стала дуть на рану, а потом лизнула её языком, и ты выгнулся от неожиданности, как от удара током.
- Мать, ты - обалдела?! Что ж ты делаешь? Больно ведь!
- Тихо, тихо, лада моя, я больше не буду. А ты потерпи, потерпи, мой хороший, нужно потерпеть, - быстро-быстро зашептала я, и продолжила промывать водкой ранки и укусы на твоей спине, заметив при этом, что некоторые шрамы уже начали покрываться гнойной корочкой. Ах, ты ж?! Но ты стойко терпел, иногда вздрагивая и инстинктивно передёргивая плечами. И я, чтобы облегчить твои страдания, начала дуть на обрабатываемые ранки, и сам собой с моих губ начал слетать шепоток. Нет, это не был шепот колдуньи или знахарки. Нет! Это был мой шепоток, который исходил из самых потаённых, даже неведомых мне самой, глубин чувств моих к тебе.
Шепоток.
«О, свята сила любви моей! О, свята глубина моей печали! О, свята вера моя в силу любви и светлой печали моей о нём и для него! Защити и исцели моёго хорошего, моего сильного, моего светлого, моего любимого! Окропи его раны моими целебными слезами! Окутай его моей защитой от глаз злых и завистливых, от душ лживых и неверных! Освети ясным светом путь его тернистый! Дай ему волю к победе! Дай ему силу к свершениям! Дай ему твёрдость к достижению целей своих! Ниспошли ему благодати, как на тело, так и на сердце, так и на душу! Будь благословен, мой нежно и горячо любимый. Аминь!»
Вот так медленно, но настойчиво борясь с последствиями нападения на тебя волчицы, я и не заметила, что ты притих, а потом начал клевать носом. Я, аккуратненько придерживая за плечи, уложила тебя на сено, и ты, глянув на меня виноватыми глазами, пробормотал: «Лен, я спать. Извини …» И тут же отключился. Я ещё чуть-чуть развернула тебя спиной к печке, чтобы тебе не было холодно, так как накрывать твою спину было нельзя. Ты тут же ощутил бы сильную боль. А огонь в печи хорошо защищал и от холода, и от неприятного ощущения в ранках. Я ещё раз взглянула на тебя – всё ли в порядке? Но ты спал мёртвым сном, и видно было по лицу, что ничто в данную минуту тебя не интересует, кроме одного единственного желания – спать! Я, для верности, пододвинула сено поближе к твоей груди, чтобы по надёжнее защитить от ночной летней прохлады, и отошла к стене. Я не стала ложиться рядом с тобой, а присела на пол у стены, приложилась головой к доскам и почти мгновенно уснула.
19 часть
Меня разбудил петушиный крик. Я открыла глаза и никак не могла сообразить, то ли мне послышалось, то ли приснилось это громкое кукареку?!
- Кукареку! – опять донеслось с улицы. Вот же, зараза, и откуда, только, взялся, горластый? Деревня-то пустая, заброшенная? Я взглянула на тебя. Ты лежал на животе, раскинув руки, и крепко спал. Печь уже прогорела и лишь неяркие угольки ещё мерцали в её глубине. Я встала, взяла скатёрку и накрыла ею тебя. Ты даже не пошевелился. Я начала раздувать мерцающие угли, подкидывая ещё немного дров, чтобы защитить тебя от утренней прохлады.
- Кукареку! – раздалось почти под самым окном, и ты легонько шевельнулся. Ах ты, мать твою, горластое отродье! Не даёшь поспать человеку.
Я выскочила во двор и увидела, что на небольшом заборчике сидит огненно рыжий петух и трясёт сдвинутым на бок гребнем. Голова у него была смолянисто-чёрная, как и хвост, и крылья, а над желтоватым брюшком красовался огненно рыжий воротничок из перьев, плавно стелившийся на оранжевую спинку.
- Ах, ты, халера ! Разорался тут, поспать не даёшь моему Андрейке!
Петух насторожился, произнёс громкое - ко-ко-ко - и спрыгнул за забор. Я решила посмотреть, что ж там такое есть за тем забором? И увидела небольшой огородик, густо заросший травой. И в этой траве копошились, неизвестно откуда взявшиеся, куры. Сколько их там было, трудно сказать, так как трава шевелилась то там, то тут, то ещё где. Я заглянула в траву, и увидела ростки картошки. Вот это удача! Был конец июля, вполне можно подкапывать молодую картошечку. И я занялась этим делом. Пока руками рвала траву и выворачивала ботву картофельную, натолкнулась на кладку яиц. Оооо, это тоже пригодится. Собрав картошку в подол и положив сверху яйца, я пошла в дом.
Ты лежал, скрючившись и поджав по себя одну ногу. Скатёрка сползла с тебя, обнажив спину. Я с удивлением увидела, что ранки все исчезли, как и не было их, только кое-где просматривались синяки от укусов. Я сделала шаг, чтобы пройти в комнату, и вдруг увидела, что возле тебя в сене гребётся курица. Вот же, ты подумай, на улице ей травы мало, подумалось мне. И тут я увидела, что по твоей обнажённой спине ползёт небольшая божья коровка. Она быстро-быстро перебирала лапками, стараясь как можно скорее преодолеть большое и непонятное пространство. Но не тут-то было. Откуда ни возьмись, к тебе подскочила курица и точным движением клюнула прямо в жука.
- Аааа! - закричал ты от боли. Потом подхватился, встал на коленки, обвёл диким взглядом всё вокруг, и, увидев возле печи поленце, ты схватил его и высоко поднял над собой. – Сука, волчица, ты опять здесь?! Убью, падла!!! – с дикой, яростной ненавистью, захрипел ты.
Я вся сжалась и притихла, стоя в дверном проёме. А курица в страхе начала метаться по комнате и отчаянно кудахтать, пытаясь выскочить во двор. Потом она взлетела на подоконник и была такова, выпрыгнув через разбитое окно на волю. Ты вопросительно взглянул на меня, потом в окно, потом, как бы приходя в себя, откинул к печке поленце. Потёр руками лицо, взъерошил волосы и произнёс.
- Фуууу! А я-то подумал, что опять она здесь.
- Нет, Андрейка, нет её больше и не будет. Как женщина, она растворилась в твоих глазах, превратившись в прах и пыль. А как животное, она тебе совершенно не нужна, и она это отчётливо поняла. Забудь о ней.
- Да уж, забудешь тут, коли спина вся покусана да поцарапана. – и ты повёл плечами, но не почувствовав боли, удивлённо попытался взглянуть на себя через плечо.
- А нет больше никаких ран, Андрейка. Как и не бывало их.
- Ты уверена? – недоверчиво спросил ты, покручиваясь, как маленький собачка, то так, то эдак, и пытаясь взглянуть на свои плечи.
- Абсолютно, дружа мой. И хватит об этом, - вдруг твёрдо сказала я
- Дааааа?! – протянул ты, удивлённый моей твёрдостью, а потом вдруг искренне и легко, по-доброму улыбнулся и спросил, устремив взгляд на мой подол. – Мать, что ты там уже притащила, неуёмная твоя душечка.
- Андрейка, ты не поверишь, - залепетала я, подходя к тебе и присаживаясь возле печи на коленки. Потом я начала выкладывать на пол яйца куриные и высыпать картошку молоденькую. – Этот зараза петух разбудил меня, и я выскочила во двор, чтобы прогнать его. И обнаружила в маленьком огородике не только кур, но ещё и картошечку. А потом и куриную кладку яиц нашла. Короче, мы сейчас в печи запечём и картошечку, и яйца, благо, у нас в этом деле есть уже некий опыт.
Ты смотрел то на меня, то на картошку, то на выложенные мной на пол яйца и, молча, слушал мой лепет.
- Картошечка, говоришь, печёная? – проговорил ты задумчиво. – А ну-ка погоди …
И ты вышел из дома. А я помешала железным прутом в печке и подкинула ещё несколько поленок, чтобы они прогорели и создали немного больше жара. И тут в комнату вошёл ты и протянул мне сковородку и небольшой котёл.
- На. Зачем запекать, если можно картошку сварить, а яйца пожарить.
- Андрей, откуда всё это богатство? – удивилась я.
- Лен, ты забыла, что я приехал на машине? Я знал, куда еду, потому подготовился по полной. Просто руки ещё не дошли, всё это достать и применить по назначению.
- Андрейка, но чтобы сварить картошку, нужна вода.
- Да ни проблема, я уже всё разведал и нашёл здесь недалеко, по соседству, колодец. Он чистый, я смотрел. Только там тросик короткий. Ты лестницу нашу взяла с собой?
- Ну конечно, лада моя. Вон она в коробе лежит.
- Тогда, нет проблем. Сейчас я пойду к колодцу и наберу воды в котёл.
- Андрей, я с тобой. Как раз картошку у колодца помою.
Ты пошёл вперёд, а я вынула нивелир из короба и стала складывать картошку и в сам короб, и в крышку от него.
Выйдя на улицу, я покрутила головой, но не нашла тебя. Зато увидела колодец и подалась к нему. Возле колодезного кольца на земле стоял котёл с водой, но тебя нигде не было видно.
- Андрей, ты где? – позвала я, но ты не ответил.
И тут я услышала шум, в стоящем невдалеке сарайчике, чудом сохранившемся, от разрухи и тлена. Видно, был он ещё относительно новый. И в дверном проёме этого сарая я увидела твою фигуру. Ты выбирался на свет Божий, неся в руках старое, потрескавшееся, но ещё целое, коромысло и деревянное колесо от прялки.
- Лен, посмотри, что я нашёл?!
- Андрей, это же колесо от прялки. Там где-то должна быть и сама прялка.
Я вошла в сарайчик и увидела в нём какие-то столы, доски, приставленные к стене, груду сухих листьев и какого-то мусора, пригнанного ветром со двора. Я заглянула за доски, порылась в них и, точно, увидела основ прялки. Я вытащила его во двор и поняла, что сама прялка находится в нерабочем состоянии. Педаль была на месте, но приводов для того, чтобы вращать колесо, я не увидела.
- Андрейка, к сожалению, она неисправна. Честно говоря, я даже и не знаю, чего в ней не хватает? Я видела прялку у своей тёти Насти в раннем отрочестве, лет 10-12 мне было, и я, особо, не приглядывалась к ней, и теперь не помню, что тут есть, а чего тут нету?
- Не беда, Лен. Всё найдём, всё восстановим, - весело проговорил ты и, подхватив всё, взвалил себе на плечи и пошёл к машине.
- Андрей, а зачем тебе коромысло?
- Буду вёдра им носить, - буркнул ты мне в ответ. - Зачем ещё нужно коромысло? Вот, наберу воду в вёдра, повешу на коромысло и пойду машину мыть. А что? Экзотика!
- А-ха-ха-ха! – звонко рассмеялась я. – Чудак ты! У тебя что, шлангов нет?
- Лен, шланги, это примитив и обыденность, пережитки 21 века. А тут представь – вёдра с водой покачиваются на коромысле, и я несу их, не пролив ни одной капли.
- Ну, ты и романтик, лада моя, - ласково проговорила я, глядя тебе в след и представляя тебя с коромысло на плече.
Пока ты копался в машине, укладывая реликвии в багажник и салон, я перемыла картошку, сложила в котёл, залила её водой и понесла всё в дом, где уже довольно весело грелась печь, а заодно, и плита при ней.
Пока я устраивала котёл и сковороду на плите, ты принёс ещё сено и как-то любовно и тщательно укладывал его в уголке комнаты, собирая всё в кучку. Потом принёс какое-то одеяло, видно, тоже из машины. А потом уселся на импровизированном лежбище, проверив его мягкость и надёжность, и блаженно вздохнув, разлёгся во всю длину своего немалого роста, и решительно сказал.
- Лен, а ведь я ещё не успел признаться тебе в любви в этот раз! Как-то всё не до того было?
- Ну и ладно, Андрейка. Разве о любви говорят словами? Я твоё признание сердцем слышу, во всё, то время, пока мы с тобой вместе.
- Э, нет, дорогая! Что слова?! Я для тебя приберёг кое-что весомее слов. Ну-ка, иди-ка сюда, - и ты опять похлопал по покрывалу возле себя.
- Андрей, а как же картошка, яичница? – залепетала я, вроде подаваясь к тебе, но одновременно и посматривая на плиту.
- Да нет проблем, - беззаботно проговорил ты, вскочил на ноги, взял сковороду за ручку и перенёс её на подоконник. – А картошка пусть кипит себе. Думаю, что не выгорит, пока я буду объяснять тебе, что такое любовь.
- Ой, чтой-то я сомневаюсь, - пролепетала я. – По опыту знаю, что всё очень даже может пригореть, а то, и вовсе, сгореть, если мы увлечёмся …
Но ты не дал мне договорить, увлекая за собой на приготовленное ложе. ;)
На полу дымился котёл с картошкой. Рядом стояла сковорода с яичницей. Тут же, на скатерти, лежали остатки несъеденных накануне вкусняшек. Ты сидел, вытянув ноги и прислонившись к стене, и играл на гитаре. А я стояла в центре комнаты и легонько покачивалась, будто танцевала. Я делала простые, навеянные музыкой, движения, наслаждаясь временем, жизнью, любовью, музыкой и танцем. А ты, не переставая перебирать пальцами струны, вдруг сказал.
- Хорошо мне с тобой, Аленка. Покойно как-то. Просто и легко.
- И мне хорошо с тобой, Андрейка! – не останавливаясь и медленно кружась, ответила я. – Одного только жаль - разлук не избежать. Тебе нужно возвращаться в твой мир, в твой дом, в твои заботы, в твои творческие планы.
- Да уж, - как-то глубоко и тихо сказал ты, и я остановилась, внимательно вглядываясь в тебя, но промолчала, решив не задавать лишние вопросы. Захочешь, всё расскажешь сам.
Но ты вдруг резко ударил по струнам.
- Да, ты права, надо ехать. Мне ещё пилить и пилить. Так, где там картошечка в мундире да яичница?! – весело проговорил ты, откладывая в сторону гитару и потирая руки.
Мы с удовольствием уплели молоденькую картошечку с яйцом и колбаской, и стали собираться в дорогу. Недоеденный картофель я отдала куркам и петушку. Ты принёс воды, чтобы залить огонь в печке, дабы не случилось пожара. Я же лишний раз поворочала в печке угольки, чтобы не осталось ни одного тлеющего, и мы медленно и нехотя отчалили, покинув наше временное пристанище.
Тихонько шелестит по гравейке «эмка», шикарно так переваливаясь на ямках и колдобинках.
- Андрей, так мы поедем медведицу смотреть, или как?
- Лен, с меня одной хищницы-самки хватило.
- Эх, дружа, замечаю я, что она, эта волчица, не только спину тебе расцарапала, но и сердечко зацепила, - и я невольно вздохнула, взглянув на себя в зеркальце, прикреплённое на крышке бардачка. Ты лукаво скосил на меня лиловым глазом и насмешливо промолвил.
- Ревнуешь, мать?
- Боже меня упаси, Андрейка! К кому ревновать? К тем, кто появляется в твоей жизни, как бы, между прочим? Я тебя умоляю. Я на очень высокий пьедестал ставлю наши с тобой взаимоотношения, чтобы разменивать своё большое чувство на глупости. Единственное, что меня печалит, так это то, что они всё же есть, эти мимо проходящие самки. А это значит, что для тебя отношения со мной не так уж важны. Но, у каждого свой выбор в жизни, и я не имею никакого права, ни на ревность, ни на осуждение.
- А вот это правильно.
И я замолчала, уткнувшись в боковое окошко автомобиля. И тут я увидела, что вдоль дороги стоят кусты смородины чёрной, а на них ягод – видима, не видимо.
- Андрей, стой, - закричала я и начала пытаться открыть дверку. – Смотри, смородина! Спелая. Давай, соберем, а? Жалко же оставлять такую ценную ягодку. Она всё равно осыпится и никому не достанется.
- Вот же неугомонная баба. Лен, мне ещё ехать тыщу км. Какая, на хрен, смородина? Какие ягоды? – раздражённо заговорил ты, но машину стал притормаживать, прижимая к обочине.
Я выскочила из авто и побежала к кустам. Кусты стояли чуть дальше от края дороги, и ягоды на них были крупные и совершенно зрелые. Я поднесла ладонь к веточке с ягодками, и чёрные маленькие сочные шарики тут же оказались в моей руке.
- Андрей, неси котёл! Счас насобираем ягод. Успеешь ты в свою столицу. Побудь ещё чуток в провинции.
Ты что-то пробурчал, потом закряхтел, но за котлом, всё же, полез. А я уже гребла ягоду жменями и засовывала себе в рот.
- Эээ, хорош, - услышала я за спиной твой голос. – Так ты собирать ягоды будешь или жрать? Зачем тогда я котёл нёс?
- Ладно, ладно, не бурчи. Давай хутенько соберём, и ты заберёшь их с собой. А там либо заморозите, либо варенье сварите. Знаешь, какая это ягода ценная? Уууу, ценнее не придумать.
Когда мы обобрали все кусты, как раз получился целый котёл, даже с горочкой. Пока ягодки жменя за жменей падали в ёмкость, ты наконец-то начал рассказ о своём житие-бытие. Я слушала и молчала, и у меня порой тоскливо сжималось что-то внутри. Тяжела ты, шапка Мономаха. Но что я могу знать и понимать во всём этом? Ничего. Только сердце моё подсказывает мне, что не всё так просто, не всё так празднично, как кажется на экране или на видео ролике. Любой труд, это – труд.
- Нет, Лен, не потащу я эти ягоды за 1000 км. Лучше, оставь ты их у себя, свари варенье, а я приеду за ним в следующий раз, - вдруг решительно сказал ты.
- А что, ты рассчитываешь на «следующий раз»?
- Что за вопрос? Конечно. Надо же и на медведицу посмотреть, и на самолёте вашем частном полетать, и ещё что-нибудь придумать. Продолжение следует, не так ли, дорогая?
- Ага, следует.
- То-то! Ладно, поехали, время-то не ждёт.
Мы, по кольцу кружа, съехали с развилки на основную трассу и уже приближались к заправке, когда я легонько прикоснулась к твоей руке.
- Андрейка, останови здесь. Тут мне как раз недалеко идти до дома. Давай пересыпим ягодки из котла в пакет, и я их заберу с собой.
Так мы и сделали. Я подхватила свой короб с нивелиром, взяла пакет с ягодами, нежно припала к твоим губам, быстренько выскочила из машины и пошла, не оглядываясь. Ты пофафакал мне, и я увидела, что ты заезжаешь на заправку. У меня мелькнула мысль о том, что можно бы ещё немного побыть с тобой, пока машина будет заправляться, но я, тут же, отогнала эту мысль. Нет, коли уже попрощались, пусть так и будет. Я помахала тебе и пошла своей дорогой.
Зачем стараться урывать от времени быстротечные секундочки, если же всё равно продолжение следует!
КОНЕЦ