Вот уж кого не думал-не гадал встретить сегодня в просыпающемся парке, так это ее...
Мы не виделись года три. Я разное слышал о ней, сарафанное радио доносило обрывки фрагментов из ее какого -то перевернутого с ног на голову бытия...
Продала квартиру... расплатилась с банком... вернулась в Харьков... Там купила "однушку" за двадцать пять штучек жалких в своем бессильном падении американских баксяток... Нашла мужика.
Год о ней ничего не было слышно. Конечно же, она все еще там, думал я, вспоминая некогда веселую, заразительно смеющуюся Веру, на коротких ульпановских переменках. Как давно это было! Мы все еще тогда были сравнительно молодые и полные надежд, что на Святой земле нам вне всякого сомнения повезет, и мы станем, как минимум, теми, кем и были в той Стране, из которой приехали.
Не всем повезло...
Кто-то еще барахтался, пытаясь доказать всем и, прежде всего, самому себе, что он обязательно выберется выплывет из дерьма, в котором оказался не всегда по своей воле. Кто-то, опустив руки, плыл по течению Реки будней - тяжелых, переполненных горечью разочарований и беспросветности.
Люди брали ипотеки, покупали квартиры, машины... Но это мало их радовало. День, переполненный с утра до позднего вечера тяжелым трудом, не оставлял места для радости.
Обычная эмигрантская жизнь, тысячу раз описанная во всех мыслимых и не мыслимых вариациях.
Как уехавшая в Кливленд наша тетя с горечью писала в письме нам, сидевшим тогда на чемоданах в одной из бывших "братских" республик: да, здесь в Америке хорошо, холодильник забит до отказа всем, о чем мы могли мечтать в "совке", но придешь домой, наешься той колбасы, сядешь, задумаешься и горечь наполняет сердце...
Если кто-то думает, будто мы поверили своей тете, а вместе с нами и десятки тысяч потенциальных эмигрантов поверили своим тетям, дядям, далеким родственникам, живущим уже в Штатах, Канаде, Европе, Австралии и в Израиле, тот все еще наблюдает мир через розовые очки.
Вот что сказала однажды по этому поводу Вера: "Эмиграция была для меня самым глупым шагом, который я когда-то совершила в жизни. Если, конечно, не брать в расчет первое мое замужество…" - добавляла она с горечью…
И потом, всякий раз, когда мы с ней встречались, она повторяла это в разных вариациях. Но смысл оставался все тем же. Он оставался тем же и тогда. когда она купила, спустя пару лет, в самом начале 90-х трехкомнатную квартиру в пригороде Тель-Авива с выходом на крышу, где оборудовала нечто типа садика. Сетовала она на жизнь и после покупки скромного «пежо», на котором разруливала по квартирам богатеньких «пиноккио», осевших в северном Тель-Авиве, где она мыла полы за 50 шекелей в час, снимая с каждого «буратино» по двести шекелей за уборку. Таких квартир у Веры было до трех в день, и она управлялась, «гребя деньги лопатой», как говорили завистники.
Только Веру это отчего-то не радовало. И однажды…
Однажды она продала машину, квартиру, оставив муженька,променявшего ее на бутылку дешевой водки, там, где он уже прижился, в сквере продолжать бомжевать, Вера пропала…
Потом ходили разные слухи, о которых я уже упомянул выше…
…И вот теперь, Вера бежала по парковой дорожке, и на ее лице гуляли робкие отблески Счастья. Вера улыбалась, нет, она беззвучно смеялась, рассказывая тезисно, как только она умела это делать, о своих злоключениях…
- Саш, помнишь, что я всегда говорила?
- Ну да… - трусил я за ней, - ты говорила о глупости и эмиграции…
- Так вот, Саша, так и знай, я была кругом не права.
- В смысле? Ты поменяла концепцию?
- Ой, я тебя умоляю! Какие там, на фиг, концепции… Я ж купила квартиру в Харькове. Нашла себе там мужика… Ну вот. Человек неплохой. Даже почти не пьет. Ну и так, весь из себя такой...
- Повезло…
- Да не то слово!
- Ты его привезла сюда?
- С какой радости?
- Но ты-то здесь.
- Я - да, он - нет. Я оставила его сторожить квартиру.
- О!
- Ну ты же понимаешь, я сделала там евроремонт. И я по-твоему похожа на набитую дуру, чтобы пустить квартирантов за сотку баксов - да я эти жалкие, пахнущие потом, баксята, здесь за полдня на мытье полов заработаю.
- Так в чем же ты была не права тогда, Вера? - меня обуревало любопытство.
- Я была не права в том, что продала тогда тутошнюю свою «трешку» с великолепным садиком на крыше. Это же практически пентхауз. Сегодня ее у меня отхватали бы за несколько лямов, и даже больше! Мне бы хватило и банку вернуть, и там, в Харькове, купить целых три «однушки».
- Зачем тебе столько, Вера?
- Ты глупый, Саша, да?
Я пожал плечами.
Она с нескрываемым сожалением поглядела на меня и спросила:
- Ты давно не был там?
- В смысле?
- В смысле, откуда приехал…
- Очень давно!
- Тогда понятно. Так вот, на благополучную старость бы купила - две сдавала бы, в одной жила. Там теперь не так, как былкогда-то, когда мы уезжали. Там теперь почти так же как и здесь, только чуть печальнее. Потому что сильно много бедных людей. Ох, Саша, все время, что я находилась там, я плакала. О людях, и том, давно уже ушедшем времени, когда почти всем было хорошо… Теперь все не так, чтоб ты знал…
- И что ты теперь будешь делать? Ты же не собираешься возвращаться насовсем?
- Пока нет, разве что летом на месяц. А так… Да что ж делать-то, квартирка есть уже, муженек в той квартирке тоже, в старости пригодится. Жизнь удалась! Теперь вот стану вкалывать и копить еще на одну хотя бы квартирку там же, а то и на Киев или Одессу скоплю. Жизнь продолжается.
- Ага! И бег по кругу тоже…
- Ой, Саш, ну можешь ты с утра пораньше испортить настроение, - фыркнула она и прибавила ходу.
«Тебе, пожалуй, испортишь…» - думал я, едва поспевая за ней.
Меня чем-то уже зацепила идея Веры с этими «однушками». И я решил подумать об этом на досуге…
____________________________________________
А. Акишин.Пробежки по парковым дорожкам. Тель-Авив,2011.