Шел 2056 год.
- Дорогие друзья! Мы собрались здесь отметить знаменательное событие, которое отмечается не только авторами нашего литературного портала «Проза», но и всем писательским сообществом мира. Сегодня исполняется сто лет со дня рождения нашего замечательного, всемирно известного великого русского читателя Подзаборная грязь.
Ведущая повернулась к висевшему на портьере огромному портрету читателя и показала на него рукой. Раздался шквал аплодисментов, чуть было не переросший в бурные овации. С портрета в зал, чуть ухмыляясь, смотрел мужчина лет пятидесяти, в пенсне, с хитрым выражением лица и ехидным прищуром. В какой-то момент многим показалось, что он даже чуть-чуть поклонился, услышав приветствия в свой адрес. Через некоторое время аплодисменты стихли, и ведущая продолжила.
- Все мы помним, как в далёкие двадцатые годы нашего столетия начала развиваться тенденция массового бума писательства, помним с каким остервенением Проза была завалена миллиардами наших с вами нетленок. Все писали, и писали, и писали, но никто этого не читал. Сами писатели восхищались только своими бессмертными произведениями и никакого внимания не обращали на творчество других – не видели в этом нужды. Списки прочтений миллионов авторов так и оставались с нулевыми показателями. Тысячные тиражи никому не нужных книг (кроме самих авторов) пылились в литфондах. Писатели не удовлетворялись своим творчеством, не имея эмоционального отклика, пребывая в полной безвестности и неоцененности. И так было на всех литературных сайтах - назревал писательский кризис, грозивший крахом всей современной литературе. И вот, в это самое время, появился он – наш спаситель.
Опять все собравшиеся дружно захлопали, а один из прозаиков, сидевший во втором ряду, чуть слышно шепнул другому на ухо:
- Говорят, что в читатели он попал после того, как его с сайта попёрли за ненормативную лексику и нападки в рецензиях.
- Так это когда было? Наверное, в восемнадцатом. Тогда ещё все писали рецензии. Ну, ты вспомнил.
- Какая разница. Не выгнали бы его – так бы и остались без читателя.
Ведущая продолжала.
- Сейчас я передаю слово старейшему читателю России, неоднократному лауреату премий «Читатель года» и «Золотые глаза России», Альберту Рецензентову.
Все опять дружно захлопали. На сцену не спеша поднялся убелённый сединами старец. Пока он шёл до сцены, а потом по сцене к трибуне, непрерывно что-то набирал в своём смартфоне.
- Смотри, смотри, - сказал теперь второй прозаик первому. – Он сейчас кому-то рецензию отвешивает.
Подойдя к трибуне, Рецензентов наконец-то сделал последнее уверенное движение пальцем «отправить». И тут же у кого-то в зале блямкнул смартфон, сообщая о долгожданной, заветной и может быть даже единственной в его жизни рецензии.
- О! Слышал! Кому-то повезло сегодня, - как бы в подтверждение своих слов проговорил второй прозаик.
Получивший рецензию судорожно завозился, доставая из кармана смартфон, и чуть ли не повизгивал от восторга. Тем временем Рецензентов занял позицию на трибуне и, дождавшись тишины в зале, начал вещать.
- Грязь подзаборная стоял у истоков читательства в далёком 2027-м году. Все мы помним его первые бессмертные прочтения: двустишье Курта Плугова «Собачье горе» и фэнтези Константина Бура «Похотливый тролль». Сколько это вызвало восторгов и надежд среди нашего брата писателя. Да, да, и я тогда был в ваших рядах. Помню, как он первый раз прочитал меня – это было незабываемо. Вот тогда-то и было предопределено моё нелёгкое бремя, моё жизненное кредо – быть читателем. Можно сказать, что Подзаборная грязь определил мою судьбу!
Опять раздались аплодисменты, а первый опять с ухмылкой шепнул на ухо второму: «А куда ему было деваться? Другого прочтения уж точно не было бы. Зачем тогда писать? Вот и подался в читатели».
- Теперь в наших рядах уже более двадцати читателей, и почти все они имеют мировую известность. Можно с уверенностью сказать, что школа Подзаборной грязи процветает и обретает всё большую и большую аудиторию.
Писатель, которому пришла рецензия, вскочил и демонстративно захлопал, показывая всем, что надо поддержать выступающего. Все ударили в ладоши, да так дружно, что портрет кумира с грохотом слетел с портьеры и теперь уже не висел на ней, а стоял немного на боку, облокотившись на неё. Зал ахнул и затих. И теперь уже не показалась, а все были уверены, что из-под съехавшего на бок пенсне на аудиторию с укором смотрели всё те же хитрые глаза мэтра отечественной читательской когорты.