Хелен не спала ночь и вся измучилась неизвестностью. Ее диверсия на грани фола – это мир взаимоотношений двоих, и, вмешавшись в него, ее могли не простить дважды. Не вмешайся она, все отложилось бы еще на полгода, с них станется – принципы, куда без них. Она чувствовала, что ее позиция - уязвима - в любом случае. После ухода Ольги, когда ту увезло вызванное такси, Хелен поднялась к себе в комнату. Она, было, прилегла, но уснуть не смогла. Проворочавшись около часа, она встала, оделась и вышла на лестницу. Поднимаясь и опускаясь по ней, она убила еще полчаса. Посидела на посту у медсестры – разговора не получилось, та или бегала по отделению, или клевала носом на середине разговора, когда под утро наступило затишье. Шахматы были в палате Валерия, и Хелен переставляла фигуры в уме. Наконец, стало светать, и она умылась, выпила стакан крепкого кофе, приготовленного по особому рецепту, переоделась, а затем зашла в палату к Валерию.
Он спал. Она посмотрела на часы. Пять утра. А казалось – больше. Хелен села на стул рядом с кроватью, откинулась на спинку стула и закрыла глаза, слушая его дыхание. Ей вдруг неожиданно стало спокойно, как будто она села в кресло у камина и смотрела на огонь. Если ее сейчас спросить, что она здесь делает так рано и так настойчиво – ответ был неочевиден, даже для нее. Она хотела посмотреть ему в глаза и убедиться, что все хорошо. Отвечать на его вопросы ей не хотелось, врать – было нельзя. Очередной компромисс. Время, казалось, не шевелилось. И Хелен тоже замерла, опершись спиной на спинку стула и закрыла глаза…
Наверное, она задремала, потому что вдруг почувствовала, что кто-то взял ее за руку. Она открыла глаза. Казалось, прошла минута…
- Привет, - сказал Валерий, и лучики его глаз смеялись, - Продолжим? Еще?
- Привет… Тапком Вас – я еще не включила сознание.
- Вот и хорошо…
- Еще добрее.
- Я готов простить весь мир.
- Я запомню эти Ваши слова… Подъем? Нас ждут великие дела…
- Обязательно, как же без них.
И жизнь, переведя дыхание, пошла по накатанной колее. Валерий стал умываться и чистить зубы, Хелен, выдохнув про себя, пошла на пищеблок за завтраком – разговор был перенесен…
Завтрак, уколы, таблетки, перевязка, рентген – жизнь не собиралась делать скидок. Доцент вертел рентген - снимки в руках, и по итогу унес к себе в кабинет. Хелен успокаивающе сказала, что если что-то не нравится, то говорят сразу… Валерий с опаской повел носом… Ему тут же подсунули бортовой журнал – ставить цепочку достижимых целей, наблюдая краем глаза реакцию. Он тут же растворился в работе, ибо целей было – немерено. Видно было, что спорить с самим собой в записях Валерий будет долго…
Пришел Эдуард Анатольевич и обрадовал новостью – аппарат внешней фиксации с левой ноги можно снимать. На правой ноге - он останется еще неделю, потом осмотрят еще раз. И Валерия тут же увезли в одну из операционных. Хелен перестелила постельное белье на кровати, провела уборку в палате и, вымыв руки, села рядом с журнальным столиком на стул. Усталость навалилась сразу, как лавина в горах, и она откинулась на спинку стула, закрыв глаза. Нервное напряжение не отпускало. Процедура Валерия была болезненной, и нога, в шрамах и отекшая, может выглядеть страшно. Значит, придется в очередной раз начинать все сначала. За свое терпение она не переживала, но Валерий был не особо терпелив… Надо обернуть ситуацию на общую пользу… Она опять задумалась – это было непросто. Машинально переставляя фигуры, она пыталась успокоиться. Постепенно это ей удалось, и она даже выиграла партию. Минут пять она запоминала свои ходы, потом вернула фигуры на прежние позиции.
Из операционной привезли Валерия. Их глаза встретились, и обоим стало легче, как будто в бушующем море, где из-за туч не видно солнца, с корабля увидели свет маяка – волнение постепенно утихало, а когда их руки вскользь соприкоснулись, они выдохнули оба…
Доцент сказал, что радоваться рано, предстоит большая работа по разработке ноги до прежнего объема движений, комплекс физиопроцедур, под руководством инструктора, все сложно, возможен рецидив – нагноение, все что угодно, и если что-то пойдет не так, то тянуть не стоит, он должен узнать об изменениях сразу же...
Они опять шли по тонкому льду, все как всегда…
Лицо Валерия было бледным и измученным, но уколы еще работали, и Хелен не могла ставить новых – время еще не пришло. Поэтому, когда все ушли и они остались наедине, она села на стул у кровати, поставив его поближе, и взяла его за руку. Их пальцы рук тут же переплелись. Потом она, медленно наклонившись вперед, прижалась к его руке щекой, и он легко коснулся свободной ладонью овала лица, подбородка, носа… Их безмолвная ласка успокаивала обоих, а разговор взглядов снимал все вопросы. Хелен где-то читала, что были проведены эксперименты и было доказано, что прикосновения снимают боль на 34%. Она еще тогда подумала про себя, что это немало… Так вот, похоже это работало, и дыхание и пульс Валерия приходили в норму. Нога выглядела ужасно, сегодня и речи не было о том, чтобы начинать работать с инструктором. Только не сегодня. И, кроме этого, нужны были костыли – пора начинать ходить…
Эти рабочие моменты проплывали в сознании, но разомкнуть руки было немыслимо – Валерия раздирала боль, которая уколами снималась лишь частично, и ее руки были еще нужны. Она поцеловала его пальцы у своего лица, и он закрыл глаза, концентрируясь на этих ощущениях. Хелен не торопилась, и эта изысканная ласка оказалась сильнее боли – он снова поверил в себя, и, как птица Феникс, восстанавливался из пепла вопреки реальности, вопреки буре и, его душа - его «корабль», ориентируясь на свет маяка, швартовалась в спокойной бухте, закрытой от ветров…
Минут через пятнадцать такой безмолвной откровенности она принесла чистый комплект одежды и переодела его, опять обтерев пеной и рукавицей все тело – на этот раз Валерий просто, не сопротивляясь, доверился ее рукам. Все закончилось быстро, и Хелен спросила его, будет ли он обедать. Ответ был: «Наверное, нет». Сказав, что это неправильный ответ, Хелен собралась на пищеблок и пообещала принести что-нибудь повкуснее – на что ей иронично улыбнулись в ответ: «Вкуснее каши там ничего не готовят, специально…». Она сказала, что проверит это лично.
Конечно, на этом пищеблоке ничего вкусного не готовилось отродясь, но ей удалось попросить куриного супа-лапши, который готовили сотрудникам, пюре и рыбу - с будущего ужина, из необъятных запасов пищеблока. Сказать, что Валерий был удивлен – он был ОЧЕНЬ удивлен… Уговаривать попробовать все это не пришлось, и слава Богу. Через полчаса посуду вернули обратно, в порт приписки, с благодарностью. Повара смеялись: «Да, мы - почти врачи, обращайтесь…»
После обеда – таблетки, опять уколы, сон. Но, когда Хелен хотела уйти до того, как он уснет, сославшись на необходимость повидать доцента, на нее посмотрели удивленно и показали взглядом на стул и протянули ей руку, с тем, чтобы она подала свою.
- Это часть лечения или ритуал? – шутила она.
- Это жизненная энергия в чистом виде, почти авиационный керосин, - отвечали ей, - для полной заправки нужно несколько тонн…
- Хорошо, только старт не сегодня… И даже не завтра.
- Да, но уже скоро.
За этот оптимизм Валерия можно было отдать многое, и она уступила, можно сказать, что заснули они опять вместе – «нос у щеки» - он, засыпая, держал ее руку в своей. Что это было? Игра, флирт, блажь, искреннее чувство? Все потом. Какая разница, если это помогало…
Через двадцать минут Хелен забрала свою руку из его ладоней.
Предстояло выслушать мнение доцента…
Эдуард Анатольевич мерил нервными шагами кабинет.
- А ты долго, что случилось?
- Нет, все хорошо, он уснул. Нога выглядит не очень.
- Это все внешне, пройдет. Кость заживает нормально.
- Через неделю – снимем со второй?
- Максимум – полторы. Ты заберешь его к себе в санаторий?
- Если здесь все – то да.
- И его жену – тоже. Ты их уже помирила?
- Заберу обоих. Перемирие - в процессе, и это непросто.
- Он тебе нравится?
- Это заметно?
- Внимательному глазу – да.
- Я пока еще ничего не решила. Он болен и слаб, и моя откровенность целительна. Для нас обоих…
- Это опасная игра. Ты поможешь ему сейчас, а что потом?
- Потом? Масса вариантов. Я могу уехать, умереть, разонравиться, завести поклонника, разочаровать. И он никогда не узнает, что я думаю на самом деле. Зачем думать о том, что может не случиться?
- Ты действительно так считаешь?
- Нет. Но я могу допустить любой сценарий. У него – большая семья, сложные отношения. Если их гармонизировать… Думаю, его счастье там.
- Ты опять рискуешь. Уже своей душой.
- Я здорова и переживу. Он слаб и держится только на вредности характера.
- Ухожу, ухожу, ухожу. Разбирайся сама. Ты иногда меня пугаешь.
- Это сложный и запущенный случай. И я много думала. Он – женат, и мы на многое не имеем права.
- Однако ее друг, который ее подвозит…
- Вы тоже заметили? Это нас не касается.
- Хорошо, как скажешь.
- Нам нужны костыли. И что-то надо делать с едой. Это есть невозможно. Инструктор будет завтра? Мне кажется, лучше через пару дней…
- Я понял, услышал и все устрою. Держи его в тонусе.
- Хорошо. Он пока стабилен.
Хелен набрала телефон Ольги.
- Добрый день, есть хорошая новость – с одной ноги сняты все спицы. Есть возможность после лечения поехать Вам обоим в санаторий по профилю. Если Вы подъедете, мы поговорим подробно.
- Хорошо, сегодня после пяти я буду – примерно через полтора часа.
- Жду.
У нее было время на личную жизнь. Она взяла заранее приготовленный пакет и пошла в душ тут же, на этаже. Стоя под струями горячей воды, она старалась смыть не только усталость, но и мысли, которые ее мучили. А мыслей было много. Трудность задачи – опять трудность, в очередной раз – состояла в том, чтобы наладить отношения в семье, когда хотелось обратного. Теперь, когда она знала вкус его губ – а на его губы реагировало все тело – она должна сделать шаг назад по нескольким соображениям. Во-первых, у него серьезная травма и он мог действовать под влиянием момента. Во-вторых, дети. Хотя они уже взрослые. В третьих – финансовые обязательства. Потом – общественное мнение, родственники, реакция клана… Восстанавливаться всегда лучше дома, в любом случае. Даже, если болеешь только гриппом. А уж если проблема серьезнее… Значит, нужно тактично сделать шаг назад. Она закрыла глаза и наперекор всему представила, что струи воды – это его руки. И воображение тут же открыло ей двери в рай… Жизнь состоит из мгновений – ожидания, терпения, отчаяния. И только иногда – из вспышек радости и счастья. Соединив в своем воображении его губы, глаза, руки, тембр голоса – и взяв тепло от струй воды – душа Хелен на несколько минут сбросила оковы своих бесконечных обязанностей и побывала на просторах райских садов. Через десять минут она, как ни в чем не бывало, вышла из душа и пошла сушить волосы. Переодевшись и приведя себя в порядок, она зашла в палату к Валерию, прислушалась к его дыханию – его состояние она теперь определяла на слух – и села рядом с журнальным столиком, расставив новую шахматную партию. Успеет ли она доиграть, зависело от того, спешит ли на свидание Ольга…
Ольга не заставила себя долго ждать. Кроме того, в ней что-то неуловимо изменилось – Хелен не могла понять, почему интуиция неумолимо сделала стойку – внимание, внимание! – то ли бережнее, то ли внимательнее Ольга стала относиться к тому, что происходит в больничных стенах? Невероятно. Наверное, показалось. Не будем спешить, присмотримся. Вдруг – померещилось…
Поскольку Валерий спал, они не стали шуметь и перешли в комнату Хелен, и она вкратце рассказала, как обстоят дела и что недели через полторы есть возможность продолжить реабилитацию в санатории. На отделение санаторий отпускает несколько бесплатных путевок и Хелен легко может все это устроить, поскольку там работает, при условии, что все согласны. Она надеется передать свои обязанности Ольге, поскольку самая опасная часть пути уже позади. Она выразительно посмотрела на Ольгу:
- Пора включаться – шансы еще есть, и упускать их нельзя. Нужно отодвинуть на месяц все дела, и вплотную заняться реабилитацией. Я думаю, что вскоре все пойдет намного лучше...
Ольга, в принципе, не возражала. Хелен опять почувствовала легкое дуновение ворчания интуиции. Ей шли навстречу – даже интересно. И она отпустила Ольгу в соседнюю комнату, улыбнувшись ей глазами и попросив по уходу набрать ее номер, чтобы попусту не тревожить. У нее неожиданно освободилось время на ранний ужин в кафе внизу, на первом этаже…
Спустившись вниз, в кафе, где она иногда – в зависимости от времени суток – перекусывала, Хелен увидела доцента с коллегой, сидящих за столом. Доцент помахал ей рукой. Она, с подносом, присоединилась к их столику. Разговор шел о возможностях остеосинтеза и осложнениях при этом, причем иногда отдаленных. Хелен сразу узнала друга Ольги, и постаралась принять нейтральную позицию в споре двух профессионалов.
- Она что, тоже знает? – взвился тот, только встретив ее взгляд.
- Все знают, Юрий, - ответил доцент, - все, кроме него. Это было не на виду, но теперь…
- А теперь в меня не тыкает пальцем только ленивый…
- Тебе действительно так нужна эта женщина?
- Уже нет. Я не готов из-за нее поменять работу.
- Так и скажи ей об этом…
- Я так и сказал.
Хелен сделала самое посредственное выражение лица, какое только смогла. Очень кстати раздался телефонный звонок, и, она, извинившись, вышла в коридор. Консультация для знакомой заняла несколько минут. Когда она вернулась, мужчины уже уходили. Они вежливо попрощались, а Юрий, глядя на нее, покачал головой – на ее осведомленность обо всем. Она вздохнула.
Сегодня она ела первый раз и решила больше ни на что не обращать внимания. Эти бесконечные интриги… Самая нелюбимая часть ее задачи. Медицинское сообщество – это всегда большой серпентарий, да простят ее коллеги. И надо иметь большой иммунитет, чтобы безбоязненно общаться в этом пространстве – она делала проще – пряталась за спину доцента, ей было это позволено, и она наслаждалась этой привилегией, не злоупотребляя ей.
Значит, Ольга осталась одна, по большому счету. Ну что ж, это только облегчало ее задачу, с одной стороны… Больно кольнуло сердце, но она запретила себе думать об этом – у каждого человека есть свой дом, и у Валерия – в том числе, и каждому из нас этот дом необходим. Если что-то изменится, она об этом узнает. А пока, ее задача – помочь ему, и она это может, пока еще может, а это уже немало.
Она обожала горячий кофе, и только собралась взять кружку в руки, когда позвонила Ольга и сказала, что уходит. Хелен напомнила ей, что надо определиться, хотя бы примерно, со временем на поездку в санаторий. Ольга сказала, что, в принципе, согласна и согласует этот вопрос. Хелен выдохнула, и, не торопясь, стала допивать кофе. Это был любимый момент любого перекуса – кофе, обязательно горячий, арабика, с молоком, сахаром и без телефонных звонков… Уходя, она взяла с собой еще один – для своего подопечного, хотя это и не приветствовалось, но сегодня хотелось нарушить все правила…
Подходя к палате Валерия, она внезапно почувствовала беспокойство – просто спонтанное чувство паники, непонятно от чего. Она еще раз мысленно просмотрела весь день – чувство возникло после контакта с Ольгой.
Ольга… Хелен даже не удивилась. Не то, чтобы она ждала от нее неприятностей, но гармонии от нее точно не исходило. И она отважно зашла в палату к Валерию…
Он сидел на мобильном стуле у окна и смотрел, как Ольга садится в машину к своему другу. Хелен подошла и встала рядом.
- Вы знали?
- Да.
- Когда просили придерживаться стратегического курса, что бы ни случилось?
- А Вы не объективны. Разве Вы не увлечены, или мне это просто кажется?
- Наверно, мы со стороны выглядим очень странно. И все равно – мне больно.
- Поговорите со мной. По-моему, странно выглядит Ольга. О нас не знает никто.
- Доцент знает.
- Глупости. Эта тайна у него – 2005 по счету. Пойдем, они уехали. Может, приляжете?
- Мне холодно…
- Горячий кофе.
Пока Валерий пил, она сходила на пищеблок за ужином. Винегрет и гречка с рыбой. Он нехотя поковырял в тарелке. Хелен сходила на пост за таблетками и уколами, но ставить не стала, а положила рядом, на тумбочку. На двери по-прежнему висела табличка «Не беспокоить», и медсестры почти не заходили. Хелен повернула ключ в замке. Валерий, толком не поев, отодвинул все тарелки. Она подошла ближе, села рядом.
- Вы ведь знаете, что расстраиваться нельзя?
- Знаю. Но не могу.
- Все образуется, все утрясется. Нужно время. Я уверена.
- Больно.
- Дайте мне Вашу руку.
Он не заставил просить себя дважды. Хелен взяла руку Валерия и нежно прижалась щекой. Он взял ее лицо в свои руки, чуть приподнял и коснулся губами. Это волшебное прикосновение как будто ударило обоих током – они вздрогнули одновременно, и запрет спал – безумные и беспорядочные поцелуи посыпались, как из рога изобилия. Сжатые пружины в душе каждого из них уже не могла сдержать стальная арматура долга, запретов, табу – они были сейчас просто людьми, мужчиной и женщиной, и разумное одиночество каждого из них превысило все допустимые пределы…
Губы Валерия были нежными и страстными одновременно. Хелен сводила его с ума – она была и близко и далеко одномоментно, она делала с ним то, что он не позволял никому – и тут же могла спокойно отступить на шаг назад, оставив на его теле пульсирующий след от своего прикосновения. Бог свидетель, как он хотел ее и как ему нельзя было сказать ей об этом… И сейчас, когда она, наконец, его - он не собирался ее отпускать. Доводы мозга отметались начисто. Его поцелуи – каждый из них был одушевленным, искренним, страстным - как крайний, как самый запретный, долго и с трудом сдерживаемый поцелуй – эти поцелуи больше не помещались в душе и не слушались рассудка – губы сами нашли адресат и, энергия страсти, казалось, была сродни разряду молнии. Кончики его пальцев, ставшие необыкновенно чувствительными, держали ее лицо, гладя и лаская его – ласки шли помимо сознания, на автопилоте, из глубины души – искренние, горячие, тоскующие – он и не подозревал, что обучен этому…
Она, отдавшая его недавно в чужие равнодушные руки и еле пережившая это – смогла, наконец, отбросить вежливость и показать темперамент – она целовала его нежно, трепетно, оголенным нервом души – так, что ныло и замирало сердце и наворачивались слезы – господи, что с ними? Их тела как будто пробивала насквозь молния, и проходила с судорогой и спазмом. Они оба словно лишились рассудка...
Воздух в легких закончился, и они чуть разомкнули объятия, выравнивая дыхание. Он взмолился:
- Только не уходи, пожалуйста, я так больше не смогу…
- Обязательно уйду, но не сейчас. Я тоже так больше не могу.
Их поцелуи стали чуть медленнее, чуть спокойнее, их руки гладили один другого. Его лоб покрылся бисеринками пота от напряжения. У нее – все тело пробивала дрожь.
- Только не говори, что мы не должны – я безумно хочу тебя.
- Господи, мы не должны. Но пусть это случится… Ляг удобнее.
Все было, как в угаре. Ее нежные быстрые руки освободили его от одежды, ее нежные, горячие и страстные губы были там, в тех местах, о которых он мог только мечтать, желая этого и смущаясь. Потом смущение испарилось, и ему на смену пришло желание, такое страстное и мощное, как будто он открыл его для себя только вчера… или полчаса назад… и только для этих рук и губ, которые, казалось, обладали неведомой никому тайной – искренности, любви и самой жизни. Оргазм был, как взрыв Солнца. Волна любви и нежности, как цунами, прошлась по всему телу, и он вздрогнул всем существом, не контролируя немыслимый сброс напряжения… Увидев его дрожь и улыбнувшись этому, она дотронулась точной и ласковой рукой до своей горошины страсти – и ее тело тоже познало разрядку и погнало волны – пароксизмы наслаждения, и она расслабила мускулы. Сегодня они оба были безумны…
Постепенно кровь, стучащая у них обоих в висках, стала немного успокаиваться, и они смогли перевести дух. Валерий обнаружил у себя зверский аппетит и доел ужин, а Хелен поставила ему уколы, заставила запить холодным чаем таблетки, помогла одеться и, поправив одеяло, пожелала спокойной ночи. Затем отнесла посуду обратно на пищеблок и вернулась к себе в комнату. Через пять минут она уже спала. Валерий уснул еще раньше, и усталость, заботу и разочарование больше нельзя было прочитать на его лице - оно будто просветлело.
Мысленно они были вместе, и им снился цветущий яблоневый сад, в котором они - танцевали…