Белая бабочка

Инна Люлько
      Она появилась у него на пороге со словами:
      - Позвольте мне хотя бы один раз посмотреть, как Вы работаете? -
      Он удивился:
      - Посмотреть, как я работаю? Зачем Вам это? -
      - Это моя мечта. -
      - Мечта... Это серьёзно! Но... не понимаю... -
      - А зачем Вам понимать? Только - позвольте. Я не помешаю Вам. Просто тихо посижу.
      Он заколебался, потом согласился, и впустил её в мастерскую.

      Войдя, она внимательно огляделась и нашла уголок со старым креслом, откуда был хорошо виден и художник и его полотно.

      - Я не смогу развлекать Вас разговорами... -
      - Это лишнее. Мне нужно только видеть - и больше ничего. -

      ...Он подошёл к картине и страстно посмотрел на неё, - так, будто ушёл далеко отсюда, и его было не догнать, - не стоило и пытаться.

      Она и не пыталась.
      Она сидела в кресле неподвижно, не сводя с него глаз...

      ...Вот он движениями, доведёнными многолетней привычкой до автоматизма, стал смешивать краски на палитре, выбирать кисти. Останавливался. Задумывался. Прикидывал....

      Она поднялась и неслышно встала сзади, за его плечом, пристально вглядываясь в начатую недавно картину.
      На ней под кистью возникали двое. Девушка, почти девочка, по-детски расставив колени, присела среди травы, в восторге рассматривая маленькую белую бабочку. Она медленно подводила к ней руку, вся поглощённая этим мигом. Розовый рот приоткрылся в непосредственной полуулыбке... А вполоборота к ней стоял мальчик, лет пятнадцати, с темнеющей верхней губой, и искоса, исподтишка, смотрел с жадной нежностью на девушку...
      Буйство очень светлых оттенков голубых, зелёных и сиреневых цветов, на фоне которых живо теплела тонкая охра юной пары в трепетной белизне весенних одежд, источала дух свежего утра...

      - Боже мой... - прошептала она...
      Он, будто очнувшись, быстро обернулся к ней:
      - Вам нравится? -
      Она подняла на него налитые слезами глаза и неслышно ответила:
      - Да... О, да... -
      Он опять пристально взглянул ей в глаза, встретившись с ней взглядом:
      - Почему Вы плачете? Вы о чём-то печалитесь? -
      - Нет, совсем нет!.. Простите... Я не могу избавиться от этой черты: плАчу, когда что-то очень нравится... Я редко плАчу от боли! Но от... вот такого... - она посмотрела на картину, - совсем слабею... Как она называется? -
      - "Маленькая белая бабочка." -

      Он переводил взгляд с неё на картину, и обратно, опустив кисть...

      - Я мешаю? - виновато спросила она.
      - Нет, - медленно ответил он, - скорее наоборот... -

      Она, охваченная волнением невольного соучастия, нервно сцепляла руки у груди, и казалось, что если сейчас кто-то нечаянно прикоснётся к ней - она закричит...

      Он работал в каком-то исступлении.
      Изредка он взглядывал в её лицо, но она смотрела только на картину, - в нетерпеливом ожидании... -

      Вот он швырнул кисти и палитру на стол, усеянный пятнами красок, и выдохнул:
      - Пауза... Устали? -
      - Устала? - удивлённо переспросила она, - да с чего бы? -
      - Полтора часа прошло! -
      - Не может быть... Я не заметила! Думала, минут двадцать!.. -
      Он усмехнулся:
      - Да, у меня тоже такое бывает: будто время остановилось... -

      Он отошёл к маленькой плитке, сварил кофе. Разливая его из турки по чашкам, спросил:
      - Откуда у Вас эта тяга к живописи? -
      - Не только к живописи, - уточнила она уже спокойно. - Вообще к искусству, к творчеству... Понимаете... я в любом творчестве - вижу человека. И он мне очень интересен! Я испытываю совершенно непреодолимое влечение к нему... -
      - Ко всем без исключения? - улыбнулся он.
      - Нет. Далеко не ко всем... - смутилась она.
      - Значит, Вы испытываете интерес и влечение ко мне? - испытующе посмотрел он на неё исподлобья.
      Она не ответила, опустив голову и закусив губу.

      Он вскочил и стал ходить из угла в угол:
      - Не пойму... Почему-то вы меня волнуете... -

      Она сжалась и замерла.

      - Не пойму, не пойму! - повторял он, ероша себе волосы и сильно растирая ладонью лицо, - будто хотел стереть мучительную гримасу с него.
      
      - Всё! Я знаю! Мне нужно Вас написать! Тогда я пойму! Может быть... -
      Он подошёл, схватил её за руку, и усадил в кресло:
      - Вот. Вот так! -
      - А можно, я заберусь в него с ногами и наброшу свою накидку, - что-то меня знобит... - робко спросила она.
      - Можно, можно! - ответил он, лихорадочно устанавливая на станок новый холст.
      Она села в кресло, подогнув ноги калачиком, и закуталась во что-то пёстрое, горяче красное, с длинной бахромой... И стала такой уютно беззащитной и трогательной...
      Еле уловимый запах её духов витал в мастерской, и приносил неясное беспокойство в его сердце... -

      ...Наконец он остановился и посмотрел на неё прямо и отстранённо.
      Она знала, что художник, начав работу, перестаёт замечать взгляд своей модели, поэтому расслабилась и стала смело рассматривать его.
      У каждого из них было своё занятие...

      ...Она видела его тяжеловесную фигуру. Лёгкое и сильное изящество уверенных рук. Хищность цепкого взгляда тёмных глаз. Волосы с густой проседью, - "соль с перцем"...
      И плыла от тайной нежности...

      ...Через час он устало опустился на стул, глядя на холст...

      - Можно, я взгляну, - спросила она.
      - Можно... Это этюд. -

      Она встала и подошла к станку. И смотрела на себя. Такую, какой её видел он...

      Когда она повернулась лицом к нему, он вдруг произнёс:
      - Можно, я обниму Вас? -
      - Можно! - без колебания ответила она, и они обнялись с такой доверчивой страстью, что испытали почти боль. Мысли не пугали и не мешали им, - их не было. Жажда пьянила их, и они прильнули губами друг к другу - будто припали сухим ртом к ручью...

      - Где ты была? Где ты была двадцать лет назад? Как мне нужны были эти глаза! -
      - Значит, так надо было судьбе... - отвечала она.
      - Почему мне так хорошо с тобой? Что ты сделала? -
      - Я ничего не делала -...
      - Я хочу тебя! Ты видишь? - он схватил её руку и прижал книзу.
      - Знаю... -
      - А ты? Ты хочешь меня? -
      - Увы, хочу... -
      - Иди ко мне! -
      - Нет! Нет, нет!.. -
      - Боже мой... Ты издеваешься? Зачем ты мучаешь меня? -
      - Я не издеваюсь! Нельзя... -
      - Но ведь ты хочешь меня?! -
      - Хочу... Но - нельзя... -

      - Скажи, ответь! Почему я хочу тебя так, как никого ещё не хотел?! -
      - Потому, что я - Вечная Женщина. Которая ВЕЧНО ЛЮБИТ... -

      Он метался по мастерской. Снова и снова возвращался к ней, и они обнимались до удушья и стона, и целовались...

      - Наверно, я дурак... Я ничего не понимаю! Что происходит?.. Почему - "нет"? -
      - Нет. Нет. Нет. -
      - Ты жестокая! -
      - Да. Так надо. -
      - Почему?! -
      - Как я буду смотреть в глаза твоей жене? -
      - Она не любит меня! -
      - Что из того? -
      - И она никогда не смотрела на меня как ты!.. -

      - Скажи, - с надеждой спросил он опять, - ты обманываешь меня? Ты просто играешь со мной как кошка с мышкой?.. Ведь ты не хочешь меня?.. -
      - Хочу. И это правда. Но двадцать лет не вернёшь обратно. И я старше тебя... -
      - Старше? Что ты такое говоришь?! Моё сердце проснулось, - разве ты не видишь?!.. -
      - Вижу. Прости меня: я слаба. Не смогла сдержать себя. Прости...-
      - За что? За что простить? За то, что я ожил? За то, что... люблю тебя?!.. -
      - Да. За это. Прости... -

      Она стояла, прислонившись к стене в нервной дрожи, и смотрела, как он, вцепляясь в свои волосы, останавливался перед ней в изнеможении, и опять стремительно отходил...

      Вот он подошёл к холсту, всматриваясь в неё, и попросил:
      - Позови меня к себе... -
      - Нет... -
      - Позови! Я не трону тебя, - просто позови на чай! Просто на чай! -
      - Нет... -
      - Почему? Ты боишься меня? -
      - Я боюсь себя. Я не выдержу. Я боюсь нас... -

      Он подошёл к ней, взял её руки, и приложил к своему лицу, целуя ладони... Отнял их, и не выпуская из своих рук, стал рассматривать их, будто хотел запомнить.
      Она знала, он виртуозно выписывал руки и ноги, и это особенно восхищало её в его картинах...

      - Мне надо идти, - вечереет, - сказала она тихо, высвобождая руки, и сделала движение в сторону, но он упёрся обеими руками в стену за её спиной и не пускал её:
      - Ты так и уйдёшь? -
      - Так и уйду. -
      - Почему? Почему? -
      - Да господи! - вскричала она приглушенно, - оглянись! На свете миллионы женщин! -
      - Мне нужна ты! -
      - Ты - художник! А я - старая и некрасивая, - разве ты слепой? -
      - Я хочу тебя! -

      Страстно и отчаянно он бросал ей в лицо:
      - Я хочу, чтобы ты всегда была со мной рядом! Я хочу, чтобы ты всегда смотрела, как я работаю!.. Я хочу, чтобы ты всегда смотрела на меня - так!.. Разве это невозможно? -
      - Невозможно, мой мастер... -
      - Почему?! -
      - Потому, что кому-то там, - она кивнула головой вверх, - понадобилось совершенствовать нас страданиями! Не для счастья мы приходим сюда... -
      Она обняла его изо всех сил - и оттолкнулась...
      - Спасибо тебе! -

      ...Её уход был похож на бегство. В окно он видел, как быстро она шла по улице, - не оглядываясь, стирая слёзы с лица.
      Уткнувшись лбом в стекло, он смотрел, как уходит его желанная. Его негаданная и невозможная радость... Его маленькая белая бабочка...

                *

      А бабочка летела, гонимая осенним ветром по улицам из неживых камней и равнодушного бетона, и продолжала отвечать:
      - Прости меня! Нет, не я всё это придумала, - разве тАк я сложила бы мир, если б могла? Но всё равно - прости... -

                *

      Где-то в огромном городе её возвращения ждали, как любимые друзья, смешной старомодный стол в маленькой кухоньке, и большая пивная кружка с пучком ручек и карандашей, и нетерпеливая бумага...
      Она возвращалась к ним, желая разделить с ними печаль...
      И пыталась уловить момент, когда страдание начнёт совершенствовать её душу...
      А он всё не наступал! Сердце её томительно трепыхалось в груди, и рвалось к оставленному художнику, но не желало страдать!

      И тогда она запела:

      "Сердце, тебе не хочется покоя!
       Сердце, как хорошо на свете жить!
       Сердце, как хорошо, что ты такое!
       Спасибо, сердце, что ты умеешь так любить!..."

      И там, наверху, были очень недовольны ею!..