Свою трудовую деятельность я начал в неполные одиннадцать лет. Мне хорошо запомнился этот день. Накануне бригадир объявил, что школьники-подростки будут полоть колхозные подсолнухи. Подростками у нас считали всех, кто закончил начальную школу. Сюда же попадали и их ровесники-второгодники. Иными словами, подросток – это тот, кому уже исполнилось одиннадцать лет и тот, кому еще нет одиннадцати, но школу он уже закончил. Были и такие.
Весть эту я с братом Шуркой воспринял с восторгом. Приятно было осознавать, что ты уже не пацан, а подросток. Прополка – дело привычное. Каждому приходилось полоть свои огороды. Выбрал я себе небольшую и легкую мотыгу, у нас ее называли тяпкой, хорошо наточил её. Это мне удалось быстрее Шурки, тот еще долго возился со своей. Потом только я уяснил: чем легче точится, тем быстрее тупится, а тогда ...
Утром после выгона скота в стадо подростки собралась на плотине. Подъехали две брички, одной из которых управлял Витька Кучеренко. Поле с подсолнухами находилось за Козачим прудом. Подъехали к дальнему возвышающему концу двухкилометрового поля, которое накануне прокультивировали. Нам предстояло выпалывать траву в узких рядах около проросших подсолнухов. Агроном начал расставлять подростков по рядам, а меня Витька позвал помогать выпрягать лошадей.
Выпрягли лошадей, разнуздали, вынув изо рта железные удила, потом «спутали», одев на передние ноги лошадям специальные кожаные путы, и отпустили пастись на зеленую траву около поля. Лошадь в путах на ногах могла только прыгать. Это делалось для того, чтобы она далеко не убежала. Витька мне пояснил, что задержал меня, чтобы нам не достались те сорные ряды у края поля.
Пока мы возились с лошадьми ребята и девчата приступили к прополке, некоторые вырвались вперед. Получилась длинная неравномерная шеренга. Мы стали в конце этой шеренги. Нам достались относительно чистые ряды, и вскоре мы многих догнали. Далеко впереди виднелся пруд, подгоняя и стимулируя нас, поскольку агроном объявил: закончите ряд, можно искупаться. Агроном ходил по прополотым рядам, проверяя качество. Некоторых он возвращал и спокойно указывая им на изъяны. Но вдруг он начал кричать, остановил всех. Выяснилось, что один ряд никем не прополот. Предложил сдвинуться на один ряд, но те кто вырвался вперед не согласились. Стали разбираться, оказалось, что Шурка занял ряд и на меня. Я вынужден перейти на этот сорный ряд.
Агроном полагал, что брат мне поможет, он-то старше на два года. А Шурка же поставил себе задачу первым прополоть ряд и начисто забыл про наказ агронома. Я плелся в конце шеренги. Земля у края поля очень твердая, тяпка моя стала тупиться и мне приходилось по несколько раз тюкать по траве. Пожалел, что не захватил с собой брусок. Через ряд от меня пыхтел Колька Лышенко. Шурка лидировал, но от него не отставала Галька, сестра-двойняшка Кольки. Она и не отрывалась от лидера, но иногда успевала местами пропалывать соседний Колькин ряд.
Солнце припекало, пот с меня стекал ручьями, пыль прилипала, а до пруда … Когда Шурка подошел к концу поля мы с Колькой были только на середине. Некоторые хитрили: не срубали, а лишь приминали траву. Я так не приучен. Бабушка дома за такое наказывала, а мне еще не позволял статус пионера. В четвертом классе я был пионером и хорошо помнил девиз: «Пионер – всем ребятам пример».
Шурка первым закончил свой ряд и вместе с Витькой отправился купаться. Витька и не пытался вырываться вперед, ряд-то у него был чистый. А Галька почему-то продолжала возиться в конце поля, но как-то странно она перемещалась: то справа её видно, то слева. Каково же было мое удивление когда я обнаружил, что в конце поля, где было особенно много травы, мой ряд тоже выполот. Я не помню, благодарил ли я тогда Галину за такую своевременную помощь, но этот ряд в свой первый рабочий день в колхозе я часто вспоминал.
В пруду меня словно подменили. И куда только делась усталость! Ох и резвились мы в воде, подныривали и гонялись друг за другом. Здесь я уже не отставал от других, напротив, чувствовал себя как рыба-вьюн. Бодрые после купания мы снова приступили к прополке. Поле было уже не такое сорное, да и земля намного мягче. Галька выбрала нам с Колькой ряды, а сама стала между нами. Временами она нам помогала, а когда я поменялся с ней мотыгой, то иногда помогал уже я. Вот я и познал, что значит хорошая мотыга.
После завершения второго ряда, а мы шли его «в гору», сели перекусить около подвод. Бабушка приготовила нам узелок, в котором было по бутылке молока и краюхе хлеба. Некоторые доставали вареную картошку с укропом, яйца. Галька с Николаем угостили нас зеленым луком и домашним маслом. Мы обмакивали лук в масло, хлеб посыпали солью. Домашний хлеб, утрешнее жирное молоко, свежий воздух, щебетание жаворонков. Благодать! Отдельные моменты из детства так четко вспоминаются сейчас. Помню запах того хлеба, который не черствел и не крошился. Масло, завернутое в тетрадный лист не растекалось и не теряло форму даже на жаре. Все натуральное, без химии, без пальмового масла, без ГМО, без всяких Е-добавок.
После обеда предстояло прополоть еще два ряда. Решили полоть сразу два. Для меня же эти два ряда были намного легче первого. Сейчас осознаю: не был бы мой первый ряд таким трудным, скорее всего, не запомнилось бы.
Домой возвращались, когда солнце уже садилось. Заметно устали, пропололи-то более шести километров, но все были довольны. Дорогой пели песни. Запевалой, как всегда, был Витька Кучеренко. А сколько же он песен знал! Девчата подхватывали сначала скромно, а потом их голос доминировал. А у Вальки Говорухиной так не голос, а голосище!
В следующие дни уже с другой мотыгой я не отставал и не вырывался вперед. Подсолнухи, а потом кукурузу пололи мы дней десять.
Когда же это было, сколько нам было лет? На этот счет у меня имеются документальные подтверждения: копии копии трудовых книжек моих одногодок с которыми я начинал работать в колхозе Лышенко Николая и Кучеренко Виктора, где первая запись датируется 1960 годом. Прополкой ранних подсолнухов занимаются в июне месяце. Я родился в июле 1949 года. Следовательно, мне тогда еще не было одиннадцати.
Сколько же часов мы работали в поле? В июне световой день в тех краях длится часов 16. Получается, что в поле мы были около двенадцати часов. Конечно мы работали не двенадцать часов, но тем не менее.
В Пенсионном мне сказали: "Такого быть не могло. Не могли отправлять на работу в таком возрасте. Не имели права заставлять работать подростка более четырех часов в день. Может ты еще скажешь, что работал подростком и ночью".
Отвечаю. Могли. И отправляли. И ночью работали. И не заставляли нас. Подросток в то время в колхозе просто не мог не работать, поскольку на него распространялось требование постановления № 508 от 13.04.1942г. "Установить обязательный минимум трудодней для подростков – членов семей колхозников в возрасте от 12 до 16 лет в размере не менее 50 трудодней в году. Это содействовало трудовому воспитанию подростков, позволяло им сочетать труд с учебой в школе и снижало возможность совершать ими преступлений".
В 1960 году это требование было еще в силе. Отменено оно юридически только в 1962 году Постановлением № 214 от 27.02.1962, а фактически об этой отмене в колхозах мало кто слышал. Подростки, начавшие ранее свою трудовую деятельность в колхозе, продолжали трудиться в том же духе. Обязательного минимума трудодней с нас не требовали, но никому и в голову не приходило отлынивать от таких работ. Так уж было заведено у нас в Красавке: подросток должен трудиться с момента окончания начальной школы. На тяжелую работу нас не посылали, работу давали посильную. "Полоть – это не поднимать, пусть все работают", - так распорядился бригадир.
Иногда приходилось работать подросткам и ночью. Периодически нас посылали ловить кур для отправки их на мясокомбинат. Днем курицу не поймать, а ночью мы их спокойно снимали с насеста и по 20 штук заколачивали в деревянные решетчатые ящики. Мне это нравилось. Один мой одноклассник подростком пас ночью лошадей.
Каждый год мы работали на току, разгружая машины с зерном от комбайнов. Комбайны часто работали и ночью, пока не ляжет роса. Нам же предстояло потом разгружать машины.
Сейчас много разговоров ведется о правах подростков. Мы в то время не зацикливались на этом, просто работали. Так работали и наши родители, так работали и родители родителей.
Вот такое было наше детство, наше счастливое трудовое детство.