Я ехала в электричке в город. Просыпающийся рассвет медленно освещал мелькавшие за окном пейзажи, заставлял тьму прятаться, уползать в глубокие трещины отбрасываемых теней, а сам оставался сзади, за спиной, так как транспорт двигался на запад. И вот уже небо стало снежно голубым, а серо белый узор голых ветвей на нем проплывает мимо. Холодно. Холодно и снаружи и внутри.
Взошло солнце. Иней заискрился на деревьях. А березы, березы!
В белом серебре морозного утра хрустальные капли длинных подвесок на концах гибких ветвей пропускают через себя свет и рассыпают вокруг волшебные золотые лучи, переливаются бриллиантовыми искорками на бегу вдоль окон проносящейся мимо электрички. Засмотрелась, залюбовалась. Сказка! Морозная, молчаливая, трогательно величавая.
Приехала, брожу по книжному магазину так рано, что молодые сотрудницы еще получают распоряжения где вытереть пыль и что куда переставить. Я, хоть и редкая, но не единственная посетительница, что уже радует. Я как в музее. В моем городке нет книжных магазинов. Долгие годы власти пытались сохранить эту нерентабельную точку, даже обязали предпринимателя каким-то договором содержать именно книжный магазин определенный срок. И это было волшебное время для нашего города! Сказочный краткий миг, когда книги в ассортименте были разные, сложные, интересные, а не только раскраски и детский репертуар. Время вышло и магазин книг исчез. Теперь там очередной супермаркет.
Существует такое мнение, что книги должны быть дорогими. Что это духовная пища. Возможно. Но я заметила такую тенденцию: те, кто хочет читать, очень часто просто не имеет такую возможность именно из-за дороговизны книг. А кто может: не хочет этого делать. Ему либо не интересно это занятие, либо он очень занят в погоне за материальными благами. Так для кого же тогда пишут наши авторы?
Вот я и хожу от полки к полке, от прилавка к прилавку: обнюхиваю, облизываю книжную пыль страниц, ощущаю тактильное срастание с настоящей бумагой, коротко почитываю, если сотрудницы магазина не назойливы или примирительно понимающие.
Я серая птаха, я книжная моль.
Бумага есть хлеб мой,
В ней скрытое- соль.
Я почитала некоторых авторов. Память у меня короткая. Помню только тех, кто на слуху, за кого реклама боролась каждым своим лозунгом и криком. Один очень запомнился. Автор советского довоенного и военного времени. Очень понравился слог. Чистый, четкий, но природу чувствует своеобразно. И в фамилии нет ничего сложного, но не помню. Рязанова нашла. Тоже понравился. Очень люблю его фильмы. А фильм "Андерсен. Жизнь без любви" стал для меня откровением и мучением, отторжением и обретением и самым любимым произведением режиссера. Есть у него философичные стихи, есть бытовые.
Мы все состоим из сора и пыли,
но сора из звезд и космической пыли.
Каюсь, как бы ни был мне близок мир первого книжного бутика, во втором я полакомилась на славу. Яркие краски, неповторимые палитры, вкусные цвета фактурной бумаги для творчества и пестрая мишура подарков. То же книжный мир, но лаковый, поражающий, оглушающий провинциала. Тут я потеряла голову и провела больше времени, но настолько праздно, что и писать особо не о чем. Наверное, просто отдохнула, как в сказочном саду среди цветов.
Встреча прошла плодотворно и приятно. Но после нее и всего прошедшего дня я ощутила какое-то внутреннее опустошение. День был солнечный, а по поверхности сознания поползли сумеречные сомнения. Что-то омрачало день. Возможно, элементарная усталость. Суставы рук и коленей ломило, от ходьбы натерло пальцы ног.
Я уезжала домой. Однообразные картины, как в колесе, летели и летели навстречу. Теперь я обратила внимание на сомкнутые лохматые ряды елей. Как солдаты, плечом к плечу, не нарушая строй, они провожали летящую мимо электричку в суровом молчаливом своем служении. Вместе они представляли стройную зеленую стену, но по одиночке, наверное, казались бы высокими тщедушными деревьями. Если не считать этой сдержанной зелени елей, все остальное замерзшее царство было просто белым на просто голубой синеве чистого небо.
Краски блекли. День прощался и пятился на запад. А я возвращалась в свой деревянный дом, где предстояло еще натопить печь.