Слабая струнка

Юрий Юровский
             Экзамен – всегда лотерея. Какой садист его придумал? И что обидно: даже при относительно хорошем знании предмета существует вероятность получить тройку. Или того хуже – завалить. Перенервничаешь. Забудешь какую нибудь существенную для преподавателя мелочь, формулировку, термин. Да мало ли что. Итог этого мучительного для всех участников процесса по большей части не предсказуем. Лотерея же. А финальный вопль экзаменуемого «Да я же учил!» уже ничему не поможет. Поэтому, сдавая экзамен очень важно дополнительно учитывать маленькие слабости препода (ей богу не мой термин!).

             Простую эту истину я открыл ещё в школе. Наша классная руководительница, англичанка, была помешена на герундии. Я же за все годы обучения не удосужился толком выучить до конца алфавит. Какой герундий! Потому, тройку в четверти почитал за счастье. Получали тройку в качестве поощрения только те, кто не имел двоек по остальным предметам. Классная руководительница и не скрывала - чтобы не портить общую успеваемость класса. При такой постановке вопроса учить английский было не обязательно. Между тем, «классная» была из породы несгибаемых.

                Представьте себе старую деву лет пятидесяти. С пучком волос на затылке и бородавкой на щеке. С зычным голосом и глазами на выкате. Всегда в одном и том же темносинем платье с белым воротничком. Прошедшую горнило послевоенной мужской школы. Школы, по праву считавшейся самой бандитской в Дзержинском районе города героя Ленинграда. Почти сто процентная безотцовщина. Дети подворотен и полуподвалов. Она в этой школе повидала всякое. Мнение свое не меняла никогда. Троечник – значит пожизненно. Приговор.

              Но вот выпускной экзамен неожиданно для себя я  сдал на пятерку. Это не чудо – простая сообразительность. Понимая безвыходность ситуации, ответ на билет, в котором герундием и не пахло, я начал с фразы: Использование герундия отличительная особенность… . И все. Глаза у препода остекленели.

             На третьем курсе Ленинградского гидрометеорологического института      (для краткости Гидромета) синоптику нам читал некто Тараканов. Личность весьма неординарная. В то время даже легендарная. По одной из легенд, ходившей в Гидромете получалось так. Вполне рядовой синоптик Тараканов вдруг попал в состав Антарктической экспедиции. С нее, собственно, и начался взлет его карьеры. Плыли они себе в Антарктику. Тихо-мирно плыли. Как вдруг, то ли в Австралии, то ли в Аргентине начальник экспедиции получает телеграмму. Высокое московское руководство предлагает одного из наших специалистов знающих язык направить на американскую станцию. Если не ошибаюсь в Мак Мёрдо. Взамен, на нашу, советскую, принять американца. Если не ошибаюсь – на станцию Восток.

           Такой вот бартерный обмен. Предложение руководства совершенно правильно воспринимается как приказ. Начальник экспедиции собрал в каюткомпании всю свою команду и задал один вопрос: кто хорошо знает разговорный английский? Оказался таковым всего один человек – Тараканов. Стало быть, ему и выпало зимовать на заморской станции. И не на простой научной, а на военной. Как так получилось – покрыто мраком. Наукой и стандартными метеонаблюдениями там тоже занимались, но военные. Командовал всем этим парадом натуральный адмирал. Соответственно станция обеспечивала метеоинформацией военноморской флот США.

                В этом месте рассказчик легенды делал долгую паузу. Начиналось самое главное. США друг решили провести крупные маневры у берегов Антарктики. Естественно американские синоптики на станции подготовили прогноз. Естественно его доложили адмиралу. Послушал их присутствующий там Тараканов и вдруг заявил, что это мол бред. И все будет наоборот. Возможно и покруче выразился, не дипломатично. Американцы - люди заносчивые. Они страшно возмутились и послали Тараканова куда подольше. Гораздо дальше, чем находится та самая Антарктида. Заодно, по капиталистически злобно, истоптали ногами всю советскую метеорологию.

             Заносчивость и самоуверенность им не помогли. Американский прогноз не оправдался на сто процентов. Зато на те же сто процентов оправдался советский он же таракановский. В аккурат к началу маневров грянул небывалый шторм. Небольшие суда уже вошедшие в заданный квадрат изрядно помяло. Маневры срочно отменили. На жаргоне – полный облом. Адмирал впал в ярость. До самого конца зимовки он после каждого доклада синоптиков непременно спрашивал: А что думает по этому поводу мистер Тараканофф? И не дай Бог если он думал иначе… Авторитет Тараканова стал непререкаем.

               С этим авторитетом и заметно возросшим знанием английского Тараканов после зимовки сразу угодил в Женеву. Есть среди прочих там одна международная организация занимающееся вопросами обмена метеоинформацией. Для непосвященых поясню: погода на наше шарике формируется независимо от государственных границ, придуманных людьми. Политики здесь никакой нет. Национальным метеослужбам для составления качественных прогнозов приходится кооперироваться, обмениваться оперативной информацией, создавать общий банк данных. Такой центр и был создан в славной Швейцарии в г. Женева. Благодаря авторитету и знанию английского проработал в этой конторе Тараканов целых шесть лет. Менее авторитетным дозволялось не больше трех.

              Вернувшись в  Советский Союз,  Тараканов немедленно стал читать лекции в Гидромете (курс синоптической метеорологии). Понятно, что лекции специалиста такого уровня  были предельно насыщенными и сложными. Никаких скидок нашей студенческой аудитории не делалось. Как водится, в конце семестра обозначился экзамен. Сказать что зверский – значит ничего не сказать. Вынес он две трети нашей группы. Поставил всего несколько троек и три пятерки. Две законные – нашим круглым отличницам, идущим на красный диплом. И одну незаконную – мне. Получил я её благодаря смекалке. Готовясь к экзамену, вспомнил: частенько отвлекаясь от основной темы лекции, Тараканов рассуждал о фронтолизе и фронтогенезе. Намекая, что это его личный, не стандартный подход к составлению метеопрогнозов. Поскольку впрямую к теме это не относилось, все студенты пропускали его непонятные разглагольствования мимо ушей. Однако, случайных оговорок у таких мэтров не бывает.

       Легенды и мифы в практической жизни частенько можно с выгодой для себя использовать. Посему,  что успел записать в конспекте, хоть и не понял, но тупо вызубрил. И вот на экзамене, в конце очень далекого от хорошей оценки ответа на билет, я выдал: А теперь, рассмотрим все вышесказанное с точки зрения фронтолиза и фронтогенеза… . И на листочке попытался изобразить две запомнившиеся системы изобар. Все! Глаза у Тараканова остекленели и он молча вывел мне пятерку. Тетей клянусь, я до сих пор не понимаю что это такое и как отличить этот самый фронтолиз от фронтогенеза.
Любопытный штрих.

            Лет через десять, уже будучи аспирантом, мы встретились. Тараканов попросил меня подвести его к другому корпусу Гидромета, с Малой на Большую Охту. Пользуясь интимной обстановкой, я спросил у мэтра сколько он получал в Женеве. Оказалось 1300 долларов наличными в месяц. По советским меркам семидесятых годов это были фантастические деньги. Я даже присвистнул. Между нами, сказал Тараканов, абсолютную большую часть зарплаты я тут же относил в посольство. Якобы добровольно. Оставались гроши на пропитание. И попробовал бы не отнести – моментально убрали бы из Женевы. На жигуленок я, правда, наскреб. Но, он давно сломался и я его продал. На зарплату доцента на новую машину надо копить лет 10 – 15. Вот, граждане, такие чудеса творились при самой народной власти. И таким «добровольным» образом отбор денег за границей, полученных сверх  обозначенного минимума, происходил везде. Да и сегодня Северная Корея широко практикует.

              Впрочем, я не об этом. То есть, не о деньгах. Рассказал я эти истории  с остекленением глаз одному маститому коллеге. Он сразу оживился. Ну да, и у меня был такой случай в Университете. Сдавал химию. Я ее не знал и по сей день не знаю. Но запомнил, что препод на лекциях частенько повторял: Как говорил мой покойный учитель, профессор Меньшуткин, водород есть не металл, но с металлическими свойствами. И вот на экзамене, когда я отчетливо понял, что сейчас состоится вынос моего бренного тела - осенило. Ни к селу, ни к городу взял да и выпалил: Как говорили Вы и как говорил Ваш покойный учитель профессор Меньшуткин, водород есть не металл, но с металлическими свойствами. Глаза у химика сразу остекленели. В полной прострации он поставил мне пятерку, и я пулей вылетел в коридор.

               Все мы люди. С присущими каждому индивидуальными слабостями и пристрастиями. Не зависимо от научных степеней, званий, должностей и прочего. Вот уже много лет, я сам, читая лекции,  боюсь одного. Отдать предпочтение своей любимой теме в курсе общей гидрогеологии. Кроме того, имеется другое опасение. За свою достаточно долгую жизнь я познакомился с десятком академиков, еще большим числом докторов наук. Повезло встретить и много других замечательных людей не имеющих прямого отношения к науке. Часть из них поныне здравствует, часть ушла из жизни. Грех не сослаться в лекции на авторитеты. На их высказывания, порой представляющие настоящие перлы. Просто процитировать. Но, где гарантия, что среди сотни с лишним (потоковая лекция) не попадется хотя бы один ушлый студент? И врежет он мне на экзамене: Как говорили Вы, профессор, и как говорил Ваш знакомый покойный (или не покойный) академик… Не исключено, что  меня тут же заклинит. Глаза остекленеют. И я попадусь на  хорошо известный мне прием «слабая струнка».