07.03.11
Здравствуй, дружище! Как помнишь, остановились мы на весьма щекотливом моменте. Нанесение данного визита мне стоило больших душевных сил. Я не представлял, как начну разговор. Как расскажу им обо всем, что со мной происходило за эти годы. Я боялся, страшно боялся увидеть перемены на их лицах: сползающую улыбку, нахмуренные брови, непонимание и осуждение в глазах. Я шел домой, в место, где вырос, как на каторгу. Это было больнее всего.
-Юдес, мой мальчик! - бабушка честно использовала выпавшую ей возможность задушить меня в объятиях. Следом присоединились мама с папой.
Они совсем не меняются с возрастом! Та же женщина, тот же добродушный мужчина, только с редкой проседью в волосах, ну, и чуть побольше морщин. Совсем чуть-чуть. Та же подвижная ба, которая, кажется, даже дома успевает наряжаться красиво, гармонично и по последнему слову моды. Все, как и раньше. Я - единственный элемент, подвергшийся необратимым (а, может, все же?..) изменениям.
Накрыт стол, на заднем фоне тихо играет старое радио. Разговоры обо всем - работе, отдыхе, дальнейших планах. Обо всем, кроме проблемы, для решения которой я и пришел. Но мне не хотелось портить вечер. Мы продолжали вести мирную беседу, шутили, смеялись. А я все никак не мог найти нужного мне... Нет, нужного НАМ момента. Прошло около часа, прежде чем я понял, как лучше начать беседу.
- А давайте посмотрим фотографии? - я точно знал, что в большом фотоальбоме хранятся снимки с лета 1991 года.
- Конечно, давайте! Здорово! - папа, встав с дивана, направился к огромному книжному шкафу, и, достав альбом, вновь сел к нам.
Передо мной с первых страниц раскрылась жизнь моей семьи. Месяцы, годы, дни рождения. Огромный игрушечный пес в цветном берете, подаренный мне в два года. Удочка в четыре. Велосипед в пять. Джинсовый костюм. Мне шесть. Я вглядывался в лицо мальчика, стоящего на стуле и читающего стихи. Что я учил на тот день рождения? Не помню. Знаю лишь, что это был последний праздник, на котором я публично выступал перед собравшимися дома.
- Смотри, какая ты тут лапочка! - бабушка, умиляясь, смотрела то на меня, то на мальчика с фотографии.
А я физически ощущал страх, затаившийся в душе. Я знал, что на следующей странице. Когда я был подростком, я обожал смотреть этот толстый альбом. Но, сам того не осознавая, старался как можно скорее пролистнуть следующие две страницы. Видимо, док прав. Подсознание - лучший наш телохранитель. Но тогда вновь возникает вопрос - почему, несмотря на защиту, я был искалечен?
- Давай дальше! - решительно попросил папа. Я перевернул страницу.
-Ой, это мы с тобой в отпуск собираемся! А это мы с чемоданами возле дома стоим! - радостно воскликнула ба. Мои губы тронула нервная улыбка. Скорее, тик.
- А вот отель, где вы жили. Красивый! - мама указала на здание, куда я не мог решиться зайти в свои шесть лет. В этот момент я не чувствовал ничего, кроме отчаянного желания начать этот проклятый разговор, с тем, чтобы поскорее его завершить. Голос, дрогнув, сорвался. Я закашлялся.
- Осторожнее, дорогой! Что такое? - мама обеспокоенно посмотрела на меня.
-Нет, все в порядке... Я просто хотел спросить кое-что у бабушки, про от год, отпуск. ..- голосовые связки будто в тисках. Этот глухой полушепот - это голос Клопена? Я ненавидел себя за то, что должен произносить все это. А если они не забыли? Если это и их боль тоже, не менее, чем моя?
Бабушка живо кивнула.
- Шикарная была поездка! Какой там чистый воздух! А как кормили вкусно! Ты, наверное, уже не помнишь, маленький был.
- Помню, почему же! Там и фрукты сочнее, и мужчины сильнее, - мы рассмеялись.
- Точно! Так и было! А помнишь то чудесное мороженное?
- Конечно! Я его очень любил.
- Только вот лишился по собственной глупости, - бабушка хитро улыбнулась, испытующе глядя на меня.
Я замер. Ба помнит. Да и мама с папой не выказали удивления.
- Да, помню, было дело, - я нервно хохотнул, сжав руки в замок.
- Дело?! Хах! Ты провернул тогда целую операцию! Ко мне недавно в гости заходила подруга, так мы с ней думали, как такой маленький человечек сумел проскочить мимо охраны, пробежать пол парка!..
Я оглушен. Ослеплен. Милый мой ДИ, у меня в душе начался кавардак. Я сидел и смотрел на смеющихся родителей. К горлу медленно подползла тошнота.
- А что сказала твоя подруга? - мне удалось произнести это спокойным голосом. Я уставившись в одну точку перед собой, ловил каждое слово.
- Ну, она конечно, посмеялась. Прежде всего надо мной, что бегала там, как дурная... Ну, и над тобой, конечно! Но ты не переживай, я за тебя вступилась!
- Как? - я посмотрел ей в глаза и тут же отвел взгляд.
- Сказала, что ты вырос хорошим, достойным человеком! Что не зря тебя, видимо, били.
- Ты так и сказала?!
- Ну да. А что тут такого, Юдес? Неужели ты никогда никому не рассказывал про тот случай, не смеялся над этим с друзьями, может?
Я усмехнулся. Терять уже нечего, верно?
- Рассказывал, разумеется. Моему психотерапевту.
В воздухе повисла тишина. Гнетущая, вязкая. Первым ее нарушил папа.
- К кому? А...нет, не так... Зачем? Да, вот так верно. Зачем ты ему об этом рассказывал?
Ступор отступил.
- Какого дьявола тебя вообще к нему понесло?!
- Мама, спокойнее, пожалуйста, у тебя давление! Юдес, что происходит?
Я сцепив руки, опустил взгляд. Пути назад нет. Надо просто успокоиться самому и успокоить родителей.
- Послушайте, многие ходят к психологам, в этом нет ничего преступного. В Америке это частая практика...
- Ты не американец! Ты француз, Юдес! - бабушка уперла руки в бока, недовольно нахмурив брови, - у тебя есть семья, куда ты можешь прийти и которой можешь все рассказать!
- Мама, пожалуйста! Юдес, ты не сказал, что ходишь к психологу! Ты сказал про психотерапевта, это раз. Второе - ты сказал, что делился с ним воспоминаниями о том случае из детства. Почему?
Безумно сложно. Как сказать? Все заготовленные фразы, будто сговорившись, вылетели из головы. Я остался один на один со страхом. Вздохнул.
- Да, все так. Я должен был сказать вам раньше, знаю. Но я думал, что все удастся решить, не вмешивая вас в это...
- И как давно ты посещаешь...его? - осторожно спросил папа.
- Полтора месяца. Знаю, знаю, - я примирительно поднял руки, увидев желание всех троих засыпать меня новыми вопросами, - я все расскажу.
Три пары глаз, прожигающих меня насквозь.
- У меня была веская причина его и продолжить сеансы. И я не случайно сказал о том случае. Я очень давно страдаю от одного расстройства...
Я рассказывал, выслушивал замечания, отвечал на вопросы. Возможно, зря. Я выложил им все, кроме происходившего в доме некогда моей возлюбленной 14-го февраля. Рассказал, что об этом думает док.
-То есть, сначала ты говоришь, что я виновата в том, что хотела тебя отлупить, а потом - в том, что не сделала этого?!
- Я не это имел в виду. Ни ты, ни я, ни кто-либо еще не виноваты. Я просто хочу разобраться в себе и понять, как жить дальше.
Мама сидела, сжав руки в замок, папа задумчиво смотрел на отложенный в сторону альбом.
-Знаешь, милый мой, - бабушка, еще не оправившись от шока, в который поверг ее мой рассказ, говорила с напускным спокойствием, медленно, будто объясняла что-то не слишком сообразительному ребенку элементарные вещи, - это все глупости. Я никогда не верила и не поверю в то, что на гибкую, гибкую, Юдес, психику ребенка может повлиять не приведенное в исполнение наказание. Я ведь пальцем тебя не тронула! Чего тебе не хватает в жизни, что ты пытаешься найти себя в подобном?!
А я сидел и не знал, как донести три простые истины до моих родных. Как доказать им, что гибкую психику детей ломают чаще, чем карандашные грифели? Что это не сексуальная вольность, не распущенность, это потребность, намертво сросшаяся со мной? Что я правда не виню никого из них?
- А сейчас почему ты не двигаешься?
-Мама, я очень тебя прошу!..
- Нет, ну правда! Юдес, если ты набрался смелости и рассказал нам обо всем, почему бы тебе этого не продемонстрировать? - бабушка с нескрываемым интересом посмотрела на меня. Я чувствовал, как глубоко внутри начинает подниматься волна ярости.
- Если бы я сказал, что у меня, предположим, эпилепсия, ты бы попросила меня для наглядности покататься по ковру с пеной на губах? - мне с трудом удавалось сохранять спокойный вид.
- Инвалид! Моральный, несчастный инвалид! - бабушка резко встала, и, громко хлопнув дверью, вышла из комнаты.
- Что мне делать? - мне казалось, я сказал это достаточно тихо, чтобы меня не расслышали. Но вновь просчитался.
- Я не знаю, Юдес, я не знаю, - мама взяла пустые чашки,и, не глядя на меня, вышла из комнаты.
Папа вздохнув, закрыл альбом. Положил руку мне на плечо.
- Они потом поймут и примут, сынок, ты не переживай. Просто этот очень внезапно все. Главное, не отчаивайся. Ты не сделал ничего плохого. Насколько я могу судить, ты доверяешь этому доку. Значит, просто следуй его указаниям. Ты справишься со всем, что тебя тревожит. А мы, как бы ни сложилось это все дальше, конечно, поддержим тебя.
Я благодарно кивнул ему. На глаза готовы были навернуться слезы, но проклятый блок, как мощная плотина, вновь сдержала их. Я заплакал, лишь выйдя на улицу.