Вообще-то Ашот живет в Сочи, где мы с ним и познакомились. Но родился и вырос он в поселке Агудзере, в Абхазии. А познакомились мы просто, мимоходно, поначалу это и знакомством назвать было нельзя. Однажды заказали по телефону такси, чтобы ехать в аэропорт. Такси пришло через несколько минут. За рулем сидел кавказский человек средних лет с живыми карими глазами, в меру упитанный, как Карлсон, в меру приветливый. Сели поехали.
Катился к концу ноябрь. Мы только что купили квартиру в Сочи, нам здесь все еще было в диковину, в этом зеленом южном оазисе, прославленном недавней Олимпиадой и ею же превращенном в почти европейский, ухоженный городок, мы с интересом глазели по сторонам. Водитель, видя наш интерес, охотно и, похоже, заученно рассказывал, просвещал случайных своих клиентов: «Справа – стадион Славы Метревели, слева – дача Сталина… Купаться на вот этих пляжах не советую – канализация идет туда напрямую… А вон там – дачи московских эфэсбэшников…» Мы с Олей переглядывались умиротворенно (квартиру в Сочи купили!), пропускали его рассказы мимо ушей. Ведь мы уезжали лишь на время, мы вернемся сюда в январе и начнем здесь жить, и сами будем постепенно узнавать этот город, знакомиться с его улицами и улочками, с его пальмами и платанами, пляжами и горами. И вряд ли встретимся еще раз с этим словоохотливым таксистом, разве что вот так же случайно.
Долго ли коротко, подъехали к стеклянному аэропорту. Я достал кошелек.
- Сколько с нас?
- Восемьсот тридцать.
Я протянул тысячу, сказал «великодушно»:
- Сдачу оставьте себе.
- У меня все по счетчику, - гордо возразил кавказский человек и аккуратно отсчитал мне сто рублей и горстку мелочи. – Приятного полета! Куда летите? В Москву?
- В Хабаровск, - ответил я и сдачу взял, поняв, что с этим человеком лучше не пререкаться, не состязаться в великодушии.
- О-о! – протянул он уважительно. – У вас там, говорят, китайцев много?
- Да нет, - ответил я и приготовился выходить из машины, дверь начал открывать. – Пока еще немного.
Тут он протянул мне свою визитку:
- В следующий раз звоните прямо мне.
Я поблагодарил, и мы с Олей по очереди выбрались с заднего сиденья.
Вернулись в Сочи мы, как и планировали, через два месяца. У нас накопились отпуска, и мы решили провести здесь зиму. Теплую сочинскую зиму!
Визитка нашего случайного таксиста где-то давно затерялась. На всякий случай я поинтересовался о цене у девушки за стойкой «Заказ такси».
- Тысяча пятьсот! – ответила она и лучезарно улыбнулась.
«Неслабо цены поднялись! – подумал я, припоминая недавние «восемьсот тридцать» на счетчике нашего разговорчивого Карлсона.
- Включаем режим экономии! - сказала Оля безапеляционо. Тем более, что прилетели мы днем, а днем из Адлерского аэропорта можно без проблем добраться до центра Сочи на автобусе. Автобус большой, просторный, с кондиционером, ходит часто. Одна проблема – он проходной, идет из Красной Поляны, иногда бывает забитым, как говорится, под завязку. Но это ближе к вечеру, когда и местный, и приезжий люд, нагулявшись по олимпиадным красотам и сооружениям, накатавшись на лыжах и сноубордах, насытившись впечатлениями, весь одновременно решает вернуться к своим отелям и телевизорам. А в середине дня в автобусе свободные места не редкость. Нам, правда, нужно ехать не в центр Сочи, но мы уже знаем, где и на какой автобус пересесть, и спокойно едем в режиме экономии.
Что делать в Сочи зимой, чем заняться? Чем привлекательна зимняя жизнь в этом городе, кроме Красной Поляны? Да что уж тут лукавить! Прежде всего, своим почти сказочным полутропическим теплом, так контрастирующим с многомесячными зимами других российских мест, с морозами до сорока и снежными метелями, и зеленью, что радует усталый зимний глаз не только на аллеях дендрария, но и просто на улицах, просто под окном дома, где живешь, в лесу, что зеленеет за дорогой. Еще есть море, что манит человека к себе не только пляжным летом. Весь год стоят у пирсов катера и яхты, и молодые зазывалы приглашают прохожих и гуляк насладиться видом Сочи с моря. Весь год сидят на пирсах десятки рыболовов, с надеждой глядя на разноцветье поплавков. И ведь сбываются надежды! Мы с Олей пару раз сходили на рыбалку и видели трепещущих лобанов и ставридок на крючке. Но нам это простое счастье не улыбнулось, мы только воздухом морским дышали, а Оля шапку мне вязала, уютно сидя в складном полотняном кресле, как бабушка-старушка.
Однако, Оля моя еще не старушка. Мы с ней еще совсем недавно такие горы штурмовали! Такие пики брали! И даже на Хан-Тенгри взойти пытались. Но не взошли. Туда немногие восходят. Но походить по сочинским горам мы с ней мечтали, и это была одна их причин, по которой мы выбрали именно Сочи для переезда из Хабаровска.
Я уже вскользь упомянул о сочинских горах, о Красной Поляне, но сочинские горы – это не только Красная Поляна, не только катание на лыжах. Покататься на лыжах мы тоже любители, катались на Сахалине, в Байкальске, в Чимбулаке, в Шерегеше, Бог знает, где еще, но в этот раз мы решили, что лыжи подождут, с местными горами надо ближе познакомиться, пешком и с рюкзаком по ним пройтись. Нашли мы гида через интернет, и гид нам предложил принять участие в походе на снегоступах, группа у него набиралась. Снегоступов у нас не было, их можно было взять на прокат или купить. Мы решили купить. По опыту мы знали, что горное снаряжение – штука серьезная, от его надежности и качества может многое зависеть, иногда и жизнь. Свое нужно иметь, подогнанное по размеру, отобранное по душе.
Глянули в интернет, нашли в Сочи магазинчик с забавным названием «Хижина дяди Ромы», нашли адрес и даже место на карте. Сели в автобус, поехали. Приехали, ходили-ходили, так не нашли. Такой уж город Сочи, улочки вьюнами вьются, заборы, тупики, а нумерация домов – как криптограмма! Вернулись домой. Идем смиренно от автобуса. И вдруг нас окликает приятный мужской голос:
- Здравствуйте, товарищи хабаровчане!
Оборачиваемся – наш давешний таксист приветливо глядит на нас поверх спущенного стекла машины.
Мы подошли, поздоровались.
- Когда вернулись? – спросил он. – Что ж мне не позвонили?
- Да как-то так, - ответил я неопределенно. – Автобус сразу подвернулся. «Надо же, запомнил нас! – подумал удивленно».
- Мы потеряли вашу визитку, - призналась Оля.
- Так я еще вам дам, - сказал таксист. И, достав из бардачка, протянул мне картонную карточку. – Звоните. Я тут рядом живу. – Взгляд его влажных карих глаз был мягок, но ненавязчив.
Я глянул на визитку. На ней было лишь имя – Ашот. И номер телефона. Я протянул ему руку:
- Виктор.
Он пожал ее мягко, без нажима, хотя я почувствовал, что нажим мог получиться довольно сильным.
На этом мы расстались. Но дома, уже за чаем, я Оле предложил поехать завтра вновь за снегоступами, и взять такси, Ашоту позвонить, чтоб нас отвез, помог найти таинственную «хижину» таинственного дяди Ромы. Так мы и сделали.
Ашот вновь удивил меня. Не удовлетворившись адресом, он стал интересоваться, что нам там нужно, по этому адресу и даже – зачем. Казалось бы, зачем таксисту такие детали и нюансы? Его дело извозчицкое. Но если бы я лучше знал Ашота (как узнал его позднее), я бы понял, что это не просто любознательность была (хотя и любознательность тоже), а говорило в нем совершенно искреннее желание помочь, чтобы не просто отвезти клиентов по адресу и хоть трава не расти, а дать людям удовлетворенье от поездки, оставить положительный задел. Чтоб, говоря на меркантильном языке, клиент вновь захотел куда-нибудь поехать с ним.
Но как уже сказал я, любознательность Ашотом тоже руководила, поскольку о «Хижине дяди Ромы» он до этого дня ни от кого не слышал и о снегоступах тоже, поэтому, когда привез он нас на место, то не остался ждать, когда вернемся мы с чудными покупками, а заперев машину, он ее оставил (чего обычно делать не любил) и с нами в магазин пошел.
Для нас-то с Олей магазинчик был как магазинчик, мы много видели таких. Различное снаряжение для горных путешествий, - ледорубы, кошки, карабины, мотки веревок, - висело там на стенках и лежало прямо на полу. А для Ашота, как я видел, это был совершенно новый мир, неведомый и непонятный. Когда мы выбрали снегоступы, пластиковые, итальянской фирмы, Ашот взял мою пару в руки, прикинул на вес, пощелкал регулировочными рычажками и замками, и стал дотошно выспрашивать у Дяди Ромы, какой вес они выдерживают, как глубоко проваливаются в снег, насколько долговечен этот пластик. И Дядя Рома, лет пятидесяти крепыш, одетый почему-то в полосатую тельняшку, терпеливо отвечал, наверное, решив, что этот кавказский человек и есть реальный покупатель, а мы с Олей его лишь сопровождаем.
Когда же мы вышли, расплатившись, Ашот забрал у нас коробки со снегоступами и сам донес до машины и положил в багажник.
- Вы меня удивили, - признался он, и во взгляде откровенно сквозило уважение. – Вы серьезные люди, оказывается! Первый раз таких встретил.
- Таких немного, - согласился я подумав. – И магазин поэтому такой маленький. - А Оля скромно промолчала.
Вот так и состоялось наше знакомство. Сходили мы в поход на снегоступах, потом еще сходили… Пришла весна. Мы улетели в Хабаровск, летом вновь прилетели, к нам внук Егор приехал, и мы часто выезжали с ним на экскурсии и в горные походы, хотя он и не очень их любил, московский мальчик, как многие его ровесники за настоящее признающий лишь компьютерные игры да наборы ЛЕГО. И мы часто звонили Ашоту, чтоб он отвез нас и привез. Он постепенно переставал удивляться местам, в которые просили нас отвезти. «Сколько живу в Сочи, ни разу туда не ездил, - говорил он поначалу, - никого туда не отвозил. Вы точно не такие, как все». И я опять с ним соглашался. Быть не таким, как все, не значит быть лучше, просто ты – другой. Тебе труднее иногда, не с той стороны пытаешься открыть дверь. Но нужно ли тебе ее открывать? Может быть, и дверь тебе надо искать другую? И начинал я чувствовать, что и Ашот – другой.
При наших встречах, при разговорах, которые уже не только в его машине протекали, но и в нашем доме, за чашкой чая, мы с Олей узнавали постепенно его судьбу, его историю, историю его семьи и рода. Мы узнали, что по национальности он армянин, что дед его бежал из Турции во время геноцида и поселился в Абхазии, как многие такие же армяне-беглецы. Дед был ремесленником, работал по металлу, кувшины делал и другую утварь. Три сына было у него и три дочери. Один из дядьев Ашота стал учителем, другой инженером-электронщиком, а отец его Самвел пошел в каком-то смысле по стопам своего отца – сделался мастеровым высокого класса, однако не чеканщиком, а стеклодувом. В поселке, где они жили, в Агудзере, существовал научный институт (закрытый, засекреченный), в нем Самвел и работал, ваял для спецпроектов спецпосуду, стеклянные приборы выдувал, в которых вакуум космический держали академики. Институт тот существует и ныне, но уже (увы!) не тот, как все вокруг не то. Отца Ашот похоронил, а дядя-учитель умер еще до его рождения. В его честь и назвали племянника Ашотом.
Я посмотрел в Инете имена. Ашот у армян означает «Надежда этого мира». Но есть еще и тюркское значение: «Играющий с огнем». Семья из Турции, могли и в честь Огня назвать, и это близко папе-стеклодуву.
- Один из дядьев там и живет. И две тети, - поведал нам Ашот и вдруг спросил, не найдется ли у нас водки. Водки не нашлось. Я водку не люблю, не нахожу в ней вкуса, как тот ханжа, что у Козьмы Пруткова. Нашлась однако чача, мы налили. Он поднял тост:
– За их здоровье! Я там давненько не был.
Мы выпили.
- И как давненько? – я спросил. Оля уже ушла из кухни, села за компьютер. Доклад для конференции готовила.
- Да лет, пожалуй, пять. – Он подумал и поправил: – Нет, пожалуй, шесть. Звоню им иногда. Когда была война, дядю ранили в ногу, он долго потом лечился. А дом его, новый, только что отстроенный, грузины разобрали и увезли.
- Украли?
- Да, украли. Грузины уголовников специально выпустили из тюрем, вот они и грабили все подряд.
Он помолчал. Я наполнил стопки, придвинул ветчину, маслины, сыр. Мы выпили еще.
- Я вас хочу туда свозить, - сказал Ашот и посмотрел внимательно, серьезно. – Увидите все сами. Что было, не увидите, но что осталось… А я хочу заехать в древний храм, поставить свечи, помолиться…
- В Афонский монастырь?
В глазах его я тут же прочел недоуменье.
- Афонский – это для туристов, красивый новодел. Там есть Дранда - самый древний храм на Кавказе, шестого века, еще византийцы строили. Как раз неподалеку от Агудзеры. Там даже камни намоленные, там молиться надо.
- Мы с удовольствием поедем, - согласился я. – Когда?
- По осени, - ответил он подумав. – Сейчас много работы.
- Осенью нас не будет. Мы вернемся в Хабаровск. У нас там работа.
- А когда вернетесь?
- В декабре. В начале декабря. Приедем на всю зиму.
- Вот в декабре и съездим. Будет еще тепло. И мандарины как раз поспеют.
Я знал уже, что из Абхазии все везут мандарины. И вино. Чудесное абхазское вино.
Ашот ушел, а мы с Олей стали мечтать о том, как в декабре поедем в Агудзеру, как познакомимся с родней Ашота, увидим, как живут абхазские армяне. Однажды мы побывали в Абхазии, в наш первый приезд, когда покупали квартиру. Но то была лишь стандартная однодневная экскурсия – Пицунда, Гагра, озеро Рица, и стандартный рассказ профессионала-гида. Правда, нам повезло, гид был действительно профессионален, по образованию – историк, по национальности – абхаз. Его рассказ был проникнут болью и любовью к истории народа, «многострадального абхазского народа», надеждой на его возрождение. Но много ли увидишь за день из окна автобуса? Будущая поездка с Ашотом обещала новые знания и впечатления.
Хабаровская осень пробежала быстро. Отчеты, планы, ученые советы… И вот мы вновь в зеленом теплом Сочи, в нашей уютной и теплой квартире. Настолько теплой, что мы даже отопление отключили. Хабаровчане меня не поймут! Зимой – без отопления? Как можно. На этот раз мы привезли второй компьютер. Хотя формально мы в отпуске, и даже без содержания, работа нас не оставляет, она тот волк, что в лес не убегает, грызет нас постоянно. Но грызет любовно, прирученно, как бы играя. Играя в вечную игру, счастливую игру познания. Мы счастливы своей работой, тем бесконечным поиском хоть малых, но бесценных истин, которые мы открываем своим сознанием, подаренным нам Богом и папой с мамой. Вот так, опять перемежая походы в горы с компьютерной работой, мы живем, но в памяти упорно держим обещанное нам Ашотом путешествие.
Ашот наш тоже весь в работе. После осеннего затишья в Сочи начался зимний сезон, сезон любителей Красной Поляны, лыж и сноубордов. Самолеты и поезда приходят, прилетают переполненные, к законной радости таксистов, которые снимают с них свой транспортный налог, свой урожай. Ашот, как нормальный кавказский человек, имеет семью – дочь и сына, школьников, и, разумеется, – красавицу-жену. Красавица-жена, как и положено кавказской красавице-жене, нигде не работает, но хочет, чтобы дом был полной чашей. Ашоту приходится крутиться.
Мы с Олей знаем уже, что наш Ашот (а мы уже именно так его между собой называем), что наш Ашот не по призванию таксистом стал. По призванию он хотел когда-то стать офицером Советской Армии, поступил в Горьковское военное строительное училище. Но к тому времени, когда он его закончил, училище превратилось в Нижегородское, Советская Армия в Российскую, а Советский Союз, от которого его милая «малая Родина» Грузия вместе с автономной Абхазией, радостно отделилась, приказал жить долго и счастливо. И так вот повезло нашему Ашоту, что как раз когда он, только что испеченный лейтенант, получив диплом, приехал счастливый на побывку в родную Агудзеру, там началась война.
Агудзера находится почти на границе с Грузией, она встретила войну одна из первых. Сначала над ней пролетел вертолет. Ну, вертолет и вертолет, мало ли куда и зачем пролетел. Пролетел он в сторону Сухума. Когда сухумцы его увидели, на них посыпался свинцовый пулеметный град. Но агудзерцы в это время уже увидели танки, с грозным рокотом катящиеся по улицам их маленького, залитого августовским солнцем поселка. И они не просто катились, они стреляли. По домам стреляли, по машинам, по людям. За танками в грузовиках спешили вооруженные люди: в грузинской форме, с грузинскими надписями на бортах, кто пьяные, кто под наркотой. И люди эти убивали, насиловали, грабили. Всех подряд – абхазов, русских и армян. Не как солдаты, ни даже как каратели, а просто как бандиты.
Какой-то слух прошел тогда в охваченном ужасом агудзерском люде: скорее к морю! Там российские корабли, там спасут! И там действительно спасали, вывозили на десантных кораблях. Ашоту, молодому офицеру, удалось спасти мать и сестру. Но остальные родственники там остались и пережили жестокую нелепую войну. Как пережили? Что они расскажут? Война всегда страшна. На время делая деянья человека безнаказанным, она так часто и легко обнажает его самые низменные, бесчеловечные свойства. И, пожалуй, в этом ее самый главный ужас.
И все-таки наступил день, когда Ашот объявил, что он готов везти нас в Абхазию.
- Всех денег не заработаешь, - сказал он философски. – А я уже чувствую себя, как выжатый лимон, надо отдохнуть. Собирайтесь, завтра с утра едем.
- Что собирать? – спросили мы. – На сколько дней мы едем?
- Это как получится, - ответил он небрежно. – Может, на три дня, может, на четыре.
- Наверное, мы должны какие-то подарки привезти, - спросила Оля вполне по-женски. – Все-таки, мы в гости едем. Там дети будут?
- Ничего вы не должны, - ответил он, почему-то с легким раздражением. – Ну, купите там что-нибудь, прямо в Абхазии – конфеты, печенье, фрукты… Там все дешевле. Все равно, им ничего не нужно.
- Как скажете, - кивнул я, соглашаясь. А сам подумал: «Наверное, он нервничает от того, что долго там отсутствовал, не знает толком, как живут его родные, чем дышат. Может, надо было чем-то им помочь, а он крутился здесь, в своих заботах».
И вот мы едем. Правда, не с утра, как планировалось, с утра у Ашота дела образовались, поэтому мы выезжаем лишь после обеда. Минуем пограничный переход с таможней. Декабрь, мертвый сезон, на переходе нет обычной очереди, и мы его почти не замечаем, двигаемся без задержки. Прекрасное шоссе почти пусто, так и манит выжать из мотора все силы лошадиные.
- Шоссе Россия строила, - поясняет Ашот. – Россия вообще вбухивает в Абхазию бабки будь здорово! Но разгоняться тут нельзя, ограничение скорости – шестьдесят кэмэ. Чуть превысишь – тут же абхазский эцелоп выскочит с радаром.
И «эцелоп» действительно выскакивает. То есть нас догоняет гаишная машина и делает нам знак остановиться. Ашот послушно притыкается к обочине. Ку-у!.. Усатый милицейский капитан (в Абхазии все еще милиция) вежливо здоровается, культурно называет себя, и с ленцой заявляет, что Ашот превысил скорость.
- Запись, - спокойно отвечает Ашот.
- Какая запись? – милицейский делает вид, что не понимает.
- Видеозапись о превышении скорости.
На мгновение капитан замешкивается.
- Она в другой машине осталась, - отвечает он не слишком твердым голосом и кивком головы указывает куда-то назад, вдаль.
- Хорошо, - отвечает все также невозмутимо Ашот. – Поедем к другой машине и посмотрим. И я перепишу это видео на свой телефон. А потом покажу вашему начальнику. – Он даже называет фамилию абхазского начальника. Молодец наш друг Ашот! Голыми руками его не возьмешь.
Капитан смотрит настороженно: «Прыткий какой этот армянин! Начальника знает!»
- Я сейчас позвоню, - говорит он, - уточню. – И, набрав номер, разговаривает с кем-то по-абхазски. Потом делает примирительное лицо и важно произносит: - Повезло вам. Стерли там это видео, случайно. Так уж и быть, поезжайте! Но чтобы больше скорость не превышать!
- Слушаюсь, мой генерал! – шутливо поднимает палец Ашот. – Привет семье!
Мы едем дальше.
- Вот так всегда, - замечает Ашот. – Как увидят российский номер, сразу цепляются, норовят подоить.
- Зачем же они так Россию не любят? – интересуюсь я. – Россия их спасла, да и сейчас кормят.
- Про ту помощь они давно забыли, выросло новое поколение, а эту помощь простые люди не видят, она по верхушке расходится. Так что каждый кормится, как умеет. А с кого им еще брать, как не с россиян? Не со своей же братвы? Только с таких как мы.
Мы едем долго, через всю страну. Если, конечно, то, что мы проезжаем, можно назвать страной. По обе стороны прекрасного шоссе лежит разруха: руины домов, пустые глазницы окон, рушащиеся водонапорные башни, поросшие плющом здания вокзалов, мертвые корпуса некогда процветающих санаториев… Четверть века как кончилась война, а кажется, она прокатилась здесь лишь месяц назад, а может и всего-то два дня.
- Ашот, а вы предупредили своих родственников, что едете к ним, да еще с нами? – спрашивает вдруг с заднего сиденья Оля.
Он вздрагивает от неожиданности вопроса и, сбавляя скорость, оглядывается.
- Ольга, вы предупреждайте хоть по телефону. Я думал, вы там уснули, в моем спальном салоне. У вас есть телефон?
- У меня есть телефон, но он здесь не действует, - поясняет Оля. – Я уже пробовала, хотела позвонить сестре в Хабаровск.
- Правильно, он здесь и не должен действовать, - соглашается Ашот. – Здесь другая страна. Здесь Великая Абхазия! – Он со значением поднимает вверх указательный палец и вновь прибавляет скорость. – Так что вы хотели спросить?
- Я хотела спросить, позвонили ли вы родственникам, чтобы предупредить о приезде? Тем более – с нами, - терпеливо повторяет Оля.
- И как бы, по-вашему, я это сделал, дорогая вы моя хабаровчанка, если сочинские телефоны здесь не действуют? – с легкой ехидцей интересуется он.
- Но вы могли позвонить из Сочи? – не уступает она.
- Закрутился, - врет он, не скрывая, что врет. – Не позвонил.
- И что? – спрашивает она растерянно. – Они так и не знают, что мы приедем?
- Не знают, - легко соглашается Ашот. – Нагрянем, как снег. Вот радости им будет!
- А если их не будет дома?
- Пойдем к другому дому. Кого-нибудь застанем. Это мои проблемы, не ваши. Все ваши проблемы за границей остались. Здесь вы – мои друзья, мои гости, я за вас отвечаю. Так что можете спать и дальше в спальном салоне! – И посмотрев на меня, он спрашивает: - Я все правильно сказал, герр полковник?
- Да, майор, вы все сказали правильно, - отвечаю я ему в тон, заодно повышая его в звании на одну ступень. Он таки послужил в армии, в отставку вышел капитаном. – Мы вверяем вам нашу судьбу. На ближайшие три дня. – Я понимаю, что Ашот нервничает, волнуется, не знает, как встретят его родные, которых не видел много лет. Как много? Мы не знаем. Вдруг с самой войны? Если бы он позвонил, могли бы, например, сказать: «Зачем ты едешь? Мы тебя не звали. Когда у нас была нужда, ты не приезжал, и сейчас не приезжай». Все сложно в этом мире, а всего сложней – меж самыми близкими. Вот он и едет, как снег на голову. Вот он я, принимайте! С порога гостя не прогонишь. Может быть, и нас он везет для поддержки, как щит? И мне делается за Ашота тревожно.
Через полчаса мы въезжаем в Сухум. До Агудзеры остается совсем ничего - километров пятнадцать.