Прусс и рыцарь. Ч. 3. Гл. 1-10. эпилог

ЧАСТЬ III. ОГНЕННЫЕ ДОРОГИ УЛЬМИГАНИИ

В соавторстве с Виктором Хорошулиным


Глава 1. 1260 год. Битва при Дурбе

1 сентября 1255 года на горе Твангсте, полностью очищенной от леса, был заложен орденский замок. Затем приступили непосредственно к строительству. В основание заложили огромные каменные валуны, поверх которых стали укладывать брёвна, стараясь использовать, в основном, дуб. Вот на это и сгодились останки священного Гридижалиса.
Работы шли быстро, пруссы, под присмотром тевтонцев, трудились умело и основательно. Выстроенный из дерева, замок выглядел мощно, грозно и неприступно.
По окончании строительства, довольный комтур замка Буркхард фон Хорнхаузен несколько раз объехал его, разглядывая постройки.
- Выглядит на славу, не правда ли, брат Дитрих? - спросил он у сопровождающего его фогта Дитриха фон Лиделау, человека довольно вялого, подверженного депрессии и меланхолии, а от этого постоянно колеблющегося при принятии решений и очень зависимого от мнения начальников.
- Я полностью с тобой согласен, - забормотал тот, - но… если позволит Господь, мы деревянные брёвна со временем всё-таки попытаемся заменить камнем и кирпичом. Тогда он точно простоит века!
- В ближайшие месяцы постараемся подвезти и то, и другое. Но и деревянный он внушает трепетное чувство!
В течение всей осени в крепость завозились запасы провизии и строительные материалы, причём корабли могли из залива заходить в Прегель и следовать к замку. Удобство его расположения вызывало радость у всех христиан, включая руководство Ордена и Римского папу.
От Кошачьего ручья, переименованного в Лёбебах, сделали ответвление для того, чтобы вода из него наполняла ров, вырытый под стенами замка. Немного выше по течению были сооружены три водяные мельницы для перемалывания зерна и кофе.
Замок понемногу обустраивался и обживался, в нём обосновался крепкий гарнизон. А рядом стали появляться первые строения – это колонисты из Германии осваивали новые земли.
В селении Лауме сменился рикис - тевтонцы поставили своего старейшину, прибывшего откуда-то из Баварии. Тот занял новый, недавно отстроенный дом, обзавёлся хозяйством и стал устанавливать свои порядки. Первым делом, приказал возвести кирху, в которой население должно было молиться Господу. В церковь вскоре приехал священник, лет тридцати, невысокого роста, в монашеской рясе и с тонзурой на голове, который тоже принялся налаживать жизнь пруссов по христианским канонам, с соблюдением всех постов и церковных праздников. Вскоре рикис приказал построить трактир, где все желающие могли бы повеселиться и отдохнуть после тяжёлой работы.
Дом Барта Локиса не пустовал. Всё заботы по хозяйству легли на плечи Дуоны и сыновей, сам же хозяин появлялся набегами - заскочит и вновь уйдёт. Где он проводит остальное время, приходилось только догадываться - в лесах. Людей, приходивших в дом жреца, так и не принявшего христианство, не уменьшилось. Кто-то нуждался в лечении, а другие, втайне, начиная какое-либо дело, просили Барта провести старые обряды и призвать на помощь прежних Богов, если те, конечно, не затаили обиду на тех, кто под страхом смерти был вынужден поклониться «мученику на кресте». Локиса можно было встретить в том или ином доме односельчан, но никто не бежал докладывать новому рикису о том, что языческий жрец преспокойно разгуливает по деревне и попирает христианские обычаи и традиции.
Даже томимый злобой Литис старался не замечать огромной фигуры жреца. Потому что некоторое время назад, завидя, как Барт идёт на помощь в дом к больному шорнику Рейсо, тут же помчался докладывать новому рикису, Манфреду Зингеру о том, что «враг христианства» уже почти у них в руках и того ничего не стоит схватить, разве что взять для этого побольше людей. Зингер, который не прочь был выслужиться, очень быстро собрал дружину, во главе с которой и ворвался в дом Рейсо. Но, никакого жреца там не обнаружил. Воины перерыли весь дом, но тщетно. Каким-то непостижимым образом, вайделот узнал о готовящемся набеге и вовремя скрылся.
Раздосадовав, что упустил крупную «рыбу», немецкий рикис приказал жестоко отодрать Литиса плетьми «за подлейший обман». Когда тот, получив заслуженное, возвращался домой, то возле дома ему встретился и сам жрец. Барт, схватив Литиса за шкирку, легко приподнял того над землёй.
- Что, Литис, помогли тебе твои немцы? - и с размаху швырнул его в навоз, который выгребли из хлева и собирались разбросать в огороде. - Не угомонишься - убью!
С той поры сын Жмогуна боялся даже смотреть и в сторону Барта, и в сторону рикиса. Угрозу, прозвучавшую из уст Локиса, он воспринял очень серьёзно. Как слышал Литис, вайделот в одиночку расправлялся даже с тевтонцами. В лесу неподалёку и на берегу Прегеля иногда находили то обезглавленные, то разрубленные почти напополам трупы рыцарей, а также ходили слухи о страшном великане с двуручным мечом, который мстит за свою землю и за своих родителей.

Так прошло несколько лет. В 1257 году от Рождества Христова стены замка, получившего название Кёнигсберг, стали уже кирпичными, ручей Лёбебах был перекрыт плотиной и появился пруд, в котором тевтонцы начали разводить рыбу. Он получил название Шлосстайх (115). Вскоре близлежащие к замку селения стали приобретать совсем иной вид - тут и там выросли шпили часовен и кирх, возле дорог появились трактиры, немецкая речь и латынь здесь всё чаще заменяла прусскую.
А интересы Ордена обратились в Ливонию (116). Буркхард фон Хорнхаузен стал магистром и ландмейстером Тевтонского ордена в краю, который населяло множество народов, тоже не желающих мириться с немецкими захватчиками.
Тевтонский Орден был заинтересован в территории Жемайтии (117) и объединении земель Тевтонского и Ливонского орденов, на основе чего предполагалось создание единого немецкого государства на восточном берегу Остзее (118).
Объединение территорий происходило по уже отработанной схеме. В 1259 году ливонский магистр Буркхард фон Хорнхаузен завершил строительство крепости Святого Георгия в Гарсове (119). Позже в крепости разместился сильный гарнизон.
В этом же году в Жемайтии вспыхнуло восстание во главе с князем Тройнатом (120), войско которого нанесло поражение ливонским рыцарям в битве при Скуодасе в начале 1259 года. Великое Княжество Литовское (121) поддержало восставших жемайтов, его войско вторглось в Пруссию. Литвины построили свой замок напротив Георгенбурга и приступили к осаде оплота тевтонцев.
Земля загорелась под ногами крестоносцев.
15 июня 1260 года Тевтонский орден, опасаясь за свои южные территории, заключил мирный договор с мазовецким князем Земовитом. Наконец, получив передышку, рыцари стали собирать войско для сражения с жемайтами.
Армия во главе с маршалом Пруссии Генрихом Ботелем соединилась в Мемеле  с войском Бурхарда фон Хорнхаузена. Кроме немецких, в объединённую группировку вошли светские рыцари европейских стран, датские и шведские части во главе с принцем Карлом, а также покорённые народы - курши, эсты и пруссы. Примерно три тысячи воинов было в составе войска крестоносцев.
Литвины же, не дожидаясь вторжения Ордена в Жемайтию, сами вошли в Курляндию (122). Этим они спутали первоначальные планы крестоносцев, которые двигались к Юргенбургу, и были вынуждены вернуться. Жемайтов было около четырёх тысяч, во главе их стоял князь Тройнат, уже познавший вкус победы над грозным противником.
И вот, 13 июля, в день блаженной Девы Маргариты, неподалёку от Мемеля, около брода через речку, вытекающую из озера Дурбе, два войска встретились.
Солнце ещё не успело занять на небосводе наивысшую точку, но было уже жарко. Вдоль горизонта протянулась эскадра ярко-белых облаков… На поросшей разнотравьем равнине, обрамлённой гребнем вековых сосен, густо и весело трещали ничего не подозревающие кузнечики. Пот лил с лиц рыцарей, и каждое дуновение ветерка расценивалось ими, как ни с чем несравнимое благо.
А в чистом бирюзовом небе уже собирались стаи воронья.
Как и во всех предыдущих битвах, основной удар по противнику наносила тяжеловооружённая рыцарская конница. Сегодня в её состав входило две сотни рыцарей. Окружала этот «железный кулак» лёгкая конница, состоящая, в основном, из пруссов.
- Gott mit uns! - проревел Буркхард фон Хорнхаузен и пришпорил коня. - С нами Бог!
Тотчас зазвучали десятки боевых рогов, и железная стена крестоносцев, ощетинившаяся длинными копьями, начала движение на врага.
- С нами - Пресвятая Дева! - воскликнул рыцарь Зигфрид фон Хаар. - Вперёд, братья!
- Вперёд! - вторил ему Якоб фон Вюртербург. - С нами - блаженная Дева Маргарита!
«С такими молодцами нам никто не страшен!» - подумал магистр. Азарт битвы уже обуял его.
И вдруг, в ровный гул подхвативших боевой клич рыцарей вплелись резкие встревоженные крики. Движение «железного кулака» тут же замедлилось.
- Проклятье! - воскликнул магистр. - Что там случилось?
- Пресвятая Дева! - ответил ему Генрих Ботель. - Это - измена!
- Что-о-о?!
- Проклятые курши и эсты! Они ударили нам в спину!
Действительно, было видно и слышно, как позади войска завязалось настоящее сражение. Курши и эсты выбрали наиболее подходящий момент, в самом начале битвы они показали, что будут сражаться на стороне литвинов. Первым удар переметнувшихся на сторону противника воинов принял принц Карл.
Жемайты, между тем, не стали ждать, и сами ринулись в атаку. Их копья, увешанные флажками, опустились. Они были стремительны и мощны.
И вот он, удар! Передние ряды рыцарей оказались смяты. В появившиеся бреши стали проникать воины, которые наряду с доспехами прикрывались звериными шкурами. В ход пошли мечи и боевые топоры. Началась жестокая сеча.
«Всё пошло не так!» - мелькнула мысль у Буркхарда фон Хорнхаузена. Теперь оставалось надеяться только на мужество и стойкость орденских братьев.
Тут и там звенело оружие, слышались ругательства и громкие крики.
- Пресвятая Дева, - тихо промолвил Буркхард фон Хорнхаузен. - Помоги мне!
И тут же перед его глазами возникло злобно усмехающееся лицо верховного жреца пруссов Криве-Кривайто, уста которого изрыгали проклятия.
«Нет! Меня этим не возьмёшь!»
Пущенной стрелой убило его оруженосца. Магистр ещё крепче сжал меч и врезался в самую гущу боя. За спиной раздался радостный вопль литвинов - это под ударами боевых топоров пал принц Карл.
Вот из-под коня рыцаря Якоба фон Вюртербурга выскочил довольный малый в звериной шкуре. В руках он сжимал здоровенный окровавленный нож. Тотчас у коня подкосились ноги, на землю хлынула кровь и вывалились внутренности. Проворный парень, между тем, нырнул под коня другого рыцаря. А брат Якоб свалился на землю вместе с конём, но подняться не успел - огромная палица смяла ему шлем и размозжила голову.
Буркхард фон Хорнхаузен уже не обращал внимания на то, что его войско полностью окружено противником. Он сражался сразу с двумя воинами, каждый из которых был опытен и силён. Рыцарь едва успевал отбивать их удары.
- Господи, прими и мою душу! - воскликнул сражавшийся рядом Зигфрид фон Хаар. В его груди торчало древко сулицы, и меч выпал из руки умирающего рыцаря.
- Держаться! - воскликнул магистр. - Держаться, братья! С нами - Бог!
Солнце уже стояло в зените и с высоты своего положения наблюдало за очередной кровопролитной битвой на прусской земле. Было ужасно душно. Небо казалось белёсым и мутным, но предвещающие дождь кучевые облака уже неспешно наступали со стороны моря.
Князь Тройнат остервенело рубился с арьергардом вражеской армии. Хотя, как такового, строя уже не существовало - войско разбилось на десятки групп, в которых люди ожесточённо убивали друг друга.
- Вы захотели нашей земли? - рычал он, без устали нанося удары. - Вы все поляжете в неё!
Уже почти не слышались призывные боевые кличи. Только молитвы да проклятия. Часто их прерывали крики боли и ярости, хрипы и стоны. Смерть собирала свою жатву. Вороны, сидящие на ветвях в ближайшем лесу, предвкушали обильное угощение.
Сверкала сталь двуручных мечей, слышался тупой хруст разрубаемых топорами костей и плоти, запах крови давно перебил запах пота. Ненависть, ужас и боль витали над полем боя.
Буркхард фон Хорнхаузен получил ранение в плечо. Левая рука, которая держала щит, теперь не могла двигаться с прежней ловкостью. Правая рука тоже начала уставать.
Ещё один торжествующий вопль – это на голову и плечи маршала Пруссии Генриха Ботеля обрушились одновременно несколько мечей. Рыцарь уткнулся лицом в истоптанную копытами землю. Тут ему добавили удар топором в спину.
Вдруг острая боль пронзила магистра. Правая рука вместе с мечом отделилась от туловища и упала под ноги коня. Хлынула тёмная кровь. И тут же - новый удар - левая рука, державшая щит, тоже была перерублена топором. Теряя сознание, Буркхард фон Хорнхаузен успел подумать: «Обрубают, словно ветви того самого дуба...»
Дальнейшее уничтожение армии крестоносцев не заняло много времени. Взявшись за это нелёгкое дело, жемайты успешно довели его до конца.
Тёплый летний дождик начался с тихого шуршания, наполнившего округу пахучей прохладой. К сожалению разгорячённых воинов, он был недолгим. Потом словно колодец образовался в сплошных облаках, через который вновь засияло солнце. Казалось, что это Перкуно раздвинул тучу, чтобы благословить победителей. Князь Тройнат, тяжело дыша, объезжал место сражения. Повсюду валялись окровавленные тела, немало было отрубленных конечностей. Трава под ногами была красной. Некоторых раненых победители ещё добивали, а тех, кто попал в плен, обезоруживали и крепко связывали.
Итог этого сражения известен из хроник Ордена: погибло 150 рыцарей, множество сариантов, оруженосцев, кнехтов... Были убиты магистр Буркхард фон Хорнхаузен, маршал Генрих Ботель, принц Карл. В плен попало всего полтора десятка рыцарей. Некоторым счастливчикам удалось бежать...
Потери среди жемайтов тоже были серьёзные. Многие воины, обуреваемые праведным гневом, порывались расправиться с пленными. Наконец, Тройнат, видя обезумевшие от горя лица сородичей, сказал своим людям:
- Возьмите половину пленников... И делайте с ними всё, что хотите.
Восьмерых рыцарей тут же связали воедино. Затем из леса принесли дрова - найденный валежник, еловые лапы, толстые ветки деревьев... Никто валить растущее дерево ради тевтонцев не стал. Обречённых на казнь, ещё живых, обложили дровами и подожгли.
Сразу же после окончания битвы, похоронив своих воинов, князь Тройнат дал приказ на отступление вместе с военными трофеями в Литву.
Военная кампания в Курляндии закончилась. О поражении Ордена узнали во всех уголках Ульмигании.
Барт Локис, поглаживая рыжеватый мех матёрого самца рыси, произнёс:
- Рано или поздно, мой маленький Пипо, это должно было произойти. Надеюсь, теперь поднимется и вся Ульмигания. Только сообща с литвинами мы можем сбросить с себя проклятое тевтонское ярмо!
Зверь тут же дал понять, что он готов растерзать любого врага вайделота.

Так Пруссия постепенно поднималась на борьбу, которую начали король Миндовг (123) и князь Тройнат. Пруссы уже поняли важность объединения с литовскими князьями.
Но прусским витингсам нужен был свой вождь, который смог бы сплотить их отряды, создать сильное войско и вести его против тевтонцев.
И такой человек появился. Прибыл он из Магдебурга, где долгое время находился в качестве заложника - кунигс Натангии был вынужден отдать своего сына тевтонцам, чтобы те были уверены, что натанги не поднимутся против них.
Этот бывший заложник выучил немецкий и латынь, узнал многое из военных наук, даже получил рыцарский плащ. Но, хоть он и был крещёным, древние прусские Боги всецело владели его душой. Поэтому он решил встать во главе восставшего народа и отправился в родную Натангию.
Немцы звали этого человека Генрих Монте. На родине у него было другое имя - Герк Монтемин.


Глава 2. 1260 год. Гость из Магдебурга

- Знаете ли вы, сыновья мои, что лишь та клятва чего-нибудь стоит, если она рождена в душе и в сердце, если решение дать её не было принято слепо и бездумно, а вынашивалось годами? - Барт Локис внимательно взглянул на старшего Дирбо и младшего Беркуна.
Те не стали возражать.
- А если тебя заставляют поклясться, угрожая оружием? Много ли стоит такая клятва?
- Для спасения своей жизни простой человек готов поклясться, чем угодно, - ответил Беркун.
- Причём, кому угодно, - тихо добавил Дирбо.
Вайделот тяжёлым взглядом обвёл землянку. Всё в ней - стены, увешанные шкурами, пол, устланный еловыми лапами, лежанки и очаг, отгороженный речными камнями, - всё было своим, родным. В нём, трепеща лепестками пламени, ютился родовой огонь.
- Потому-то селяне... Принимают чужую веру под страхом смерти... Ради того, чтобы сохранить жизнь себе и своим семьям. Но в душе они остаются верными своим истинным Богам. Поэтому и просят меня что-то освятить или где-то помолиться, будь то рождение человека или его кончина, удачный поход, постройка дома... или любое другое значимое событие...
Братья вздохнули.
- Тевтонцы уничтожили наши святилища на Твангсте, - продолжал отец. - Но мы их воссоздали в глубине леса. Они порубили наших идолов, изображающих Богов... В ответ мы вырезали новые... И ещё много лет будут приходить в святые места люди и поклоняться нашим Богам... Тевтонцы срубили наш священный дуб, - немного помолчав, добавил Локис, - но в лесу растёт много других деревьев, на ветви которых могут спуститься Перкуно, Потримпо и Патолло. С нашими Богами мы - не одиноки.
- По-настоящему, отец, - сказал Дирбо, - в Распятого на Кресте Человека никто у нас не верит... Так, носят для виду крестики, да иногда заглядывают в кирху. А напутствия или благословения ждут только от наших Богов...
- Я к чему завёл этот разговор, сыновья... - продолжил Барт. - Если вам поставят условие... если вы почувствуете, что иначе - нельзя..., тогда смело креститесь. Боги вас не осудят, они… всё поймут. Повесьте на шею крестики, но душу держите открытой только для наших Богов. Ваша матушка тоже крестилась... И что? На неё перестали злобно коситься да болтать всякую гадость...
- А ты, батюшка? - спросил Беркун. - Некоторые наши жрецы тоже крестились...
- А я - не могу. Боги живут во мне, я общаюсь с ними и внимаю их словам. Но, знаю, если поклонюсь кресту, то эта связь пропадёт... Нет, я останусь верен им...
Этот разговор произошёл около пяти лет назад. С тех пор утекло много воды. Сначала Беркун, а затем и Дирбо приняли крещение. Вскоре оба женились и остались жить, к радости Дуоны, в Лаоме. Оба сделали небольшие пристройки к родительскому дому. Беркун ходил охотиться. Ловил рыбу и даже занимался бортничеством. Дирбо, унаследовав ремесло отца, занимался целительством.
А сам Локис чаще проводил время в заброшенной землянке. Ведь новый рикис сделал бы всё, чтобы уничтожить жреца, хотя большинство населения деревни готово было грудью встать на его защиту. Поэтому вайделот старался не мозолить глаза людям, но и в помощи им никогда не отказывал.
Однажды немецкий староста Манфред Зингер отважился прочесать леса, пытаясь обнаружить отшельника или его логово. Зная, что местные жители не проявят старания в поиске того, кто им постоянно помогает, он собрал десятка два солдат из гарнизона Кёнигсберга. Поход закончился неудачей: на одного из них с ветки бука спрыгнула огромных размеров рысь. Кольчуга и каска воина не спасли - зверь быстро добрался до горла несчастного... С тех пор к репутации жреца добавилось страшное слово - «колдун». И больше никто не рисковал заниматься его поисками.
Времена менялись. После поражения крестоносцев в битве при Дурбе, когда, казалось, уже была предрешена судьба Тевтонского ордена, на борьбу с захватчиками поднялись народы, населяющие прибрежную зону Остзее - пруссы, курши, эсты, литовцы... Они взяли в руки оружие, их целью стало - изгнание тевтонцев со своих земель и поклонение древним прусским Богам.

Между тем, в начале лета 1260 года в замок Бальга прибыл корабль из Германии, а точнее, - из Магдебурга. В числе гостей находился рыцарь Генрих Монте с женой и слугами. Его сопровождал человек, много лет посвятивший воспитанию и обучению Генриха на чужбине, практически заменивший ему отца в далёком Магдебурге. Это был рыцарь Тевтонского ордена брат Хиршхальс.
Родиной Генриха Монте была Натангия, а сам он принадлежал древнему прусскому роду Монтеминов. Настоящее имя рыцаря было Герк Монтемин (124). Много лет назад его отец, кунигс Монтемин, крестившись сам и крестив свою семью, отдал сына тевтонцам в залог спокойствия родного края... Теперь сын решил повидать замок Бислейда, где прошло его раннее детство, и поклониться родной земле.
Брат Хиршхальс с трудом согласился на плавание в Пруссию. Во-первых, морской переход не каждый переносит легко. Во-вторых, там, в Пруссии, много лет идёт война, и никому не известно, когда она закончится... Но он сильно привязался к Генриху и чувствовал себя не опекуном последнего, а, скорее, отцом. Будущее Монте представлялось ему красочно: волевой, энергичный человек, изучивший латынь и математику, военное дело и фортификационное искусство, умеющий мастерски владеть оружием, по его мнению, должен был далеко пойти... «Ведь такие люди не живут, а делают карьеру, - думал он. - Они рождены, чтобы быть первыми! Каждого, кто встанет на их пути, они уткнут в грязь носом и с удовольствием отпляшут у него на спине».
А вот какие мысли крутились в голове Генриха, никому не было ведомо.
Но если бы кто-нибудь заглянул под тёмную завесу, скрывающую потаённые помыслы молодого человека, то не нашёл бы там ни золотых крестов на шпилях кирх, ни чёрных - на одеждах рыцарей, зато узрел бы вечно молодого Потримпо, скачущего на белом коне по свободной земле Ульмигании.
- Не правда ли, эта земля прекрасна? - спросил восхищённый Генрих брата Хиршхальса, указывая ему на прибрежный лес, за которым начинались зелёные поля, вслед за коими снова темнели кроны соснового бора.
- Родная земля после долгой разлуки всегда прекрасна, брат Генрих, - ответил рыцарь. - Похоже, ты сердцем чувствуешь, что прибыл на родину...
- Не знаю... Во мне как будто что-то вспыхнуло... словно что-то в душе запело!
Пожилой рыцарь взглянул на молодого человека и улыбнулся. «Родная земля» с радостью приняла своего сына. Он понимал внутренний подъём своего воспитанника.
Помолившись в замковой кирхе и наскоро позавтракав в обществе комтура рыцаря Отто фон Верленгера, небольшой отряд тронулся в путь, который теперь лежал к замку Кройцбург (125). Проводником у двух рыцарей, одной дамы и шестерых вооружённых слуг стал крещёный прусс Поллок, жилистый, сухощавый мужчина лет сорока, с лицом, словно у нанятого плакальщика на похоронах. На первый взгляд могло даже показаться, что ума у него не больше, чем у комара. Основные пожитки решено было везти на телеге, в которую запрягли молодую лошадь.
Когда двинулись в дорогу, солнце уже поднялось над верхушками сосен. Воздух был наполнен жужжанием и щебетом…
- Как тебе прогулка по морю, дорогая? - спросил Генрих супругу, приблизившись к ней.
- Я ужасно трусила, - с улыбкой призналась та, - и всё плавание молила Пресвятую Деву, чтобы мы не попали в шторм и не повстречали пиратов. - А к седлу я привычна... Когда, говоришь, мы окажемся в Кройцбурге?
- Ближе к полудню, милая. Наберись терпения.
Внешность этой дамы казалась довольно необычной – равнодушно пройти мимо неё никому не удавалось: светлые кудрявые волосы, зелёные глаза и очаровательные веснушки! Они, словно загадочные и манящие звёздочки, рассыпались по милому личику и казались ещё ярче на фоне прозрачной кожи. Но не только её красота привлекала внимание... Маргарет была так проницательна, что обладала способностью моментально дать характеристику каждому из друзей или гостей мужа, и точно сказать, кто из них может помочь реализовать его честолюбивые планы, а кого следует избегать. Казалось, она читала мысли, ощущала настроение и легко могла привести в порядок его расстроенные чувства. Умная женщина исподволь искусно управляла им и его делами, но так умело, что супругу казалось, будто всем достигнутым он обязан только самому себе.
- Сейчас мы въедем в лес, несравненная Маргарет, - заметил брат Хиршхальс, - там будет свежо и тихо. Прогулка покажется тебе лёгкой и короткой...
В лесу действительно, было удивительно покойно и прохладно. Дышалось легко. Мягкая, мшистая дорога, по которой неслышно ступают лошадиные копыта, стволы вековых деревьев, по которым с шуршанием бегают белки, переплетающиеся корни стоящих у края тропы сосен, прямо из-под ног взлетающие птицы, стук дятла в чаще леса, печальное кукование кукушки... В телеге - овёс, пряности, сукно из Англии, вино из Франции, кофе и оружие на случай нападения. Хотя, последнего никто не опасался - пруссы здесь давно уж приструнены: они набожны, трудолюбивы и учатся говорить по-немецки.
- Одно удовольствие ехать по лесу, - вскоре заметила Маргарет. - Это вам не болтаться по волнам в безбрежном море...
- Ты права, дорогая, - поддержал её муж. - Только по морю на большие расстояния добираться гораздо удобнее... Давайте-ка немного прибавим ходу...
Поллок на маленькой лошадёнке заметно оторвался от них. Брат Хиршхальс пришпорил коня, пытаясь его нагнать. Тот, заметив свою оплошность, придержал шуструю конягу.
- Собирается дождь, - объявил он. - Если не поторопимся, будем мокнуть в пути....
- Что-то я не заметил туч, - с сомнением произнёс Генрих.
- Местные жители на нюх определяют приближение дождя, - усмехнулся брат Хиршхальс. - Вот увидите, святой Иосиф услышит его... и скоро хлынет...
Узкая тропа, едва заметная во мху, круто петляла по лесу. Путешествие становилось обременительным. Мошкара надоедала. Еловые лапы хлестали по лицу. Часто приходилось телегу протаскивать сквозь сучья.
- Далеко ещё? - поинтересовался брат Хиршхальс.
- Примерно миля, - ответил проводник. - Совсем немного...
И вдруг в лесной чаще раздались чьи-то голоса. Говорили по-прусски. Послышался звон стали.
Одна стрела разбилась о доспехи брата Хиршхальса, вторая ранила одного из слуг, третья вонзилась в ствол ели над головой Генриха...
- К оружию! - воскликнул рыцарь, вытаскивая меч.
Слуги быстро разобрали с телеги мечи и топоры, кто-то схватил арбалет. На тропу выскочили довольно рослые пешие воины в панцирях из толстой воловьей кожи, размахивающие мечами и палицами.
- Проклятье! - брат Хиршхальс почувствовал удар дубиной по спине.
Слуги столпились возле телеги, умело прикрываясь ею. Лошадь с невозмутимым видом стояла, мотая головой и отмахиваясь хвостом от слепней, и ждала, когда закончится эта потасовка.
Генрих, прикрывая супругу, отбивался от трёх наседавших на него пруссов. Слуги не могли прийти на помощь - их зажали возле телеги. Те яростно отбивались от врага, хоть и были они умелыми бойцами, но натиск пруссов оказался довольно мощным. Проводник отряда Поллок тоже отбивался от двух пеших воинов.
Брата Хиршхальса пытались стащить с лошади, зацепив крюком на длинной жерди. С трудом оторвавшись от него, рыцарь нанёс разящий удар одному из нападавших. Хотя, здесь, в лесу, непросто было размахивать мечом, к тому же любой из врагов легко мог спрятаться от него за ствол дерева.
- Курт! - закричал один из слуг. - Прикрой меня слева! - Он орудовал кистенём - страшным оружием, чьи шипастые шары на цепях могли проломить любой рыцарский доспех. От этих смертельно опасных «градин» нападающие шарахались в стороны - даже щит не защитил бы их от этого оружия.
Курт подскочил к Гансу Шепперу, который своим кистенём удерживал с десяток воинственных пруссов, и прикрыл его левый бок, куда могли пустить стрелу. Справа стояли столь густые заросли ежевики и орешника, что опасаться атаки с той стороны было излишним.
Выстрел из арбалета, который сделал один из слуг, Густав Шваб, принёс удачу обороняющимся - один из прусских воинов получил стрелу в грудь. Но ответным выстрелом был сражён и сам Густав - стрела пробила ему горло. Остальные бойцы старались подороже продать свою жизнь.
- Держитесь, иду на помощь! - раздался зычный клич брата Хиршхальса, сумевшего одолеть своих противников. - С нами Бог!
Отважные слуги Генриха Монте воспрянули духом. Нападавшие дрогнули. И хоть неудобно было в зарослях перемещаться на коне, да лавировать между стволами деревьев, но рыцарь приблизился к телеге, где продолжался ожесточённый бой. Увидев грозного всадника, пруссы предпочли отступить. Слуги поддержали брата Хиршхальса, атаковав противника, и лесные разбойники бросились наутёк.
- Славно потрудились, хвала Пресвятой Деве, - рыцарь снял шлем и вытер мокрое лицо. - Но где же наш Генрих и его супруга?
Монте и Маргарет исчезли.
- Может, их убили? - сдавленно воскликнул кто-то из слуг.
Но, ни лошадей, ни тел супругов нигде не наблюдалось.
- Чертовщина какая-то, - почесал бритый подбородок брат Хиршхальс. - Но, в любом случае, их надо найти...
Но где искать? Повсюду лес....
- Если они ускакали дальше по дороге, то мы их скоро нагоним, - решил рыцарь. - А куда им ещё деваться?.. Пожалуй, надо двигаться вперёд... Никто не видел, куда они делись? - спросил он слуг.
Те только пожимали плечами. Все они были заняты битвой. Генрих Монте тоже с кем-то сражался, закрывая собой благородную Маргарет... Но куда оба супруга скрылись, убей Бог, никто не знал...
- Странно, - подумав, промолвил брат Хиршхальс. - Ты не видел? - спросил он Поллока.
Но и тот покачал головой, вытирая кровь со лба и щеки.
Рыцарь осенил себя крестом и прочёл молитву.
Убитых погрузили на телегу и неспешно продолжили путь.
Солнце уже начало клониться к западу, когда они достигли стен Кройцбурга.
Ни Генриха Монте, ни его супруги они так и не нашли.

- Я - Герк, сын кунигса Монтемина, - объявил рыцарь вооружённым людям, обступившим его и его побледневшую от страха супругу. - Я пришёл к вам затем, чтобы бороться вместе с вами против засилья тевтонцев на нашей земле! Я пришёл сюда для того, чтобы вернуть натангам их древних Богов, их былую веру, - с этими словами он сорвал с шеи крестик и бросил его на землю. - Я долго жил в германских землях, многому научился у тевтонцев! И знаю, как их бить!
Порыв ветра качнул ветви придорожной ольхи.
- Слова твои нашли отзыв в наших сердцах, - ответил ему один из пруссов, возможно, старший. - Моё имя - Тарно, и я хорошо помню кунигса Монтемина. Помню также, что тот отдал сына Герка крестоносцам, хотя много зим прошло с тех пор... Вот только у меня нет уверенности: ты ли тот самый Герк?
- Всякий может назваться... даже и самим Монтемином, чтобы спасти свою шкуру... - послышались голоса.
Сказать по правде, многим не терпелось отсечь голову немецкому рыцарю, который говорил по-прусски, хотя, с заметным акцентом.
- Понимаю, - усмехнулся Монте. - Доверие ещё нужно заслужить... Многие помнят меня совсем мальчишкой, а некоторые не видели вовсе... А скажите, жив ли сейчас Корейто, бывший у моего отца конюхом?
Пруссы переглянулись. Имя старого Корейто, прозвучавшее из уст неизвестного рыцаря, сыграло свою роль.
- Он здесь, - ответил Тарно. - И с нами. Эй, Капирес, - обратился он к своему подручному. - Приведи сюда старого Корейто. Только не сообщай ему, кто у нас... в гостях... Послушаем, что скажет тот, кто хорошо знал Монтемина, и, видимо, должен помнить его сына...
Рыцарь перевёл дух. Если бы Корейто не оказалось в живых, то доказать, что он именно тот, за кого себя выдаёт, было бы весьма затруднительно. А старик, по крайней мере, тогда был в здравом рассудке, да и сейчас, возможно, не потерял память.
Монте осмотрелся. Пруссы привели его в небольшое селение, расположенное на краю леса. Десяток домов, огороды, дым над крышами, копошащиеся в луже гуси, вдалеке - коровы на лугу - всё, как в его детстве.... А люди... нет, никого из них он не помнит, время меняет людей, а с той поры, как крестоносцы увезли его из Натангии, прошло почти двадцать лет...
Он слез с коня. Сегодня он совершил то, о чём мечтал все эти годы - вернулся на свою родину, к своему народу... И пусть этого не поймёт ни брат Хиршхальс, ни Маргарет, дочь зажиточного горожанина Магдебурга, ни те, кто остался там, в его прошлой, немецкой жизни... Его позвали Боги, и он пришёл к ним...
- Корейто... - послышалось имя старого конюха. Монте снял с головы шлем, чтобы старик легче его узнал. А вот и он сам. Правда, еле идёт, его поддерживают под руки.
Подвели, поставили перед рыцарем.
- Скажи нам, брат наш Корейто, знаком ли тебе этот человек?
- Ты…,- прищуренные глаза дряхлого прусса упёрлись в лицо представленного ему человека.
Некоторое время взгляд конюха ничего не выражал.
- «Ешь, Миоло, пей Миоло... Ешь Стуоне, пей Стуоне...» - вдруг вполголоса пропел рыцарь небольшую припевку, которую всегда мурлыкал Корейто, когда ухаживал за лошадьми кунигса.
- О, Боги! - воскликнул Корейто, пристальнее вглядевшись в лицо молодого человека. - Ты ли это, маленький Герк? - рука старика потянулась к узнанному им рыцарю, тот протянул ладонь навстречу. - Ты, я вижу... Повзрослел. Возмужал, теперь тебя и не узнать... Но я-то узнал, хвала Окопирмсу!
- Да, старый Корейто, это - я, Герк!
Они обнялись на глазах ошеломлённых воинов. По щеке старого конюха потекла слеза.
- Твой батюшка не дожил до этого дня, маленький Монтемин....
- Витингсы! - вдруг провозгласил Тарно. - Перед вами - наш кунигс Герк Монтемин! - Он склонился к ногам рыцаря. - Мы все пойдём за тобой, кунигс! Веди нас в бой! Мы все готовы умереть за свободу нашего края!
Воины тоже склонили головы в почтении к новому вождю.
Благородная Маргарет смотрела на происходящее и не верила своим глазам...


Глава 3. «Второе вероотступничество...»

«Великому магистру Тевтонского ордена Анно фон Зангерсхаузену.
Брат мой по Вере Христовой!
Много лет прожил я в землях сембов и, наконец дождался того часа, когда языческое население и тут, в Самбии, приняло истинную веру. Не всегда и не везде происходило это с должной радостью и открытой душой, но Воля Господа восторжествовала и здесь.
С глубоким прискорбием узнал я о той неудаче, которая постигла Орден у озера Дурбе, но уверен, что этот случай никогда больше не повторится, а лишь укрепит Веру наших братьев в Господа.
Но, пользуясь замешательством Ордена и видя, что братья понесли большие потери в этой битве, мятежные пруссы подняли голову. По моим сведениям, готовы восстать следующие области: Земландия (126), Натангия, Эрмландия (127), Погезания, Судовия и Бартия. По счастью, Всемогущий Господь дал мне возможность узнать имена предводителей их войска. Так, у сембов предводитель - человек по имени Гланде, у натангов - Герк Монте, у вармийцев - Глаппо, у погезанцев - Ауттум, у бартов - Диван и у судинов - Скуманд.
Как только получу более подробные сведения о них - немедленно сообщу.
Собирай, брат мой по Вере Христовой, рыцарей из Тюрингии, Швабии, Баварии, Саксонии, Штирии и иных областей мира Христова для защиты здешних земель от бунтующих пруссов, ибо они в военном деле многому научились у нас же самих!
Здесь же, в Самбии пруссы готовы к вероотступничеству, ибо их на это богопротивное дело подстрекает жрец-вайделот Барт по прозвищу Локис. Сказывают, что сей жрец с мечом в руках нападает на братьев, особенно, когда те проезжают лесом, и безжалостно убивает их. Он мстит Ордену за гибель своего отца и матери. Ещё сказывают, что он - колдун. Скорее всего, он присоединится к войску вероотступников Гланде или Монте.
Так что, пока христиане могут дышать спокойно и с надеждой смотреть в завтрашний день только благодаря молитве Господу и Пресвятой Деве Марии. Мы верим, что все святые мученики не оставят нас, и Орден вернётся к нам с новыми силами.
Остаюсь покорным слугой Господа,
Брат Иов»

В сентябре 1260 года в местечке под названием Торбцене, что расположено на границе Натангии и Вармии в доме вармийского вождя Глаппо собрались представители нескольких племён. Эти люди «...назначили точный день для того, чтобы все, собравшись при оружии, всех до единого проповедников веры христианской убить и полностью уничтожить» (128).
Судный день был уже близок - 20 сентября.
- Итак, братья, наша задача - освободить земли Ульмигании от захватчиков и вернуть народу веру в наших Богов - Перкуно, Потримпо, Патолло! - произнёс воодушевлённый Герк Монте. - Уверен, что Боги помогут нам в этой борьбе. Немецкие крестоносцы не так уж страшны. Они не раз терпели поражения в открытом поле, но нам необходимо научиться выманивать их из крепостей, которых они настроили на наших землях в великом множестве!
Предводители племён молча смотрели на этого высокого и статного человека с горящими глазами. Они уже знали, что за его, пусть даже невинной улыбкой скрывается стальной хребет. А в минуты, когда тот заразительно хохочет или дружески улыбается, под маской весельчака прячется едва сдерживаемая ярость, да еще какая! Только попробуйте с ним не согласиться или поспорить, и Монте глянет на вас так, как будто вы спятили. Он вряд ли сможет понять, как вы осмелились ослушаться его... Чёрные усы и борода у Герка были небольшими, и аккуратно подстриженными, волосы заплетены в тугую косу. Пыл, с которым он говорил, внушал уважение. Или вы его терпите, или бегите от него без оглядки! Никто не посмел вспомнить о том, что сам вождь натангов ещё недавно был немецким рыцарем. Ведь тот решительно порвал с прошлым и вернулся к своему народу и Богам. А чтобы доказать им свою верность, он повелел сжечь свою жену, христианку Маргарет. Поэтому все были уверены: этот человек пойдёт до конца и не пощадит ничьей жизни в борьбе за общее дело.
- У нас в Натангии, - продолжал Герк, - существуют два «осиных гнезда», два нарыва - крепости Терлау и Вольфсдорф с сильными гарнизонами. Со взятия этих крепостей мы и начнём нашу кампанию. Дальше нас ждут Бранденбург, Кёнигсберг, Кройцбург, Мариенвердер, Визенбург, Бальга, Бартенштейн, Шёнзее, Мемель, Торн, Кульм...
- Литвины готовы нас поддержать! - воскликнул предводитель войска бартов Диван.
- Если не людьми, так хитростью и... осадными орудиями, про которые говорил ты, Герк, - добавил Скуманд. - С их помощью мы разрушим стены замков. А там, где механизмы окажутся бессильны, мы будет действовать по-другому! Мы станем брать их замки измором!
- По крайней мере, так часто действуют сами крестоносцы, - добавил Диван.
Гланде и Глаппо слушали, кивая головами. Ауттум молча теребил висящий на груди талисман - кусок янтаря в серебряной оправе. Всем не терпелось взяться за оружие и ударить по ненавистному врагу. Но каждый понимал: к восстанию нужно тщательно подготовиться. Голыми руками тевтонцев не взять.

На рассвете 20 сентября Герк Натангенский с отрядом более двухсот человек подошёл к крепости Терлау. Сахарные облака медленно таяли на горизонте. В небе плыл клин журавлиной стаи. Витингсы проводили его взглядом… Неторопливый говорливый ручеёк, кружил в своём течении шелуху от шишек и опавшую хвою. Караульные со стен цитадели протрубили в рог. Вышедшие на стены крепости воины с крестами на одеждах громко смеялись, завидев войско пруссов, задумавших овладеть мощным орденским оплотом, деревянные стены которого во многих местах были заделаны камнем.
Комтур Терлау Вилли фон Кентниссер иронически заметил:
- Этот сброд желает узнать крепость стен Терлау и нашего духа! Братья, покажем пруссам, что их место - на полевых работах, а не в боевом строю!
Но, как только развиднелось, комтур с удивлением обнаружил, что перед ним не толпа, которой обычно пруссы бегут в атаку, а вполне организованное войско, разделённое на отряды, каждый из которых действует без суеты и чётко, понимая свою задачу. Войско сопровождало большое количество повозок, рыцарь насчитал их два десятка.
- Лучники, - скомандовал комтур. - Отгоните-ка этих бездельников подальше от стен Терлау! - он отмахнулся от комара, норовящего залететь ему в ноздрю.
Но войско пруссов остановилось шагах в шестистах от крепости. Они явно не торопились с нападением. Это несколько смутило Вилли фон Кентниссера. Он не узнавал противника, с которым воевал уже больше десяти лет.
Стрелы с такого расстояния не могли причинить вред осаждающим.
- Они что-то задумали... - понял комтур.
Он убедился в этом, увидев, что некоторые прусские воины заняли боевые порядки, очень напоминающие те, которые использовали сами тевтонцы, а другие - принялись разгружать повозки.
Изумление, а вместе с ним и беспокойство, комтура начало расти, когда он убедился, что из брёвен, сгружённых с телег, пруссы собирают... настоящий требушет (129)!
Рядом с первым орудием пруссы начали устанавливать второе, затем - третье...
- Пресвятая Дева, - к комтуру подошёл священник, отец Гамм. - По-видимому, пруссы хотят атаковать нас по всем правилам воинского искусства...
- Хотел бы я знать, святой отец, - ответил фон Кентниссер, - от кого пруссы узнали о применении осадных орудий? И почему в их войске такой порядок и дисциплина?..
Небольшой гарнизон Терлау мог бы сделать вылазку и попытаться уничтожить страшные требушеты, но те прикрывались отрядами лучников. Братьев было вчетверо меньше прусских воинов. Из подобной рискованной вылазки в крепость не вернулся бы никто.
- Ничего, святой отец, - комтур был сосредоточен. - Посмотрим, что у них выйдет с этой затеей. Мастер Хольц! - крикнул он.
- Слушаю! - раздался отзыв с нижнего яруса крепости.
- Расставь по местам своих молодцов на стене и готовь отряд у ворот крепости!
- Все на местах, великий комтур! Отрядом командует брат Герман фон Ляйстунг. Пусть только сунутся! Встретим, как и полагается!
Его уверенный тон подействовал на комтура успокаивающе. Брат Герман - опытный воин. Не так просто придётся пруссам, если, не дай бог, ворота будут взломаны.
Все были уверены в том, что пруссы не полезут сломя голову на высокие стены крепости. Но они установили четыре требушета и принялись оснащать их. Продели верёвки в кольца на балках, подвезли камни... От одного орудия к другому разъезжал прусс в блестящем шлеме и роскошном плаще. Он руководил всеми работами.
Неспешно и аккуратно осаждающие готовили свой удар по крепости. Наблюдая за их действиями, комтур был уверен, что пруссы занимаются этим делом не первый раз. Никакой суеты, всё основательно и слаженно.
И от такого спокойствия и деловитости невольно холодела кровь в жилах.
Наконец, воины, стоящие на стенах крепости, увидели, как прусские витингсы выстроились в боевой порядок, а возле требушетов засновали люди, обслуживающие осадные орудия. Из рядов прусского войска выскочил всадник, к копью которого была привязана белая материя.
- Парламентёр! - догадался комтур и отдал приказ не стрелять в переговорщика.
Тот подъехал к стенам крепости и протрубил в рог.
- Что тебе нужно? - раздались крики со стен.
- Вождь натангов Герк Монтемин передал вам и вашему комтуру следующие слова. Если вы покинете крепость, вас не тронут, можете следовать куда угодно, но, желательно, прочь из Ульмигании. Если же откажетесь, то крепость будет взята штурмом! Ровно в полдень первый выстрел будет произведён из осадного орудия, и это послужит сигналом к атаке. Постарайтесь ответить до этого срока!
- Послушай, парламентёр, - тут же послышался голос со стены крепости. — Я — комтур крепости Терлау рыцарь Вилли фон Кентниссер! Проваливайте отсюда, безбожники! Если осмелитесь на штурм, то все сложите здесь свои грешные головы!
Прусс кивнул и с достоинством убыл в расположение своего войска.
- Да поможет нам Пресвятая Дева, - прошептал кто-то из воинов, стоящих на стене.
Вот балка одного из требушетов, к которой была привязана сеть с огромным камнем поползла вверх, и первый камень обрушился на стену Терлау. Двое воинов не успели отойти, и были погребены под обломками брёвен и камней.
Видимо, пруссы заранее приноровились к стрельбе из требушета, коль первый выстрел оказался столь удачным.
Войско Герка Монтемина довольным возгласом сопроводило этот выстрел.
А в воздухе уже свистели ещё три глыбы.
Одна из них угодила в башню, проломив в ней дыру, вторая перелетела через стену и разрушила хозяйственную постройку, из которой с кудахтаньем вылетело полдюжины кур. Третий снаряд ударил в крепостную стену, проделав в ней небольшую брешь.
- Проклятье! - комтур не ожидал такого поворота событий. - Если дело так и пойдёт, они разрушат всю крепость!.. Но откуда у них требушеты?
- Сами построили, брат, - к комтуру подошёл рыцарь Герман фон Ляйстунг. - Не такое уж заумное дело. А пруссы - известные мастеровые...
- Но кто их научил?..
- Я слышал, что в Натангии появился новый вождь. И это - бывший немецкий рыцарь...
- Пресвятая Дева! Тогда всё становится понятно! Но каким образом рыцарь перешёл на сторону пруссов?
- Говорят, это - сын местного князя, которого тот отдал нам в заложники. Парень всему научился на чужбине, то есть, у нас...
- Проклятье! Ну, ничего, надеюсь, мы сегодня уничтожим этого перебежчика!
Пруссы в это время заряжали требушет. Они подняли огромный валун, который должен быть сброшен на короткий конец балки, к длинному концу её был привязан разрезанный «кошель» из сети, со снарядом на дне. Для подъёма «пускового» камня они использовали ворот, напоминающий беличье колесо. Только внутри такого колеса находились воины.
Кроме этого, как заметили крестоносцы, пруссы немного сдвинули свои орудия, видимо, прицеливаясь для более точного выстрела.
Вся подготовка заняла примерно полчаса. Братья наблюдали за приготовлениями пруссов, не в силах помешать им. В гарнизоне находилось всего семьдесят воинов, из них только два рыцаря - брат Герман и сам комтур. Пруссов, на первый взгляд, было две с половиной сотни. И руководил ими - человек знающий и опытный.
А лес уже пожелтел-порыжел. Он неспешно переодевался в многоцветную яркую мантию… Солнце ещё грело, но осень уже чувствовалась... даже по запаху. Ещё немного - и затянется небо тяжёлыми, тёмными тучами, и зарядят бесконечные дожди, которые превратятся дороги в непроходимые болота.
Выстрелы из требушетов были произведены одновременно. Это и понятно - тяжело сразу спрятаться от нескольких снарядов.
На этот раз попадания были более удачными. Два снаряда разрушили стену возле ворот в крепость, а два попали в башню.
- Ну, теперь держись, братья! С нами Бог! - воскликнул комтур, видя, что пруссы собираются проникнуть в Терлау через пролом в стене. И сам спустился по крутым ступенькам вниз.
Пруссы действовали стремительно. Через ров они перебрались, по заготовленным заранее лестницам. Одновременно часть их была обстреляна из луков и арбалетов воинами, которые со стен пытались сорвать атаку. Натиск был столь мощным, что защитники крепости не смогли его сдержать. Пруссы ворвались в крепость, и основная схватка завязалась уже внутри неё.
Защитники сражались отчаянно, но силы были неравными. Пруссы были умелыми воинами и вооружены не хуже крестоносцев. К тому же их было намного больше. Вскоре воины с крестами на одеждах были вытеснены с нижнего яруса крепости наверх.
Вождь натангов Герк Монтемин сражался в первых рядах. Молодые прусские витингсы старались походить на него - они рубили и крушили врага с неиссякаемой силой. Для многих из них Герк стал воплощением Перкуно - настолько он был неистов в битве. Поэтому защитники крепости, как ни старались они противостоять удару натангов, теряли одного бойца за другим - этот упал с разрубленной головой, тому всадили в живот сулицу... Мечи и топоры взлетали вверх и устремлялись вниз, разя всё живое. Кольчуга не спасала, а доспех не защищал...
Когда на стену поднялись пруссы, комтур с раненым братом Германом и двумя кнехтами остались единственными, кто ещё мог держать оружие. Священник, отец Гамм лежал рядом и стонал - у него в боку застряла стрела.
Увидев, что к нему подступают грозные воины, Вилли фон Кентниссер бросил меч на пол.
- Крепость ваша...
- Так-то будет лучше, - послышалась в ответ немецкая речь. К комтуру подошёл воин в полном облачении и снял с головы шлем.
Крестоносец увидел прищуренный взгляд серых глаз врага. Пот стекал со лба воина. Да, это - серьёзный противник. Судя по взору, он пойдёт до конца, и пощады от него не жди...
- Я твой пленник? - спросил брат Кентниссер.
- Нет, ты пленник нашего народа, племени натангов. Возможно, они не захотят получать за тебя выкуп...
Кнехтов и отца Гамма сбросили со стены, а рыцарей, со связанными руками, спустили вниз, где посадили на коней, выведенных из конюшни. Коням спутали ноги.
- Что они собираются с нами делать? - спросил тяжело дышащий брат Герман, у которого уже мутилось сознание от потери крови.
- Убьют, брат... – потухшим голосом ответил комтур. - Пресвятая Дева Мария уже скорбно склонилась над нами и уготовилась принять в свои объятья...
- Как всё... скверно... кончилось...
- Ничего, брат, всё только начинается...
Когда диск солнца, словно с горы, стал катиться к горизонту, обоих рыцарей на конях возвели на небольшой холм, с которого открывался прекрасный вид на Прегель и стоящий на противоположном берегу осенний лес. Местами трава порыжела, кое-где она за лето выгорела... Местами ещё пестрели полевые цветы, желтели ветки зверобоя. Мелкие птахи носились над лугом...
Рыцарей и коней накрепко связали, так, что и пошевелиться было нельзя. Затем привязали к одинокому сухому деревцу, когда-то разбитому молнией.
- Можете молиться, господа рыцари... - насмешливо произнёс вождь пруссов.
Витингсы натаскали из леса хвороста, его нарубили, и стали складывать вокруг пленённых.
Вилли фон Кентниссер с ужасом смотрел на эти приготовления. Пожалуй, он даже завидовал брату Герману, который потерял сознание и обмяк, склонив голову на шею коня.
Когда всё было готово, пруссы вознесли молитву Перкуно и Патолло, затем зажгли свой ужасный костёр…


Глава 4. 1260 год. Передовой отряд Герка Монтемина

Барт Локис теперь, словно волк, или, точнее, медведь-шатун, рыскал в одиночестве  по лесам и селениям Ульмигании.
Стоял конец октября, листва пожелтела и расставалась с ветвями деревьев, устилая землю мягким разноцветным ковром. Звери готовились к зиме – белки собрали ягоды, орехи, жёлуди и грибы, у некоторых из них шубки уже посерели, а мех стал гуще. Барсуки обустраивали норы, затаскивая в них припасы на зиму, лисицы оделись в ярко-рыжие меха, ежи попрятались в норы, а волки сбивались в стаи.
Лесные духи Гиро и Каримбо не раз отваживали волчьи носы от следа лошади вайделота. Он ушёл из Самбии, пересёк почти всю Натангию с запада на восток, и приблизился к Надровии. По пути жрец отмечал, что народ поднимается против тевтонских захватчиков, люди, под угрозой смерти принявшие веру в Христа, вновь возвращаются к своим древним Богам. Это не могло не радовать его душу.
Единственное, чего бы ему хотелось, так это присоединиться к армии, ведущей борьбу с Орденом. Он слышал, как натанги взяли штурмом крепость Терлау, причём, им очень помогли осадные орудия, строить и применять которые их научил вождь натангов Герк Монтемин или, как его ещё называют, Герк Натангенский. Недавно его войско, по слухам, завладело и крепостью Вольфсдорф, которую взяли после месячной осады.
Барт, хоть и был уже немолод, ощущал в себе достаточно сил и был готов к испытанию тягот и лишений походной военной жизни, а также к боевым схваткам с мощным, закалённым в боях противником.
Довольно часто по пути ему встречались отряды повстанцев, вооружённых кое-как и передвигавшихся по своей земле безо всякого опасения. Воины были воодушевлены победами и собирались, по-видимому, в единую армию под знамёна Герка Натангенского для того, чтобы сражаться с тевтонцами и изгнать тех из священной Ульмигании.
Но присоединяться к этим разрозненным отрядам Барт не спешил.
Однажды он, пройдя по пустынному лугу и испытав хлёсткие «шлепки» порывистого ветра, свернул к окраине леса, дабы остановиться на ночлег. Но, заметив неподалёку огонёк, решил посмотреть, кто это уже развёл костёр, и можно ли пристать к лесным странникам.
Он слез с коня и, ведя его на поводу, стал неслышно приближаться к отдыхавшим людям. Их было шестеро: по одежде и внешнему виду - натанги. Пятеро сидели у костра и о чём-то тихо переговаривались, шестой лежал тут же и чуть слышно постанывал.
- Да принесут вам удачу лесные духи, - проговорил Барт, приблизившись к шестёрке путников. – А также наши великие Боги Перкуно и Потримпо….
Лица людей, освещаемые пламенем костра, заметно оживились.
- О, приятно слышать, что не все в здешних землях уверовали в тевтонского бога, а встречаются те, которые ценят наших древних Богов, - послышался ответ. – Кто ты, странник? Подходи ближе и устраивайся у нашего костра…
- Я – Барт по прозвищу Локис, – вышел на свет костра вайделот. – Жрец-травник, целитель и врачеватель.
Огромный меч, который он держал в руке, никак не вязался с его словами. Это вызвало улыбки на лицах натангов.
- Присаживайся к огоньку, жрец Локис… Мы слышали о тебе. Слава о твоём умении владеть рыцарским мечом, далеко опередили твои ноги… Но мы знаем также, что ты – умелый целитель… - присутствующие у костра с любопытством смотрели на гигантскую фигуру человека, который уже успел стать легендой, по крайней мере, в их краях.
Барт кивнул головой, словно говоря: «И то, и другое – правда».
- Если ваш друг нуждается в помощи лекаря, то я готов немедленно исполнить свой долг, - кивнул в сторону лежащего человека Локис. – Расскажите, что с ним случилось…
Сидящие возле костра люди немного потеснились, пуская в свой круг массивного вайделота. Тот принёс с собой два мешка, в одном из которых была снедь, а в другом – лекарственные сборы.
- Наш друг, Вемпо, получил ранение в бою, - заметил один из сидящих, видимо, старший. На вид ему был около пятидесяти лет. – Стрелу мы вытащили, кровь остановили… Но, рана гноится и не спешит заживать… И говорили же ему: оставайся дома! Нет, настоял на том, чтобы отправиться с нами… А теперь, похоже, умирает…
- Барт Локис не даст ему умереть, - уверенно заявил мужчина лет сорока, сидящий напротив. – Прояви своё умение во славу Аушаутса!
- Это - Гендбо, брат Вемпо, - пояснил старший. – А моё имя – Поурио. Рядом с ним сидят Лустис, Мягото и Алуосис. Все мы – из племён натангов и надровов, и сейчас пробираемся в армию Герка Монтемина. Хотим сражаться под его знамёнами с крестоносцами и изгнать их из нашей Ульмигании!
- Да услышит твои слова великий Перкуно, - ответил Барт. – Но сейчас я бы хотел осмотреть вашего Вемпо. Иногда мне удавалось спасти человека, которого уже считали погибшим…
- Да, – вздохнул Поурио. – Мы слышали о твоём умении… и очень рады, что приютили у нашего костра именно тебя.
Жрец склонился над раненым. Лицо того было бледным, а на горячем лбу выступили капельки пота.
- Плохо дело, - наконец, сказал лекарь. – Но не будем терять надежды, - он порылся в своём мешке. – Дайте котелок с кипящей водой…. Плесните воды в этот кубок, - он достал из мешка сосуд, бросил в него щепотку каких-то трав. – Пусть немного остынет, - продолжал он, помешивая настой деревянной ложкой. – Если парень выпьет его, ему станет легче…. А я пока осмотрю рану…
Чуть слышно бормоча про себя слова одной из молитв, Барт размотал повязку и взглянул на бок Вемпо, где зияла воспалённая рана с рваными краями.
- Мы прикладывали к ней землю… - как бы оправдываясь, произнёс Поурио.
- Ничего-ничего… Потримпо не даст парню умереть… У меня есть с собой средство…
Вайделот вновь полез в суму и достал из неё горшочек, завёрнутый в белую материю.
Вемпо чуть слышно застонал.
- Расскажите лучше какую-нибудь историю, - попросил Барт. – Парень успокоится и, если дозволит Окопирмс, заснёт. А это сейчас ему – важнее всего…
- Мягото, - тут же отреагировал Поурио. – Расскажи нам о своём Лабагове (130) …Как там живут люди, что интересного имеется в ваших краях…
Молодой человек, на вид не более тридцати лет, с копной рыжих волос на голове, мечтательно улыбнулся.
- У нас существует множество легенд о нашем добром селении Лабагов и о реке, на которой он стоит (131). Те, кто побывал в наших местах, не дадут соврать, что рыбы в данной реке, хвала Богам, – великое множество. Но не про это я хочу говорить… А про холм Пилгарбс (132).
Стоит он среди заливных лугов возле нашего Лабагова…
Барт смазал рану Вемпо и прошептал слова молитвы. Затем наложил свежую повязку. После кубка лекарственного настоя жар начал спадать. «Это - хороший признак», - решил вайделот.
- В самой середине холма, - продолжал Мягото, - находится глубокая яма, шириной в человеческий рост. Её стены из камня, и она такая глубокая, что до её дна и двумя хмелевыми жердями не достать…
Барт перевязал Вемпо и вздохнул. «Всё остальное зависит от воли Богов… Надеюсь, они будут милостивы, и мясо быстро нарастёт…» Парень молча слушал рассказ Мягото и еле заметно улыбался. Видимо, он чувствовал, что теперь им занимается сведующий человек, и полностью доверился ему.
- Раньше там стоял большой дом одного кунигса… Но старые люди говорят, что строение провалилось под землю… Однажды дети из местного селения, собирали ягоды возле этой дыры… и вдруг увидели, как из ямы вылезли несколько странных существ, больших и малых…
Барт развернул свою сумку и достал оттуда хлеб, сыр и сало. Протянул своим новым знакомым…
 - В другой раз, – приняв хлеб и сыр, продолжал Мягото, – музыканту из Лабагова и его сыну, шедшим мимо этого холма, привиделась девушка, вся в белом, которая стала звать их к себе. Каким-то образом, она приоткрыла дверь в горе, что находилась с западной стороны от дороги, и пригласила туда путников. Она повела их внутрь по тёмному коридору, освещённому факелами…
- И чего они туда полезли? – хмыкнул Алуосис. – Известно ведь, что дело тут нечисто… Духов лучше обходить стороной…
- Я не знаю, отчего, только они туда вошли… Но, слушайте дальше… Потом музыкант с сыном стали наигрывать весёлые мелодии. Девушка сразу принялась танцевать, а вскоре к ней присоединилась и другая – одетая во всё чёрное. После того, как музыканты прекратили игру, девушки в благодарность заполнили им башмаки, которые они сняли, сухими дубовыми листьями…
- Листьями? Это - в награду, что ли? – усмехнулся Лустис, крепкий мужчина лет сорока, с рыжей бородой.
- А ты слушай дальше, - заметил Мягото. – Младший тоже сначала подумал, что над ним посмеялись… Он разозлился и сразу, как только спустился с горы, взял и выкинул все листья из башмаков. А старший, уже на подходе к дому, вдруг почувствовал, что башмаки потяжелели! Настолько, что шнурки, которыми они были завязаны, взяли и порвались! Оказалось, что все листья превратились в золотые монеты! Увидев это, сын очень огорчился, ведь в его башмаках всего-навсего несколько оставшихся листочков стали золотыми…
- Да, - вздохнул Поурио, - с этими духами никогда не угадаешь, где потеряешь, а где обретёшь….
- Похожая легенда есть и у нас, - заметил Гендбо. – Я расскажу её, как только прикончу этот поджаристый кусок конины… - и с удовольствием втянул ноздрями аромат дымящегося мяса. - Так вот… - продолжил он, прожевав кусок и запив его горячим чаем. - Городище в Норкитене (133) издалека смахивает на огромный лес, поскольку оно сильно заросло деревьями и находится вблизи от реки Ауксине (134), протянув свой горб на длину полёта стрелы. Однажды давным-давно шёл один бортник из Ужбунджяй (135) по своим делам через этот холм. И тоже увидел он на горе девушку, в чёрном платье. Девушка попросила его прийти сюда же через две недели. А после, на третью неделю, он должен был прийти сюда снова… и поцеловать живущих здесь… неких безобразных существ, очень похожих на жаб, чтобы и эту девушку, и существ... всех их спасти.
- Эк, - крякнул Поурио, наливая себе в кружку кипяток из котелка. – Забавные легенды у вас в Надровии, - и покосился на Вемпо. Тот, похоже, заснул.
Рассказчик же продолжал:
- Бортник тот долго отпирался, но всё же отказать девушке не смог. Он пришёл к холму через две недели, и увидел, что та девушка уже была с ног до головы вся в белом…
- Не иначе, как очередной дух… - заметил Мягото.
 - …Но на третью неделю, когда тот бортник пришёл к назначенному месту, то испугался и убежал. А может, не хотел целовать непонятных существ… мало ли что там… Вдогонку же он услышал горький крик девушки: «Теперь мы пропали, пропали навечно!»...
- И что дальше? – спросил Алуосис.
- Ничего… А ты бы стал целовать неведомых тварей?
Тот пожал плечами.
- Только с той поры с холма, не только ночью, но и днём, сходит свинья с поросятами. И также ровно в полдень и в полночь там видят двух девушек, расчёсывающих волосы и купающихся в Ауксине… Говорят, под этим холмом покоится провалившийся город»… А ты что скажешь по поводу этих рассказов, Барт Локис? Ты – человек умудрённый…
- Я скажу лишь то, что эти места отмечены Богами, - ответил вайделот.  – И там, скорее всего, надо посадить священную рощу… А вашему другу в таком состоянии самому ехать дальше никак нельзя… Нам надо сладить носилки, чтобы везти его. А вот как? Тут надо подумать, и наловчиться… В ближайшем селении мы оставим его на попечение тамошним людям…
- Хорошо, так и поступим, - ответил Поурио. – Но ты сказал «мы оставим»? Неужели ты решил присоединиться к нам?
Все присутствующие устремили на Барта Локиса вопросительные взгляды, хотя дым от костра не совсем способствовал этому. Но жрец сумел прочитать в этих взглядах не только удивление, но радость и надежду, а также предвкушение чего-то необычного…
- Если ты и твои спутники не будут возражать, - усмехнулся Локис, - я составлю вам компанию…
- А сам ты куда направляешься? – спросил жреца Лустис. – Мы уже говорили, что идём на соединение с войском Герка Натангенского. – А это – в Кордлене, совсем недалеко. Оттуда мы уже с войском пойдём на Кёнигсберг!
- Очень хорошо, - ответил вайделот. – Я вместе с вами вольюсь в армию Герка Натангенского и буду воевать с крестоносцами!
- Хо! – казалось, Алуосис был ошарашен. – Ты будешь сносить головы крестоносцам своим двуручным мечом!
- А также исцелять раненых! – воскликнул Мягото.
- И просить великого Перкуно помогать нам! – радостно добавил Поурио.
- Я готов делать и то, и другое, и третье, - хмуро ответил вайделот. – Лишь бы прогнать ненавистных крестоносцев с нашей земли!..

- Э, да ты – парень хоть куда! – воскликнул один из помощников Герка Монтемина, Плестис, мужчина лет тридцати, с длинными, вьющимися волосами, усами и бородой, с весёлым, но несколько усталым взглядом. – Хоть годков тебе уже немало…. Сказывай, что умеешь, мне надо определить тебя в один из отрядов… Я вижу, у тебя рыцарский меч... А хорошо ли ты им владеешь? 
Отряд Поурио, к которому присоединился Барт, в конце следующего дня прибыл в селение Кордлене. Как и сказывали его новые товарищи, тут действительно происходило формирование войска Герка Монтемина, который сейчас находился здесь же, в одном из домов, где со своими ближайшими соратниками-кунигсами, размышлял над предстоящим походом.
Поскольку уже стемнело, Барт не мог получить полное представление о численности войска, но обилие коней и людей, постоянно встречающихся на пути у вновь прибывших, наводило на мысль о том, что армия действительно велика. Поурио и его друзья вскоре встретили здесь своих односельчан, прибывших сюда несколькими днями ранее. Те и посоветовали им обратиться сначала к Плестису, а уж он каждого назначит в тот или иной отряд.
Тут и там грели костры, витингсы расселись возле них небольшими группами и тоже обсуждали предстоящий поход против крестоносцев. У каждого из них была своя веская причина, заставившая бросить всё, и отправиться воевать с сильным, безжалостным врагом.
- Я – жрец и знахарь, – ответил Плестису Локис. – Лечение людей и служение Богам было главной заботой всю мою жизнь. До тех пор, пока на мою землю не пришёл враг. Тогда я стал воином. Этот меч, который ты видишь, вдоволь напился тевтонской крови. Но я готов вновь и вновь поить его кровью захватчиков… И ещё я умею стрелять из лука…
- Это - Барт по прозвищу Локис, - заметил подошедший Поурио. – Ты, наверное, слышал о нём. Он спас нашего Вемпо, сейчас тот лежит в хижине старого жреца Туссиса под его же присмотром… Как сказал Туссис, нам крайне повезло, что мы вовремя встретили Барта. Локис буквально вырвал Вемпо из рук Патолло….
- Барт Локис, - Плестис бросил на жреца восхищённый взгляд. – Да-да, мы слышали о тебе! Что ж, быть тебе в моём отряде. Мы – передовой отряд Герка Монтемина, выполняем разную работу - и мечом, и головой… Мы не только сражаемся плечом к плечу с остальными отрядами войска, но также занимаемся сбором сведений о врагах, совершаем рейды вглубь территории противника, и частенько при этом ввязываемся в драки… Такой человек, как Барт Локис, нам очень нужен…
- Боги привели меня к тебе, - ответил Барт. – И я готов служить им, находясь там, где укажешь мне ты.
- А сейчас – всем отдыхать. Завтра поутру – построение. Герк Монтемин будет осматривать войско. Он – человек серьёзный, неповиновения не потерпит… Поурио, раз уж и ты, и Локис у меня в отряде, проводи его в дом, лошадей – в конюшню, там их накормят и напоят. Да и вам самим нужно подкрепиться. Завтра сразу после смотра мы выдвигаемся. У нас будет отдельная задача, а какая именно – узнаем завтра из уст Герка Монтемина.

Утром отряд Плестиса в общем построении войска не участвовал. Ещё ночью командир поднял своих людей и приказал всем садиться на коней. Поскольку в этом отряде все были готовы к подобным «подскокам», то и времени на сборы ушло немного.  Барт вообще не развязывал свои котомки, у него всё находилось под рукой – и снедь, и лекарственные сборы, и его двуручный рыцарский меч.
Едва Локис сел на своего коня, к нему приблизился Поурио, который, казалось, со всем здесь уже освоился и всё знал.
- Нам – туда, - он кивнул на внушительную группу всадников, готовящихся к убытию.
Едва они присоединились к отряду, из темноты появились два воина. Один из них – Плестис, другого Барт не знал.
- Все готовы? - спросил незнакомец.
- Все, - ответил командир. – Вот, даже два новичка не оплошали!
К Барту и Поурио подъехали оба всадника.
- Зачем же ты, Плестис, в такой отряд взял людей, которые уже немолоды? – взгляд воина придирчиво обежал вокруг фигур новичков. – Ну, этот, вижу, молодец, - он кивнул на Барта. – Такой в любом деле сгодится, с таким-то мечом… А другой?
- А это, великий кунигс, Поурио. Он единственный, кто знает в Самбии и Натангии каждый кустик, каждую тропинку. Он проведёт наших людей куда угодно по только ему ведомым тропам... Я посчитал, что он будет полезен у нас…
- Ну, тогда другое дело, слава Перкуно!
- А этот, - Плестис кивнул на вайделота. – Жрец Барт Локис, который в одиночку рубит тевтонцев… В капусту. К тому же он – лекарь…
- Прекрасно! – воскликнул кунигс, в котором Барт угадал Герка Натангенского, затем тот обратился к новичкам:
- Рад приветствовать вас, витингсы, в славном отряде Плестиса! – воины в почтении склонили головы. – Вас ждёт нелёгкая доля, поскольку этот отряд появляется перед врагом задолго до битвы. Но от его действий зависит исход каждого предстоящего сражения! Молодцы Плестиса собирают о противнике самые ценные сведения! Буквально под носом у врага! Слушайте своего командира и служите благословенной Ульмигании! Да пребудет с вами великий Перкуно!


Глава 5. 1255 год. По пути в Штирию…

Рыцарь Ансельф фон Грюнфельд вместе со своей женой Анной и оруженосцем (который был освобождён от своих обязанностей и считался просто провожатым) Йозефом Круцем покинули крепость Бальга 12 апреля 1255 года и направились в Штирию. Путь их был далёк и опасен, поскольку предстояло пройти по землям вармийцев и погезан, которые, хоть и стали по большей части христианами, особой любви к тевтонцам не испытывали.
Тем не менее, в каждом селении путники могли остановиться на ночлег, хозяева терпеливо принимали гостей, за которых щедро расплачивался Йозеф (почти всю казну рыцарь доверил своему молочному брату). Иногда случалось заночевать в поле или лесу. Девушка не жаловалась, но Ансельф понимал, что его жена гораздо лучше себя чувствует, если ночует в человеческом жилище. Это он, за годы странствий, привык проводить ночи под любым деревом, словно одичал и превратился в дикого вепря.
Но Йозеф вёл с собой лошадь, везущую весь их скарб, среди которого находилась тёплая палатка, в которой вполне могли уместиться все трое.
Когда у Ансельфа появилась мысль о походе по реке хотя бы до Кракова, местный «судовладелец», прусс Хопито отговорил рыцаря от поисков судна.
- Тебя, благородный рыцарь, мы могли бы перевезти, с твоей женой и слугой… Но коней, не взяли б, слишком маленькие судёнышки ходят по Висле… К тому же, и плавание небезопасно: на обоих берегах бесчинствуют разбойники.
- Ансельф, - ласково обняла мужа Анна, - поедем верхом. Нам так славно было передвигаться по суше…
- Да, брат, - принял сторону жены Ансельфа Йозеф. – Лучше присоединимся к купеческому обозу, и будем в безопасности…
И рыцарь повёл своих близких по известному уже пути, который он с оруженосцем прошёл в составе Воинства Христова. Правда, на нём теперь существовали такие города, как Эльбинг, Мариенбург, Кульм… Их путь лежал в Торн, приграничный с Пруссией город, который основал более двадцати лет назад Великий магистр Тевтонского ордена Герман фон Балк. Очутившись в этом городе, Ансельф планировал уточнить дальнейший маршрут.
Прусская девушка, ставшая супругой рыцаря, много размышляла о предстоящей жизни и с большим желанием осваивала немецкую речь. Общаясь с мужем и его братом, она поняла, что эти люди знают гораздо больше, чем её сородичи. И не оттого, что мужчины прошли множество земель, а потому что владеют грамотой – умеют пользоваться буквами – маленькими закорючками, которые чертят на пергаменте, и этими знаками способны передать любую свою мысль… К тому же, они могут считать, вон как ловко торгуется Йозеф, умеющий заплатить вдвое, если не втрое меньше, чем требует продавец…
По пути рыцарь охотно обучал свою жену немецкому языку, традициям и обычаям своего народа. Он говорил с ней на родном языке, а затем переводил сказанное. Анна запоминала слова и пыталась ответить ему тоже по-немецки.
- Послушаешь тебя, любезная Анна, - заметил как-то Йозеф, - и можно с уверенностью сказать: по прибытии в Штирию никто не заподозрит в тебе иноземку!
Правда, потом ему долго пришлось объяснять, что означает слово «иноземка», произнесённое по-немецки.
В конце апреля братья прибыли в Торн. К тому времени в городе была построена крепость с башней, которая своим шпилем, казалось, хотела проткнуть небо. Тут же располагались городская ратуша, рыночная площадь и множество каменных домов.
Анна с удивлением смотрела на такое великолепие строений и скопление людей. А Ансельф объяснял ей, что каждый город имеет своё управление и подчиняется особым правилам, утверждённым королём. И всякое преступление, совершенное в городских пределах, карается строже, чем если бы оно было совершено в другом месте.
Он также поведал жене, что жители такого поселения – это преимущественно ремесленники и лавочники. Обычно, ими становятся крестьяне, сбежавшие от своих господ или ушедшие в город на условиях выплаты господину оброка.
- Они становятся горожанами и постепенно откупаются от своих хозяев. И живут сами по себе… Допустим, сбежал в город крестьянин, и живёт там какой-нибудь определённый срок, допустим, год и один день, и всё – он становится свободным человеком!
- В германских землях, дорогая Анна, - добавлял Йозеф, - есть даже поговорка: «Городской воздух делает свободным»…
- Но, хотя большинство горожан занимаются ремёслами, среди их есть много купцов, чьё дело – торговля, - говорил Ансельф.
-  А многие жители города, - вставлял своё слово Йозеф, -  имеют свои поля, пастбища и огороды. Иногда - за городскими стенами, а бывает, что и в черте города.
Его слова подтверждали козы, овцы и свиньи, которые паслись прямо на улицах и площадях, причём последние поедали мусор, остатки пищи и нечистоты, которые жители выбрасывали прямо в окна домов.
- Но здесь грязно и довольно дурно пахнет, - поморщила носик Анна. – У нас в Лаоме, никто не позволит себе выносить на всеобщий обзор собственное дерьмо.
Когда же они проезжали по сельской местности, то супруга рыцаря каждое селение сравнивала со своим родным. Как и у неё дома, здесь вид каждой деревни зависел от местности, в которой она располагалась. Когда они проезжали по равнине с плодородными землями и широкими лугами, то в деревнях количество крестьянских дворов было таким, как в трёх Лаоме... А чем хуже были земли, тем меньше людей жило в них. Анна усиленно пыталась сосчитать количество домов в таких селениях, и обычно у неё на это дело хватало пальчиков на обеих руках. Её немало удивило и позабавило, когда она увидела, как на специальной волокуше перевозили целый дом, видимо, поближе к церкви.
В некоторых деревнях дома, сараи, крестьянские угодья и поместье кунигса (Анна ещё довольно часто использовала прусские слова в своём разговоре) были расположены в полном беспорядке, «лишь бы как». Там не имелось ни центра, ни главных улиц, ни каких-либо достопримечательностей. Они даже заплутали в одном из таких поселений: поехали по одной дороге, а выехали прямо в поле. Пришлось возвращаться обратно и изрядно покружить, пока не очутились на верном пути. Встречающиеся им люди не были приветливы и старались как можно быстрее скрыться с глаз.
В иных сёлах порядка было больше: тут через всё селение проходила единственная улица, которая ближе к центру пересекалась с другой, образуя, таким образом, ровный крест. В центре, как правило, располагалась главная площадь, где стояла небольшая часовня и дом кунигса, владеющего всеми живущими тут крестьянами. Жилища здесь были обращены своими нарядными фасадами к улице, на которой они располагались. Поэтому местность выглядела довольно опрятно. Все постройки казались практически одинаковыми, среди них выделялась лишь те, что находились на главной площади.
В этих сёлах путники останавливались на ночлег, при этом Йозеф всегда умудрялся купить у хозяев оставшиеся с прошлого года овощи. К ним он обычно добавлял хлеб, сало, а то и курицу… По дороге дружная компания с удовольствием устраивала привалы и готовила себе еду на природе.
Тем временем, всё оживало весенней радостью… Новой, молодой и зелёной травой покрылись луга, весенние цветы пестрели среди разнотравья, а дрозды и пеночки на все лады выводили свои задорные трели, восторгаясь наступившему теплу… Дышалось легко и как-то особенно сладко.
Ближе к Висле изменился характер местности, здесь поселения располагались вдоль реки, а все строения, в которых проживали крестьяне и кунигс, собиралась в одну улицу. Она тянулась вдоль Вислы, на берегу которой селение и располагалось. Сами дороги-деревни были не слишком прямыми, но они в точности повторяли все речные изгибы.
На землях, пригодных для возделывания, уже велись полевые и посевные работы, а на многих огородах зеленели лук и укроп. Когда припекало солнце, к потным лицам людей и к лошадиным мордам начинали приставать комары, оводы и слепни…
Анна с тоской подумала о матери и братьях. Что ждёт их? Отец, конечно, продолжит борьбу, и Беркуна с Дирбо эта борьба, скорее всего, захлестнёт тоже… А как быть ей? У неё теперь совсем другая судьба.
Глядя на согнутые крестьянские спины, тут и там виднеющиеся на полях, Анна спросила Ансельфа:
- Скажи, милый, у тебя тоже есть угодья, на которых трудятся люди?
- Конечно, - ответил тот. – Точнее, все земли принадлежат моему отцу, а ко мне они перейдут по наследству. Мы тоже сеем, растим и собираем урожай, а кому по душе заниматься ремеслом – те заняты по своему усмотрению. В каждом селе обязательно есть свой кузнец и гончар, пасечник и плотник… Люди объединяются в сельскую общину, и могут обеспечивать себя почти всем необходимым в пределах своей деревни. Но, конечно, за какими-то товарами приходится ездить и на рынок в город. 
Затем, подумав, он добавил:
- Да, у нас есть слуги. Но мы твёрдо усвоили правило: не следует возноситься над ними! Ведь, как сказал Спаситель, порой, последний становится первым. А что даровано по милости, можно потерять в одночасье, лишь только забудешься…
- И только мы, - добавил со вздохом Йозеф, - слоняемся по свету и рубимся то в Палестине, то в Пруссии… вместо того, чтобы работать на земле да растить детей…
- Но мы выполняем волю Господа… и папы. Мы смиренны и должны гордиться этим.
- Смиренная душа всегда светла! – воскликнул Йозеф. – Делать добро – это быть милосердным, сострадательным, уступчивым и терпеливым. А Господь всякому воздаст по делам его...
И опять было не совсем ясно – говорит он это от души, или шутит.
Среди взрослых на полях и огородах трудилось немало детей. Девочки, в основном, нянчили младших братьев и сестёр, пропалывали грядки. Мальчишки пасли домашний скот, одни рыбачили, другие – носили воду из речки или колодца на полив огорода.  Но и те, и другие постоянно находили время для своих детских развлечений и шалостей.
Случалось, муж и жена рассказывали друг другу случаи из свой прежней жизни. Так, Анна любила вспоминать праздники, проводимые у них в Лаоме.
- На Перкуновы дни (136) мы прославляем наших мёртвых сородичей. В этот праздник наш отец и другие жрецы добывают новый, живой огонь, зажигают большие костры и катают с холмов огненные диски… Все люди плетут венки, берутся за руки и идут с песнями по кругу, подобно движению солнца… Так мы очищаемся от грехов…
- Но теперь по праздникам тебе придётся ходить в церковь, милая Анна, - заметил Ансельф. – Поверь мне, там ты найдёшь и надежду, и утешение.
- Я знаю, Ансельф… Тем более, что наше семейство скоро увеличится…
Ансельф, услышав это, схватился за грудь, словно туда вонзилась стрела, а Йозеф наклонился с коня и сорвал пучок придорожных цветов.
- Это - тебе, прекрасная Анна! Подумать только, у фон Грюнфельдов скоро появится наследник!
- Или наследница, - улыбнулась Анна.
- Пусть будет и то, и другое, - Йозеф потянулся к фляге, висевшей у него на ремне. – По этому поводу полагается вознести молитву, - он выдернул зубами пробку, - и не грех совершить возлияние!
Вскоре троица достигла Кракова – большого и шумного города со множеством рынков, больших и малых домов, да самого разнообразного люда. Они договорились с одним из польских купцов, который предоставил им приличных размеров лодку, и пересекли Вислу с востока на запад. В городе Йозеф прикупил ещё кое-каких припасов, и путники отправились дальше.
- Теперь – на Пресбург! (137) – заявил Ансельф. Это – путешествие менее, чем на месяц!
- Через месяц мы  будем в Граце (138), - ответил Йозеф. – А это – уже дома.
И они продолжили путь. В здешних местах им всё чаще попадались постоялые дворы, где они могли спокойно переночевать, перекусить сами и накормить своих лошадей. Близость родных мест так будоражила обоих мужчин, что они всё меньше времени тратили на отдых, а всё чаще срывались в путь ещё затемно.
У Анны же, порой, возникало беспокойство, по поводу того, как далеко она оторвалась от дома…  но тревога быстро пропадала, стоило ей встретиться взглядом с любимым человеком. Но иногда она закрывала глаза, её лицо делалось усталым.
- Милая Анна, тебе дурно?
- Нет, дорогой Ансельф…
- Может, тебе надоела дорога или стало скучно?
- Ради чего, скажи, милый Ансельф, нам скучать? У кого в сердце поселилась любовь, тому не скучно!
Рыцарь обнимал свою супругу, а Йозеф отмечал про себя, что та уже довольно сносно объясняется по-немецки.
Частенько бывший оруженосец затягивал ту или иную песенку, каких немало распевали в солнечной Штирии. За время путешествия Анна настолько привыкла к ним, что неоднократно пыталась подпевать «дядюшке Йозефу».
«Да, - думал порой молочный брат рыцаря, - возвращаемся мы из крестового похода, как тысячи наших соплеменников, а что ценного мы там обрели? Ну, Ансельф хоть жену домой привёз, что тоже немало… А я? Только свою дурную голову, которую легко мог потерять как в крупных сражениях, так и в мелких стычках на лесных дорогах Пруссии… Выходит, все мы в выигрыше...»
Ансельф ненавязчиво, но неуклонно готовил свою молодую супругу к жизни в новом, непривычном для неё обществе. Он старался привить ей те правила поведения и этикета, которые в том обществе считались общепринятыми приличиями. Не потому, что муж считал Анну дикаркой, а затем, чтобы она превзошла всех светских дам Штирии.
- Наша жизнь полна случайностей и неожиданностей, - предупреждал он супругу, - Но, если ты живёшь по тем правилам, которым нас учит Церковь, многих неприятностей можно избежать… Вообще-то, жить - это колебаться между двумя состояниями: счастьем и несчастьем, - усмехался он. – И не всегда мы понимаем, в котором из них сейчас находимся….
- А все светские люди соблюдают данные правила? – интересовалась Анна.
- Все… стараются, но не у всех это получается… Если услышишь в свой адрес какую-то колкость, не обращай внимание, лучше улыбнись… И никогда не оскорбляй других, да и сама не обижайся, а содержи сердце своё и разум в союзе с другими людьми…
Анна понимающе кивала головой.
- В разговоре, - поучал Ансельф, -  не повышай голоса и не размахивай руками. Когда о ком-нибудь не можешь сказать ничего хорошего, мой ангел, то не стоит говорить и дурное, даже если и знаешь.
- Я буду самой примерной, - с улыбкой обещала Анна.
В начале мая путники прибыли в Пресбург. Анну вновь удивили как высокие, красивые церкви, полные внутри горящих свечей, так и дороги, которые, по словам Ансельфа, ещё давным-давно проложили между населёнными пунктами римляне. Кто такие эти римляне, рыцарь неторопливо объяснил своей супруге, не забыв упомянуть о Священной империи и о том, какое место в ней занимает Штирия.
И вот, наступил долгожданный момент, когда Ансельф широко взмахнув руками, провозгласил во всю свою глотку:
- Смотри, любимая! Это и есть Штирия! Мы - дома!!!
Теперь они направили свои стопы в Грац.
На северо-западе (Анна училась и определению сторон света) В Штирию вгрызались горные массивы. «Это - Альпы» - объяснял Ансельф. Ближе к центру росли густые хвойные леса, которые перемежались лугами холмистых равнин и возделанными полями. Немалые площади были заняты под виноградники. Муж показал супруге и знаменитый Мур, а та восхитилась красотой большой реки.
Затем было ещё множество рек и речушек поменьше, порой, величавых и ласковых, а случалось – довольно бурных. На их берегах стояли монастыри, тут и там виднелись остроконечные шпили кирх. Здесь уже нельзя было встретить полянки сплошь заваленные, как в Самбии, павшими и мертвыми стволами, а корни вывороченных бурей деревьев, тут не напоминали лапы и когти лесной нечисти.
Кроме рек путники проезжали мимо прекрасных озёр, Ансельф не раз соскакивал с лошади, (и) умывался прохладной водой и пил её, выкрикивая при этом слова, полные восторга.
В Граце путники не задержались.
И вот, 19 мая, миновав стены замка Ригерсбург, проехав два дня по лесным тропам, Ансельф со своей супругой и молочным братом увидели крыши замка Грюнфельд.
Крестьяне, видя странную процессию, осеняли себя крестом и шептали слова молитвы. А на глаза самого рыцаря нахлынули слёзы… Стоит ли упоминать, что подобные чувства охватили и его верного спутника Йозефа. Они, наконец, прибыли домой.
Небольшой отряд не подъехал к замку и на расстояние двух полётов стрелы, как ворота в стене распахнулись и оттуда выехало сразу несколько всадников. Ансельф и его спутники остановились. Очень скоро они смогли различить скачущего впереди пожилого барона и его слуг. Приблизившись к сыну, барон Грюнфельд слез с лошади. Ансельф тоже соскочил со своей.
- Отец!..
- Сын!..
Они обнялись и крепко прижались друг к другу. По щекам обоих текли слёзы.
- Не ожидал…. Не ожидал я, что увижу тебя живым! Благодарю тебя, Господи! А кто это с тобой? О, наш малыш Йозеф…
- А это – моя жена Анна…
- Пресвятая Дева! Какое счастье! Значит, род Грюнфельдов не угаснет! То-то матушка будет рада!
- Как она?
- Жива, слава Господу… Но, увидев тебя, да вместе с молодой женой …. Теперь нам не страшно и умереть…


Глава 6. 1260 год. Штурм Кройцбурга

- Мы следуем к замку Пилькене, - по пути объяснял Плестис. – Пока основные силы нашего войска не подошли к нему, наша задача – оценить возможности захвата замка. Заодно – перерезать пути снабжения этого гнезда крестоносцев продовольствием, узнать, не ждут ли они, в случае осады замка, подкрепления из Кройцбурга… А если тевтонцы пронюхали, что к ним в гости пришёл старина Патолло, и решат удрать из крепости, то мы… не должны их выпустить живыми!
Всего в передовом отряде было около полусотни человек, как позже догадался Барт, все – они – бывшие дружинники кунигсов, люди привычные, бесстрашные и хорошо вооружённые. Молодёжи здесь не было, те больно горячи, как объяснил позже Поурио. В основном, в отряд подбирались люди примерно от тридцати до сорока лет. Эдакий сплав силы, мудрости и опыта.
Кстати, новый знакомец Локиса был провожатым. Он обещал провести отряд коротким путём и на рассвете уже прибыть к месту назначения.
Вооружение витингсов было таким же, как и в других отрядах войска – шлемы, кольчуга, копья и сулицы, мечи и круглые деревянные щиты. У каждого на поясе висел нож, многие прихватили луки, а у некоторых были даже арбалеты.
А сегодняшняя ночная вылазка планировалась неспроста. Как сообщил Плестис, крестоносцы совершили очередное гнусное преступление. Они заманили в замок Ленценберг (139) кунигсов (вождей и старейшин) из Вармии и Натангии под предлогом важного «совещания».
Ранее Ленценберг был прусской крепостью, которую захватил Орден. Это было укрепление из дерева и земляного вала, защищённое с трёх сторон ручьём, протекающим в глубине оврага, а от побережья отделенное глубоким рвом. Не так давно фогт Натангии и Вармии Вольрад по прозвищу Мирабилис (140) прослышал о начавшемся восстании пруссов. Он пригласил к себе на «переговоры» местных вождей и после пира, когда пруссы, отведавшие хмельных угощений крестоносцев, заснули, приказал запереть их и поджечь. Вместе с прусскими старейшинами сгорел и замок.
Понятно, что Герк Натангенский решил отомстить, и сделать это именно сейчас. Очередным замком, который должен был «отобран» у тевтонцев, у вождя натангов значился Пилькене, тоже бывшее прусское укрепление. Поэтому передовой отряд Герка мчался по направлению к этому замку. Кони витингсов были не слишком рослыми, но очень выносливыми: с короткими шеями, длинными гривами и сильными хвостами, они резво бегали и крепко стояли на коротких ногах. Однако в своей прыти они казались неутомимыми и при этом не имели притязаний. Как только начало светать, обозначились остроконечные крыши орденского замка. Отряд остановился.
- Что, братья, - обратился Плестис к своим витингсам. – А не попробовать ли нам завладеть замком сходу? Пока крестоносцы наслаждаются сладкими снами!.. – он вытащил из ножен меч. – Что скажешь, Сигурс? Сейчас ещё темно, стража наверняка спит, мы подойдём близко и ударим! – Он частенько принимал подобные смелые, но скороспелые решения, которые, порой, оказывались неправильными…
- А если не спит?
- Всё равно, пока они полусонные… Днём, когда прибудет наше войско, в каждой щели будет торчать лучник! Пока подойдём к крепости – половину воинов потеряем!.. Что скажешь ты, жрец? – неожиданно обратился он к Локису. – Ты ведь умеешь общаться с Богами! Что они тебе говорят?
- Если удастся взломать ворота, то, несомненно, мы уничтожим гарнизон, - ответил Барт.
- Или открыть…
- Как?
- Если попытаться открыть изнутри! – произнёс Поурио. – Перебросить через стену нескольких молодцов, чтобы те отодвинули засов!
- Стены невысокие, – заметил Сигурс. – Если встать на лошадь, то ремнями можно зацепиться за выступы... А там – и подняться…
- Ну, такие ловкачи у нас имеются, - обрадованно воскликнул командир отряда. – Лотис, Янсо, Триаро, Марти! – окликнул он воинов.
Названные парни тут же подъехали к Плестису, которого уже охватил азарт предстоящей битвы. Ноздри его расширились, дыхание участилось, а речь стала какой-то обрывистой – его слова теперь не успевали за мыслью. Впрочем, то, что он хотел донести до своих «ловкачей», те прекрасно поняли. Задача была не из простых – перелезть через стену и открыть изнутри ворота. Конечно, придётся схлестнуться со стажей… Но им бы только вытащить засов!
- Крепость окружена речкой, - заметил Поурио. – Но здесь она узкая и неглубокая. Можно приблизиться к воротам в стене, не вызывая особого шума…. Прежде я бывал в Пилькене. Перкуно нам поможет!..
- Пока не рассвело, можно попытаться, - принял решение Плестис. – Вперёд, отряд!
Едва тронулись, как Поурио приблизился к командиру.
- Там, в замке, - проговорил он, - на конях будет очень тесно, площадка за воротами маленькая, от неё по обе руки идут коридоры, по которым всадник не проскачет, а центральный двор обстреливается со всех сторон! Нам надо спешиться, и сразу атаковать оба коридора!
- Дельный совет! – похвалил знатока местности Плестис. – Так и сделаем, как только переберёмся через реку… Осилим вброд?
- Легко, - ответил тот.
Спешившись, витингсы пересекли небольшую речушку, окружающую замок, построились и начали движение к воротам. А молодцы Лотис, Янсо, Триаро и Марти, взяв себе в помощники несколько человек, поскакали к стене. Барт увидел, как ловкачи, сбросив с себя лишнюю, мешающую двигаться, одежду, оставив только рубахи с кольчугой, небольшие щиты и мечи, при поддержке подручных, встали на своих лошадей и закинули ремни на выступы в стене. С той стороны пока было всё спокойно. Четвёрка отважных витингсов начала неспешный подъём на стену. Тем временем, остальной отряд, стараясь соблюдать тишину, приблизился к воротам.
Вот тогда-то со сторожевой башни раздался крик:
- Тревога!
У ворот, внутри замка послышались звуки боя. Несколько раз ударили в дубовые двери, где-то сбоку послышался скрип – видимо, пытались вытащить засов… Локис представил себе такую картину: один из витингсов старается освободить створки ворот, а трое его прикрывают.
Послышался топот – это поднялись на ноги остальные защитники замка.
«Всё, - донёсся чей-то шёпот. – Не успели…»
«Помоги же нам, великий Перкуно!»
Вдруг двери ещё раз скрипнули, и одна из створок медленно поползла вперёд. Ворота начали открываться!
По двое человек схватились за двери и принялись расширять проход. Прикрываясь щитом, Плестис рванулся ко входу в замок.
- За мной, храбрые витингсы!
Две стрелы вонзились в его деревянный щит.
Врываясь вместе с вооружённой толпой в замок, Барт краем глаза успел увидеть, что ворота открыл, по-видимому, Триаро, - он лежал лицом вниз, в его спине торчала стрела. Его собратья всё ещё вели бой с крестоносцами, но теперь к ним на помощь пришёл весь отряд Плестиса.
Помня наказ Поурио, никто не сунулся в замковый двор, все силы были брошены в правый и левый коридоры замка. Там было тесно – по нескольку человек с каждого конца сдерживали натиск десятков вооружённых людей. Но силы защитников быстро убывали.
Примерно через час Пилькене уже был в руках пруссов.

Ближе к полудню подошёл Герк Натангенский с основным войском. Плестис встретил его и сообщил, что замок находится в руках пруссов. Монтемин поблагодарил своего помощника за сообразительность и отвагу, и отдал новый приказ – следовать к Кройцбургу. На сей раз – в составе армии.
Оставив в Пилькене необходимый гарнизон для защиты крепости, армия натангов двинулась к крепости Кройцбург. Та располагалась всего в одном дневном переходе от Бальги. Впрочем, и построили её после основания крепости на берегу залива, когда крестоносцы отправились вглубь территории Натангии и обнаружили весьма неплохое место, представляющее собой ровную площадку, с трёх сторон окружённую ручьями. С четвертой же стороны она острым углом вдавалась в глубокий овраг.
Неприступность замка обуславливалась как широкими и глубокими рвами, отделяющими его территорию от окружающего плато, так и перепадами местности, которые усиливались возведенными валами высотой в пять человеческих ростов. На валах тевтонцы оборудовали деревянное укрепление - частокол с башнями. Оставшуюся часть окружённой ручьями площадки занял форбург – укреплённый район, защищающий подступы к замку.
И сам Герк, и командир его передового отряда понимали, что для того, чтобы завладеть замком, необходимо сначала занять его подступы – форбург.
Барту Локису пришлась по нраву быстрота действий Герка Монтемина. Утром вайделот ещё сражался с гарнизоном Пилькене, а вечером он уже, в составе армии натангов, движется к Кройцбургу.
Облака серой пеленой закрыли небосвод. Мелкий дождик брызгал в лицо. Разноцветные вянущие листья кое-где ещё украшали кроны деревьев. Чёрные птицы собрались в стаю и выписывали в вышине замысловатые фигуры.
Барт Локис представил себя зелёным, могучим дубом, листья которого купаются в прохладном дожде, а корни – впитывают живительную влагу. Силы, потраченные на бессонную ночь и утреннюю битву, начали возвращаться в него. «Источник нашей силы – в родной земле!» - шептали его губы.

Войско Герка Монтемина растянулось на три полёта стрелы. Впереди ехал он со своими помощниками и советниками, кунигсами различных народов Натангии. Далее продвигались конные отряды витингсов, у каждого: шит, копьё и меч; во главе отрядов ехали свои командиры. Замыкали колонну пехотинцы, они были вооружены копьями, мечами и топорами, у каждого на плече – прусский щит. С войском следовали и жрецы, но никто из них не носил оружия и в сражениях не участвовал.
Герк Монтемин выехал из строя и направил своего коня в хвост колонны. Он всмотривался чуть ли не в каждое лицо воина, но ни в одном не увидел недовольства, страха или растерянности. Затем он помчался вперёд и придержал своего коня возле Барта Локиса.
- Скажи мне, жрец, что говорят Боги по поводу сегодняшнего похода? Мы помолились Перкуно и принесли ему жертву… Будет ли он благосклонен к нам?
- Он сказал: «Один цветок – ещё не весна…» Но если искренне помолились и принесли жертву, то Бог Перкуно, наверняка, вас услышал. И, несомненно, будет благосклонен…
- А что-нибудь более верного ты не вызнал: как будет происходить поход, насколько он затянется?
- Боги не раскрывают будущеего, великий кунигс. Они только дают надежду… Но я бы посоветовал твоим витингсам перед боем принять настойку луговальника… Она освежает голову и укрепляет тело. К тому же, эта трава помогает донести слова Богов до умов воинов.
- Вот как? Мы обязательно попробуем твой настой, жрец, но только после боя. Ибо нельзя терять драгоценные минуты!

Герк Натангенский понадеялся на удачу. Раз уж так легко удалось взять крепость Пилькене, значит, Боги сегодня покровительствуют натангам. Почему бы не испытать их милость и в Кройцбурге? Конечно, здешний замок укреплён весьма основательно. Но разве великий Перкуно потерпит присутствие в Ульмигании крестоносцев?
И боевой рог протрубил. Отряды витингсов бросились на укрепления форштадта. Натиск был мощным, но тевтонцы стояли насмерть. Вновь послышалась знакомая песнь битвы – звон мечей, треск копий, крики воинов, стоны раненых…
Свой передовой отряд, уже отличившийся сегодня, вождь в бой не послал, дав им хоть небольшой, но - отдых. К тому же, ситуация могла в любой момент измениться, а иметь в резерве мощный «кулак» – очень нужное дело. Другие отряды, состоящие, в основном, из надровов и вармийцев, Монтемин направил в обход крепости, чтобы ни один тевтонец не смог выбраться из обречённого замка.
По лестницам прусские воины вскарабкались на стены форбурга. Там, на верхнем ярусе уже кипела сеча.
Ворота укреплений рубили топорами, а сверху на пруссов сбрасывали всё, что могло причинить осаждающим вред – брёвна и камни, лили смолу, обстреливали из луков и арбалетов. Но пруссы в долгу не оставались – многие из тех защитников, кто появлялся вне крепостных укрытий, попадали под их стрелы.
- Давайте же, братья! – подбодрял атакующих Герк Монтемин. – Ещё немного! Не взяв этой крепостёнки, мы не приблизимся к замку! С нами – великий Перкуно!
Пламя кое-где уже начало лизать бревенчатые стены. Ворота трещали…

Комтур Кройцбурга Рихард фон Раккенбург стоял у окна замка и наблюдал за событиями, разворачивающимися в форбурге. Помочь своим соратникам он не мог, поскольку замок отделялся от укрепления глубоким рвом. Зато здесь можно было чувствовать себя в безопасности – пруссам ни за что не преодолеть стен орденского замка. Хотя, наступила пора подумать о защите и собственно Кройцбурга.
На стенах залы висели шкуры убитых в окрестностях замка зверей – волков и медведей, рядом с ними красовались головы вепрей и туров, лосей и оленей. Между ними было развешано и расставлено оружие – мечи и топоры, копья и алебарды…
На столике горели три свечи, возле подсвечника лежала раскрытая библия. Уже вечерело, закатное солнце медленно тонуло в океане соснового леса, тьма заползала в замок.
Пламя факелов, освещающих залу, дрогнуло. Это отворилась дверь в покои комтура. Быстрым шагами к фон Раккенбургу подошёл брат Иоганн фон Зельтер, рыцарь из Магдебурга, с лета остановившийся в замке. Комтур не оборачивался – поступь брата Зельтера он узнал сразу.
- Понимаю твои сомнения, брат, - произнёс он. – Но, во имя Пресвятой Девы, помочь защитникам форбурга я уже не могу… Это означало бы наладить переправу через глубокий ров… Но по этой же переправе в замок могут пробраться и атакующие…
- Да простит мои дерзкие речи Господь, – ответил рыцарь. – Но я думаю прежде всего о нас, о самом замке… Доблестные защитника форбурга обречены… Нам же следует готовиться к осаде. Возможно, длительной…
- Готовиться? Ты опоздал, брат Иоганн… Мы – уже в осаде. Если форбург окажется в руках пруссов, а это – очевидно, мы с тобой будем словно на одинокой скале в открытом море… И никуда нам отсюда не ускользнуть…
- Но форбург – это только одна сторона…
- Посмотри внимательнее, брат Иоганн, в другие пределы, и ты убедишься, что там тоже стоят прусские отряды… Нас окружили, как это ни прискорбно…
- Проклятье, – процедил сквозь зубы рыцарь, подойдя к окнам. – Действительно, я вижу огни. Судя по всему, нас взяли в плотное кольцо… Не лучше ли послать за помощью в Бальгу или Кёнигсберг?
Удручённый взгляд скользнул по лицу брата Иоганна.
- У тебя есть на примете люди, способные пройти через такое плотное кольцо неприятеля и не вызвать подозрений?.. К тому же, я чувствую, что скоро и Бальга, и Кёнигсберг… окажутся в подобном положении…
- Что же нам остаётся, о великий комтур?
- Только уповать на Господа… 

Герк Натангенский едва не вскричал от радости, увидев, что ворота в форбург снесены. Отряды натангов хлынули внутрь укрепления, разя встающих на его защиту тевтонцев.
- Хвала Перкуно! – слышались боевые кличи витингсов. – Слава Окопирмсу!
- Вперёд, братья! – воскликнул он громовым голосом и сам ринулся в бой.
Его меч крушил направо и налево, стальные каски и тяжёлые топхельмы сминались под его ударами. Рука, защищённая кольчугой, без устали поднимала и опускала грозное оружие. Рядом с ним сражались его боевые товарищи – кунигсы, дружинники и простые натанги, лишь месяц назад оторвавшиеся от полевых работ.
 Грозный и могучий враг, как кровожадный матёрый волчище, вцепился в шею его народа, и только меч был способен снести это чудовище напрочь!
Посреди форбурга находились небольшие деревянные строения, вокруг них шло ожесточённое сражение.
- Поджигай всё! – крикнул Герк своим витингсам.
Защитники форбурга были оттеснены к северной его части, за которой в зловещей «улыбке» зиял зев глубокой расщелины. На другом её конце виднелись строения замка Кройцбург.
«Ничего, доберёмся и до тебя!»
По приказу вождя отдельные отряды обошли замок, стараясь перекрыть пути отступления защитников и прибытия помощи к осаждённым.
«Вы в ловушке, братья-рыцари! Но сначала мы овладеем форбургом, а потом уж возьмёмся за вас!»
Пруссы сражались яростно, защитников укреплённого местечка становилось всё меньше. В какой-то миг Монтемину показалось, что со стороны замка вот-вот опустят мосты и на помощь осаждённым хлынет войско из самого Кройцбурга. Тогда бы появился шанс захватить эти мосты и перебраться к самому замку… Но, это только показалось…
Рубка продолжалась. Уже совсем стемнело, когда последние защитники форбурга были сброшены в ров. Остатки укреплений тевтонцев пылали.
Монтемин отдал приказ устраиваться на ночлег. Завтра надо будет заготовить переносные мосты и штурмовые лестницы. А на сегодня… Пожалуй, хватит…
Он снял шлем и вытер мокрые лоб и щёки. Уже морозный, осенний воздух освежил лицо. Сделан ещё один шаг к большой Победе!
Прусские Боги с ними! Кройцбург будет взят!


Глава 7. 1261 год. Битва при Покарвисе

Время неумолимо шло, а войско натангов надолго застряло у кройцбургского замка. Тот упорно сопротивлялся. Все атаки прусского войска были отбиты. Сопротивление, которое оказали тевтонцы, было поистине достойным уважения.
По приказу Герка Монтемина, осаждающие устроили вокруг крепости три укреплённых линии. Первая расположилась вдоль возвышенности возле старого церковного двора, вторая нашла место на территории разрушенного форбурга, а третья – с южной стороны замка. Сюда же доставили три требушета, для того, чтобы обстреливать Кройцбург каменными ядрами.
Но, наступила зима, а замок всё держался. После многочисленных атак орденский гарнизон продолжал владеть твердыней. В январе 1261 года Герк Натангенский понял, что теряет здесь время зря. Он решил заняться другими делами, а Кройцбург пока «закупорить» - перекрыть все входы и выходы в замок, лишить обороняющихся продовольствия.
- А там посмотрим, - сказал Монтемин. – Через месяц у них закончится еда, а через два – они съедят своих коней и начнут жрать друг друга!
И планомерная осада Кройцбурга началась.
Герк Натангенский, оставив необходимые силы под «неуступчивым» замком, с остальной своей армией двинулся к Кёнигсбергу. Но по пути, вспомнив зверства крестоносцев в городище Ленценберг, он направил свои стопы к крепости Покарвис (141), в котором находился тевтонский гарнизон.
- Я не хочу, чтобы у меня за спиной находилась пасть тевтонца, пусть в ней даже остался один единственный зуб, - заявил он. Кунигсы, которые сопровождали его, были с ним полностью согласны.
К натангам присоединились отряды из Самбии, где тоже росло возмущение, и люди повсеместно брались за оружие.
Зима выдалась чрезвычайно мягкой, выпавший снег в течение дня таял, морозы приходили только по ночам, и то – слабенькие. Дороги были разбиты, жирная, вязкая грязь мешала продвижению. Река Фришинг даже не думала замерзать, как и залив Фришес-Хафф.
Барт Локис находился в передовом отряде, которым командовал Плестис. Они выехали задолго до начала движения основных сил и, оставаясь незаметными для орденских братьев, потихоньку собирали сведения у людей, которые прислуживали тевтонцам, а также и у самих крестоносцев, которых брали в плен.
Так им удалось остановить обоз с продовольствием, который вёз оккупантам крещёный прусс. От него они узнали, что в Покарвисе расположилось сильное войско крестоносцев, вернувшееся из похода в Натангию. Барт узнал в купце своего старого врага Литиса, но не стал сводить с ним счёты. Как он узнал позже, сембы сами расправились с нечистоплотным торгашом.
Следующая новость была неожиданной и довольно приятной. Приблизившись к Покарвису и организовав наблюдение за тевтонским лагерем, витингсы сумели раздобыть языка – немецкого кнехта, неосмотрительно отдалившегося от лагеря. Пленника тут же допросили. Тот заявил, что расскажет всё про армию крестоносцев и её начальников, если ему сохранят жизнь. Ему пообещали, что не будут убивать.
Так, командир передового отряда натангов узнал, что войско, насчитывающее более сорока рыцарей, двухсот оруженосцев и прочей челяди, стольких же кнехтов и более трёхсот пилигримов (142), вот-вот разделится надвое. Первая часть возвращается в Натангию, а вторая остаётся здесь.
Тотчас к Герку Монтемину отправился гонец (тот самый Поурио), а передовой отряд Плестиса занял позиции южнее Покарвиса.
22 января Герк Натангенский, считающий себя великим воеводой, но всегда помнящий о собственной выгоде, проявил себя, как хищный зверь, упорно идущий по следу своей жертвы. Он тут же напал на крестоносцев, а передовой отряд оставил в стороне, для прикрытия своего тыла.
В то время, когда войско пруссов сражалось против тевтонцев, которых возглавлял рыцарь Готфрид фон Рейдер, и звуки битвы будоражили кровь воинов, витингсы из передового отряда отошли в сторону, притаившись немного южнее Покарвиса.
- Ну вот, мы выследили добычу, а нам даже порезвиться не дали, - сокрушался Плестис. Но он понимал – Герк осторожничает не напрасно.
Скоро все в этом убедились.
Барт Локис подъехал к Плестису и аккуратно тронул того за рукав.
- О, жрец, - улыбнулся тот. – Как видишь, Боги предоставили поле боя не нам… Почему твой взгляд такой странный? – нахмурился командир отряда. – Разве произошло что-то необычное?..
- Пока нет, - ответил тот. – Но Боги мне подсказывают…
- Что они тебе подсказывают? – забеспокоился Плестис.
- Что с коней лучше не слезать, а оружие держать наготове!
- Стандус! Веоро! – позвал своих помощников командир. Когда те подъехали к нему, он отдал им следующий приказ:
- Лучников – на главную тропу! Спрячьтесь в подлеске и приготовьтесь к атаке! – и вполголоса Барту: - Ты уверен, что на нас сейчас нападут?
- Это мы должны напасть, - ответил тот. – И задержать их, пока наши витингсы бьются с крестоносцами!
- Но, как ты узнал?
- Ветер нашептал...
- Что?
- Боги, Плестис, наши Боги… Вон, смотри, из-за деревьев показались флажки на копьях! Это крестоносцы возвращаются!
- Поурио! – позвал Плестис старого охотника.
- Слушаю, командир!
- Возвращайся к Герку Монтемину, передай ему, что отряд, покинувший армию крестоносцев, возвращается. Мы вступаем с ним в бой, но силы неравны… Пусть, если сможет, придёт на помощь!
Старому охотнику дважды повторять не пришлось. Он пришпорил коня и помчался на север, туда, откуда доносились звуки жестокой битвы.
Тевтонцы спешили. Видимо, кто-то передал им, что на оставшуюся часть их войска напали пруссы. Поэтому передвигались быстро, не соблюдая осторожности. И поплатились за это!
Прусские стрелки подпустили рыцарей на близкое расстояние и открыли по ним стрельбу из луков и арбалетов. Те не сразу поняли, что произошло, пока несколько всадников авангарда не слетели под копыта лошадей.
Стрелки в отряде Плестиса были отменные.
Не давая опомниться воинам с крестами на одеждах, бравый витингс поднял в атаку своих людей.
Колонна всадников едва показалась из-за леса, как в бок ей ударил конный отряд Монтемина. Тевтонцы не успели построиться, пруссы сшибли некоторых из них копьями, других – закидали сулицами. Затем взялись за мечи и топоры.
- Нас мало, - воскликнул Плестис, нанося разящий удар в голову противника, - поэтому каждый из нас должен сражаться за троих! – и новый удар, в бок, не прикрытый щитом. Краем глаза он выхватил из орущего и гремящего оружием ада фигуру Локиса. Тот уже не был похож на тихого жреца, «разговаривающего» с деревьями и поднебесными птахами. Его двуручный меч, который вайделот держал в одной руке, летал, словно молния, и нёс смерть врагу, закованному в железо.
Барт припомнил неприятелю всё – и разрушенные святыни пруссов, и срубленный Гридижалис, и погибших отца с матерью… Крестоносцы были в ужасе перед могучим гигантом, действовавшим мечом настолько виртуозно, словно и сам он, и его меч были карающей дланью Божьей!
Но, хотя тевтонцам и был нанесён значительный урон с первых минут боя, малочисленность отряда пруссов дала о себе знать.  Колонна немцев дрогнула, изогнулась, но затем начала постепенно окружать Плестиса и его людей.
- Gott mit uns! – ревели люди с чёрными крестами, видя, что их гораздо больше и враг вскоре будет повержен.
- Слава Перкуно! – вторили им дети Богов неба, воды, земли, молодости и старости.
Барт Локис вновь стал ощущать себя зелёным властелином. От него рыцари буквально шарахались, но меч жреца-целителя, доставал то одного, то другого из крестоносцев, доспехи их разбивались, щиты отлетали в сторону, топхельмы вместе со срубленными головами падали на землю. Он был неуязвим, казалось, что ему не причинит вред ни стрела, ни удар мечом… Только сам Локис не допускал ни того, ни другого. Очередной выпад врага он отбивал щитом, и сам в ответ наносил рубящий, безжалостный и неотвратимый удар.
Вместе с ним отчаянно сражались и отважные «ловкачи» - Лотис, Янсо, Марти, тут же рубились Сигурс, Стандус и Веоро – испытанные воины, истинный «костяк» передового отряда Монтемина. А рядом – другие, не менее опытные витингсы, те, у кого люди с крестами пытались отнять родину и веру…
Падали поверженные воины, тут и там раздавались крики боли, стоны и хрипы…
Наконец, через четверть часа, тевтонцам удалось окружить прусский отряд… Но в этот момент подоспела подмога от Герка Монтемина.
Прусский отряд, посланный великим кунигсом на помощь Плестису и его людям, атаковал мощно и в самый нужный момент. Этого удара никто из крестоносцев не ожидал. Но всем стало понятно: данная битва ими проиграна. Один рыцарь из Вестфалии по имени Штенкель фон Бентхейм, «который слышал в одной проповеди епископа, что души христиан, убитых в Пруссии, должны вознестись на небо, минуя чистилище…» (143); приготовив себя, таким образом, к небесной жизни, опрометчиво ринулся на копья подоспевших пруссов…
Покончив с тевтонцами, соединившиеся отряды поспешили к Герку Монтемину. Но тот уже теснил крестоносцев к востоку – прямо в болота, которые ещё не успели замёрзнуть… Это была полная победа войска натангов и сембов, которое возглавил Герк Натангенский.

После битвы, пока оценивали собственный урон и потери врага, приходили в себя после тяжёлой сечи, искали приятелей среди живых и мёртвых, к Барту Локису подошёл сам Герк Натангенский.
- Посмотрел я на твою работу, жрец Локис, на поле боя… И – залюбовался! Ты один стоишь целого отряда, клянусь великим Перкуно! – Взгляд его серых глаз был чист и свеж, небольшая бородка едва заметно подёрнулась инеем. – Если ты так же искусно общаешься с Богами, я не сомневаюсь, что мы своё дело вскоре доведём до конца! – он улыбнулся.
- С Богами я беседую постоянно, великий кунигс. Без поддержки наших Богов в этом мире жить… ох, как непросто.
- Мне нужна твоя помощь, Локис…
- Какая именно?
- К нам в плен попали несколько рыцарей… Это – хороший товар. С крестоносцами, имея таких пленников, можно говорить с позиции силы… Но жрецы настаивают, чтобы одного из них… отдать Перкуно, то есть, сжечь…
- Ну и что? Мы многое прощаем своим друзьям, но ничего – нашим врагам! По-моему, это - справедливо… Только я вижу, что один из этих людей… тебе небезразличен? – заметил жрец.
- Клянусь великим Окопирмсом, не зря про тебя говорят, будто ты видишь людей насквозь!.. Я не стану скрывать… Да, один из них – мой приёмный отец, мой наставник и воспитатель… Он спас мне жизнь, когда я тонул в Одере, он очень много сделал для меня… Я прошу тебя: вмешайся, пусть ему сохранят жизнь!
- Но они кидали жребий, и ему выпало умереть?
- Да, и я теперь не знаю, что предпринять!
- Идём же туда скорее, пока они не казнили его…
Рыцарей было трое – один темноволосый, с горбинкой на носу, легко раненый в руку господин, лет двадцати пяти, другой – рыжий здоровяк с кривым носом и маленькими, злыми глазками, и третий – пожилой человек, около пятидесяти лет, с седыми, редкими волосами и усталым грустным взглядом зелёных глаз.
Вокруг них собралось немало народа – одни охраняли пленников, другие пришли посмотреть на сам суд. Был здесь и Поурио, и Плестис. Тут же находились и два жреца Натангии – Агорпис и Нестердо.
Пожилого рыцаря уже собирались вести на казнь. К нему неспешно подошли два витингса и встали по обе руки от обречённого на смерть.
- Стоп! – тут же воскликнул Барт и поднял руку. – Почему вы считаете, что жребий пал на него?
Локиса знали и здесь, поэтому спорить с ним не стали. Нестердо терпеливо объяснил:
- Мы подкинули стрелу и посчитали, к кому из этих людей она ближе всего упадёт, тот и будет принесён в жертву Перкуно… Посмотри сам, Локис, стрела упала ближе всего к этому человеку…
- Зачастую тот, кто кидает, решает сам, без помощи Богов, - заявил Барт. – Поэтому нельзя считать такой жребий правильным!
- Ну, хорошо, - согласился с ним Агорпис. – Но, чтобы не повторить ошибку, нужно узнать судьбу по-другому…
-  Предлагаю разжечь небольшой костёр, - заявил Нестердо.  – На кого укажет его  дым, тот и отправится в гости к Перкуно!
Поскольку возражающих не оказалось, жрец дал сигнал кому-то из зевак, и вскоре в его руках оказались мелкие, сухие веточки. Быстрым ударом Нестердо выбил искру, и веточки затянулись лёгким дымком.
Пока дрова не загорелись, присутствующие с интересом наблюдали за робким огоньком, лизавшим кучку хвороста. Глаза же рыцарей, со страхом следили за поднимающимся дымом…
Наконец, небольшой порыв ветра бросил сизую струю на пожилого рыцаря.
- Вот, наша правота и подтвердилась, - с насмешкой произнёс Нестердо.
- Нет! – воскликнул Герк Монтемин. – Один порыв ветра ничего не значит! Нужно дождаться истинного знака Богов!
Жрецы недоумённо переглянулись.
- Давайте испытаем судьбу ещё раз, - предложил Барт. – Великий Перкуно должен получить того, кто ему действительно нужен…
- Как скажешь, Локис, - пробурчал недовольный Агорпис. – Мы тебя знаем, как подлинного вайделота….
- Вот шкурка зайца, - Барт порылся в сумке и извлёк из неё кусок опушённой кожи. – Пусть эти трое схватят за шкуру и потянут на себя. Шкура порвётся и тот, у кого окажется самый меньший кусок, будет принесён в жертву…
Нестердо пожал плечами, а Агорпис удовлетворённо хмыкнул.
- Только пускай это будет в последний раз….
Так и сделали. Рыцари потянули каждый к себе шкурку, и она треснула… И опять пожилому не повезло. Герк хотел было возразить, но тот прервал его порыв взмахом руки. И произнёс что-то на незнакомом пруссам языке.
Но история донесла до нас перевод этой фразы. Вот, что сказал наставник и «второй отец» Герка Натангенского, рыцарь Хиршхальс: «Негоже долго играть с судьбой, коль она так упряма».
- Что ж, - тихим голосом сказал Монтемин. – Видно, таково решение Богов…
Хиршхальс ответил ему:
- Если решено, что мне должно быть убитым, то я не хочу долго упрашивать о пощаде!
Барт понимал, насколько тяжело далось Монтемину такое решение. Он прекрасно видел, насколько этот человек был дорог вождю, но играть с судьбой ни вайделот, ни кунигс более не смели.
Хиршхальса отвели на небольшую площадку, свободную от деревьев, туго связали, посадили на коня и вложили в руки меч… Тот молчал, лишь изредка бросал взгляды то на Герка, то на тех, кто готовил его в последний путь… Как решил Локис, Хиршхальс, подобно языческому жрецу, постоянно общался со своим богом…
Викингсы навалили кучу хвороста и подожгли его. Рыцарь тяжело закашлялся – клубы дыма проникли ему в лёгкие. Ещё немного, и он задохнулся в дыму, уронив голову на грудь. В этот момент кто-то воскликнул:
- Смотрите, смотрите!
Как потом утверждали очевидцы, в том числе и сам Монтемин, в момент, когда Хиршхальс испустил дух, из его рта вылетел белый голубь (144).
Казнив своего друга, Герк Натангенский сильно изменился. Его лицо посерело, словно он сам только что сидел на коне, обложенном горящим хворостом. А в бороде появились первые белые пряди.
Кунигс отхлебнул из фляги вина и, прочистив горло, произнёс достаточно внятно:
- А теперь, братья мои, - на Кёнигсберг!
Он не остался здесь на ночь, а отправился дальше.  А вместе с ним сдвинулась с места настоящая армия – натанги и сембы, вармийцы и надровы – все, кто хотел отвоевать свою землю у тевтонских захватчиков.


Глава 8. 1261год. Осада Кёнигсберга

В феврале 1261 года Герк Монтемин во главе внушительной армии подошёл к Кёнигсбергу. К тому времени строительство деревянной крепости уже было завершено. С восточной стороны на небольшом холме находилась главное укрепление, к нему примыкал форбург, а на западной стороне расположилась площадка, куда орденские братья свозили камни для строительства новой крепости. Кёнигсберг возвышался над Прегелем, словно расправивший могучие плечи витингс, роль головы которого играла высокая башня с остроконечным куполом. Строители уже начали намечать первые участки каменной твердыни. Возле мощных стен, с северо-западной стороны, появилось поселение, в котором жили как приехавшие переселенцы из германских земель, так и крещённые пруссы, участвующие в строительстве и выполняющие другие работы по велению комтура Кёнигсберга Дитериха Руфуса (145). По всей видимости, скоро это поселение, в котором уже стояла кирха святого Николая, должно было превратиться в первый город у стен орденской крепости.
Разгромив войско крестоносцев возле Покарвиса, ощутив прилив сил и вкус тевтонской крови, пруссы появились у стен новой твердыни, взять которую было необходимо как со стратегической точки зрения, так и по религиозным соображениям.
Первым у Кёнигсберга появился передовой отряд. Ещё ночью витингсы Плестиса покружили вокруг крепости, осматривая подходы к ней. Они убедились в том, что стража, судя по мелькающим огням на стенах, тщательно охраняет эти подступы.
- Кёнигсберг следует закупорить так же, как и Кройцбург, - доложил Герку Натангенскому командир передового отряда. - С ходу его взять не удастся, разве что, если выманим защитников крепости наружу...
Внимательно выслушав своего верного помощника, Монтемин произнёс:
- До нынешнего дня Перкуно был к нам благосклонен... Что молвят наши жрецы по поводу предстоящей атаки? - спросил он стоящих рядом Агорписа и Нестердо. - Как сегодня настроены Боги, благоволят или сердятся на нас?
- Мы принесём хорошую жертву Перкуно и помолимся за удачный исход битвы за Кёнигсберг, великий кунигс, - промолвил Агорпис, теребя рукой янтарный кулон на шее.
- Это - гора Твангсте, священное место сембов. Боги должны нам помочь, великий кунигс, - подтвердил Нестердо.
- А что по этому поводу думает... Барт по прозвищу Локис? - неожиданно задал вопрос Монтемин. - Он - великий воин, я видел его в битве. Но  он - тоже жрец, слухи о его искусстве достигли и наших ушей...
- Великий кунигс, - ответил Плестис, - данная земля - родина Локиса. Он... поистине, не находит себе места. В нём всё бурлит и кипит! Он готов хоть сейчас броситься на стены и разобрать их своими руками!
- Хорошо, - подумав, ответил Герк Монтемин. - Но сначала нам надо избавиться от селения, которое выросло возле стен Кёнигсберга!
Весь следующий день 3 февраля отряды Герка Натангенского «зачищали» территорию возле крепости. Дома, выстроенные вблизи неё, разрушили и сожгли, кирху тоже предали огню. В конце дня начавший складываться у Кёнигсберга первый город был уничтожен.
Затем, вождь натангов бросился на штурм замка. «Ему навстречу вышли братья со своими оруженосцами, со своей стороны оказывая мужественное сопротивление» (146). Завязалось жестокое сражение, одержав победу в котором, Герк мог захватить и саму крепость. Но крестоносцы стояли насмерть. Со стен в осаждающих летели стрелы и камни, защитники, выстроились в ряды, которые ощетинились копьями. С правого фланга обороны установили баллисту, которая тоже наносила существенный урон нападающим.
- С нами Перкуно! Вперёд, отважные витингсы! - с этим криком Герк Натангенский ворвался в ряды защитников крепости. Он поразил одного из них копьём и едва успел уклониться от разящего удара орденского брата.
- Ах!.. - с криком обрушивал свой топор на головы защищающихся кунигс Судронк, ближайший помощник Герка Монтемина. - Слава Перкуно!
- Mein Gott..., (147) - закрыв железными перчатками окровавленное лицо, - прошептал, падая, орденский брат.
- Держитесь, земляки! - откуда-то сзади доносились слова другого помощника Монтемина, кунигса Шешуно.
Крики, вопли раненых, стоны умирающих - всё это было неизбежным спутником сражений. Молодых ратников эти звуки пугали, опытных - разъяряли, неуверенных - приводили в смятение...
Дым от сгоревших домов и запах копоти врывались в ноздри воинов и затрудняли дыхание. Но щит и меч опускать было нельзя...
- О-о-о.., - раздался горестный стон слева от Герка Монтемина. Тот догадался - причиной этому послужил камень, выпущенный из баллисты, за полётом которого великий кунигс успел проследить.
- За мной, братья! - воскликнул вождь, отчаянно пробираясь к орудию.
Немедленно к нему подключились Судронк, Патишто, верный слуга князя, и трое его подручных. Через некоторое время им удалось пробиться к баллисте, возле которой суетилось двое воинов, заряжающих камнемёт. Рыцарь Генрих Уленбуш, хоть это и не рыцарское дело, натягивал тетиву баллисты. Увидев это, Герк Натангенский воскликнул:
- Сегодня ты, наконец-то, отправишься на небо! - и пронзил его своим копьём. Орденский брат, охнув, свалился наземь (148). Кнехт, помогавший Уленбушу, схватил сулицу и, что было сил, метнул её в Монтемина.
- Проклятье, - только и произнёс вождь натангов, схватившись за древко короткого копья, вонзившегося ему в бедро. Он не видел, как на метнувшего в него дротик крестоносца обрушился Патишто с боевым топором.
Герк Натангенский покачнулся в седле. Кровь хлынула из бедра, а вместе с ней стали убывать и силы. Он бы непременно упал, не подоспей к нему Патишто и Судронк.
- Великий кунигс ранен, его надо перевязать, - сказал один другому.
Монтемин лишь что-то простонал в ответ.
- Отступаем, - Судронк понял то, что хотел сказать его вождь.

Герк Натангенский надолго застрял под Кёнигсбергом. Не сумев захватить крепость штурмом, пруссы приступили к осаде. С запада, севера и востока, то есть с тех направлений, откуда доступ к замку был свободен, они выстроили укреплённые лагеря. С южной окраины, со стороны реки, помощь к замку ещё могла бы рискнуть добраться.
Война разворошила, словно улей или муравейник, народы, племена и семьи. В исконные земли пруссов вторглись сильные и жестокие завоеватели, заставившие принять чужую веру, установившие свои порядки. В разнородной массе прусских племён одни стали сопротивляться, иные пытались приспособиться к новым условиям. Тут и там возникали отряды вооружённых людей, причём, одни шли на соединение с сопротивлением, другие - на помощь новым хозяевам.
Так и во время осады Кёнигсберга. С Самбии, а то и с Натангии в армию Герка Монтемина вливались новые силы. Но и в саму крепость с этих же земель прибывали защитники новой веры и европейских порядков.
А всё чаще случались странные и непонятные вещи: когда какой-то человек вдруг решал прекратить службу крестоносцам и переходил в стан восставших. Но потом, в зависимости от ситуации, покидал борцов за свободу Ульмигании и возвращался, неся повинную голову, к немецкому хозяину.
Так и самонадеянный Налубо, сын Склодо из Кведенова, который не пожелал присоединиться к своим сородичам и принял сторону крестоносцев. Он бежал в небольшую деревню к северу от Кёнигсберга. Когда сембы как следует прижали тевтонцев, Налубо возглавил отряд и выступил против захватчиков. Но потом вновь неожиданно перешёл на сторону Ордена. Как следует из легенд Кёнигсберга, это произошло на горе Кведнау (149). Ландмейстер не стал наказывать Налубо. Напротив, в знак примирения, дабы привязать перебезчика к себе, он выделил ему участок земли рядом с горой, на которой должна была быть построена церковь.
Но основная масса населения почти по всей Ульмигании всё же поднялась на борьбу с захватчиками. Ещё несколько раз пруссы пытались взять Кёнигсберг штурмом, но им это не удалось. Сопротивление крестоносцев было отчаянным.
Комтур Кёнигсберга Дитерих Руфус, расценив своё положение, как угрожающее, отправил гонца за подкреплением. Но эта подмога, вместе со съестными припасами, прибыли только весной, когда гарнизон уже поедал шкуры коней. Пользуясь попутным ветром, спасительный корабль подошёл к замку, где и разгрузился.
Пруссы же, при виде данного корабля, вознегодовали. Они решили во что бы то ни стало прекратить снабжение Кёнигсберга продовольствием со стороны реки.
Наконец, Герк Натангенский, который, благодаря стараниям Барта Локиса, вновь почувствовал себя воином и вождём (жрец применил для его лечения свои особые сборы), приказал взять крепость в жестокую осаду.
- А для того, чтобы перекрыть доставку продовольствия в Кёнигсберг, мы будем нападать на все корабли, которые идут по Прегелю в сторону этой крепости!
- Для этого нам самими потребуется флот, великий кунигс! - заметил Шешуно.
- Я думаю, для такого дела сгодятся большие, крепкие лодки! Найдите их, посадите в них витингсов и пусть они не подпускают к Кёнигсбергу ни один корабль! Корабли - жечь вместе с командой!
Наутро Судронк вместе с отрядом помощников отправился в ближайшие селения с целью раздобыть устойчивые, вместительные лодки...

И началась «морская война» между крестоносцами, запертыми в крепости Кёнигсберг, и пруссами. Со стороны Бальги приходили суда, но добраться до места назначения они не могли - их атаковали недалеко от острова Книпаб прусские плавсредства - плоты, лодки и даже небольшие купеческие суда, на которых их хозяева в мирное время ходили за товаром. В этом месте река разделялась на два рукава, огибающие лесистый остров. Каравану судов, следующему из залива к крепости Кёнигсберг, надлежало повернуть в левый рукав. В это время из правого выходила флотилия и пристраивалась к корме судна. А спереди его встречала другая флотилия. Шкиперу и команде корабля времени на раздумья не давали - пруссы атаковали стремительно и действовали настолько напористо, словно всю свою жизнь тем и занимались, что пиратствовали и грабили. Многие корабли, а также большие и малые ладьи были разбиты, сожжены, а их команды перебиты.
Снабжение провизией гарнизона крепости практически прекратилась. Для того, чтобы продержаться ещё хоть немного, нужно было что-то предпринять. Брат Дитерих, комтур крепости, собрал совет, на который были приглашены также и прусские нобили (150), перешедшие на сторону Ордена.
- Господь послал нам испытание, - поведал комтур собравшимся. - Запасы наши истощились, выход из крепости перекрыт, корабли, обеспечивающие наше снабжение, тоже перехватываются восставшими вероотступниками... Ещё от силы месяц... быть может два, и мы начнём умирать с голоду... Если не вмешается Пресвятая Дева, которой мы неустанно молимся...
- Нужно больше времени проводить в молитвах, - тихо добавил священник отец Георг. - И подбирать такие слова, которые заставят Господа обратить Свой лик на нас...
- А может, попытаться снять блокаду... - комтур был задумчив. - Поэтому мы сейчас ищем наиболее подходящие варианты...
- Надо послать в Бальгу гонца! - предложил брат Людвиг фон Киршбаум. - Лучше, если это будет верный прусс-христианин, он может прикинуться своим и.… прошмыгнуть через все кордоны...
- Всё это - правильно, клянусь Господом, - печально ответил брат Дитерих. - Но мы послали туда более дюжины гонцов и, похоже, никто из них не добрался. К тому же, как мне известно, крепость Бальга тоже находится в осаде, - он осенил себя крестом. - Одна надежда - на флот Великого магистра!
- Если б была возможность поджечь прусские суда… - вздохнул один из братьев. - Я бы сам рискнул...
- Нет-нет, потеря двух-трёх судов никак не отразится на их действиях, а тебя, брат Гельмут, пруссы обязательно схватят...
- Здесь нужно предпринять что-то иное, - согласился фогт Лиделау. - Но флот пруссов должен быть выведен из строя. Только это должно быть совершено тайно...
- Хорошо бы в судах пробить дыры, но стук от топоров нас сразу выдаст, - вздохнул один из братьев.
- А зачем рубить? - вдруг подал голос один из пруссов, кунигс Гершано. - Можно продырявить днища судов так, что никто не услышит. А на худом судне далеко не уплывёшь! Только для этого нужно использовать не топор, а.… бурав!
- Что? Бурав? - послышались голоса.
- Да, именно - бурав. Подобные приспособления продаются в лавке старого Ово. Он живёт в Кведенове.
Комтур некоторое время размышлял. У его ног лежала собака, о шерсть которой во время трапез он вытирал свои руки. Крупная псина, серая с большими тёмными пятнами на боках. Тяжёлая голова, умные чёрные глаза и влажный нос, широкая грудь и мощные ноги... Пёс положил голову на вытянутые передние лапы и о чём-то задумался. Он не откликался ни на чьи призывы, кроме команд хозяина…Ласку же никогда не выпрашивал, но принимал её как должное...
- Я думаю, нам надо приобрести в этой лавке сей хитрый инструмент. А смельчак, который возьмётся проделать дыры в днищах лодок, с Божьей помощью, найдётся.
- В таком случае, великий комтур, я немедленно отправлюсь к старику! - прусс в богатой одежде, украшенной серебряными цепочками и янтарными кулонами, склонился в почтительном поклоне. - А Господь убережёт меня от встречи с вероотступниками!..

Барт Локис время от времени навещал свою семью. Дом, который построил ещё Скамбо, приветствовал своего старого жильца. Сам сруб был довольно крепок – сыновья Барта строго следили за хозяйством…. Хотя, судя по отсутствию на снегу возле дома следов мужских ног, оба они ушли в какой-нибудь отряд и воюют сейчас вместе со многими соотечественниками против Тевтонского ордена.
Жрец оказался прав. У родного очага его встретила постепенно теряющая прежнюю яркость и свежесть Дуона, да две помощницы хозяйки – быстрая, работящая и говорливая Ласто – супруга Дирбо, а также тихая и задумчивая Матая – жена Беркуна. Обе снохи уже были на сносях и вскоре собирались наградить вайделота  внуками.
Встреча произошла живо и трогательно. Но не обошлось без восклицаний и слёз. Как и предполагал Локис, его сыновья присоединились к отрядам самбийских кунигсов Кодруне и Гланде.
- Уж не ведаем, - всхлипывая, вытирали слёзы женщины, - вернутся ли? Может, их давно убили…
- Нет, - успокоил их Барт. – Они - живы… А вот когда возвратятся? Думаю, прежде надо свернуть шею тевтонскому быку, да только непростое это дело…. Боги знают, кому уцелеть и вернуться...
 - Мы уж не знаем, каких богов молить… Наши, пожалуй, от нас отвернулись, а христианские нам чужие, - взгляд на висящую на бревенчатой стене иконку. – Своих Богов мы отвергли, а от чужих добра не ждём…
- Главное, молитесь, - утешал несчастных женщин вайделот. – Молитесь своим Богам, каких с рождения знаете и к коим привыкли. Молитесь, коль отчаятесь, и христианскому богу… Это - лучше, чем полное неверие… И ваши слова будет услышаны…

                «Дитериху фон Руфусу

Приветствую тебя, брат мой по Вере Христовой, великий комтур замка Кёнигсберг! Ты, наверное, наслышан обо мне, верном слуге Господа в этих землях, которые уже стали христианскими, хотя значительная часть невежественного местного населения продолжает противиться принятию Истинной Веры.
Я, брат Иов, более полувека живу в этом краю, и уже никто не помнит, что когда-то я был моряком, спасённым после кораблекрушения и получившим приют в землях Самбии.
Теперь я – владелец небольшой лавки и зовусь простым прусским именем Ово. Никто не знает, что я десятилетиями собираю сведения о пруссах, кои неустанно отправляю в Орден, дабы братья, пришедшие на эти земли, не сталкивались с необъяснимыми трудностями и всегда могли чувствовать мою поддержку, ровно как и милость Господа.
Прознав о плане срыва блокады крепости Кёнигсберг путём уничтожения флота пруссов с помощью exercitatio (151), коим могут быть проделаны дыры в днищах судов, я пришёл в неописуемый восторг! Заметь, брат мой по Вере Христовой, твой посланец захотел купить у меня несколько подобных изделий, а уж зачем, - я догадался сам. Он лишь спросил, можно ли этим инструментом проделать дыру в днище большой лодки...
Я не взял с него денег, ибо я не могу требовать плату за богоугодное деяние, коим я считаю снятие блокады с Кёнигсберга и восстановление на этой земле власти Креста и Тевтонского ордена.

                Остаюсь преданным слугой Господа
                Брат Иов»

- Я слышал о нём, - заявил фон Лиделау, когда комтур закончил читать письмо вслух. – Это - старый папский шпион. И он - прав: его помощь в виде донесений с важными данными существенно упростила Ордену завоевание Пруссии… Надо будет к нему наведаться, хватит старцу сидеть в затворничестве, теперь ему незачем скрывать своё истинное лицо и имя…
- Гершано принёс инструменты, - произнёс Дитерих. – Кому можно доверить столь опасную процедуру?
- Я полагаю, что лучше самих пруссов с этим никто не справится.
- Тогда пусть подыщут верного и надёжного человека. А мы помолимся о нём Пресвятой Деве Марии….


Глава 9. 1262-1264 годы. Противостояние

Тайный план крестоносцев по уничтожению «флотилии пруссов» наконец-то осуществился. Орденский лазутчик проник в стан восставших и, пользуясь темнотой, а также отсутствием у вчерашних крестьян должной дисциплины и бдительности, сумел вывести из строя значительное количество лодок. Некоторые из них остались на плаву, но от нападения на вражеские суда пруссы были вынуждены отказаться.
Зато у них появился новый план - они начали строительство моста через Прегель. Мощное сооружение с двумя башнями на концах было возведено менее чем за месяц. Комтур Кёнигсберга, брат Дитерих, наблюдая за строительством, нервно теребил бороду.
- Что скажешь, брат Людвиг, - спросил он у стоящего рядом и скрестившего руки на груди рыцаря фон Киршбаума, при этом лицо его сохраняло крайне озабоченное выражение, - удастся ли нам принимать помощь от Ордена, когда этот мост будет введён в действие?
Суровый взгляд старого воина «пробежался» по длинным деревянным балкам, сгруженным на берегу, и суетящимся людям, устанавливающим бревенчатый настил. Рыцарь хорошо знал своего комтура: у того был вспыльчивый и взрывной нрав. Он порой мог обидеться или разозлиться безо всякой видимой причины, а затем успокоиться и как будто забыть о произошедшем, но… всё и всегда помнил. Его ум позволял просчитывать действия на много ходов вперед, поэтому если он кому-то в чём-то уступал, то это обязательно шло ему на пользу.
- Мы останемся в полной изоляции... Сложно представить, что тогда может с нами произойти, клянусь всеми святыми... Нельзя, брат Дитерих, допустить, чтобы сей мост был построен... Позволь, я сделаю вылазку со своими молодцами и отправлю это бесовское сооружение и его создателей прямо в геенну огненную!
- Погоди, брат, успеешь ещё. Пусть пруссы доведут своё дело до конца... Тогда и пламя будет ярче, и шуму больше...
И вот, одни - со страхом и тоской, другие - с нескрываемым злорадством, с двух берегов реки наблюдали, как вырастают башни на краях моста, и как он сам аккуратно перекинулся с одного берега Прегеля на другой.
В одну из осенних ночей 1261 года, под покровом темноты из Кёнигсберга тайком вышел небольшой отряд опытных воинов. Командовал ими брат Людвиг. Отправились пешими, стараясь не допускать ни малейшего шума. Оружие держали наготове.
Было сыро и зябко. Вперёд выдвинулись лёгкие фигуры прусских воинов, перешедших на службу Ордену. Они, прикрываясь темнотой, незаметно приблизились к стражникам, охраняющим башни и подступы к мосту. Послышался шум, сдавленные стоны, свидетельствующие о том, что охрану удалось обезвредить.
- Помоги нам, Пресвятая Дева, - прошептал брат Людвиг, поглядывая на небо. Луна была скрыта тяжёлыми, мохнатыми тучами. Лёгкий ветерок играл с пламенем факелов, торчащих из стен башни.
Отряд вступил на мост, на котором скорее угадывалось, чем виделось, присутствие двух-трёх человек. Едва крестоносцы сделали несколько шагов, как их окликнули на местном диалекте. Один из пруссов, находящихся в составе отряда, что-то ответил им. В прозвучавших фразах не было слышно ни тревоги, ни волнения. Воины продолжили движение по направлению к очередным стражникам, охраняющим мост.
Те даже не поняли, что перед ними - крестоносцы. Орденские братья набросились на них неожиданно, молча. Завязалась короткая схватка. Оставив на мосту несколько неподвижных тел, тевтонцы двинулись дальше. Но на другом конце моста, видимо, поняли, что на охраняемом ими объекте происходит что-то неладное. На мост вышло ещё несколько прусских воинов. Далее брат Людвиг таиться уже не мог.
- С нами Пресвятая Дева! - воскликнул он, вытаскивая из ножен меч. В свете факелов сталь сверкнула, как молния.
С другого края моста послышались тревожные крики. Отряд бросился вперёд. Пруссы не ожидали такой быстрой и мощной атаки. Когда одни уже рубились с тевтонцами, другие ещё не пришли в себя. А ночное небо осветилось первыми языками пламени, охватившими вторую сторожевую башню.
Увидев, что на тушение пожара потребуются уже достаточно большие силы, тевтонцы начали отступать, бросая под ноги преследователям пылающие факелы и сосуды с воспламеняющимся маслом, для того, чтобы загорелся и сам мост. Они несли существенные потери - прусские стрелки значительно проредили ряды поджигателей, но свою задачу те выполнили.
Отступив к самому Кёнигсбергу, тевтонцы подожгли и первую башню. Вскоре весь мост, вместе со сторожевыми башнями, пылал зловещим пламенем, освещая вокруг себя огромное пространство.
Остатки отряда, отважившегося на такую рискованную вылазку, попытались скрыться в подземном ходе, ведущим в крепость, но их настигли разъярённые пруссы. В жестокой схватке погибли многие воины и сам брат Людвиг.

В октябре к Кёнигсбергу прибыл одномачтовый когг, который пруссы уже были не в состоянии атаковать. Поэтому корабль разгрузили и начали готовить к отплытию обратно. Посланный из Торна гонец привёз сообщение о том, что Дитерих фон Руфус назначен вице-ландмейстером Пруссии.
- Вот как? - воскликнул Дитерих. По его реакции было трудно догадаться, рад ли он такому известию или нет. - Что ж, передайте магистру, что я с честью стану выполнять возложенные на меня обязанности! Но, во имя Пресвятой Девы Марии! Я требую, чтобы Орден приложил все усилия для того, чтобы с Кёнигсберга была снята блокада!
К тому времени многие орденские замки были сожжены или захвачены. Тевтонцев повсеместно вытесняли с территории Пруссии. Пруссы осадили не только Кёнигсберг и Кройцбург, но и Бартенштейн, Христбург, а также другие опорные пункты крестоносцев в Натангии, Судовии и Вармии. На севере и северо-востоке многие тевтонские рыцари тоже были заблокированы в своих замках и крепостях.
В конце декабря был назначен новый ландмейстер Пруссии. Им оказался Хаймерих фон Рехенберг, бывший представитель Ордена в Ливонии. Брата же Дитериха назначили маршалом.
Прибыв в январе 1262 года в Пруссию, брат Хаймерих сразу отправил на судах отряды графов Юлиха и Берга на помощь Кёнигсбергу.

22 января 1262 года, поздним вечером тевтонцы подплывали к месту назначения. Светлеющие песчаные берега, тёмная ширь реки и чёрное, непроглядное небо... Здесь, неподалёку расположился лагерь неприятеля. Хорошо бы, без раздумий, всей силой обрушиться на пруссов, собирающихся отходить ко сну, да в такой темноте не разглядишь, где свой, где чужой. Тевтонцы сколько не смотрели в сторону берега, но разобрать что-либо во тьме так и не смогли.
- Что же, братья, - произнёс граф Вильгельм IV, возглавляющий поход. - Господь подсказывает нам совершить нападение на вероломных пруссов завтра... на рассвете. И да поможет нам Пресвятая Дева Мария!
Однако наступившим утром, сражения и разгрома пруссов не произошло. Высадившись на берег, тевтонцы обнаружили, что неприятеля нигде нет. Видимо, прознав о прибытии крестоносцев, те покинули свои лагеря.
- Они не могли далеко уйти! - решил граф. - Мы настигнем их и уничтожим!
Следы на снегу ясно показывали, куда ушли пруссы. Отряд крестоносцев быстро построился в походный порядок и отправился по следам, на северо-запад от Кёнигсберга.
Погода стояла хмурая, в воздухе носились мелкие снежинки. Воины были полны сил и желания расправиться с восставшими вероотступниками. Они двигались уже около получаса, но лишь углубились в лесной массив, как раздался звук сигнального рога, призывающий всех остановиться.
«Что произошло?» - прокатился гул по рядам и колоннам крестоносцев. Вскоре стало ясно, что авангард отряда был обстрелян лучниками пруссов.
Граф Вильгельм IV убедился, что без разведки дальше следовать нельзя. Было решено впереди основного отряда пустить разведывательный. Проводником был назначен оборванный и грязный прусс по имени Сантеко. Вшами тот оброс словно шерстью…
Разведка ушла вперёд. Немного подождав, граф с войском тронулся вслед за ней. Но, не прошли они и мили, как навстречу выбежал раненый разведчик, сариант Герхард Мунн, который доложил, что их отряд тоже попал в засаду.
- В нас выпустили сотню стрел из луков, затем появилась прусская конница, наши ряды смяли... Командор приказал немедленно отправиться к вам... Проводник тяжело ранен, двое братьев убиты, - тяжело дыша, сообщил Мунн. - Зато теперь мы знаем о местоположении пруссов, - добавил он, превозмогая боль. - Это - возле деревни Калиге...
Герхарду Мунну оказали помощь, перевязав кровоточащее плечо.
- Значит, они совсем рядом, - задумчиво произнёс граф. - Отлично! Не будем терять времени!
Атака последовала незамедлительно. Её возглавил граф Брандербургский Энгельсберг. Пруссы стойко встретили ряды крестоносцев. Завязалась нешуточная битва.
Вновь тишину зимнего дня нарушил звон стали и крики сражающихся, вновь поле брани огласили стоны умирающих. Крестоносцы не рассчитывали на лёгкую победу, но сегодня сопротивление пруссов было не столько яростным, сколь умелым. Через некоторое время граф Вильгельм понял, что противник начинает брать верх, и его воинам долго не выдержать такого натиска.
- Проклятье! - воскликнул он, видя, что правый фланг войска дрогнул и начал потихоньку пятиться. - Ещё немного, и проклятые пруссы возьмут нас в кольцо!
- Господь не допустит этого, - ответил находящийся рядом священник отец Стефаний. - Вот если бы он ниспослал нам в помощь небольшой отряд...
- Ты прав, святой отец! - граф сразу принял необходимое решение. - Надо отправить гонца в Кёнигсберг, пусть оттуда к нам на выручку прибудет хоть полсотни всадников!
Он немедленно послал в осаждённую крепость двух сариантов за помощью, наказав им действовать быстро и решительно.
- Если опоздаете, то… боюсь, через час всё будет кончено...

Из засады, расположенной в небольшой лощине, скрытой густыми елями, было хорошо видно, как два всадника галопом поскакали к Кёнигсбергу.
- За подмогой послали, - понял замысел крестоносцев Плестис. И вздохнул, как будто с облегчением.
- Наши стрелы достанут обоих, - заметил молодой охотник Роско. - Только прикажи...
Этот парень недавно выбрал себе жену и очень беспокоился о том, что станет с его семьёй, если беспощадный враг нагрянет в их деревню. Не все насильно крещёные пруссы свято верили в распятого на кресте, но все поголовно боялись гнева новых, кровожадных хозяев-завоевателей.
- Нет, - ответил воевода. - Пусть сначала приведут с собой подмогу... Вот тогда мы и ударим!

В эти годы (1262-1264) восставшие пруссы нанесли значительный урон крестоносцам: они беспощадно жгли немецкие усадьбы, церкви, орденские замки и крепости. Им посчастливилось занять несколько небольших замков, однако, до сих пор не получалось овладеть такими стратегически важными крепостями, как Торн, Кёнигсберг, Кульм, Бальга и Эльбинг.
Тем не менее, пруссам удалось захватить и разрушить такую крупную крепость, как Мариенвердер. Что же касается Кройцбурга, находящегося в блокаде, то его гарнизон, доведённый до крайности голодом, решился на отчаянную попытку вырваться из города. Вылазка была совершена ночью. Однако, удачей она не завершилась. Пруссы были начеку и почти всех осмелившихся на побег крестоносцев уничтожили.
А вот гарнизону Визенбурга повезло больше. Ему удалось прорваться в Польшу. Заметив бегство противника, вождь бартов Диван бросился на его преследование. Ему удалось настичь тевтонцев, но в завязавшейся схватке он был ранен, после чего прусский отряд отступил.
Также и защитникам Бартенштейна, после четырёхлетней осады, только благодаря хитрости удалось вырваться на свободу. В течение нескольких дней перед тем, как уйти из крепости, её защитники не показывались на стенах. Это делалось для того, чтобы у пруссов создалось впечатление, что враг уже оставил Бартенштейн. Когда же, не соблюдая прежней осторожности, осаждающие приблизились к крепости, то на них посыпался град стрел и камней, отчего пруссы понесли существенные потери. А на следующий день орденские братья действительно покинули стены Бартенштейна, оставив в городе единственного раненого воина. Он в течение нескольких дней после ухода гарнизона звонил в колокол, поддерживая у пруссов уверенность в том, что тевтонцы ещё в крепости. Когда обман раскрылся, было уже поздно - рыцари благополучно покинули опасные места.
Летом 1262 года литовские войска Тренёты (152) и Шварнаса (153) напали на союзника Ордена Мазовию и находящиеся под властью Ордена Кульмскую землю и Помезанию.
Герк Натангенский в это время уже не был со своим войском под Кёнигсбергом. Летом 1263 года он соединился с войском Скуманда из Судовии в Западной Пруссии. 13 июля состоялась битва при Лёбау, где крестоносцам было нанесено жестокое поражение. В этом сражении погибли вице-магистр Тевтонского ордена Хаймерих с сорока орденскими братьями, а также великое множество сариантов и кнехтов.
Некоторое время спустя вождь судинов Скуманд отправился воевать в Литву, а вождь бартов Диван погиб при штурме крепости Шёнзее.
Орден опять стал терять свои завоёванные земли, а потому просил помощи у Папы. И она пришла из Германии. Сотни рыцарей, тысячи сариантов и кнехтов встали под знамя Христа и отправились в Пруссию.
А восставшие с 1263 года перестали получать помощь из Литвы, поскольку там начались свои междоусобные войны. Но, несмотря на это, почти по всей Пруссии борьба с Орденом продолжалась.

Барт Локис участвовал во всех сражениях, которые проводил Герк Натангенский со своим войском. Он с воодушевлением поднимал меч на крестоносцев и крушил их во время жестокого боя. Его душа радовалась, когда летели с плеч головы проклятых крестоносцев, когда их тела падали под ноги коней, когда от тевтонцев освобождалась та или иная местность. Орденские замки и опорные пункты, что удавалось разрушить или сжечь, казались ему язвами или нарывами на теле родной Ульмигании, которые были благополучно удалены. Он радовался новым победам и очень надеялся, что на сей раз Тевтонский орден будет изгнан с прусских земель окончательно. Бартия, Судовия, Самбия, Натангия, Погезания... - везде лилась кровь тевтонцев, и пусть на полях боя сложило головы немало прусских воинов, но иначе победу не завоюешь.
«Что может быть лучше вида окровавленного меча?.. - словно шептал ему на ухо Перкуно. - Если на нём - кровь твоих врагов...»
Но с недавних пор и другой голос звучал в душе вайделота. «Хватит крови, - настойчиво убеждал он, - хватит насилия и ненависти. Человек должен трудиться на своей земле, а не махать мечом. Не так важно, кто будет сидеть на шее у крестьянина - местный кунигс или немецкий помещик. Главное, что всё это - леса, реки, луга, цветы, пчёлы, озёра и море - никуда не денутся. И на земле Ульмигании будут жить, работать и рождаться люди. А со временем всё успокоится...».
Действительно, сколько сейчас домов пустует по всей Ульмигании? Вон, у него самого - три женщины кое-как сводят концы с концами. А их мужья – на войне. И сколько им ещё воевать? А каков будет итог их борьбы, в конце концов? И кто будет вести хозяйство, строить дома, растить детей?..
Иногда кажется: ещё немного, вот-вот... враг будет изгнан и начнётся жизнь, как прежде. Но тот, кто видит немного дальше, знает: прежней жизни уже не будет. Мир непрерывно меняется, и ему, Локису, Боги доверили жить в то время, когда происходят самые ужасные потрясения.
В то время, пока войско Герка Монтемина стояло лагерем возле Кёнигсберга, Барт часто приходил к себе домой, в родное Лаоме. Жена и снохи приветливо встречали его. Однако, посмотрев, как они живут, и, поговорив с ними, он возвращался в лагерь в ещё большем смятении. И второй голос звучал в его подсознании всё громче и настойчивей.
Конечно, женщины тяжело переживали отсутствие своих мужей. И Барт понимал: набегаются молодые парни, порубятся с тевтонцами, да и вернутся в родной дом. Сделайте же так, Боги, чтобы оба выжили... Они, конечно же не из тех, кто непринужденно меняет одежду, друзей, привычки и свои убеждения, только тоже могут со временем смириться с отринутой прежде чужой верой.
Но... вдруг на этот раз удастся изгнать тевтонцев из Самбии?.. Сладкая волна надежды нахлынула на вайделота. Но вслед за ней пришла другая мысль, чёрная и тяжёлая. Тогда враги непременно вернутся через год-другой... Или когда его внуки станут уже такими, как был он сам, когда отец учил его стрелять из лука.... Но – вернутся! С армией, во много раз большей, чем та, с которой они пришли в этот раз.
Так кто более прав: воинственный и кровожадный Перкуно или тот неведомый голос, который нашёптывает ему слова совсем иного толка?
Хорошо бы сейчас прикоснуться к шершавому стволу священного дуба, излить ему душу и услышать добрый совет... Но, на том месте, где он стоял веками, сегодня не сохранилось даже пня...
А вдруг... это говорит с ним именно он, старый и добрый Гридижалис, который в душе Барта обрёл свою вторую жизнь?..


Глава 10. 1265 год. Предательство

Весна в этом году наступила поздно, Боги, видимо, прогневались на народы Ульмигании. А может, сейчас вовсе не Пушкайто с Потримпо царствуют над силами природы, а тот Бог, которого привезли с собой крестоносцы и в которого силой заставили верить пруссов.
Как бы то ни было, но снег повсюду лежал даже в ту пору, которую важные и гордые тевтонцы называли кратко: April (154). Но зелень упорно лезла сквозь снежный «настил», на опушках солнышко давно «выжгло» проплешины, которые уже покрылись весенними цветами, а в двух шагах от них покоились темнеющие снежные кучи. Однако в лесу, под деревьями всё было ещё в снегу.
Утром 12 апреля 1265 года по дороге из замка Бальга в небольшое селение Квитено двигался отряд всадников с чёрными крестами на одеждах. Было их пятеро. Возглавлял отряд рыцарь Герхард фон Штурм, опытный тридцатилетний воин, одетый в тяжёлую металлическую кольчугу, с топхельмом на голове. Меч, находящийся в ножнах, висел с левого бока брата Герхарда, кинжал-мизекордия - с правого. Данный рыцарь умел довольствоваться малым, обладал здравым смыслом и мужеством, правда, не лишённым показных эффектов… Его ноздри с удовольствием вдыхали свежий, бодрящий воздух, а уши слушали пение радующихся весне птах. Следом за ним ехал его оруженосец брат Вильям, низкорослый крепыш с рыжими усами. На своей лошади он вёз копьё, боевой топор и щит рыцаря, а также - арбалет.
Пруссы в этой стороне были смирными, восстание удалось подавить, лишь немногочисленные горстки вероотступников ещё прятались в тёмных чащобах, и при желании, вполне могли напасть на крестоносцев, но это уже далеко отсюда - в дебрях Натангии да Надровии. Здесь же, в Вармии, население вполне прочувствовало железный характер тевтонцев, и присмирело. Местный вождь восставших, Глаппе, побит и оттеснён в жемайтийские леса.
В селении Квитено решено было строить церковь. Поэтому в отряде, сразу же за братом Вильямом, ехал священник, отец Марк, имеющий в своей суме как соответствующие документы для строительства, так и сумму денег, которую предполагалось потратить на возведение в Квитено небольшой кирхи во славу Архангела Михаила. В отличие от воинов, священник был излишне грузен, и напоминал брюхатую женщину примерно на восьмом месяце беременности, его постоянно клонило вправо, и в пути он неоднократно «причащался», благо под рукой всегда находилась объёмная фляга с вином.
За отцом Марком ехали двое сариантов, молодых ещё парней, родом из земель Баварии. Обоих сводила с ума весна, ароматный лесной воздух, они чувствовали себя двумя Голиафами, готовыми свернуть горы, но завоевать рыцарское звание. Молодость любит заглядывать вперёд, но не всегда следит за тем, что может случиться сегодня и сейчас, на тихой лесной дороге, покрытой еловыми иголками вперемежку с ледяной крошкой.
Ехали молча. Каждый думал о своём... Скрипели ремни, копыта лошадей топтали рыхлый снег, звенела сбруя и кольчуги. Из-под мохнатых еловых лап на процессию настороженно поглядывали глаза хищных птиц.
Отец Марк, закутанный в шерстяной плащ, еле слышно и монотонно бормотал молитвы. Солнце неумолимо поднималось в вышину. С правой стороны слышался треск льдин - это небольшая речка, впадающая далее в Прегель, освобождалась от надоевшего ей зимнего панциря. Где-то впереди, хрипло и натужно, закаркал ворон.
Брат Герхард оглянулся и осмотрел свой маленький отряд. Никто не отстал. Ну, и слава Господу, скоро будет поворот направо, а там - и цель путешествия.
Внезапно его лошадь остановилась. Что это? Вырос дуб прямо на тропе?.. Нет, это - не дуб, а всадник на огромном коне, да и сам он под стать своему скакуну - велик и мощен. Одет просто, по-прусски - меховая шапка, куртка и штаны - из звериных шкур, да шерстяной плащ, а поперёк седла лежит длинный двуручный меч.
- Прочь с дороги! - свирепо воскликнул брат Герхард, хватаясь за рукоять меча. Он знал, как обращаться с пруссами, особенно, когда тех мало, а за твоей спиной - достаточно вооружённых людей, готовых прийти к тебе на помощь. Глаза рыцаря злобно сверкнули.
Но странный прусс не дрогнул и не повернул коня. Вместо этого его страшный двуручный меч взметнулся вверх, коснувшись еловых лап.
Рыцарь не успел и глазом моргнуть - не то, чтобы вытащить из ножен меч, - как был сражён. Удар оказался такой силы, что тело брата Герхарда распалось на две части. Хлынула кровь, лошадь рыцаря испуганно отпрянула в сторону.
- Пресвятая Дева... – в ужасе прошептал священник.
Брат Вильям не успел начать молитву - второй удар прусса обрушился на него. И даже попытайся он прикрыться щитом - неизвестно, спасло бы его это или нет. Безжизненное тело оруженосца рухнуло под копыта лошади.
Прошмыгнув мимо окаменевшего отца Марка, чьи выпученные глаза напоминали две белые льдинки, неизвестный прусс схлестнулся с обоими сариантами.
Те на узкой тропе были лишены манёвра. Поэтому гигантский прусс расправился сначала с одним тевтонцем, а затем - с другим. Шансов против него ни у кого из них не было - мощь прусса и длина его меча оказались его неоспоримым преимуществом.
Затем перекошенное злобой лицо и налитые кровью глаза повернулись к дрожавшему от ужаса отцу Марку. Молитвы застряли у того в горле, лишь хрип с лёгким присвистом вырывались изо рта.
Огромная лапа схватила священника за горло, хрустнули шейные позвонки... Когда тело святого отца обмякло, прусс отпустил его горло и сорвал с седла священника суму. Серебряные монеты были просыпаны наземь, а листы пергамента - разорваны в клочья.
Затем неведомый воин, прошептал достаточно громко:
- Хвала тебе, Перкуно!
И повернул коня по направлению к Квитено.

После того, как в 1263 году войска герцога Брауншвейгского и ландграфа Тюрингского деблокировали Кёнигсберг, а восстание в Самбии было полностью подавлено, Барт Локис, вместе с отрядом Герка Монтемина отправился в Натангию.
Впереди были тяжёлые сражения, численность прусского войска таяла, много отважных бойцов отправились к старине Патолло. В их числе оказался и бесстрашный Плестис, и много других соратников Барта по передовому отряду. Только Локиса не брали ни стрела, ни меч, ни топор...
Пруссы терпели поражение за поражением. Силы их иссякли, сопротивляться тевтонскому зверю так, как они это делали всего три года назад, восставшие уже не могли.
В конце 1264 года Локис получил страшное известие: оба его сына погибли в сражении с крестоносцами под селением Курге. Дирбо, спалив дом купца Ово, которого подозревали в пособничестве крестоносцам, попал в засаду. Он отважно сражался, пока ему на выручку не пришёл его брат Беркун. Тот подоспел вовремя, дрался отчаянно, отправив на небеса многих орденских братьев... Ещё бы немного – и он спас бы брата... Но на помощь тевтонцам подоспели их помощники - крещёные пруссы.
Узнав о гибели своих сыновей, Барт преобразился. Никакой пощады крестоносцу - таков был теперь его ответ на любой вопрос, и такой стала его основная цель в жизни.
«Перкуно ведёт меня по жизни, а у него есть одна радость - кровь врага!»
К началу 1265 года отряд Терка Монтемина потерял значительную часть своих бойцов, дисциплина воинов расшаталась, они уже избегали крупных, открытых сражений. Жрецы постоянно спорили и ссорились меж собой, в основном, из-за жертв Богам, сколько кому и когда приносить... но делу это не помогало. Наконец, Локис подошёл к вождю.
- Великий кунигс, Боги зовут меня заняться другим делом...
Тревожная мысль мелькнула во взгляде Монтемина.
- Говори, воин и жрец. Твоё слово всегда было ценно для меня...
- Я хочу покинуть твой отряд и самостоятельно грызть глотки крестоносцам. Я вижу, ты дорожишь отрядом и избегаешь больших стычек. А моя душа изнывает и требует крови... Я буду подстерегать их на любой тропе, куда приведёт меня Перкуно, и, пока у меня будут силы, - стану убивать их...
С той поры Барт Локис превратился в зверя, единственным желанием которого была месть. И он умело и непрестанно насыщал её.
«Раз не удалась мирная жизнь, значит, надо воевать. Умереть в бою, но отправить в царство Патолло побольше тевтонских свиней! Покуда жива вера в наших Богов, и сам Криве-Кривайто зовёт нас на её защиту!»
Он объявился на дорогах Вармии и Натангии, неподалёку от селений и орденских замков. Дикий зверь, который в одиночку вступал в схватку даже с небольшими отрядами крестоносцев. Он тщательно выбирал место атаки и свою позицию, продумывал каждый бой до мелочей - вплоть до отдельного удара мечом. Он появлялся неожиданно и сражался яростно. И не оставлял никого из противников в живых...

В конце концов, и для священного селения Ромове наступило время перемен.
14 марта 1265 года считающийся правителем Самбии Криве-Кривайто, по имени Аллепс, изъявил желание принять христианство. Он видел, что происходит в Самбии и других землях Ульмигании, и предчувствовал скорое крушение своей власти. Тевтонцы были уже близко, и, приди они в Ромове, церемониться бы с ним не стали. Поэтому Аллепс сам отправился к ним.
Обряд крещения, несмотря на холодную ещё погоду, провели 20 марта на берегу Прегеля. Выйдя из вод реки, «текущей из потустороннего мира», бывший верховный жрец вытерся льняным полотенцем, осенил себя крестом, поцеловал оный, протянутый ему священником отцом Витольдом, и объявил себя верным сыном католической церкви и слугой Христа. В Ромове он так и не вернулся. Знал, видно, что народ этого не стерпит. Хотя почти всё население Надровии считалось уже христианским, но своему Криве-Кривайто измены бы не простили.
Так он и скитался вместе с войсками Ордена, пока не перебрался в Литву.
Предательство верховного жреца Ульмигании подействовало и на простых людей. Многие из тех, кто ещё сомневался в превосходстве христианского бога, боясь за свои жизни и судьбу близких, не раздумывая, приняли крещение.
Но Боги, независимо от того, верят в них, поклоняются ли им, или же предпочли им других богов, оставались собой. Просто, народу, который отринул свою веру, они уже не были ни защитниками, ни помощниками.
Когда Барт Локис узнал о предательстве Криве-Кривайто, его сердце словно схватила чья-то железная безжалостная рука. В глазах потемнело и дыхание остановилось... Некоторое время он приходил в себя, растирая ладонью грудь и молясь Богам. Затем приготовил и принял настой из лесных трав с мёдом, добавив туда немного корней тимьяна и луговальника.
«Ну что ж, Аллепс, мы лишились Криве-Кривайто, но не Богов!»
Только позже он понял, что «мы» - это уже не великая сила, не множество народов, а всего лишь жалкая кучка тех, кто ещё не поклонился алчным захватчикам и их непримиримому богу.
А также он внезапно ощутил щемящее одиночество: родителей и детей убили крестоносцы, а его старая жена с несчастными снохами ютятся в обветшалом жилье. Он же не может помочь им - его тотчас узнают и предадут в руки немецкого фогта.
Единственное, что ему теперь оставалась, это - погибнуть в сражении с людьми, захватившими его землю. Жить дальше - не имело никакого смысла.
Тогда он и отправился в последний, как тогда думал, боевой поход. Выследил отряд из нескольких крестоносцев, пропустил их вперёд, затем атаковал арьергард. Несколько взмахов ужасным рыцарским мечом... и сонные, ничего не подозревающие путники, не оказавшие должного сопротивления, были повержены. Один из оставшихся попытался спасти свою жизнь бегством, но Локис догнал его, а затем утопил в канаве, наполненной вешними водами.
Эта достаточно лёгкая победа сначала удивила его, затем заставила задуматься. Передвигающиеся по местным дорогам крестоносцы и немецкие переселенцы не сильно озабочены собственной безопасностью - они думают, что против них уже никто не поднимется. А вот и нет! Теперь он, жрец-вайделот, немолодой, но по-прежнему могучий Барт Локис, целитель, врачеватель и воин, станет для чужеземцев настоящим кошмаром на дорогах!
 И он стал таковым. Летом Барт мог спокойно заночевать в лесу, приняв обычные меры предосторожности от хищников, которые, к слову, его никогда не трогали, а зимой он появлялся в прусских селениях. Его искусство врачевать высоко ценилось среди местного люда, поэтому вайделот легко мог найти место для ночлега или для отдыха на день-два.
А на страшный двуручный меч, который Локис предусмотрительно обмотал шерстяной материей, никто из жителей старался не обращать внимания.
Под страшной гримасой кровожадного зверя всё реже проглядывало лицо заботливого, внимательного человека, знатока тонкостей и причуд природы, умеющего говорить с Богами и донести их слово до заблудшей души, а также умелого целителя...
Теперь этого доброго открытого лица никто уже не видел...


Эпилог

Почти двадцать лет сопротивлялись ещё тевтонцам прусские племена. Летом 1283 года ландмейстер Пруссии Конрад фон Тирберг-младший, возглавив огромную армию, вторгся в Ятвягию. Крестоносцы, продвигаясь вглубь территории, не встречали сопротивления. Рыцарь Людвиг фон Либенцель, незадолго до этого попавший в плен к ятвягам, сумел войти в доверие к кунигсу Кантегерду и убедил его, а также и его людей, принять веру Христову. Кантегерд со своими витингсами добровольно сдались тевтонцам.
В 1273 году были казнены Герк Монтемин и Глаппе Эрмландский (Вармийский). Имя Герка Натангенского было увековечено. Ныне в литовской Клайпеде находится улица Геркуса Мантаса (литовская интерпретация Герка Монте), а также в 1973 году Литовской киностудией был создан одноимённый фильм.
1283 год считается годом полного покорения Пруссии. Ранее кунигс судинов Скуманд признал власть Тевтонского ордена и принял крещение. Его примеру последовали и другие прусские вожди. Последние из них присягнули на верность Ордену в том же 1283 году.
Многие земли Ульмигании опустели, став дикими и безлюдными, а стихийные восстания местного населения, вспыхнувшие в 1286 и 1295 годах, были жестоко подавлены. Крестоносцы твёрдо удерживали захваченные территории, действуя по ставшей уже привычной схеме – покорённое население немедленно обращалось в христианство, несогласных убивали на месте. Одновременно прусские просторы заполнялись немецкими колонистами, прибывшими из далёких германских земель. Они селились около построенных крестоносцами замков, многие из которых впоследствии превратились в города и служили главными опорными пунктами германизации народов Ульмигании. Но люди, несмотря ни на что, сохранили часть своих обычаев и традиций.
Уцелевшие пруссы постепенно ассимилировались среди германоязычного населения. Знатные пруссы полностью перешли на язык завоевателей примерно к исходу XIV века, но сельское население ещё некоторое время оставалось большей частью коренным. Считается, что последние этнические пруссы умерли в XVIII веке, во время бушевавшей на их земле эпидемии чумы.
Жена Барта Локиса, Дуона, получив известие о гибели своих сыновей, на глазах близких начала таять, и скоро умерла от горя. Снохи же со всоими детьми, вновь вышли замуж и влились в другие семьи.
Дочь Локиса, Пролис, всю жизнь прожила в поместье Грюнфельд. У них с Ансельфом родилось шестеро детей. Думала ли счастливая Пролис о своей далёкой, несчастной родине, о близких ей людях, глядя на своих неугомонных непосед, весело бегающих по берегу ручья? Конечно, вспоминала, и втайне от всех пыталась разговаривать с прусскими Богами, как прежде делал её отец. Для этого она уходила в лес, что раскинулся неподалёку от замка, находила в нём огромный вековой дуб и прижималась к нему телом. Возможно, Потримпо и передавал ей какие-то вести, но все они были грустными.
Анна Грюнфельд прожила в достатке, в обществе любящего мужа и заботливых детей до глубокой старости. Её жизнь скрашивало общение с семьёй Йозефа Круца, хромого, шумного добряка, назначенного, как бывалого и вернувшегося из крестового похода человека, старостой ряда деревень, принадлежавших роду Грюнфельдов.
Сам же Барт долгое время насыщал свою месть, поселившись возле дорог, ведущих к замку Бальга. Он неоднократно нападал на обозы и караваны, идущие в крепость и обратно, чем вызывал неподдельный ужас у комтура Бальги. Несколько раз из крепости отправлялись отряды, чтобы прочесать местность с целью обнаружения таинственного мстителя, но всякий раз они возвращались ни с чем.
Однажды Локис, бродя возле побережья залива, наткнулся на группу ребятишек, тащивших из леса своего товарища, который получил серьёзную травму. Барт отправился вместе с ними в селение, где составил необходимые травяные сборы. Он помог малышу, а заодно и ещё нескольким страждущим. Да так и остался в этой деревне, спрятав подальше свой меч и исцеляя людей.
Достоверно известно, что умер он в глубокой старости, и не на поле сражения. Известно также и то, что благодарные люди похоронили вайделота тайно, соблюдая основные обычаи своих предков, поскольку все знали, что тот от своей веры никогда не отступал.
Но самое необычное случилось потом, когда тело старого жреца предали земле. Через год на его могиле вырос маленький дубок. Спустя десятилетия он окреп, раздался вширь и устремился ввысь... И вскоре получил собственное имя - Грюнвальдский дуб. Селение, возле которого был похоронен Барт Локис, в XIV веке получило название Людвигсорт, что в переводе означает «Местность Людвига». Но с 1946 года это - город Ладушкин Калининградской области.
Самое интересное, что сей дуб до сих пор жив. К нему и сейчас приходят поклониться и попросить благословения влюблённые и молодожёны, и старина Гридиж... извините, Грюнвальдский дуб никому не отказывает в совете и помощи...
Приезжайте и вы, посмотрите на него, прикоснитесь к его шершавой коре, послушайте, о чём шепчет листва старого великана. Возможно, вам сразу станет легче, и на многие вопросы у вас найдётся верный ответ.


КОНЕЦ

Калининград – Москва
сентябрь 2017 - январь 2018


 Сноски:
115 – Замковый пруд.
116 – под Л. в средние века разумелись три области, лежащие по вост. побережью Балт. моря, т. е. Лифляндия, Эстляндия и Курляндия. Л. была заселена 4-мя народами: ливами, эстами (финского племени), леттгалой и латышами (литовск. племени). Она распадалась на следующие области: Унганния (с Дерптом), Саккала (с Феллином), Метсеполе, Идумея, Тореида, Антина, Трикатия и Толова. До XIII ст.  отдельные племена жили в ней вполне самостоятельно.
117 – этнографический регион на северо-западе Литвы.
118 – Балтийское море.
119 – ныне - Георгенбург, пос. Маёвка возле Черняховска Калининградской области.
120 – он же Тренята, (около 1210—1264) — племянник короля Миндовга, второй Великий князь Литовский.
121 – Великое княжество Литовское — восточноевропейское государство, существовавшее с середины XIII века по 1795 год на территории современной Белоруссии (полностью), Литвы (за исключением Клайпедского края), Украины (большая часть, до 1569 года), России (юго-западные земли, включая Смоленск, Брянск и Курск), Польши (Подляшье, до 1569 года), Латвии (частично, после 1561 года), Эстонии (частично, с 1561 по 1629 годы) и Молдавии (незначительная часть, до 1569 года.
122 – вассальное герцогство, существовавшее в западной части современной Латвии.
123 –(1195-1263), основатель первой династии литовских князей, король Литвы с 1253 года.
124 – более известен как Геркус Мантас.
125 – второй по значимости в Пруссии после Бальги, ныне - пос. Славское Багратионовского района Калининградской области.
126 – Самбия.
127 – Вармия.
128 – из хроник Петра из Дуйсбурга.
129 – «рычажные весы с коромыслом» - средневековая метательная машина гравитационного действия для осады городов.
130 – ныне город Полесск Калининградской области.
131 –  река Дейма в Калининградской области.
132 – от прусского Pilis – замок, Garbs – гора.
133 – ныне пос. Междуречье Черняховского района Калининградской области.
134 – ныне р. Голубая.
135 – ныне пос. Бережковское Черняховского района Калининградской области.
136 – на Ивана Купалу.
137 – ныне – Братислава.
138 – столица Штирии.
139 – 3 км к западу от пос. Ушаково, Гурьевский городской округ Калининградской области.
140 – с латыни – удивительный.
141 – переводится с прусского как «топкое место», ныне – юго-восток от пос. Ушаково, Гурьевский район Калининградской области.
142 – добровольцы из германских земель.
143 – из хроник Петра из Дуйсбурга.
144 – из хроник Петра из Дуйсбурга.
145 – Dieterich Rufus, 1256 – 1262.
146 – из хроник Петра из Дуйсбурга.
147 – мой бог (нем.).
148 – потом он был исцелён от нанесённой раны.
149 – ныне - Северная гора в Калининграде.
150 – князья, знатные люди.
151 – сверла (лат.).
152 –  литовский князь 1263-64 гг.
153 – Шварн, Сваромир, русский князь на литовском престоле.
154 – апрель (нем.).