Как меня из больницы воровали в спортивной сумке

Станислав Климов
Вторая половина 60-х. В семье моих мамы и папы есть Светик, моя старшая сестрёнка, которая уже ждёт моего появления на свет, видя, какой у мамы живот. Он пока ещё не знает и даже не предполагает в своём трёх с половиной летнем возрасте, сколько хлопот и новых забот для родителей принесу я, появившись на белый свет. Она не знает, как кардинально изменится её жизнь, с моим первым криком о появлении, с моим первым шагом и моим первым словом, с моей первой болезнью… Впрочем, обо всём по порядку…

Итак, солнечным майским днём я появился на свет. Родители ждали моего появления. Бабушки и дедушки его тоже ждали, особенно дедушка Коля, у которого уже росли две внучки. А ему, как заядлому рыбаку и земледельцу, дедушке с приличным пенсионным обеспечением и огороднику очень хотелось внука. Как в старой русской сказке он однажды и сказал своим взрослым дочерям и подрастающим сыновьям такую фразу:
- Кто из вас первый родит пацана, тот ни в чём не будет нуждаться. А у внука будет всё для полноценной здоровой и счастливой жизни, для моей любви и  получения навыком настоящего мужчины…

Моя мама, его любимая дочурка, и родила меня, первого для него внука. Это потом, спустя несколько лет, после ещё одной внучки, родился Андрейка, потом ещё одна внучка и в завершение младший его сын выдал «на гора» двух внуков – Димку и Серёжку. Три моих двоюродных братика и стали продолжателями фамилии Савиновых. Да любил дед больше всех меня, хотя, фамильную линию продолжал и продолжаю в своих сыновьях, а с недавних пор и с первым внуком, отцовскую. Ну, да ладно, увлёкся что-то я семейной родословной, поехали дальше. Я родился, толстенький, пухленький и розовощёкий…

Здоровьишко как-то не задалось сразу, расту, конечно, пухлым и толстощёким, да вот какие-то внутренности никак не дают нормально развиваться. По больницам с мамой да по больницам. А её бурная комсомольская жизнь течёт своим чередом. Станочница передовичка на военном заводе, активистка в комитете, участник всяческих мероприятий и вдруг… Снова сидит дома в декретном отпуске. Здесь, как в любом деле, если долго сидишь не у дел, считай, отстал на сотню лет. Государство семимильными шагами в социализм чешет, тянет всех за собой, поднимая на трибуны с кепками и красными платками, зажатыми в кулаке и так далее…

- Надежда, хватит дома сидеть, - папа привёл комсомольского лидера завода к себе в комнату барака, тот напросился посмотреть, как живёт комсомольская рабочая семья, чем дышит и как воспитывает будущее поколение.
А тут мама сидит. Меня маленького кормит и приговаривает:
- Вот так и сижу, сына кормлю.
- Пора бы тебе на работу выходить, там без твоей инициативной натуры совсем худо, нет комсомольской работы, так можно и забыть тебя совсем, - словно закинул удочку в реку, подал тему для размышления и ушёл…
Через несколько дней, как только детский врач осмотрел моё тельце и послушал хрипы внутри его, мама отдала меня на попечение старой бабушки соседки по бараку и сбежала на работу. А было мне всего несколько месяцев, можно сказать, только от титьки оторвался…

Так я и расту месяц за месяцем. А бабке что, не учит меня кушать самостоятельно, не учит меня ничему, просто кормит сама и сажает в кроватку. Обложит игрушками всякими, какие в доме есть и занимается своими делами. Так к девяти-десяти месяцам отроду я ничего и не умею.
- Надюшенька, он у тебя молодец, - отчитывается нянька маме, не моргнув даже глазом от своего вранья, - всё умеет, и кушать ложкой сам, и пить из кружки сам. Забирай домой, завтра приноси, - бабульке не хочется на себя лишнюю беду накликивать.
Мама верит её, приносит меня в комнату и что бы долго не заморачиваться, а оставить побольше времени на домашние дела, покормит сама и быстренько туда же, в кроватку. Я уже и ползаю, и начинаю пытаться делать шаги от табуретки к табуретке, от одной ножки стола к другой ножке стола, а кушать сам не умею. А тут…

Протянуло меня, видимо, холодом. Дверями в комнату хлопают и хлопают, воздух холодный пускают и пускают. А я частенько сижу на полу, где расстилают старое ватное одеяло, сшитое из лоскутков разноцветной ткани. Сначала много времени занимает рассмотрение рисунков на лоскутках, потом на попытки их выцарапать, потому что понравились. А потом уже и заскучав за таким занятием, начинаю пытаться сползать с территории на холодный пол барака. Здесь-то и поджидает ползающего по полу малыша двустороннее воспаление лёгких, как сказал врач, пришедший осматривать больного. Мама, как ни странно, взяла короткий больничный и сидит со мной. Только на работе достают её своими призывами улучшить да повысить рабочие показатели. Нашли себе комсомолку, молодую женщину, на которой можно в те самые передовики вылезти. «Передовая станочница теперь не имеет право опускать планку ниже этого показателя!», как-то мама в гневе пришла с работы и передаёт папе слова всё того же дотошного комсорга. А я кашляю сильнее и сильнее…

Положили в детскую больницу, а мама им:
- Будет один лежать. Он всё умеет, кушать и одеваться, спать сам ложится и не плачет, - это она со слов бабки, что со мной сидела дома, конкретно обманула моя мама комсомолка врачей и сбежала в любимый токарный цех.
Мне приносят тарелку с супом, а я не знаю, что с ним делать, разолью на себя, да на голову надену вместо шапки. Принесут они мне кашу, а я ею вымажусь весь, по полу раскидаю и сижу счастливый. Ага, счастливый, только голодный. Нянечка нашлёпает по заднице и с рёвом на кровать кинет, спи, малыш. Я реву во всё детское отделение и маму жду.
Мама вечером забежит с работы, принесёт и пытается чем-нибудь вкусненьким покормить, а у меня рот ходуном ходит, я же голодный, всё уплетаю, что она в руке держит. У мамы глаза становятся по пятаку советскому размером, голодный что ли, не кормят, что ли в больнице детей-то?
- Мария Петровна, - это она знакомой нянечке, которая меня приносит и забирает, мама ей иногда конфетку суёт в карман халата, что бы за мной приглядывала, - их здесь не кормят, что ли? Он такой голодный.
- А вы что, милочка, не знаете? Он же у вас даже ложку держать не умеет, суп разливает и кашу раскидывает по полу. С ним никто возиться не хочет, нашлёпают за безобразия и в кроватку кладут. Он по полдня плачет, вас зовёт.
Ругаться с кем бы то ни было бесполезно. Сама виновата! Бабку слушает и за повышением норм тянется на заводе. А кому эти лозунги нормативные нужны? Сыну или дочке? Всё равно зарплату не повышают. Одни грамоты суют на собраниях, ими уже можно туалет в огороде оклеивать вместо обоев. Она вся взъерошенная и раскрасневшаяся бежит домой, ведь, у неё созрел гениальный план…
- Лёнь, где большая сумка спортивная? Та, с которой мы на юг ездили? – она влетает в комнату и обращается к папе.
- Там, за шифоньером, - спокойно отвечает он, даже. Не спрашивая, что случилось.
Мама достаёт сумку, вытряхает её содержимое на пол под удивлёнными взглядами сестрёнки и папы и тут же вылетает на улицу. Автобус ещё не успел до конечной остановки доехать, а мама уже стоит, ждёт его обратно в город ехать…

Через полчаса она снова в приёмном покое и подзывает знакомую нянечку, спрятав сумку под стул:
- Принесите мне сынулю, ещё покормлю, что бы до завтрашнего вечера не голодал, - не моргнув глазом соврала комсомолка.
Женщина спокойно развернулась и через несколько минут принесла меня, довольного, что мама пришла. Только за нянечкой закрывается дверь, маме хватает секунды. Что бы засунуть меня в сумку и замотать в какие-то тёплые тряпки. Ещё через мгновение она открывает дверь больницы, а в дверях стоит врач, которая меня обследует на дому. Та видит. Что в сумке что-то барахтается и сразу всё поняла. И здесь молодая комсомолка не стала лезть за словом в карман:
- Татьяна Николаевна, Христом Богом прошу, не мешайте мне сына забирать. Всё равно сворую. Вы же его голодом заморите.
- А как же уход за ним домашний? Кто с ним будет сидеть и учить кушать самому?
- Я! Вот вам истинный крест! – не раздумывая выпалила мама, и три раза перекрестилась.
Вот так комсомолка 60-х! Вот так передовик производства! Вот так строитель коммунизма и социализма! Чистейший «опиум для народа». Но, прежде всего мама, моя мама…
- Хорошо, поверю, Надежда Николаевна. Поверю и буду через день ходить, проверять вас…

Так и украли меня из больницы да принесли домой в спортивной сумке. Так и обманула моя мама всех и вся, да только не впрок ей такое занятие было…
Посидела она со мной три дня и после первого же прихода к любимому сыну на дом детского лечащего врача сбежала на свой завод, к своему более любимому токарному станку…

Было же время…

Зато потом им с папой пришлось отдуваться за эти повышенные нормы, ради которых они и бегали из барака на свой завод…

14 декабря 2017 года