И даже смирные
Они опасны.
О чём сверкнул их взор?!
Без них спокойнее,
И кончен разговор.
Спроси себя, читатель, как ты относишься к Горькому?
Несколько человек, которых я спросила об этом, только пожали плечами.
В школе я с удовольствием читала наизусть «Песнь о буревестнике». Потом - забыла про неё. Ещё в юности попробовала прочесть «Дело Артамоновых». Оно вызвало у меня отвращение. Роман «Мать» запомнился фразой: «Люди мутным потоком двигались с фабрики». Брр…
В студенческие годы пришла на спектакль БДТ, билеты в который доставались с большим трудом. Был спектакль «На дне». Приехала я из Павловска, где жила в частном деревянном доме, после очередной стычки с отцом. Начался спектакль, и я не поняла, куда я попала? Грязные в лохмотьях люди ругаясь, выясняли отношения, в какой-то трущобе.
Из повести А. М. Горького «Детство» запомнилось, что его дед и бабушка в последние годы ссорились и имели разный бюджет. Чай они заваривали по дням, отсчитывая чаинки. В тот день, когда чай заваривала бабушка, он был крепче.
Для объективности надо сказать, что Горький организовал издание двухсот томов Всемирной литературы.
К нему обращались за помощью репрессированные. Это из того безусловно положительного, что я знаю о нём.
Неотпускаемая личностью Пушкина, на том же православном сайте Новосибирского Академгородка, читаю удивительную историю, рассказанную писателем И. Сургучёвым в своей повести «Горький и диавол».
«…А вы знаете? — сказал Горький, — я ведь учился этому ремеслу (иконописи). Но не пошло: веры не было.
А это самое главное в этом деле. Большая комната. Сидят человек двадцать богомазов и пишут иконы. А я вступил как растиратель красок, ну и присматривался, конечно. Пишут Богов, Божию Матерь и Николу. Хозяин — мрачный, платит поденно и следит, чтобы не раскуривали. Скука, а песен петь нельзя. Попробовали божественное: «Кресту Твоему» — не идет. Я был мальчишка бедовый. Подойдешь к одному-другому и шепнешь: «Нарисуй ему рожки!» Так меня и прозвали: «диаваленок». Хозяину это не нравилось, вынул он из кармана сорок копеек и сказал: «Собери свое барахлишко и к вечеру очисть атмосферу».
И вот вечером, когда я пришел к товарищам попрощаться, один из них вынул из стола две маленьких иконки и сказал: «Вот для тебя специально написал, выбирай». На одной был написал Ангел Алексей — Божий человек, а на другой — диавол румяный и с рожками. «Вот выбирай, что по душе». Я выбрал диавола из озорства. — «Ну вот. Я так и мыслил, — ответил богомаз, — что ты возлюбишь Диавола. Ты из диавольской материи создан. И мамаша твоя не иначе, как путешествует на Лысую Гору». «Как же, как же, — ответил я, смеясь, — я и сам ездил с ней не один раз». «Ну, вот и молись своему образу: он тебя вывезет. Но, — прибавил богомаз, —жди конца». Что-то в душе у меня екнуло…
—А где же теперь эта вещица? — У меня, — ответил Горький, — я никогда не мог с ней расстаться. Даже в Петропавловской крепости вместе со мной был. Все вещи отобрали, а его оставили. Приходите завтра ко мне в кабинет: я вам его покажу.
Я пришел в полдень, перед завтраком. Горький работал с утра, лицо у него было утомленное, глаза помутневшие, «выдоенные». Он знал, что я пришел смотреть диавола, и показывал мне его, видимо не с лёгким сердцем. Диавол был запрятан между книгами, но Горький четко знал его место и достал дощечку моментально. И он, и я — мы оба, неизвестно почему, испытывали какое-то волнение.
Наконец диавол в моих руках, и я вижу, что человек, писавший его, был человеком талантливым. Что-то было в нем от черта из «Ночи под Рождество», но было что-то и другое, и это «что-то» трудно себе сразу уяснить. Словно в нем была ртуть, и при повороте света он, казалось, то шевелился, то улыбался, то прищуривал глаз. Он с какой-то жадностью, через мои глаза, впитывается в мой мозг, завладев в мозгу каким-то местом, чтобы никогда из него не уйти. И я почувствовал, что тут без святой воды не обойтись и что нужно в первую же свободную минуту сбегать в собор, хоть и католический.
- Нравится? — спросил Горький, неустанно следивший за моими впечатлениями.
- Чрезвычайно, — ответил я.
— Вот тебе и Россиюшка-матушка, обдери мою коровушку. Хотите, подарю? И тут я почувствовал, что меня будто кипятком обдало.
— Что вы, что вы, Алексей Максимович? — залепетал я. — Лишить вас такой вещи? Ни за что, ни за что, — лепетал я, — да потом, признаться, я его побаиваюсь…
Горький, казалось, добрался до моих сокровенных мыслей, засмеялся и сказал: — Да, он страшноватый, Черт Иванович.
Горький опять запрятал его между книгами, и мы вышли завтракать. Но мне казалось, что это — не дом, и не крыша, а мост, и что я сижу под мостом и ем не баранье жиго, и что передо мной сидит старая ведьма, притворившаяся красавицей Марьей Федоровной. Я знаю, что многие будут смеяться над моей наивностью, но я все-таки теперь скажу, что путь Горького был страшен: как Христа в пустыне, диавол возвел его на высокую гору и показал ему все царства земные и сказал: Поклонись, всё тебе дам. И Горький поклонился.
И ему, среднему, в общем, писателю, был дан успех, которого не знали при жизни своей ни Пушкин, ни Гоголь, ни Лев Толстой, ни Достоевский. У него было все: и слава, и деньги, и женская лукавая любовь. И этим путем наслаждения он твердой поступью шел к чаше с цикутой, которую приготовил ему опытный аптекарь Ягода (Глава НКВД в середине 30-х годов).
Начальники Чрезвычайной Комиссии не любят фотографироваться, но все-таки однажды я увидел портрет Ягоды. И тут вы, пожалуй, будете менее смеяться. Ягода как две капли воды был похож на диавола, пророчески нарисованного талантливым богомазом».
Видимо кровавым диктаторам всегда беспокойно, даже с прирученными, но такими эмоциональными и непредсказуемыми писателями и поэтами, и другими творческими личностями, как то Есенин, Маяковский, Блок, Цветаева... и Максим Горький, пока они живы.
Но самое поразительное, в том, что кровавые диктаторы западают в душу огромному количеству людей, тоскующих по ним и по их режиму, прошедшему безжалостным катком по русскому народу, его лучшим представителям и превращавшему народ в безгласных и бездумных исполнителей их злой воли.
И всё-таки, если не мы, то убиенные возопиют:
...Их тьмы, не гениев, а просто смертных
На чьих костях построены плотины,
Железные дороги и мосты.
И реки вспять повёрнуты
И под водой кресты.
Их по ночам везут машины «Хлеб».
Так правосудие вершит товарищ Сталин.
Очнись же, русский человек...
Не продавайтеся за доппаёк.
Предательством не омрачайте душу.
И если был Ваш предок с этим дружен,
Уйти не поздно с колеи грехов.
Спаси и сохрани нас Господи, от таких Вождей.