От Кубани до Дона. 4. Белые спиреи под окном

Владимир Иноземцев
Детство моё – это бесчисленные падающие с веток вокруг абрикосы. Сочные плоды нужно было поколоть на дольки, а мякоть без косточек разложить на солнце для сушки. Кроме того, нужно было собирать алычу и с верхушек деревьев обрывать черешни и вишни. Для того чтобы получить урожай, осенью и весной я перекапывал сад, а летом вместе с родителями по нескольку раз пропалывал огород. И всё же, несмотря на домашние заботы, годы детства я вспоминаю как самую счастливую пору своей жизни. Как бы то ни было, а детство моё было беззаботным. Кроме неизбежных домашних работ у меня оставалось время на штурм снежных крепостей, на сражения со сверстниками игрушечными шпагами, на каждодневные купания в окрестных прудах. В ту пору мне казалось, что у детства моего не будет конца. Но часы моей жизни неумолимо двигались вперёд, и казавшиеся бесконечными школьные дни и годы пролетели.
Признаюсь, что, когда я был подростком, то ожидал от жизни чего-то необычного. И каждодневная прополка своего огорода, а потом поля в школьной бригаде – не было тем, о чём я мечтал. Моё воображение питали сообщения о полётах искусственных спутников и статьи в журналах «Техника молодёжи» и «Знание – сила». Эти многоцветные издания соблазняли нас юношей чудесами ближайшего будущего. Из журналов я узнавал о скором появлении электростанций на термояде, и о покорении человечеством загадочных планет. Новейшие достижения физики и химии обещали моему поколению чудесную жизнь. И я мечтал о возможности участия в создании фантастического будущего.
С такими невероятными надеждами я уехал из родного дома, чтобы поступить в храм, в котором, на мой взгляд, и должно было рождаться новое, а точнее в политехнический институт. За пять лет я проштудировал сотни всевозможных учебников и статей, а потом остался работать в своём вузе.
Мама моя (Иноземцева Ольга Яковлевна, в девичестве Сапо), однако, ничего не знавшая, ни об энтропии, ни и об электрохимическом потенциале, жила в том же месте, где прошло моё детство. Жизнь моих родителей, в отличие от моей, заполнена была не фантазиями, а простыми хозяйскими заботами. Каждый день им приходилось ходить на работу, а после неё приходилось думать о курах, о поросёнке, о корове и об огороде. Пока я учился в школе, мама работала продавцом в магазине. Устав от магазинных хлопот, она перешла на завод и стала арматурщицей. Придя домой, она думала о том, что к весне нужно посадить наседок на яйца. После к определённому сроку у них вылупливались цыплята, утята, а иногда и гусята. По заведённому рациону ей нужно было кормить всю эту живность, да ещё и поросёнка. Летом ей нужно было каждый день вставать около пяти утра, чтобы подоить и отогнать в стадо корову. Впрочем, ни утром, ни вечером всех дел переделать было невозможно. Однако мама всё делала с удовольствием, ибо любила свою семью, свой дом, своё хозяйство.
Свой дом. Каждый год его нужно было побелить известью. А пока мы жили в хате, мама белила и это, наше скромное жилище. Отец построил её для семьи в первый год после войны. Стройматериалов в то время, понятно, никаких не было, и потому стойки и балки на потолок он заготовил в посадке. Для возведения стен он использовал хворост и глину. О построенной  хате потом уже думала мама. Побелить жилище нужно было обязательно к Пасхе, чтобы соседки не осудили. К нужному сроку побелка выполнялась, и наша глинобитная хатка из двух комнат, с прогнувшимся, от лежавшей на чердаке кукурузы, потолком сияла белизной. Нарядная наша избушка красовалась и видна была из любого места соседнего хутора. Вид после побелки у нашего скромного жилища был сказочный.  Быть может, потому, что перед окнами к тому времени расцветали роскошные белые кусты спиреи.
После войны детей не баловали магазинными сладостями. Зато именно в эту весеннюю пору наступало время простых деревенских радостей. К Пасхе в каждом доме в большом изобилии пеклись вкусные куличи (намазанные сладкой белой помадой и посыпанные разноцветным пшеном), выкладывались на блюдах крашенные в розовый, бирюзовый и фиолетовый цвета яйца. В такое время все бабушкины внуки и внучки – мои двоюродные братья и сёстры обязательно слетались в дедову хату на ежегодный пир.
Зимы после войны, это я хорошо помню, были очень холодными. Сидя в теплой комнате, я любил рассматривать удивительные картинки на оконных стеклах, которые каждый раз по-новому рисовал «Дед Мороз». Ещё я любовался красавицами снежинками. Но чудных снежинок во дворе выпадало столько, что вокруг появлялись страшные сугробы. Самый высокий сугроб намело у нас во дворе. Он был выше трубы хаты. Небывалая снежная гора растаяла только в конце мая.
Но какими бы ни были холода, корова каждый день хотела есть, и каждый день нужно было выдавать зерно курам. Свою долю от этого успевали получать воробьи. Нам же, чтобы не замёрзнуть, приходилось по утрам разжигать печь, а прогоревший за ночь уголь надо было просеять и перебрать.
Зимой мы ждали весну. Но весна – время других забот. Всё семена нужно было успеть посадить. Летом же, кроме огородных работ нужно было жать и везти домой траву корове, ибо днём в стаде она не наедалась.
Ещё мы варили варенье и заготавливали овощные блюда на зиму. А кроме того нужно было запасти корм на зиму для коровы. Всех деревенских дел перечесть было не возможно, однако мама моя трудилась допоздна. Она была трудоголиком.
Заниматься сельской работой мама была приучена с детства, с той поры, когда их семья жила на Украине. Об этом своём раннем детстве она почти не вспоминала. Знал я лишь, что родом они были из Полтавской области. Жили они там в деревне Бригадировке или в Сэмэновке. Её отца и моего деда сделали там колхозным председателем. Но прокормить семью, даже будучи председателем, он не мог. Может быть, поэтому, дед всё бросил и, однажды, уехал к своим братьям. Братья Стэпан и Олэксий в то время хорошо устроились на железной дороге в Ленинградской области. Там же нашлось место и для моего деда. Взяли его на скромную должность машиниста водокачки. Водокачка эта от Ленинграда находилась очень далеко, в глухой лесистой местности на станции Спасская Полисть. Эти болотистые места стали известны позже из-за того, что там, в войну сдалась в плен армия генерала Власова.
Однопутку, где была дедова водокачка, после войны не стали восстанавливать и нынче тамошние заброшенные деревеньки доживают свой век. В Спасской Полисти, например, осталось всего 132 человека. Однако дед с семьёй жил даже не в селе, а в двух километрах от него. Возле станции у них был огород и корова. А это для многодетной семьи было богатством, и детвора вместе с родителями копошилась на своём небольшом участке. Северо-западная Россия – это, конечно, не щедрая Украина, но всё же картошка, капуста, морковь и ещё кое-что у семьи были свои.
Дома дети с родителями балакали по-украински, однако в деревенской школе им пришлось переучиваться на русский. Учились они там лишь до четвёртого класса. Продолжать учёбу можно было в других сёлах - либо в Чудово, либо в Ордеже. Нужно сказать, что в довоенные годы по деревням не ходили автобусы. И от станции к станции в тех местах добрались на товарняках. Поезда между тем возле водокачки не останавливались, и из вагонов приходилось выпрыгивать на ходу. Мамина сестра, тётя Ната, неудачно спрыгнула и повредила позвоночник.
После окончания сельской школы мама до седьмого класса училась в Ордеже. До войны, когда в стране было много малограмотных, человек с семилетним образованием считался уже образованным. После окончания школы у неё были радужные надежды, но как раз, в то время началась война.
Бои в лесистых местах на границе Ленинградской области и Новгородчины шли жестокие. Железную дорогу захватили немцы. Потом, однако, наши станцию отбили. Воспользовавшись этим, мой дед погрузил на подводу, запряженную коровой, пожитки, и двинулся с семьёй на восток.
Вначале они вместе с другими бежавшими от войны скитались от станции к станции. Потом отступавшему населению позволили забраться в пустой эшелон. Товарный поезд повёз беженцев в Дагестан. Вагоны с бежавшими от войны людьми несколько дней стояли на кубанской станции Кавказская. Щедрая Кубанская земля напомнила моим родственникам Украину, и они решили там остаться. Им предложили поехать в один из колхозов, где также жили украинцы. Вскоре, однако, немцы на юге прорвали фронт, и семья моего деда вновь оказалась в оккупации. Немецкая власть на Кубани, к счастью, продержалась не долго. Маму после освобождения послали учиться на медсестру. После кратких курсов её отправили на фронт, а потом перевели в город Сочи в госпиталь.
В Сочи она вышла замуж за моего отца, и они приехали в хутор Вишневский, к маминым родителям и сёстрам. Понятно, что на новом месте ни у кого из них не было своего жилья. Жили они в хуторе на квартирах у разных людей.
Места для строительства своего дома в хуторе уже не было. Но рядом с селением испокон веков пролегала очень широкая конная дорога. Дед мой перекопал часть дороги под свой огород. Там же он решил строить свою хату. Мои родители заняли участок рядом с ним.
Сколько бы ни было дома тяжелых домашних дел, мама находила время, чтобы посадить перед окнами что-нибудь для красоты, для того чтобы порадовать нас с сестрой и приезжавших погостить внуков. Всегда возле дома цвели розы, непременно желтые, розовые и белые, Там же благоухали флоксы и удивляли необычными формами «Петушиные гребешки». Чтобы вся эта красота создавала ощущение праздника, она каждый день поливала не только баклажаны и помидоры, но и любимые цветы.