Однажды весной Иван Петрович, поскользнувшись на адском льду, сломал ногу в трёх местах. Он всего лишь шёл вечером из машины к собственному подъезду – но говорят, что подобные небольшие трагедии именно так неожиданно и происходят. В травмпункте Ивану Петровичу наложили огромный гипс во всю длину ноги, и сказали, что провести в постели ему нужно будет как минимум несколько месяцев. И хотя с работы его не увольняли – но как-то сразу забыли, что неудивительно для неофициальной работы. Впрочем, Иван Петрович не сильно расстроился – машина была ему теперь не нужна, и он продал транспорт. На эти деньги и стал жить, рассчитывая в будущем купить себе новый, с коробкой-автоматом, чтобы управляться одной ногой. Да и болезнь была не страшна – те из них, что предсказуемо проходят, превращаются часто во время философских раздумий. Так Иван Петрович стал лежать на кровати, и смотреть телевизор, всё подряд, переключая пультом каналы – он составил представление о современной политике, экономике, и общественных процессах. А чтобы уж точно не было скучно – взял себе кота. Он поставил лоток с туалетным наполнителем, и тарелку с сухим кормом. Кот же сразу облюбовал себе место на второй полке кладовки, где лежало ненужное постельное бельё, и другие тряпки – каждому существу хочется иметь свой угол.
Животное мурлыкало, запрыгнув к нему на диван. Иван Петрович смотрел передачу про самоубийства – в ней рассказывали об ужасающих масштабах явления. Какой-то двадцатилетний подросток опять выбросился из окна насмерть. Психологи, хотя и пытались говорить умно и аргументированно – кажется, совершенно не знали, что с этим явлением делать, потому что рассуждали умозрительно, а сами никогда не собирались уходить из жизни. После выступал священник. Он говорил о том, что суицид – самый страшный грех в ряду других грехов. Даже страшнее убийства ближнего, даже убийства миллионов, потому что за всё перечисленное человек имеет шанс быть прощённым Богом – но не в том случае, если он убил только себя. Иван Петрович от скуки стал вспоминать свои грехи. Он в жизни никого не убивал, даже на войне – просто потому, что никакой войны никогда не видел. Не был полицейским или врачом – теми людьми, что могли убить человека ненароком. Воровать – да, иногда приходилось, но у тех, кто и сам имел рыльце в пуху. Или у больших и серьёзных организаций, вроде пенсионного фонда, которые пропажи тех денег даже и не заметили. Часто давал взятки за разные услуги – но не был уверен, что такой грех перед Богом вообще существует, скорее перед законом. В древние времена нести подношения должностным лицам даже не считалось зазорным, и было в порядке вещей. Дальше список грехов Иван Петрович не помнил – поэтому стал думать. Несколько раз спал с жёнами друзей ради простого интереса – но по его глубокому убеждению, так делали все. А более ничего вспомнить и не смог. И подумалось Ивану Петровичу, – «Как же так можно напакостить людям в двадцать лет, чтобы от стыда захотеть самому уйти из жизни?». «Действительно, самый страшный грех», – согласился он со священником, почувствовав отвращение существа почти безгрешного к грешному подростку. Действительно, вот Иван Петрович сломал ногу, потерял работу, продал машину – но знает, что всё временно, и всё это пройдёт. Ни война, ни голод не способны вывести его из состояния надежды. Спокойствие на диване вызывает философский настрой. «Спасибо, Господи, что я не такой, как он», – поблагодарил он Бога в первый раз за жизнь, и заснул с благостной улыбкой праведника.
В ночи он слышал сквозь сон, как котейка с топотом лап ходил по квартире, куда-то запрыгивал, и чем-то шуршал. Звуки немного мешали спать, заныла больная нога. Кажется, существо, призванное от природы быть тихим – на поверку оказывалось слишком громким. То проваливаясь в беспокойный сон, то просыпаясь под топот кошачьих лап или шуршание очередного пакета, Иван Петрович дождался рассвета. Привстав на костыль, и проковыляв к кладовке, чтобы одеться он обнаружил свой свитер на полу и обоссанным – кот каким-то образом скинул его с верхней полки. Негодуя, Иван Петрович стал искать животное глазами, и увидел, как кот в противоположном углу комнаты отклячило зад над его халатом. Иван Петрович закричал, и попытался броситься с пинком к коту, но упал, растянувшись на паласе. Животное же, закончив дело, важно удалилось, издав победный мявк. В следующие несколько дней Ивану Петровичу стало казаться, что кот поставил себе цель обоссать всё на свете. Животное было неуловимым для человека со сломанной ногой, так, что Иван Петрович только кружился на костыле, матерясь, посреди квартиры – кот же бегал вокруг по периметру, даже особо и не торопясь. Он научился каким-то образом запрыгивать на третью полку – теперь вся одежда Ивана Петровича была в ссаках, и следах туалетного наполнителя. Других мест, чтобы спрятать одежду, в квартире не было. Иван Петрович повесил повыше верёвку вроде бельевой, и хранил там теперь, развесив, необходимый минимум. Туда же навсегда отправилось постельное бельё – стоило его только постирать, и оно в тот же день тоже оказывалось обоссанным котом. Поэтому Иван Петрович убрал простыни, матрасы, подушки с дивана, и спал теперь на деревянной основе. Если бы кто это увидел – подумал бы о быте опустившегося человека.
У кота же и с аппетитом случилось нечто странное. Раньше он ел любой корм с удовольствием, теперь предпочитал то рыбный, то мясной, то вообще невесть что – так, что и не угадаешь. То паштет, то желе, то рагу. Ивану Петровичу было несложно держать дома несколько сортов корма, но кот, если ему не нравилось – демонстративно запрыгивал после еды, и блевал на обеденный стол. Принцип же меню животного угадать не получалось – он не подчинялся никаким законам.
Ночью же кот помимо топота взял привычку орать дурниной, выдавая душераздирающее коровье «муу!». Животное будто бы чувствовало, как Иван Петрович начинал засыпать, и выдавало новую серию воплей. Так продолжалось каждую ночь до утра. Днём же из-за солнечного света заснуть не получалось, поэтому Иван Петрович, проживя некоторое время в состоянии сомнамбулы, стал прикладываться к бутылке, перейдя на дневной сон в краткие промежутки спокойствия кота. Через месяц, проснувшись с похмелья от очередного вопля, Иван Петрович подумал, что уже давно не включал телевизор.
Покопавшись в себе, он понял, что телевизор стал неинтересен – кажется, он научился думать по-своему о своём, без телевизора. Иван Петрович присел на дерево дивана, поставив костыль рядом, и задумался, не обращая внимая на блюющего на стол кота. Ему казалось, что апокалипсис – вполне достойный и логичный выход как для мира, так и для каждого человека в виде смерти. И дело было даже не в том, что все беды когда-нибудь заканчиваются, а самой невозможной отвратительности жизни в мире, в котором существую коты. Мысленно попросив, Иван Петрович тут же умер – потому что, если чего попросишь, так оно тут же и будет. Кот же вскочил на подоконник, и улизнул в открытую форточку.