Спустя пару месяцев моего пребывания в театре, на одном из собраний нам представили нового актёра. Вернее, актёр этот когда-то уже работал у нас, потом уехал, помотался по разным театрам Союза (обычная в те годы история) и решил, наконец, вернуться в родные пенаты.
Поговаривали, что он сам вроде как из этих мест, что дважды разведён и что где-то тут, в наших же краях, проживает его взрослый сын с семьёй.
На дворе как раз стояла середина девяностых, Союз развалился, и время было очень непростое.
Звали новобранца Виктор Тимофеевич. На вид ему было лет шестьдесят.
Многие наши актёры его хорошо знали, поэтому никакой акклиматизации в коллективе не требовалось. Тимофеича сразу начали вводить в спектакли. Поселили его в ту же общагу, где проживало ещё несколько актёров а также другие "творческие работники", поэтому мы с ним иногда вместе добирались общественным транспортом до места службы или домой. Мне он сразу предложил перейти на "ты" (мы же с тобой товарищи по цеху) и, на правах старшего и более опытного, частенько выдавал что-нибудь вроде:
- Саня! У тебя что, нет проездного? Как так? Купи обязательно! Это ж намного дешевле талончиков, сам увидишь! Потом мне спасибо скажешь!
Или:
-Саня! Бульонные кубики, скажу я тебе, это сила! И эта, как её… вермишель роллтон. В поездках незаменимая вещь! И главное дёшево!
Виктор Тимофеич был человеком старой советской закалки, и последний аргумент всегда был главным в его рассуждениях. Меня это сильно веселило.
Когда он был в особом настроении, он говорил о театре – о спектаклях, об актёрах, о разных удивительных случаях, и вот здесь слушать его было очень интересно!
В общаге мы жили на разных этажах, но иногда он появлялся в холле или во дворе. В неизменных советских трико, с сигаретой (или папиросой?) и большой алюминиевой кружкой с чаем, которая так и просилась называть её "лагерной".
Вообще, он очень походил на реабилитированного осуждённого, который только что вернулся из мест не столь отдалённых. Такое вот западение во времени.
Зато на сцене "реабилитированный" преображался! Да ещё как! Он был лёгким и искромётным. Никаких усилий, никакой видимой игры! Само естество! Следить за ним было сплошным удовольствием. И если он, к примеру, играл купца первой гильдии, ворочающего миллионами, это было абсолютно убедительно, ты абсолютно в это верил, даже зная про его синие трико.
Вот ведь чудо театра!
Была у Виктора Тимофеича и слабость – любил он это дело, конечно!
Уж если выпивал, то как следует!
И это тоже обычная история!
Хотя, сказать "слабость" будет не совсем правильно. Это какая-то наша ментальная черта (уж сколько их упало в эту бездну). Сколько человек с умом и талантом… ох, ладно, это бесконечная тема, сейчас не о ней.
Мне, кстати говоря, он ни разу не предлагал выпить или посидеть. Понятно, что мы не были друзьями, скорее, просто попутчики. А может, Тимофеич, был просто деликатным человеком в этом вопросе и сам не навязывался, кто знает.
Так вот, прошло каких-то полгода и пожаловал к нам в театр приглашённый режиссёр ставить спектакль «Васса Железнова» по Горькому.
Виктор Тимофеич, как подходящий по возрасту и амплуа актёр, тоже попал в распределение ролей.
Репетировали долго и довольно муторно. Поиск "зерна" шёл со скрипом. Тимофеич на репетициях маялся, скучал, но когда надо было сыграть какой-то фрагмент, без дураков, он был очень хорош. В целом же, репетиционный процесс его не вдохновлял, ему всё давно было ясно и он уже рвался на сцену. А чтобы как-то скрасить эти нудные репетиции, стал появляться на них слегка подшофе.
Однажды его в этом уличили. Сделали предупреждение. А второго предупреждения не последовало, его просто отстранили от роли. Режиссёр потребовал этого в категорической форме!
Сейчас я думаю, что глубинная причина была в другом – спектакль явно не получался, режиссёр был раздражён своей собственной беспомощностью и надо было срочно что-то предпринять, как-то взорвать эту ситуацию. И тут нашёлся повод – пьяный актёр (который, если уж начистоту, даже в этом состоянии был интереснее всех остальных персонажей вместе взятых).
Но искусство, как всегда, требовало жертв!
В общем, Тимофеича заменили (незаменимых же у нас нет!), и объявили выговор.
И всё, вроде, по закону. Что тут скажешь?
Через пару дней после этого события мы опять встретились в транспорте – Тимофеич ехал в театр на разговор с режиссёром. По его виду было сразу понятно, что человек мало спал и много думал. Виктор Тимофеевич был в отглаженных брюках и белой рубашке. Таким я видел его первый раз. Он был абсолютно трезв и возбуждён:
- Они же, Саня, не понимают, что у меня больше ничего нет. Куда я без театра?
Да я сыграю это как никто! Отвечаю, это же моя роль.
Если они так хотят, в рот не возьму до премьеры Ей богу! Вот поклянусь сегодня!
До сих пор помню эти его слова.
Я искренне пожелал ему удачи. Но, как оказалось потом, это не помогло.
Виктору Тимофеичу не поверили и не взяли обратно в спектакль.
А через неделю он умер.
Вернее, через неделю случайно обнаружили в комнате бездыханное тело. До этого он, скорее всего, заливал своё горе, пока не остановилось сердце. Потом пролежал один в своей комнате два или три дня, что ли - никто к нему не заходил...
После него осталась большая алюминиевая кружка и старый, перевязанный верёвкой, чемодан с вещами.
Всё!
Занавес!
Сколько лет прошло, а не могу этого забыть. И вроде, знакомы были всего ничего, и друзьями особыми не были, а вот саднит и саднит, как незаживающая рана.
Прости меня, Виктор Тимофеич! Не знаю, за что, но прости!
Земля тебе пухом!