Они ничего не знали друг о друге. Им достаточно было осознания, что они есть, а какие они есть, никого не должно было волновать.
На их лицах лежала печать перестройки и прожитых лет.
Но то расстояние, которое было между ними, совершенно ничего не отменяло, ни родства душ, ни порывов страстей. Им было очень хорошо, не смотря на моря и океаны, пролегающие между материками.
Вековая боль объединила их навсегда.
И они неслись в безудержном танце страстей и желаний, поглотивших их с головой, казалось, ничто не сможет остановить этого урагана, настигшего эти два одиноких сердца.
Они вместе кружились в тихом танце под звуки любимого ими джаза, и даже, прикосновения рук, которые, казалось, не было возможности ощутить, были так близки и знакомы, будто и не было этого расстояния между ними.
Он восхищался её женственной красотой и сексуальностью, и погружался в неё до самых кончиков всех своих нервных клеток. А Она ласкала всю его мужественность и присутствующую в НЁМ мягкость потусторонним взглядом.
Эмоциональные порывы, охватывающие их разом, нарастали безудержно и одновременно, а музыка, доносившаяся из–за морей, звучала для них единым звуковым
аккордом. Одинаковый полёт фантазий, исходивший из их клеточной мозговой мембраны, воплощался в одно мгновение, и всё это неслось, не прекращаясь, доходя до пика нежного томительного сладострастия, сладкого, как льющийся мёд, медленно стекающий по их разгорячённым телам.
Настигшая нега ещё долго не отпускала их друг от друга, не давая возможности отойти, забыться. И вновь они окунались в только что закончившийся взрыв, тянущий их в какую-то бесконечность, бездонность пространства, окружающего их в этот миг.
А вечерами они, обнявшись, закутавшись объятиями, уходили в иной мир, мир зачарованного Морфея.
Но с первыми лучами взошедшего солнца всё повторялось заново. Музыка, танцы, единый аккорд, взлёт и падение, томная нега и нежелание расставаться, покидать единое пространство, где им было так хорошо, наедине друг с другом.
В тихие дни Она погружалась в звуки музыки, которые Он сочинял, тонула во всём том расслаблении, которое они доносили, и наслаждалась его безукоризненной творческой гениальностью.
Они так и продолжали ничего не знать друг о друге.
Но прогремевший салют в честь дня окончания войны, с ещё большей силой объединил их в общем чувстве, теперь в чувстве патриотизма.
Она узнала, что, не смотря на то, что перестройка когда-то унесла его далеко от родины, ОН никуда и не уезжал, всегда был здесь, и та ностальгия по Отчизне всё это время не отпускала его ни на минуту. Он по-прежнему жил Тарковским, Гребенщиковым, любимыми улицами любимого города, и вся его печаль и боль выплескивалась резкими и нежными словами одновременно в листы бумаг, уносимые потоком социальных сетей.
Свой человек там, больше, чем кто-то — здесь, он должен был вернуться обязательно и непременно. ЕЁ не испугала вся та неизвестность его прошлого, ОН был здесь и рядом, заняв огромное место в левой стороне ЕЁ груди.
А выходя из дома, ОНА шла с не покидающими её сердце мыслями о НЁМ, вдыхая полной грудью духоту и пыль, накрывшую в жаре город, и ЕЙ в те минуты казалось, что непрекращающийся поток свежими струями входил в неё и оседал там навсегда.
Но, возвращаясь, всё же вновь утыкалась ОНА в глухоту ЕГО молчания, пытаясь расшевелить эту немоту, рассказывала о том новом и прекрасном, что ЕГО ожидает по возвращении.
И только раз плотина неожиданно прорвалась, в безудержном потоке до самого рассвета понеслось всё то, что их объединяло, но с наступлением нового дня вдруг вновь нахлынула многовековая боль и печаль, и перед НЕЙ опять была знакомая глухая стена.
ОНА пыталась сопротивляться, обороняться от настигшего, но ОН не желал ЕЁ отпускать, не только потому что ОНА была тем отголоском ЕГО прошлого, ОНА была теперь тем звеном, которое связывало ЕГО не только с покинутой Родиной, но и с НЕЙ самой.
И, как только первые солнечные лучи падали ЕЙ на лицо, всё неслось в привычном ритме обуявшей их страсти.
Но, как-то после привычного «сладких снов, родная», и «и тебе, любимый», не понимая до конца происходящего, ОНА всё-таки сделала ещё одну попытку покинуть ЕГО, но ОН так и не узнал, что ОНА пожелала остаться ЕМУ опорой в его желании и мечтах покинуть чужбину, потому что ОН больше не пришел ни в полдень, и ни к вечеру.
И ОНА понимала, что уже никогда не узнает вернулся ли ОН туда, где был больше всего нужен. Но понимала ОНА и другое, что та пустота, образовавшаяся в её сердце, никогда уже не заполнится никем и ничем, потому что этот кусочек, вынутый оттуда, ОНА отдала ЕМУ, и он так и остался там, навсегда, за семью морями и океанами.
И никогда ОНА уже не ощутит мягкость и влажность его губ, теплоту и свежесть его дыхания на своём лице, не почувствует прикосновение его рук к своему, пышущему чувственностью и любовью телу.
У НЕЁ осталось от НЕГО только всё то общее, что свело их когда-то и случайно вместе — боль за погибших, общий Стравинский и Тарковский, и всегда его музыка, которая будет звучать его голосом у неё в ушах и в её сердце вечно.
Марина Леванте
15/03/2018 г.