А там ещё немного, и Прованс

Наташа Лазарева
          Майка снова принесла двойку по истории. Я погладила по голове насупившуюся внучку: «Что на этот раз?» - «Переведи меня в другую школу!» Смешно. В нашем райцентре школа одна. Разве что вернуть ребёнка родителям.
          Врачи запретили девочке жить в мегаполисе. Рекомендовали перебраться на юг – в идеале. Мой сын с невесткой искали варианты обмена и вкалывали без продыха, чтобы приобрести квартиру побольше, к морю поближе, а кредит брать под наименьшие проценты. Они определили себе год срока на это мероприятие, и Майку отправили ко мне. Мы с девочкой отлично ладим. И в школе всё было хорошо. До того дня, когда детям дали задание составить родословную и нарисовать генеалогическое древо. За свой шедевр Майка получила чахлую четвёрочку, и с того дня скатилась на тройбаны по и без того нелюбимому предмету.
          На кухонном столе горкой лежали горячие пирожки, розеточки манили вареньем, молоко в кувшине было ещё парным. «Ребёнок, я поговорю с ней!» - «А если она не станет с тобой разговаривать?» - «Тогда будешь учиться дома» - «Правда?» - «Правда. Знаешь, твой папа в детстве был толстячком. Классная руководительница постоянно над ним смеялась, дети не отставали. Стёпка не жаловался, но однажды вот так же пришёл и заявил, что в школу ходить не будет. Я пошла к учительнице. И увидела даму необъятных габаритов. Тупая тётка выбрала подлую тактику. Она переключала внимание детей на упитанного одноклассника. Дети, в общем-то, достаточно злобные существа. Они хотят больше, чем получают, не умеют сдерживать эмоции. Травля собрата – отличное развлечение» - «Ба, что ты сделала?» - «Забрала документы из той школы, но твоему папе было легче, мы тогда жили в городе».
          Не то чтобы я игнорировала родительские собрания, но отработав когда-то полтора десятка лет с детьми, предпочитала не тратить время и нервы. Майка сообщала, что надо принести или купить в класс, я раскрывала кошелёк.
          У меня внучка поселилась в конце весны. Первые три класса она училась в столице и не вылезала с больничных. А потом её родители затеяли обмен и переезд. Учительницу истории, Эвелину Рудольфовну, я видела на линейке 1 сентября. Обычная пенсионерка, ничего настораживающего.
          Утром мы отправились в школу вместе. Майка проводила меня к кабинету истории и ускакала на физкультуру.
          Кабинет был пуст. Надраивавшая полы техничка сказала, что училка заболела. Я пошла к директору. Тот выслушал моё объяснение насчёт необходимости уточнить исправление домашнего задания и кивнул: «Записывайте. Викарьевская Эвелина Рудольфовна, +7 981…»
          То-то она показалась мне смутно знакомой в тот, слишком яркий осенний день. Значит, не замужем. Сколько лет ей сейчас? Мне семьдесят. Значит, ей – шестьдесят. Сучара. Майке она житья не даст. Каким ветром эту гадюку занесло в наш городишко, в котором нет даже роддома, зато есть рынок, библиотека, церковь и три кладбища?


          Мне было тридцать. Я собиралась замуж. Ева (так её звали в компании) приехала на каникулы к тётке. Мой жених как-то сразу оказался в её койке. Зачем городской студентке был нужен сельский тракторист? Наверное, для разнообразия.
          Свадьба не состоялась. Ева, выслушав от деревенских родичей немало крепких словечек, убралась восвояси. Мой Колька двинул за ней. Наивный. Быстро вернулся. Но я уже вышла за другого, о чём ни разу не пожалела. Если рассуждать с философской точки зрения, я должна была быть благодарна Евке. Николай пил и гулял по-чёрному, а потом и вовсе сгинул где-то, как корова языком слизала. Был человек – не стало человека. Только, я благодарности не испытывала. Совершённая в отношении вас подлость, даже если пошла вам во благо, всё равно остаётся подлостью.
          Почему же старая греховодница живёт здесь? Наследство от тётки получила? Ладно. Не моё дело. Зато, понятно, что Майку она будет гнобить. Увидела на семейном древе мои данные, вспомнила былое, решила отыграться на невинном дите.

         
          Майка болтала по скайпу с мамой-папой. Я, кажется, поняла, как победить врага.
          Что мы имеем? Одинокую ветеранку умственного труда, вынужденную жить в глуши. Она явно несчастна, раз злобится на ребёнка. Я нашла госпожу Викарьевскую в соцсети, и завела страничку от имени Николая. Да, решила вызвать в ней чувство, пусть и запоздалой, вины, за мою ненадетую летом 77-го года, фату. Хрен его знает, где Колюню носит. Может, ему давно в аду черти косточки греют. Между прочим, у нас с ним ничего серьёзного не было. Воспитывалась я в строгости, при разрыве с женихом честь моя не пострадала, в отличие от гордости.
          Для «Коли» я придумала удобоваримую легенду: по свету помотался, ушёл в монастырь, семьи не имеет. Сейчас заболел, лежит в больнице. Чует, что дни его сочтены, хочет найти тех, кого знал, попросить прощения за обиды вольные и невольные.
          Вместо фотографии на аву повесила пейзаж с церковью в заснеженной тайге. Постучалась к Еве в друзья. Она не отреагировала. Ну, тварь… Пришлось писать ей длинное письмо, от лица готовящегося предстать пред очами Всевышнего, монаха.
          Она долго не отвечала. Целых два дня. «Николаю» пришлось потрудиться, прежде чем его соблазнительница соизволила удариться в воспоминания.
          Из посыпавшихся откровений я поняла, что она сто лет назад обо мне забыла. Имени моего не помнит, отчества никогда не знала. А фамилию я поменяла, когда вышла замуж. Ева и Николая-то еле вспомнила. Они были тогда одного поля ягоды, но – не два сапога пара. Потому что, как гласит пословица – те два сапога были оба на левую ногу. Она тоже предпочитала жизнь разгульную и пьяную, и одним любовничком больше, одним меньше, для неё не было суть важно.
          Постепенно я втянулась в эту переписку. Одиночество сводило историчку с ума. Она изливала душу и просила замолвить за неё словечко перед Господом, чтобы хоть на склоне лет Он дал ей простого женского счастья.
          Я узнала, что заслуженная учительница в годы перестройки заделалась челночницей, влезла в долги, из которых так и не выбралась. Все попытки выйти замуж провалились. Желающих переспать с разбитной девицей хватало, заветных слов о загсе никто не произносил. Она хотела было родить ребёночка, но и тут ей не повезло. Поэтому, иногда её заносит, и она начинает чересчур рьяно воспитывать чужих отпрысков. Особенно достаётся тем, кто ей наиболее симпатичен. Ей кажется, что уж она-то их воспитала бы лучше. Я посоветовала ей поискать мужа на сайтах знакомств, может, даже за границей. Выдала версию, что она наказана за нарушение заповедей, но Бог создал каждой твари по паре, и она должна найти свою сама.
          Через две недели я поняла, что «Коле» пора «умереть».
          Майка прибегала после уроков весёлая. Она рассказала, что историчка теперь вообще ни на кого внимания не обращает. Велит читать учебник или чертить таблицы с датами, а сама смотрит в окно и улыбается. Если класс сидит тихо, Эвелина Рудольфовна до звонка витает где-то за пределами учебного заведения.
          Всё, что хотела, я выяснила. Мне было жалко бывшую разлучницу. Потрёпанную годами, до сих пор злоупотребляющую парфюмом и косметикой, взахлёб читающую женские романы и, на седьмом десятке, мечтающую о принце на златогривом скакуне…
          Сутки я не подходила к компьютеру. Наконец, засветила Николая онлайн: «Я ухожу в лучший из миров. Хочу, чтобы ты знала: я никого не любил так, как тебя. Ты ворвалась в мою жизнь и перевернула её. Но, так же, как и ты, я не обрёл личного счастья. Ах, если бы можно было вернуть то лето… Я бы сделал всё, чтобы ты осталась рядом со мной!»
          Я отвернулась к окну – у соседей на участке творилось что-то странное. Не буду отвлекаться. Пальцы нажали на мышку – отправить сообщение. Я прям видела, как Ева льёт сопли и слёзы, с трудом различая дрожащие строчки. Ну что ж, пусть это будет её романом. Другого-то уже не случится. А слёзы, они облагораживают.

          Нет, у соседей за баней происходило что-то неладное. Майка спала. Я накинула пальто, обулась и поспешила на шум.
          Алкаши Ванька с Валькой топили щенков. Их самоедка, белоснежная Шейла, приносила потомство каждые полгода. Щенки получались безумно милыми, хозяева их продавали на рынке. Этот же помёт оказался внеплановым, Шейла нагуляла бастардов, их никто не хотел брать. Кутята подросли, просили есть, а алкашам самим едва хватало.
          Когда я добежала до места расправы, всё было кончено. Вечнопьяные супруги, переругиваясь, удалялись к дому. Ванька пенял Вальке, что щенков можно было съесть, едят же собак в азиатских странах. Вон, даже в продвинутой Швейцарии открылся ресторан для любителей собачатины. Валька плевалась и отвечала, что если бы у него росли руки из нужного места, он мог бы снять шкурки и сделать жене отличный воротник.
          Трупики колыхались в ряске. За будкой на цепи выла Шейла. Вдруг один щенок дёрнулся и надрывно вздохнут. Я шагнула вперёд, провалившись в тину по пояс, и вытащила белого, как призрак, кобелька.
          Ничего удивительного, что практичные селяне избавились от приплода. Где Шейла нашла отца своих детей, не выдержав расписания вязок? Если бы её мог осчастливить чихуахуа, всё встало бы на свои места. Кобелёк был с выпученными глазами, острой мордой, и непонятно, что из него выросло бы. Такая экзотика заводчикам ни к чему.
          Поддавшись порыву, я несла бедолагу к себе и размышляла, что с ним делать. У Майки аллергия. Оставить утопленника у нас было невозможно. Чтобы не расстраивать ребёнка, о ночном происшествии я промолчала. Щенок, сытой и умиротворённый дрых и не тявкал. Я спрятала его в сарае. Когда Майка убежала в школу, меня осенило! Прячась за огородами, за облетевшими кустами, я несла его к участку исторички. Замок на веранде висел для проформы. Я запустила щенка внутрь. Вернувшись к себе, написала Эвелине Рудольфовне: «Уважаемая госпожа Викарьевская! Сегодня ночью не стало Николая Елина. Он просил передать, что его душа устремляется к Вам, в виде Божьей твари ангельского цвета, и принесёт Вам счастье. По завещанию Николая его страница удаляется». А что? Пусть шалава в отставке хоть о ком-то позаботится в своей никчемной жизни!
          На другой день Ева написала заявление на увольнение. Через полтора месяца продала дом. Говорят, она уезжала, взяв с собой один чемоданчик и странную собаку, которую называла Ангелом. Мне стало любопытно. Я снова разыскала Еву в интернете. Она выгуливала щенка по горным тропам где-то в районе Верше. Рядом шагал дедок, размахивая дымящейся сигаретой. Со страницы звучало «… а там ещё немного, и Прованс…»