ПРОБНИК
Рука судьбы положила передо мной листок бумаги. Это в традициях Литературного института - экзаменационные билеты печатать на бумажных прямоугольничках. Весь мир давно работает с электронными носителями. Вон, даже школьники получают задания по электронной почте или берут из виртуального дневника. И лишь в нашей Альма-Матер всё ещё в ходу бумага, ручки, карандаши. Этому консерватизму всегда находится объяснение типа: «Как иначе? Писатель и бумага, вдохновение и творчество, умы и сердца…». Спасибо, что при этом не заставляют писать гусиным пёрышком макая его в чернильницу-непроливайку.
Рука судьбы принадлежит нашему зав кафедрой Критики. Мы сдаём предварительный экзамен, в простонародье называемый «Пробником». Такие есть и у «физиков», профессий которых сонм и у нас - «лириков». На листочке никнейм «Прораб» и название произведения «Планета неправильных пчёл». Это уже «Пробник» литераторов. У них в этот раз забавное задание – написать рассказ, где требуется починить что-то используя необычные инструменты и материалы. И всё это выбирается вслепую. Моему «Прорабу» досталось починить Верную Дружбу при помощи Молота с Наковальней и Белой Глины. Сам рассказ уже в институтской информационной базе. Моя задача провести анализ данного опуса. То есть «пристрастное интуитивно-интеллектуальное прочтение словесно-художественных текстов, пронизанное при этом интересами, волнениями, соблазнами, сомнениями, связующими словесное искусство с многоцветной реальностью жизни». Это из самой первой лекции на кафедре «Критика». Кстати читал её всё тот же профессор, что ведет «Пробник».
Никнейм ничего не говорит. Это тоже в местных традициях - сохранять авторское инкогнито. Якобы подобное позволяет избежать предвзятости, а заодно щадит «эго» молодых дарований. В принципе всё институтское инкогнито в рабочем компьютере Женечки, секретарши декана. Женечка - олицетворение осенней мухи. Она сурова и беспощадна к нерадивым. И тем не менее, и к ней находили подход. Невинная торговля секретами кафедры, а также рекомендациями для выпускников, позволили ей прикупить «однушку» в панельном доме. Судачили, что она благоволит к безродным, но талантливым студентам, из тех, кто ради карьеры не чурается адюльтера. Почему бы и нет? Мир несовершенен. Выживает всяк, как может. В Литературный институт ради чего стремятся? Славы, почестей хотят, а ними денег. Блаженны мечты идиотов. Окончание института не гарантирует мирового признания. Разве что с дипломом проще писательский статус приобрести. Основные деньги у нас, на кафедре «Критики». Мы – боги от литературы. В нашей власти зарубить любого, даже замечательнейшего автора. Или сделать, например, поэта, хромого на рифмы и больного на голову идолом эпохи. Именно с нашей подачи стала знаменитой повесть о людях-насекомых, каждым своим предложением источающая мизантропию.
Профессор наставляет и убеждает нас быть беспристрастными. Это нормально. Мы тысячелетиями живём двойной моралью. Официально нас учат жить по одним заповедям, оставляя себе право игнорировать их. На одну профессорскую ставку свежий «Лексус» не купишь. А у нашего препода он имеется. Говорят, у него один из самых высоких тарифов за положительную рецензию.
Так, посмотрим, кого мне отдали на заклание. Кто же ты такой «Прораб»? Деревенский бычара, что толкнул меня в столовой? Я ещё тогда рубашку супом облил. Или та милашка с карими глазками, что на «Осеннем» балу сначала раздавала авансы, а потом вдруг переключилась на Вовку Пантелеева со старшего курса. Мы, критики, обязаны быть не злопамятными. «Обязаны» - как много в этом слове… Мы ж прокуроры от литературы. У нас даже язык свой, извращённо-казённый - оксюморон, метонимия, протагонист, анафора, синекдоха… Кто ж любит прокуроров. Их боятся. Достаточно этого. А любовь? Любовь купим.
Как говорится - ничего личного, у нас «Пробник», и я должен показать своё умение. Так, посмотрим…
С начала чтение, потом из-под моего пера выходит:
«…Весьма несостоятельная идейность, а порой и откровенный стёб. А уж ляпов в так называемом произведении хватает с избытком. «Рюкзак лямкой соскользнул с плеча». А чем ещё? У рюкзака рук-ног нет, больше скользить нечем. Какой высокий смысл заострять внимание на лямке? «Это прозвище он терпеть ненавидел». Привет Одессе, с её издевательством над русским языком! Прозвище терпеть - нонсенс. Его либо принимают, либо нет. «Подманил микрофон». Открываем словарь. «Манить – звать, делать знак рукой». Помахал микрофону рукой, он подбежал? Масло масляное – «Лекарство лечащее…». Лекарство исцеляющее. Визор на видеофоне – вообще бред. Визор – пластиковый защитный козырек на шлеме. Ничем не оправданно использование в авторской речи абсценной лексики – «у аналитика получалось хреново». Если только не заигрыванием с определенного типа читателем.
Это всё техника письма. А уж по структуре произведения, по сюжету его критику пройтись одно удовольствие. Антагониста-Протагониста в рассказе нет, как и нет их противостояния. Законы литературы Фантастам не писаны? Непонятная ненависть одного героя к другому. Откуда она? Из-за женщины? Ох, весьма сомнительно. У мужиков такого почти не случается. А вот женщины из-за мужчины вполне могут возненавидеть. Кстати такое у них сплошь и рядом. Автор явно смотрит на мир женским взглядом. Хотя его «Пятачок» вполне мог бы быть женщиной или трасгендером. Неспроста же заостряется внимание читателя на том, как тот накладывая повязку «связал концы бинта изящным бантиком». Вот тогда и ненависть его к «Винни» вполне оправданна. Отвергнутая женщина подобного не прощает. Сто тысяч «почему», на которые нет ответа. И самый главный из них – «Что же такого произошло между «Винни» и «Кенгой», что бывший дружок «Пятачка» готов теперь пойти на смерть?»
Негромких звон колокольчика – эсэмэска на мой мобильный. Открываю сообщение. SMS от банка. «Зачисление 5000 рублей на счёт». Вновь колокольчик. Ещё сообщение. «Небольшой презент на карточку. Надеюсь повлияет на рецензию». Подпись «Прораб». Ай, умница, ай, красавец, далеко пойдёт. А как он узнал, что его рассказ у меня? Ах, да, старая лаборантка с кличкой Менипенни, местный оракул, за сотку-другую предсказывает студентам к кому попала их работа. Уникум, за столько лет ни разу не ошиблась. Ну, коли «Прораб» к нам с уваженьицем, то и мы козлиться не станем. Рвём прежнюю рецензию, берем новый лист. Что там хорошего по тексту…
«Динамика повествования, напряжение, позволяет не обращать внимания на шероховатость текста. Даже наоборот, подобные, казалось бы, просчёты подчёркивают атмосферу грубого мужского бытия на недружественной планете. Конвертация имён героев в персонажи сказок Милна приглашает читателя заглянуть в подстрочник произведения. Умение сказать между строк - это то, чем всегда славилась настоящая литература. И сразу гротеск преобразуется во вполне реальную историю. Наши герои – уже не плод горячечной фантазии автора, а правительственные агенты, расследующие, где варится мэт (неправильный мед), их дом, похожий на наковальню, пчёлы – члены наркокартеля. Или другая версия - герои – шпионы, похитившие секретную медицинскую разработку. И сразу сюжет начинает играть, уже по-особому воспринимаются и Дружба, и Любовь, Благородство и Самопожертвование. Особым моментом следует отметить, что памятник героям, поставленный из белой глины (читай мрамор), не похож на их прототипы. Это подчеркивает сверхважность миссии, о которой, даже после гибели агентов, нельзя рассказать обывателю…»
Вроде неплохо получилось. Сдаю работу профессору. Тот сканирует её, отправляя в общую базу данных. Покидаю аудиторию, выхожу из института, останавливаюсь на ступеньках. Немного медлю решая куда податься. Настроение о’кей, «Пробник» сдал и деньжат на этом поднял. Куда с добром.
Неизвестно откуда возникшие мужички в костюмах подхватывают меня под руки, одним махом закидывают в остановившийся рядом минивэн. Даже испугаться не успеваю. Мешок на голову отбивает охоту не то, чтоб кричать, просто возмущаться. Кто? Что? Почему?
Какое-то время езда без остановок на светофорах. Затем снова под руки и потащили куда-то. Наконец усадили на стул, сняли мешок с головы. Не оглядываясь по сторонам соображаю, что оказался в камере – полумрак, пахнет сыростью, стены в грубой штукатурке, из мебели один стул, на котором сижу я. И тут же пробивает холодных пот: «За что?!» Надо мной нависает мужичище в рубашке с закатанными по локоть рукавами, явно не интеллигент. Реально чувствую, как душа стекает в пятки. Мужик сует в нос какую-то бумажку, орёт:
- Откуда это?!
Что за бумага мне не видно. О чем спрашивает не понимаю. Но ответить не могу, во рту сохнет, язык не ворочается. А мужик снова:
- Что тебе известно об операции «Панацея»?
Совсем теряюсь. «Какая «Панацея?» Мне опять тычут в нос листок. В этот раз успеваю разглядеть почерк. Свой почерк? Немного отстраняюсь, чтобы лучше было видно и узнаю свою «Пробник» по рассказу «Планета неправильных пчел».
- ???
«Откуда это у него? Я же только-только что сдал работу. Ну, да, профессор отсканировал её и закинул в институтскую базу. Это спецслужбы? Слышал, что они следят за прессой, но чтоб за работами студентов?»
- Ну?! – допрашивающий не даёт сосредоточиться.
Не чувствуя стыда лепечу в оправдание:
- Это просто моя зачетная работа, так называемый «Пробник», предварительная зачётная работа. Я писал критическую статью по случайному рассказу. Я даже его не выбирал, мне его дали прямо там, в аудитории. Больше ничего не знаю.
- А вспомнить ещё?
Для доходчивости он бьёт мне по печени. Ох! Больно-то как. За что??? Отдышавшись пытаюсь объяснить, что это какая-то ошибка, что и в мыслях ничего не было. Что ни о какой трижды проклятой «Панацее» ни ухом, ни рылом не ведаю!!!
Мне не верят:
- Ты же сам писал, что в рассказе имеется намек на секретную операцию спецслужб, это якобы читается между строк. Ты писал?
- Я, но имел ничего такого. Вольная фантазия, не более.
- За каждое сказанное слово надо отвечать, - злорадно лыбится мужик, - Ты не знал? За каждое. А то привыкли почем зря языком ловяжить.
Пытаюсь оправдаться, что ничего не знаю ни о каких секретных операциях. Но мне не верят и для убедительности опять суют в печень. Ох! Затем идет в ход скополамин – сыворотка правды и опять вопросы, вопросы...
Заканчивается эта пытка суток через двое, кажется так. Время смялось в сплошную череду допросов. Не раз и не два за эти часы думал, что всё, каюк пришёл, но все же отпустили. Извиняться передо мной никто не собирался, пригрозили, чтоб молчал и просто выставили за дверь.
Где я был? Что за организация меня похитила? На старом особняке, из которого меня вытолкнули, ни таблички, ни вывески. Дом старый, дворянский, с колоннами на входе, из-за забора незаметный с улицы. Ступенькой ниже от меня замечаю девицу. В ней узнаю сокурсницу, с литературного отделения. Вот ты какой «Прораб». Выглядит девица, как и я сам не очень, помято, с потухшими глазами. Она меня тоже узнает, отворачивается. Одновременно спускаемся по каменным ступенькам, молча выходим со двора и расходимся в разные стороны.