Из книги «Неизреченной любви посланник»
Светлой памяти митрофорного протоиерея Михаила Бойко посвящается (19.09.1924-29.08.2003) Киев. 2005г.
Не хотелось верить, что наступит время, когда нашего батюшки не станет, но стремительно мелькают месяцы, и скоро уже исполнится два года, как дорогой наш духовный отец батюшка Михаил упокоился в Небесных Обителях – вернулся «домой» по его выражению. Помнится, весной 2000 года освящали отделение приюта на территории Павловской больницы, присутствовало городское и больничное начальство, немало духовных лиц.
Когда после трапезы дружный хор из клира и мирян спел батюшке «Многая лета», он с добродушной шутливостью отозвался: «Да, до лета, до лета…».
Оказалось (по молитвам любящих чад) - еще не того лета.
Познакомился я с батюшкой Михаилом в Никольском храме Покровского монастыря в 1988 году, будучи уже в зрелом возрасте. Направили меня с шестнадцатилетним сыном Женей к нему из Владимирского собора, где незадолго до этого мы приняли Св. Крещение. С моим сыном, начиная с его детства, были связаны нелегкие хлопоты и безконечные переживания – он рос «запущенным» ребенком. Была в этом деле моя глубокая вина, да и не могли не отразиться на мальчике нескончаемые ссоры родителей… С большим трудом удалось уговорить бывшую жену отпустить его в Киев, а справиться с задачей воспитания не хватало мужества и умения. Однако, получилось так, что именно благодаря сыну я со временем пришел в Церковь. Батюшка Михаил тогда много с нами повозился. Он, как священник, дал первые наставления в Православной вере.
Невежество наше и представить теперь трудно. Мы не знали ни что такое молитва, ни смысла Святого Причастия… Батюшка вскоре подарил напечатанные на пишущей машинке основные молитвы – молитвословов в храмах тогда еще не было. Женя довольно быстро выучил «Верую», а мне эта молитва долго не давалась и казалась малопонятной. Спустя некоторое время мы с сыном поехали в паломничество в возрождавшуюся Оптину Пустынь. Это событие стало для меня переломным моментом в жизни, направило ее на другие рельсы…
Как-то попали мне в руки воспоминания писательницы Н. Павлович об оптинском старце иеромонахе Нектарии. Ее заметки о первой встрече с ним: «манеры старого маркиза», «неуловимое старинное изящество» – удивительным образом точно отражают и облик нашего дорогого батюшки. Высокий, стройный, в благородных сединах… У него были прекрасный слух и замечательный голос. Но главным сокровищем отца Михаила – нетленным, не утаенным, льющимся через край – являлась теплота его любви. Она согревала каждого, кто подходил к батюшке, кого, как крылом накрывал он епитрахилью. Любовь его – истинная, безраздельная, не взирающая на лица, привлекла в последние годы к старцу-протоиерею столько сердец, что к нему стало трудно пробиться в воскресные дни – люди на исповедь стояли стеной. «Батюшка наш стал прямо кинозвездой», - грустно, бывало, шутили мы с женой О.
Мудрость и простота его речи… Батюшка Михаил любил толковать святоотеческое учение о том, что у нас три врага: мир, плоть и диавол. Про плоть говорил, что это рабочая лошадка. Не надо ее холить, ей потакать, а следует держать в жесткой узде. Но кормить и ухаживать нужно, чтобы была в рабочем состоянии. Мир – все наше неправославное окружение, уводящее от дела Спасения. Диавол же «рыкает, аки лев, ища кого поглотити», так что в каждый момент надо быть начеку.
Удивительна житейская мудрость духовного отца. Как бережно и деликатно вел он по жизни своих «овечек»! Накрывая голову епитрахилью, батюшка нередко спрашивал: «Ну чем меня порадуешь (уменьшительное имя)?». А ты, окаянный, перечисляешь свои неизбывные грехи. Батюшка же только вздыхает иногда… И так больно щемит душа при этих вздохах, что Бога и такого чудного батюшку огорчаешь…
Надо думать, что отец Михаил из своего жизненного опыта вынес то же убеждение, что и священник Александр Ельчанинов: «Всякое принуждение, даже к добру, вызывает всегда только отпор и раздражение». Отсюда – его удивительная мягкость. Хотя, если требовалось, он мог сказать человеку и нелицеприятные вещи – твердо и назидательно, но в такой форме, чтобы не обидеть.
Однажды мне довелось провожать отца Михаила в больницу к одинокому, умирающему от рака рабу Божию Петру, постоянному прихожанину Покровского монастыря. Батюшка был, как обычно, с саквояжем пятидесятых годов: пузатеньким, с двумя овальными замками-задвижками. В нем все необходимое для исповеди и Причащения. Какое это было счастье для старика – последнее напутствие батюшки! «Что, домой собрался, голубчик? – говорит батюшка. Тот только плачет…
В течение недолгого времени батюшка Михаил сменил ряд мест службы, пока снова не вернулся в Покровский монастырь. Это были Крестовоздвиженский храм на Подоле, «Чернобыльский» в Дарнице, Трапезный храм в Кирилловской церкви. Мы с О. последовали за батюшкой по этому «кольцу». Помнится, когда впервые поехали за ним в Дарницу, долго не могли найти маленькую церковку Входа Господня в Иерусалим на бульваре Верховного Совета. А найдя, сунулись нечаянно в дверь, ведущую прямо в алтарь. Батюшка, совершавший Проскомидию, в первое мгновение оторопел, но затем, увидев вместо грабителей своих испуганных прихожан, ободрил нас улыбкой и успокоил.
Трогательное впечатление производили отношения батюшки Михаила и настоятеля Кирилловской церкви отца Феодора. Высокий настрой их душ, сердечная простота и искренность, глубина любви и взаимопонимания создавали особую духовную атмосферу. Они как-то удивительно дополняли друг друга. Пока батюшка Михаил был сравнительно здоров, он приезжал на Куреневку в дни тезоименитства о. Феодора и в Престольные праздники Свт. Кирилла и Афанасия Александрийских. Какая Благодать бывала в храме, когда батюшки вместе служили…
До 90-х годов имя отца Михаила никак не связывалось с отношением православных к государству. Но постепенно он, как безусловный нравственный авторитет среди белого духовенства Киева, оказался в центре борьбы с надвигающимся «электронным концлагерем» – идентификационными номерами. Множеству обезпокоенных людей и своим духовным чадам батюшка неустанно объяснял и растолковывал пагубность взятия «номеров», убеждал не малодушествовать. Иногда аргументы отца Михаила казались наивными:
– А ты скажи своему начальнику, что ты не «физическое лицо», а свободный гражданин Божьего царства…
Однако «неразумие» батюшки было исполнено высшей мудрости, « а разум, – как говорил столетний старец Антоний, – это хитрая штука, нет такой подлости и гадости, которую разум не способен оправдать…». Многие не верили в возможность добиться чего-либо от властей. Однако отец Михаил говорил:
– Надо, надо просить и требовать. Пока дитя не плачет, мать не разумеет.
Так начались «стояния» у Верховной Рады и Крестные ходы, завершившиеся принятием поправки к Закону Украины «Про Державный реестр…» 16 июля 1999 года, декларировавшей разработку альтернативной формы учета граждан и ослабившей (на время) остроту положения.
Ноги отказывали батюшке после перенесенного инсульта, однако при чтении Евангелия он, превозмогая боль, всегда поднимался и выстаивал до конца. Аналой в левом углу придела Сергия Радонежского стал для отца Михаила последним окопом, который он не покинул, пока жил. Здесь он вел жестокий бой с коварным и невидимым врагом рода человеческого. А главной стратегической целью бывшего солдата являлся мир в страдающих душах, в раздираемых эгоизмом и неурядицами семьях. Тот мир, о котором Иисус Христос сказал: « Мир оставляю вам, мир Мой даю вам…» (Ин. 14, 27).
Уже, кажется, батюшка и не очень хорошо слышал исповедь. Уже он как бы давал тебе аванс своего доверия, читая разрешительную молитву. Но, как правило, блаженный миротворец перед этим говорил: «О –чку не обижай». То же самое, примерно, происходило и с супругой, когда наступал ее черед…
Стоим с О. у могилы батюшки на Лесном кладбище возле высокого дубового креста. Цветы, цветы, цветы… Как горько, что даже не проводили его в последний путь! Вспоминается одна замечательная книжка, эпизод, когда овдовевший священник, вообще-то равнодушный к лирике, шагая по комнате, читает своей дочери Соне четыре строчки Надсона. Вот они:
О милых существах, которые весь свет
Тебе собой животворили
Не говори с тоской: их нет!
Но с благодарностию – были!
Прости нас, дорогой батюшка Михаил! И молитвами его помилуй нас, Господи!