Глава восьмая. Дело Грибоедова

Владимир Ютрименко
Благоволите даровать мне свободу,
которой лишиться я моим поведением никогда не заслуживал…

Из письма А.С. Грибоедова к императору Николаю I

Следствие, меж тем, шло своим чередом. Порядок, относительно допросов в комитете установлен был следующий: запросные пункты посылались в запечатанном пакете туда, где содержался обвиняемый, будь это в здании Главного штаба, в крепости или даже в Алексеевском равелине; ответы шли также в запечатанном пакете, который вскрывали в полном заседании комитета; и тогда, если не находили их удовлетворительными, то призывали обвиняемого в комитет, для очных ставок, для указания противоречий в показаниях или недостаточных пояснений, и в таком случае все, что говорилось в комитете, тут же и записывалось в протокол, и разумеется не самим уже обвиняемым.

Таким образом, никто в комитете не мог ни видеть, ни знать, что пишет обвиняемый до вскрытия его пакета и прочтения его ответов в полном присутствии комитета, и, следовательно, никто не мог ни предупредить, ни остановить Грибоедова.

14 февраля следственный комитет сразу допросил четырех арестованных - Одоевского, Рылеева, Трубецкого и Бестужева.

1826 года 14-го февраля высочайше учрежденный Комитет требует от г. корнета конной гвардии князя Одоевского показания:
«Коллежский асессор Грибоедов когда и кем был принят в Тайное общество? с кем из членов состоял в особенных сношениях? что известно ему было о намерениях и действиях Общества и какого рода вы имели с ним рассуждения о том?
Так как я коротко знаю г-на Грибоедова, то об нем честь имею донести совершенно положительно, что он ни к какому не принадлежит обществу.
Корнет князь Одоевский».

1826 года 14-го февраля высочайше учрежденный Комитет требует от г. подпоручика Рылеева показания:
«Когда и где был принят вами в члены Тайного общества коллежский асессор Грибоедов? что именно было открыто ему о намерениях, видах и средствах Общества?
Не было ли сделано ему поручения о свидании с кем-либо из членов Южного общества, а также о распространении членов оного в корпусе генерала Ермолова и не имели ли вы от него уведомления о успехах его действий?
С Грибоедовым я имел несколько общих разговоров о положении России и делал ему намеки о существовании Общества, имеющего целью переменить образ правления в России и ввести конституционную монархию, но как он полагал Россию к тому еще не готовою и к тому ж неохотно входил в суждения о сем предмете, то я и оставил его. Поручений ему никаких не было делано, ибо хотя он из намеков моих мог знать о существовании Общества, но, не будучи принят мною, совершенно не имел права на доверенность Думы. Слышал я от Трубецкого, что во время бытности Грибоедова в прошлом году в Киеве некоторые члены Южного общества также старались о принятии его в оное, но не успели в том по тем же причинам, по каким и я принужден был оставить его.
Подпоручик Кондратий Рылеев».

1826 года 14-го февраля высочайше учрежденный Комитет требует от г. полковника князя Трубецкого показания:
«В начальных ответах ваших между прочим сказано о слышанном вами от Рылеева, что он принял в Тайное общество Грибоедова. Рылеев, с своей стороны, говорит, что он намекал ему о существовании Общества, но видя, что он неохотно входил в суждения о перемене образа правления в России, то не открывал ему намерений своих и не принимал его в члены. К сему Рылеев присовокупляет, что слышал от вас, что во время бытности Грибоедова в прошлом году в Киеве некоторые члены Южного общества также старались о принятии его в оное, но не успели в том. Объясните: точно ли Рылеев говорил вам, что он принял Грибоедова, и точно ли сообщили вы Рылееву вышесказанное и от кого именно сие известно вам было?
Разговаривая с Рылеевым о предположении, не существует ли какое общество в Грузии, я также сообщил ему предположение, не принадлежит ли к оному Грибоедов? 
Рылеев отвечал мне на это, что нет, что он с Грибоедовым говорил; и сколько помню, то прибавил сии слова: «он наш», из коих я и заключил, что Грибоедов был принят Рылеевым. И тогда рассказал ему, что Грибоедов был в Киеве и что его там пробовали члены Южного общества, но он не поддался; это слышал я от Полтавского пехотного полка поручика Бестужева, который, кажется, с Артамоном Муравьевым имели намерение открыть Грибоедову существование их общества и принять его, но отложили оное, потому что не нашли в нем того образа мыслей, какого желали. На это мне Рылеев ничего не отвечал; и я остался при мнении моем, что он принял Грибоедова.
Полковник князь Трубецкой».

1826 года 14-го февраля высочайше учрежденный Комитет требует от г. штабс-капитана лб.-гв. Драгунского полка Бестужева показания:
«Когда и кем был принят в члены Тайного общества кол. асессор Грибоедов? что известно ему было о намерениях, видах и средствах Общества? не было ли сделано ему поручения о свидании с членами Южного общества и о распространении оных в корпусе генерала Ермолова? 
Ответ. С Грибоедовым, как с человеком свободомыслящим, я нередко мечтал о желании преобразования России. Говорил даже, что есть люди, которые стремятся к этому — но прямо об Обществе и его средствах никак не припомню, чтобы упоминал. Да и он, как поэт, желал этого для свободы книгопечатания и русского платья. В члены же его не принимал я, во-первых, потому, что он меня и старее, и умнее, а во-вторых, потому, что жалел подвергнуть опасности такой талант, в чем и Рылеев был согласен. Притом же прошедшего 1825 года зимою, в которое время я был знаком с ним, ничего положительного и у нас не было. Уехал он в мою бытность в Москве, в начале мая, и Рылеев, говоря о нем, ни о каких поручениях не упоминал. Что же касается до распространения членов в корпусе Ермолова, я весьма в том сомневаюсь, ибо оный, находясь вне круга действия, ни к чему бы нам служить не мог.
Штабс-капитан Алекс. Бестужев».

Как видим,  допрошенные по делу Грибоедова декабристы решительно отвергали  его принадлежность к Тайному обществу. Они не отрицали того, что Грибоедов человек свободомыслящий, который не прочь рассуждать о перемене правления в России.
15 февраля, не получая никаких известий о дальнейшем ходе дела, Грибоедов пишет письмо на имя самого государя. Обычно  арестованных  по  делу декабристов в первый же день допрашивал  сам  император,  о  чем  Грибоедов, несомненно,  знал.  Этим,  по  всей  вероятности,  и  было  вызвано  решение Грибоедова написать обращение к Николаю I, с которым он встречался раньше;  в  письме  к Бегичеву из Петербурга 10 июня 1824 г. он писал: «Вчера я нашел у  Паскевича великого князя Николая Павловича; это до цензуры не касается, но  чтоб  дать понятие, где бываю и кого вижу».

«Многие из декабристов обращались к Николаю Павловичу с письмами: некоторые из них были порывами искреннего раскаяния, как, напр.<имер>, вышеприведенное письмо Оболенского; другие - воплем наболевшего сердца о той общественной неправде, которая была неизвестна государю. Письмо Грибоедова - ни то, ни другое. Оно в некотором роде результат художественного творчества. Писано оно с расчетом произвести определенное впечатление на государя; центральное место письма - воззвание к сыновней любви государя. Грибоедов, действительно, очень любил свою мать и был послушным сыном, который не огорчал своей матери, но когда он писал о том, что мать не знает об его аресте, он говорил неправду».(Щеголев П. Е. "Первенцы русской свободы").

Письмо императору было написано в таких выражениях, что барон Дибич даже не сообщил о письме Николаю Павловичу, а надписал сам резолюцию: «...объявить, что таким тоном не пишут Государю и что он будет допрошен».

Письмо А.С. Грибоедова к императору Николаю I:
«Всемилостивейший государь!
По неосновательному подозрению, силою величайшей несправедливости, я был вырван от друзей, от начальника мною любимого, из крепости Грозной на Сундже, чрез три тысячи верст в самую суровую стужу притащен сюда на перекладных, здесь посажен под крепкий караул, потом был позван к генералу Левашову. Он обошелся со мною вежливо, я с ним совершенно откровенно, от него отправлен с обещанием скорого освобождения, Между тем дни проходят, а я заперт. Государь! Я не знаю за собою никакой вины. В проезд мой из Кавказа сюда я тщательно скрывал мое имя, чтобы слух о печальной моей участи не достиг до моей матери, которая могла бы от того ума лишиться. Но ежели продлится мое заточение, то конечно и от нее не укроется., Ваше императорское величество сами питаете благоговейнейшее чувство к вашей августейшей родительнице...
Благоволите даровать мне свободу, которой лишиться я моим поведением никогда не заслуживал, или послать меня пред Тайный Комитет лицом к лицу с моими обвинителями, чтобы я мог обличить их во лжи и клевете.
Всемилостивейший государь!
Вашего императорского величества
верноподданный
Александр Грибоедов».

Грибоедов ждал результата своего письма; чувство нетерпения росло с каждым днем. В записке к Фаддею Булгарину Грибоедов жалуется, что государь  оставил без ответа его письмо: «Я писал к государю, ничего не отвечает». В следующей записке Грибоедов сообщает: «Кажется, что мне воли еще долго не видать, и, вероятно, буду отправлен с фельдъегерем...»

Но комитет не бездействовал: 19-го февраля он отбирал показания о Грибоедове от лиц, которые могли бы дать сведения о прикосновенности Грибоедова к Южному обществу: Бестужева-Рюмина, Муравьева-Апостола, Волконского, Барятинского, Давыдова, Пестеля.

1826 года 19-го февраля высочайше учрежденный Комитет требует от г. подпоручика Бестужева-Рюмина, сведения:
«Точно ли вами или кем другим был принят в члены Общества кол. асессор Грибоедов и когда именно? При том объясните, по какому поводу он был у вас и виделся с Сергеем Муравьевым? что тогда сообщено ему было о намерениях Общества, какого он был о сем мнения и какое дал обещание насчет содействия видам Общества и распространения членов оного в Грузинском корпусе?
Грибоедов в Общество принят не был по двум причинам, мною тогда Матвею Муравьеву изложенным. 1) Что, служа при Ермолове, он нашему обществу полезен быть не мог. 2) Не зная ни истинного образа мыслей, ни характера Грибоедова, опасно было его принять в наше Общество, дабы в оном не сделал он партии для Ермолова, в коем Общество наше доверенности не имело. На мое мнение согласились и предложения Грибоедову не делали. Был же он не у меня; а проезжал чрез Киев вместе с Артамоном Муравьевым. И видел я его только два раза у Трубецкого. С<ергея> Муравьева тогда я просил приехать в Киев, дабы ему вышесказанное мнение сообщить. Он его опробовал.
Подпоручик Бестужев-Рюмин».

1826 года 19-го февраля, высочайше учрежденный Комитет требует от г. подполковника Сергея Муравьева-Апостола показания:
«Точно ли вами принят в члены Общества кол. асессор Грибоедов и когда именно? Объясните притом, что было предметом свидания вашего с ним у Бестужева-Рюмина и что вы тогда сообщили ему, Грибоедову, о намерениях Общества? Какого он был мнения и какое дал обещание насчет содействия видам Общества и распространения членов оного в Грузинском корпусе?
Я уже показал и теперь вторично подтверждаю мое показание что я с кол. асессором Грибоедовым не имел никаких сношений по Обществу, что не принимал его никогда в члены оного, что никогда не имел с ним свидания у Бестужева, у коего он, Грибоедов, кажется, и не был ногой. Что видел его в Киеве, когда приезжал я к Ар<тамону> Муравьеву, ибо он, Грибоедов, стоял с Муравьевым в одном трактире и заходил к нему при мне; и наконец, что Грибоедов не был принят в члены Общества нашего.
Подполковник Муравьев-Апостол».

1826 года 19-го февраля, Высочайше учрежденный Комитет требует от г. генерал-майора князя Волконского сведения:
«Не известно ли вам, когда и кем был принят в члены Тайного общества коллежский асессор Грибоедов и не было ли ему сделано поручение насчет распространения членов в Грузинском корпусе?
Честь имею почтеннейше донесть что не могу дать никакого сведения по вышеозначенному по неизвестности мне сих обстоятельств. С господином Грибоедовым я лично весьма мало знаком, и лишь по одним встречам в светских собраниях в Москве - при временных моих проездах, чрез сей город.
19 февраля.
Генерал-майор князь Волконский».

1826 года 19-го февраля, Высочайше учрежденный Комитет требует от г. штаб-ротмистра князя Барятинского сведения:
«Неизвестно ли Вам, когда и кем был принят в члены Тайного общества коллежский асессор Грибоедов и не было ли ему сделано поручение насчет распространения членов в Грузинском корпусе?
Ежели это Грибоедов сочинитель, то я его лично не знаю, а слыхал о нем как об авторе. Неизвестно также мне - член ли он Тайного общества и был ли он в Грузии. О другом Грибоедове никогда не слыхал.
Лб.-гв. Гусарского полка штаб-ротмистр князь Барятинский».

1826 года 19-го февраля, Высочайше учрежденный Комитет требует от г. полковника Давыдова показания:
«Не известно ли Вам, когда и кем был принят в члены Тайного общества коллежский асессор Грибоедов и не было ли ему сделано поручение насчет распространения членов в Грузинском корпусе?
Честь имею донести Высочайше учрежденному Комитету, что и никогда не слыхал, чтобы господин Грибоедов принадлежал к Обществу, или даже чтобы предлагали ему войти в оное. Я раз с ним виделся в Москве на большом обеде, где, кроме литературы, ни о чем не говорили.
Отставной полковник Давыдов».

1826 года 19-го февраля Высочайше учрежденный Комитет требует от г. полковника Пестеля сведения:
«Не известно ли Вам, когда и кем был принят в члены Тайного общества коллежский асессор Грибоедов? и не было ли ему сделано поручение насчет распространения членов в Грузинском корпусе?
 О принадлежности коллежского асессора Грибоедова к Тайному обществу не слыхал я никогда ни от кого и сам вовсе его не знаю.
Полковник Пестель».

Допрошенные 19-го февраля декабристы, которые могли бы дать сведения о его прикосновенности к Южному обществу, тоже решительно отрицали его участие. Обстоятельства складывались весьма благоприятно для Грибоедова.

24 февраля волна допроса докатилась, наконец,  и до Грибоедова; он был вызван в комитет и давал пред ним устные показания. Вечером ему были присланы вопросные пункты, и вечером же Грибоедов написал свои ответы.

Вопросы Грибоедову:
«1.Как ваше имя, отчество и фамилия, какого вы исповедания, сколько вам от роду лет, ежегодно ли бываете на исповеди и у святого причастия, где служите, не были ль под судом, в штрафах и подозрениях и за что именно?
2. Где воспитывались, каким наукам учились и кто преподавал вам оные?
3. В начале первого показания своего вы, отрицаясь от принадлежности к числу членов злоумышленного Тайного общества, изъяснились далее так, что, будучи знакомы с Бестужевым, Рылеевым, Оболенским, Одоевским и Кюхельбекером, часто слышали смелые суждения их насчет правительства, в коих сами вы брали участие, осуждали, что казалось вредным, и желали лучшего.
4.В том же смысле, но с большою важностию и решительностию комитету известны мнения ваши, изъявленные означенным лицам.
Не только они, но князь Трубецкой и другие, по словам первых, равно считали вас разделявшим их образ мыслей и намерений, а следственно (по их правилам приема в члены) принадлежащим к их Обществу, и действующим в их духе.
Убеждение сие основано было на собственных словах ваших особенно после того:
а) что Рылеев и Александр Бестужев прямо открыли вам, что есть Общество людей, стремящихся к преобразованию России и введению нового порядка вещей; говорили вам о многочисленности сих людей, о именах некоторых из них, о целях, видах и средствах Общества, и
б) что ответом вашим на все то было изъявление одобрения, желаний и пр.
В такой степени прикосновенности вашей к злоумышленному Обществу, Комитет требует показаний ваших в том:
а) в чем именно состояли те смелые насчет правительства означенных вами лиц, суждения, в коих сами вы брали участие?
б) что именно находили вы при том достойным осуждения и вредным в правительстве и в чем заключались желания ваши лучшего?
в) когда и что именно узнали вы особенно от Рылеева, Бестужева и Одоевского о существовании Общества людей, стремящегося к преобразованию России?
г) с тем вместе, что узнали вы о многочисленности сих людей, и кто из них был вам назван?
д) сказано ли вам было, где находились центры и отделения членов Тайного общества?
е) что именно сказано вам о цели, видах и средствах действий оного?
ж) объясните, в чем именно состояли ваши во всем том мнения и одобрения?
з) в каком смысле и с какой целью вы между прочим,    в беседах с Бестужевым, неравнодушно желали русского платья и свободы книгопечатания?
и) по показанию князя Оболенского вы, наконец, дня за три до отъезда вашего из Петербурга решительно были приняты в члены Тайного общества. Объясните, какого рода дали вы обещание неутомимо действовать в духе сего Общества; и какое вам дано поручение насчет приготовления умов к революционным правилам, в кругу вашего пребывания, и распространения членов Общества?
i) По какому случаю вы, проезжая Киев, имели свидание с Бестужевым-Рюминым и Муравьевыми, Артамоном и Сергеем, из коих за последним нарочито было посылаемо? Что было предметом вашего совещания и что открыто вам было о приготовлениях Южного общества к началу открытых возмутительных действий?
В заключение вы по совести должны показать все то, что известно вам о составе тайных обществ, их цели и образа действий.
Вы ли писали письмо, которое перед собою видите, Кюхельбекеру?
Надворный советник А. Ивановский».

Ответы Грибоедова:
«На данные мне вопросные пункты от Высочайше учрежденного Комитета имею честь ответствовать:
1.Имя мое: Грибоедов Александр Сергеев. Греко-кафолического исповедания, родился в 1790 году. Обязанности мои, как сын церкви, исполняю ревностно. Если бывали годы, что я не исповедовался, и не приобщался святых тайн, то оно случалось непроизвольно. Служу секретарем по дипломатической части при Главноуправляющем.
2.Воспитывался частию дома, частию в Московском университете, под надзором профессора Буле, учился правам, наукам математическим и языкам.
3. и 4. И теперь имею честь подтвердить первое мое показание. Кн. Трубецкой и другие его единомышленники напрасно полагали меня разделявшим их образ мыслей. Если соглашался я с ними в суждениях о нравах, новостях, литературе, это еще не доказательство, что и в политических моих мнениях я с ними был согласен. Смело могу сказать, что по ныне открывшимся важным обстоятельствам заговора, мои правила с правилами кн. Трубецкого ничего не имеют общего. Притом же я его почти не знал.
а) Рылеев и Бестужев никогда мне о тайных политических замыслах ничего не открывали.
б)    И потому ответом моим на сокровенность их предприятий, вовсе мне неизвестных, не могло быть ни одобрение, ни порицание.
а; б.    Суждения мои касались до частных случаев, до злоупотреблений некоторых местных начальств, до вещей, всем известных, о которых всегда в России говорится довольно гласно. Я же не только неспособен быть оратором возмущения, много если предаюсь избытку искренности в тесном кругу людей кротких, и благомыслящих, терпеливо ожидая времени, когда моя служба или имя писателя обратят на меня внимание вышнего правительства, пред которым я был бы еще откровеннее.
в; г; д; е; ж.  Ничего мне подобного не открывали. Я повторяю, что ничего не зная о тайных обществах, я никакого собственного мнения об них не мог иметь.
з. Русского платья желал я, потому что оно красивее и покойнее фраков и мундиров, а вместе с этим полагал, что оно бы    снова сблизило нас с простотою отечественных нравов, сердцу моему чрезвычайно любезных. Я говорил не о безусловной свободе книгопечатания, желал только чтобы она не стеснялась своенравием иных цензоров.
и. Показание кн. Оболенского совершенно несправедливо. Не могу постигнуть на каких ложных слухах он это основывал, не на том ли, что меня именно за три дни до моего отъезда приняли в Общество Любителей Русской Словесности, общество, которое под высочайшим покровительством издает всем известный журнал: Соревнователь, и от вступления в которое я долго отговаривался, ибо поэзию почитал истинным услаждением моей жизни, а не ремеслом.
i. Пребывание мое в Киеве было самое непродолжительное проездом в Крым и на Кубань: чрез эти места я возвращался к моей должности в Грузию. Где Муравьевых и Бестужева-Рюмина видел мельком; разговоров не только вредных правительству, но в которых требуется хотя несколько доверенности я с ними не имел, потому что не успев еще порядочно познакомиться, я не простясь уехал. Обстоятельство, что за одним из них был послан нарочный, для меня вовсе неизвестно; из сделанного мне теперь вопроса, узнаю об этом в первый раз. Письмо, которое мне здесь показано, моей руки, писано к Кюхельбекеру.
Коллежский асессор Александр Грибоедов».

25 февраля следственный комитет сделал  вторичный запрос  Оболенскому.

1826 года 25 февраля, Высочайше учрежденный Комитет требует от г. поручика лб.-гв. Финляндского полка князя Оболенского показания:
«Противу показания вашего о том, что кол. асессор Грибоедов был принят в члены Тайного общества месяца за два или за три до 14-го декабря, он точно был принят в Общество, но только в высочайше учрежденное, издающее журнал «Соревнователь», а не в тайное. Объясните: ежели действительно он был принят в члены Тайного общества, то когда и кем именно и не было ли при том свидетелей?
О принятии Грибоедова в члены Общества я слышал от принявшего его Рылеева и более совершенно никаких подробностей принятия его не слыхал и не могу сказать кто был свидетелем при приеме его; о времени же принятия его я поистине показать не могу с точностию; но сколько помню, сие было за месяц или за два до отъезда его отсюда; вот все что могу сказать о принятии Грибоедова в подтверждение прежнего показания моего; никакие, впрочем, подробности принятия его мне неизвестны; сам же лично, после принятия Грибоедова, сколько сие помню, с ним не встречался.
Князь Евгений Оболенский».

25-го февраля в вечернем заседании следственного комитета, где рассматривались ответы Грибоедова присутствовали: военный министр Татищев, кн. Голицын, генерал-адъютанты Голенищев-Кутузов, Чернышев и Бенкендорф.

В журнале LXX заседания следственного комитета имеется запись:
«Слушали <…> 4) коллежского асессора Грибоедова: не принадлежал к обществу и существовании оного не знал. Показание о нем сделано кн. Евгением Оболенским 1-м со слов Рылеева. Рылеев же отвечал, что имел намерение принять Грибоедова, но, не видя его наклонным ко вступлению в общество, оставил свое намерение; все прочие его членом не почитают. Положили: об освобождении Грибоедова с аттестатом представить Его Императорскому Величеству».

Журнал заседания был представлен императору Николаю Павловичу, но он не согласился с представлением комитета. На представлении имеется резолюция императора, написанная рукой Начальника штаба И. Н. Дибича: «Высочайше повелено Грибоедова содержать пока у дежурного генерала».

Николай I подозревал Ермолова в сочувствии декабристам и опасался, что в Кавказском корпусе были тайные организации, и Грибоедова легко мог счесть одним из главарей кавказских заговорщиков. Незадолго до приезда Грибоедова с фельдъегерем в Петербург, Николай I  отправил 5 февраля на Кавказ полковника Бартоломея, с секретной инструкцией — наблюдать «о дух войск и их начальников». В этой инструкции было сказано: «Беречься Грибоедова и отобрать о нем сведения».

Резолюция несколько отразилась на положении Грибоедова. Очевидно, к этому времени относится его записка к Булгарину:«Любезный друг. С нами чудные происшествия. Караул приставлен строжайший, причина неизвестная. Между тем, я комитетом оправдан начисто, как стекло. Ивановский, благороднейший человек, в крепости говорил мне самому и всякому гласно, что я немедленно буду освобожден. Притом обхождение со мною как его, так и прочих, было совсем не то, которое имеют с подсудимыми. Казалось, все кончено. Съезди к Ивановскому, он тебя очень любит и уважает; он член Вольного общества любителей российской словесности и много во мне принимал участия. Расскажи ему мое положение и наведайся, чего мне ожидать. У меня желчь так скопляется, что боюсь слечь или с курка спрыгнуть. Да не будь трус, напиши мне, я записку твою сожгу, или передай сведения Ж[андру], а тот перескажет А[лексееву], а А[лексеев] найдет способ мне сообщить».

7 марта следственный комитет на его представление от 25 февраля заслушал резолюцию Николая I об оставлении Грибоедова у дежурного генерала; 14 марта капитан Жуковский составил список лиц, содержавшихся в здании Главного штаба, среди которых был указан и Грибоедов; 15 марта Грибоедов был снова допрошен.

Предписание военного министра А.И. Татищева дежурному генералу Главного штаба генерал-адъютанту А.Н. Потапову от 15 марта 1826 г. за № 473 (Входящий № 460) Секретно:
«Покорнейше прошу Ваше превосходительство приказать содержащегося при Главном штабе коллежского асессора Грибоедова препроводить сего дня, к восьми часам пополудни, в Комитет о злоумышленных обществах для отобрания допросов, по окончанию которых он возвращен будет обратно. Военный министр Татищев".
На отношении помета:
"Исполнено 15 марта».

«1826 года 15-го марта в  присутствии  высочайше  учрежденного  Комитета коллежский асессор Грибоедов спрашивая и показал:
В дополнение сделанных вами ответов поясните откровенно следующее:
1) при отъезде вашем из Петербурга не предлагал ли вам Рылеев  или  кто другой писем для доставления к Муравьеву-Апостолу и  Бестужеву-Рюмину  и  не сказано ли вам было о содержании оных?
2) равным образом не поручал  ли  вам  Рылеев  или  Александр  Бестужев каких-либо стихов  и  прозаической  статьи  под  названием  «Катехизис»  для доставления на юг?
3) по какому именно случаю вы имели свидание  в  Киеве  с  Артамоном  и Сергеем Муравьевыми и Бестужевым-Рюминым? где и  когда  вы  познакомились  с ними? не имели ли вы с ними переписки из Грузии?
4) что  говорили  они  вам  о  Пестеле  и  кто  из  них  предлагал  вам
познакомиться с ним?
5)  в  бытность  вашу  в  Киеве  виделись  ли  вы   с   штабс- капитаном Корниловичем и что рассказывал он вам  или  писал  о  сделанном  им  на  юге открытии?
6)  при возвращении вашем в  Грузию  где  вы  виделись  с  Сухачевым (служившим в Грузии)?
а) давно ли вы с нем знакомы и у кого бывали вместе?
б) что вам известно от него или по слухам о предложении, какое он делал некоторым из своих  знакомых,  о  основании  Тайного  общества  в  Отдельном Грузинском корпусе и  какие  представлял  он  доказательства  о  возможности распространить там членов сего Общества?»

Ответы Грибоедова:
«На заданные мне вопросы  высочайше  учрежденным  Комитетом  честь  имею ответствовать:
1), 2) При отъезде моем из Петербурга, сколько мне помнится,  Бестужева  вовсе не было в городе, по крайней мере то верно, что я с ним тогда не виделся; ни он, ни Рылеев и никто не делал мне никаких поручений в Киев,  ни  писем,  ни книг никто мне не давал, ни на имя Муравьева, о котором я даже не знал,  что он там пребывает, ни на чье-либо другое.
3) Во время самого короткого моего пребывания в Киеве один  Муравьев  туда приехал на встречу к жене, с которою они два, три или менее пробыл в одном трактире со мною; потом они уехали. Другого я видел у  Трубецкого,  все это было в присутствии дам, и мы,  можно  сказать,  расстались  едва  знакомыми. Переписки я с ним никогда не имел.
4) О Пестеле ничего говорено не было.
5) С штабс-капитаном Корниловичем я в Киеве не виделся.
6) Я не знаком с Сухачевым и никогда не слыхал о его существовании.
Коллежский асессор Грибоедов».

16 марта Грибоедова допросили в третий раз только устно. Допрос был вызван тем, что на важнейшие для следствия вопросы о киевском свидании с декабристами летом 1825 года и о возможности существования тайного общества на Кавказе Грибоедов отвечал сдержанно и скупо.

Отношение шефа жандармов А.Х. Бенкендорфа к дежурному генералу Главного штаба генерал-адъютанту А.Н. Потапову от 15 марта 1826 г. (Входящий № 462):
«Генерал-адъютант Бенкендорф, свидетельствуя почтение свое Его превосходительству Алексею Николаевичу, покорно просит приказать прислать в Высочайше учрежденный Комитет завтра, в 1-м часу, капитана Сенявина и коллежского  асессора Грибоедова. Генерал-адъютант Бенкендорф».

Содержание этого устного допроса Грибоедова уясняется из записки военного министра А. И. Татищева на имя Николая I. В записке говорится, что после П. Г. Каховского и Е. П. Оболенского члены Комиссии слушали: «3) Коллежского асессора Грибоедова: согласны с словесным показанием, в котором объявил, что в Грузии никакого Сухачева не знал. Положили: «принять к сведению».

Ответы Грибоедова, вероятно, не удовлетворили следственный комитет, так как представление Николаю I об освобождении Грибоедова было возобновлено только 31 мая 1826 года.

31 мая в журнале CXIV заседании Комитета постановлено возобновить представление об освобождении Грибоедова, отклоненное императором Николаем I 25 февраля 1826 года. На представлении собственною Его  Императорского  Величества  рукою написано: «Выпустить с очистительным аттестатом». Рукою И. И. Дибича присовокуплено: «Высочайше повелено произвести в следующий чин и выдать не в зачет годовое жалованье».

31 мая комитет постановил возобновить ходатайство о Грибоедове, причем любопытно, что в ход пошел именно тот же старый, уже однажды не утвержденный императором, текст ходатайства.

Записка была на этот раз подписана флигель-адъютантом императора полковником Адлербергом I:
«Коллежский ассессор Грибоедов не принадлежал к обществу и о существовании оного не знал. Показание о нем сделано князем Евгением Оболенским 1-м со слов Рылеева; Рылеев же ответил, что имел намерение принять Грибоедова, но, не видя его наклонным ко вступлению в общество, оставил свое намерение. Все прочие его членом не почитают».

Текст записки  повторят слово в слово текст, который был подан Николаю I по решению комитета от 25 февраля. Тогда он вызвал у Николая резолюцию отрицательного порядка — он велел Грибоедова «содержать пока у дежурного генерала». Теперь же старый текст вновь был пущен в ход и получил положительное решение: «Выпустить с очистительным аттестатом».

Предписание военного министра А.И. Татищева дежурному генералу Главного штаба генерал-адъютанту А.Н. Потапову от 2 июня 1826 г. за  № 765 (Входящий № 900): «Государь император Высочайше повелеть соизволил освободить с аттестатом содержащегося при Главном штабе под арестом коллежского асессора Грибоедова, который был взят по подозрению в принадлежности к тайному злоумышленному обществу, но по исследованию оказался к тому неприкосновенным. Во исполнение таковой монаршей воли покорнейше прошу Ваше превосходительство, освободив из-под ареста упомянутого Грибоедова, приказать ему явиться в Высочайше учрежденную Комиссию для изыскания о злоумышленном обществе для получения надлежащего аттестата.
Военный министр Татищев».(К этому времени следственный комитет уже был переименован в комиссию).

В тот же день, 2-го июня, дежурному генералу Главного штаба генерал-адъютанту А.Н. Потапову  направлено предписание военного министра А.И. Татищева за № 768 (Входящий № 899):
«Секретно.
Покорнейше прошу Ваше превосходительство, по освобождении из- под ареста содержавшегося при Главном штабе коллежского асессора Грибоедова, приказать представить его г начальнику Главного штаба Его Императорского Величества при офицере.
Военный министр Татищев».

3 июня дежурный генерал Главного штаба подал военному министру Отношение за № 966:
«Вследствие поручения  г. начальника Главного штаба его величества, прошу покорнейше Ваше высокопревосходительство доставить ко мне список всем освобожденным на сих днях из-под ареста чиновникам по делу о злоумышленном обществе. Список сей нужен для представления их в будущее воскресенье государю императору.
Генерал-адъютант Потапов».

Отношение военного министра А.И. Татищева к дежурному генералу Главного штаба генерал-адъютанту А.Н. Потапову от 4 июня 1826 г. за №781(Входящий № 935 от 6 июня1826 г.):
«Секретно.  Вследствие отношения Вашего превосходительства № 966 имею честь уведомить, что 4-го числа сего июня освобождены по высочайшему по¬ велению из-под ареста содержавшиеся по делу о злоумышленном обществе, нижеследующие лица: л-г Конного полка: поручик князь Голицын, корнет Плещеев 2-й  отставной подполковник Михаил Николаев сын Муравьев, коллежский асессор Грибоедов, поручик конно-артиллерийской № 6 роты Врангель, и служащий в Департаменте внешней торговли надворный советник Семенов.
Военный министр Татищев».

3 июня Грибоедов в письме к Алексееву С.И. пишет: «Почтеннейший друг и тюремный товарищ, Степан Ларионович. Мы когда-то вместе молились усердно нашему создателю и в заключении в чистой вере находили себе неотъемлемую отраду. Теперь одни в вашем семействе за меня помолитесь, поблагодарите бога за мое освобождение и еще за многое; 2-го числа нынешнего месяца я выпущен, завтра или на днях получу отправление». 

6 июня, в воскресенье, Грибоедов представлялся императору Николаю I в составе целой группы только что освобожденных по тому же делу лиц. Согласно списку, императору представлялись: «Лейб-гвардии конного полка поручик князь Голицын, корнет Плещеев 2-й, отставной подполковник Михаил Николаев сын Муравьев, коллежский асессор Грибоедов, поручик конно-артиллерийской № 6-й роты Врангель и служащий в Департаменте внешней торговли надворный советник Семенов».

«Скажу вам о государе мое простодушное мнение: он, во-первых, был необыкновенно с нами умен и милостив, ловок до чрезвычайности, а говорит так мастерски, как я кроме А. П. Ермолова еще никого не слыхивал. Нас представили в 3-м часу на Елагином острову...», - делится своими впечатлениями Грибоедов о встрече с императором в письме к Варваре Семёновне Миклашевич (6 июня 1826 г.).

8 июня Грибоедов был произведен в надворные советники.
Копия Отношения начальника Главного штаба барона И.И. Дибича к министру юстиции Д.И. Лобанову-Ростовскому от 8 июня 1826 г. за № 1020: 
«Государь Император Всемилостивейше соизволил ведомства Государственной коллегии иностранных дел коллежского асессора Грибоедова пожаловать в следующий чин. Сию высочайшую государя императора волю имею честь сообщить Вашему сиятельству для предложения правительствующему Сенату.
Начальник Главного штаба Дибич».

Официальное письмо чиновника В. Полякова к дежурному генералу Главного штаба генерал-адъютанту А.Н. Потапову от 8 июня 1826 г. за № 4054: 
«Милостивый государь Алексей Николаевич! На записку Вашего превосходительства от 6-го числа сего июня под № 1620-м имею честь ответствовать, что коллежскому асессору Грибоедову, числящемуся при главноуправляющем Грузиею, производится жалованья по двести пятидесяти червонных голландских в год. Имею честь быть с совершенным почтением и преданностию Вашего превосходительства покорнейшим слугою В. Поляков».

К письму на отдельном сложенном вдвое полулисте приложена справка, написанная рукой Грибоедова: «С 1822 года с января  числа служу в Восточном департаменте в чине коллежского асессора, жалования получаю 250 червонцев, за выслугу лет должен был быть представлен к чину. Живу в Военно-счетной экспедиции в доме Энгельмана у А. А. Жандра».

9 июня Грибоедов получил очистительный аттестат: «По Высочайшему Его Императорского Величества повелению комиссия для изыскания о злоумышленном обществе сим свидетельствует, что коллежский асессор Александр Сергеев сын Грибоедов, как по исследованию найдено, членом того общества не был и в злонамеренной цели оного участия не принимал».

В тот же день, 9 июня, было составлено подписанное военным министром Татищевым Отношение к господину командиру Кавказского отдельного корпуса следующего содержания: «Вытребованный сюда на основании известной вашему высокопревосходительству высочайшей воли коллежский асессор Грибоедов, на коего упадало подозрение в принадлежности к тайному злоумышленному обществу, по учиненном исследовании оказался совершенно неприкосновенным к сему. Вследствие чего по повелению Его Императорского Величества освобожден из-под ареста с выдачею аттестата, свидетельствующего о его невинности, и на обратное следование к своему месту снабжен прогонными и на путевые издержки деньгами. О чем долгом считаю ваше высокопревосходительство уведомить».

Копия Отношения  начальника главного штаба барона И.И. Дибича в Кабинет Его Императорского Величества от 10 июня 1826 г. за № 1023:
«Государь Император Всемилостивейше пожаловать соизволил ниже поименованным офицерам и чиновникам невзачет годовое их жалованье: лейб-гвардии Конного полка поручику князю Голицыну 780 рублей и корнету Плещееву 2<-му) 690 рублей, конно-артиллерийской № 6 роты поручику Врангелю 690 рублей, служащим: в Министерстве иностранных дел коллежскому асессору Грибоедову 250 червонных , в Министерстве финансов надворному советнику Семенову 1500 р. ассигнациями. Высочайшую волю сию сообщая Кабинету его величества, покорнейше прошу причитающуюся сумму три тысячи шестьсот шестьдесят рублей ассигнациями и двести пятьдесят червонных приказать отпустить под расписку экзекутора и казначея Инспекторского департамента 5-го класса Гошата.
Начальник Главного штаба Дибич».

10 июня Грибоедов пришел в канцелярию военного министра  за подорожной в Грузию и за прогонными деньгами. Его заявление об этом написано на листе, очевидно выданном тут же в канцелярии Татищева. На нем рукою Грибоедова тщательно написан рапорт его высокопревосходительству господину военному министру и разных орденов кавалеру (Татищеву), с просьбой о выдаче ему подорожной и прогонных денег: «Отправляясь обратно к месту моего назначения в город Тифлис, в канцелярию г. [осподина] главноуправляющего в Грузии, при коем имею честь служить секретарем по дипломатической части, прошу ваше высокопревосходительство предписать, дабы мне выданы были на проезд туда из С.-Петербурга подорожная по казенной надобности и прогонные деньги».

«Военный министр Татищев запросил комиссариатский Департамент о следуемой сумме и, получив точный расчет, дал предписание чиновнику 8-го класса Карасевскому выдать Грибоедову «прогонные деньги до города Тифлиса на три лошади за 2662 версты пятьсот двадцать шесть рублей сорок семь копеек, да на путевые издержки, полагая по сту рублей на 1000 верст, двести шестьдесят шесть рублей двадцать копеек, всего семь сот девяносто два рубли шестьдесят семь копеек, записав оные в расход по данной вам книге с распискою его, Грибоедова, и по исполнении мне рапортовать».

11 июня 1826 г. во входящий журнал следственной комиссии внесен за № 1200 рапорт Грибоедова «о выдаче ему подорожной и прогонных денег».

Однако Грибоедов не сразу уехал на Кавказ.