Иногда на человека накатывает апатия, жизнь кажется никчёмной, в голове ворочаются мысли о бессмысленности своего существования. Нельзя, конечно, сказать, что вся жизнь проходит бесполезно, потому что какой-то обязательный набор «дом-сын-дерево» строится, сажается и выращивается, и даже государству принесена какая-то польза в виде тысячи сколоченных табуреток, и соседу-инвалиду мусор выносить помогаешь, и старушку пару раз через дорогу перевёл. Но всё равно вопрос «ради чего жить» как-то свербит, чего-то не хватает (может быть, счастья… а что это такое?), и становится тоскливо.
А иногда, наоборот, идёшь на работу или с работы, и погода вроде ненастная, сырая, туманная, и никаких вроде событий замечательных не произошло и даже не ожидается, а настроение бодрое – то ли от свежего прохладного воздуха, то ли оттого, что временно не мучают никакие проблемы, требующие срочного решения. И в голове всего одна мысль – а жить-то хорошо! Даже не мысль, потому что и думать ни о чём не хочется, а ощущение во всём теле – жить хорошо! Почему хорошо, непонятно, ведь вокруг ничего прекрасного не наблюдается, смысла у жизни никакого не прибавилось, а вот хорошо, приятно, и всё тут. И никаких мыслей о никчемности в голову даже не приходит, как будто экран вокруг тебя от дурных мыслей.
И то, и другое состояние бывают нечасто, потому что практически постоянно мы заняты решением бытовых, семейных, рабочих и прочих возникающих из ниоткуда проблем, и поэтому голова занята, и ей не до смысла жизни и не до глупой радости существования. Но всё же бывают. И можно предложить такое им объяснение.
Когда нам беспричинно хорошо, мы, возможно, ощущаем единение со всем миром – с природой, с Вселенной, мы чувствуем себя нужной, необходимой частью всеобщего «механизма», всеобщего процесса существования. Это ощущение неосознанное, то есть мы не можем это представить, как-то это осознать, поэтому и думать ни о чём в такие мгновения не хочется, нам просто хорошо и уютно в этом едином с нами мире. Возможно, мы, умом этого не понимая, чувствуем себя частью вселенского сознания – пусть малой, но необходимой.
А вот когда ощущение себя «частью мира» есть, потому что зрением, слухом, осязанием – всеми органами чувств мы подтверждаем реальность себя в этом мире, но пропадает в этом ощущении такой нюанс как «нужность» этому миру, «необходимость» для него, возникает тревога, сомнения в смысле жизни. Потому что быть нужным кому-то – это естественно, мы все всегда кому-то нужны, даже начальник работнику и работник начальнику. А вот быть нужным всему миру – это осознание себя как личности, индивидуальности, неповторимости, без которой мир сможет, наверно, существовать, но будет при этом ущербным, «недоделанным». Лишь с нами – когда мы в этом мире есть – мир может быть идеальным, настоящим, полноценным. Мы так не думаем осознанно, потому что это не мысль, а чувство, потому что, как уже выше сказано, умом не понимая, инстинктивно всегда чувствовали себя частью вселенского сознания – малой, но необходимой. И вдруг, в какой-то момент это чувство пропадает, мы начинаем не чувствовать, а осознанно понимать, что мир может обойтись и без нас, что наша «ячейка» во вселенском сознании не только мизерна и незаметна, но и не играет совершенно никакой роли, как будто бы её и нет!
В такой момент в голове обязательно промелькнут Пушкин или Ньютон и им подобные личности – вот, мол, время их давно прошло, а их роль в мировом процессе существования будет велика до тех пор, пока будет жить сознательное человечество. То есть их «ячейки» во вселенском сознании нужны были и во время их жизни, и необходимы до сих пор, и будут истребованы ещё вечность. А потом голова попытается найти логичные доказательства собственной «нужности» миру, типа «дал потомство и этим продолжил род человеческий» или «на сколоченных мной табуретках люди ещё сто лет сидеть будут». Но эта же голова понимает, что дело не в потомстве, которое через сто лет забудет, как звали их предка, и не в табуретках, сидя на которых, люди не будут вспоминать о том, кто эти табуретки сколотил, даже если на них выжжено имя столяра. Дело в памяти. Просто мы думаем, что если о нас не останется памяти потом, жизнь проживается уже сейчас бессмысленно.
Если такое объяснение возникающих позитивных и негативных посещающих нас настроений считать верным, то можно предусмотреть и рецепт избавления от периодического негатива.
Нам кажется, что вселенское сознание представляет собой мириады человеческих «ячеек», подобных нашей собственной «ячейке»-сознанию, и имеет память, по типу нашей головы, имеющей какой-то «мозговой» набор – сознание, разум, память, инстинкты, рефлексы – понятий, которым мы сами ещё не можем дать точных однозначных определений. Но это заблуждение, поскольку в «иерархической таблице сознаний» между «индивидуальным» человеческим сознанием и «вселенским» сознанием должно быть ещё сознание человечества, как общества, как отдельного объекта во Вселенной. Вот это «общественное» сознание действительно обладает памятью о Пушкине и других гениях. Память эта искусственная, то есть поддерживаемая конкретным количеством человеческих индивидуумов какое-то конкретное непродолжительное время.
Например, ещё совсем недавно товарищ Ленин был известен без исключения всем в мире как вождь мирового пролетариата и основатель огромного государства на шестой части суши. А сегодняшнее младое поколение в мире вообще про него не знает, либо некоторые представители «читающей» молодёжи думают, что он начальник Московского метро (там написано – метрополитен им.В.И.Ленина), потому что за последние 20-25 лет изменились политические взгляды человечества, и в современных даже московских (!) газетах лишь изредка мелькают упоминания типа «Ленин – политический деятель начала 20-го века». С одной стороны, Ильич должен был обидеться, если бы при жизни узнал, что его как инициатора Великого Эксперимента забудут уже через сто лет, а с другой стороны, человеколюбивый дедушка Ленин должен был радоваться, что так быстро забыли, если бы при этом узнал, сколько загублено человеческих душ во имя этого эксперимента. Не будем спорить об Истории, суть в другом – никто не хочет оставить в Памяти человечества плохой след, наши намерения потомков интересовать не будут, они могут помнить лишь результат.
К чему это всё? Да к тому, что память о Пушкине и Гомере, Пифагоре и Ньютоне исчезнет вместе с человечеством, потому что человечество – это всего лишь одно из явлений в развитии Вселенной, как и динозавры. Сознание самого человечества переменчиво, поэтому нам живым неизвестно, кого человечество будет помнить после нас, но лучше нам вести себя при жизни хорошо, чтобы не вспоминали потом о нас плохо. А вот сознание Вселенной, частью которого мы себя, хоть и крайне редко, но чувствуем, к человеческой памяти отношения никакого не имеет. И наша «ячейка» во вселенском сознании пусть мизерна, но играет конкретно определённую роль – именно с её помощью мир может стать идеальным, настоящим, полноценным. Без неё, то есть без нашей личности, индивидуальности, неповторимости мир, конечно, сможет существовать, но будет при этом ущербным и «недоделанным»!
Так что всегда, даже когда наступает апатия и тоска от понимания бессмысленности собственного существования, мы должны помнить, что наше присутствие в мире спасает его от ущербности, а апатия – это лишь временная игра нашего переменчивого человеческого сознания…