Пряжа повседневности

Пётр Вакс
О попутчиках
До дома оставалось немного, а от моря уже было далеко. Поэтому я с трудом крутил педали вверх по улице, несмотря на ветер в спину. Рядом со мной медленно катилась вверх по плиточной мостовой пустая банка из-под энергетика. Мы с пониманием переглянулись, перевалили через лежачего полицейского и разъехались каждый по своим делам.


Услышано и увидено
Из домика спасателей на весь пляж звучит обращение на иврите, потом на английском – с игривыми интонациями, хмыканьем и улыбкой. Текста много. Потом на русском:
– Обратите внимание, спасатели закончили работу.
То есть предупреждают, что уходят, и намекают: осторожнее, дескать.
Однако не уходят. Наоборот, к ним являются знакомые, семья с детьми, и начинается смех, ржачка, похлопывания, подталкивания и громкоголосые непрерывные разговоры. Вообще я тут не слышал ни одного человека, который на иврите разговаривал бы тихо или хотя бы вполголоса. Это что, мне тоже так придется надсаживаться? Гевалт.
Муж с женой и двухлетние близнецы расположились рядом со мной. С ними пришел большой черный лабрадор. Он исследовал велосипед, меня, кивнул: допущен, – и скрылся в тени под домиком.
Один из мальчиков посмотрел на меня. Я улыбнулся ему, и он тут же подбежал, улыбаясь в ответ. Залепетал что-то. Я хотел ему сказать, что ани ло медабэр иврит, но вовремя прикусил язык. Потом его позвала молодая мать, а я теперь думаю: может, дитя усы мои хотело потрогать?


Странное
Зашёл в магазинчик неподалёку от берега, соку купить.
– Шалом, – говорит немолодая продавщица.
И еще что-то говорит непонятное.
– Шалом, – отвечаю, естественно.
Взял бутылку, поставил на прилавок.
– Хау мач? – спрашиваю.
– Тэн, – отвечает.
И уже по-английски чего-то лопочет. Тоже непонятное.
Тогда я высыпал монеты из кошелька на ладонь и ей протянул.
– Ой, – обрадовалась она на чистом русском языке, – давайте я вам поменяю, что ж вы тяжесть такую таскаете.
Забрала пять монет по 10 агарот, взамен дала полтинник. Ну и десятку свою забрала.
Ну вот как она узнала?


Жизнь
Торговый центр Mall Hayam Eilat. Вначале я думал, что это два разных, оказалось – один большой. Внутри всё настолько похоже на торговый же центр Ocean Plaza, Киев, метро Лыбедская, что я бы ничуть не удивился, войдя в один, а выйдя в другом. Забавное различие лишь в том, что Океан Плаза довольно далеко от океана, а Хайям молл – в десяти метрах от берега моря. А внутри – ну близнецы.
Подкатывая к дому, я услышал беседу женщины с детьми. Ну как беседу: за километр примерно разносились ее крики. На тротуаре стояла женщина и пятеро детишек лет семи-восьми, она вылезла из своего электрокара и о чем-то рассказывала троглодитам так, что дерево с цветами над ее головой испуганно покачивалось. Ни одного слова я, естественно, не понял, кроме последнего демонстративно-ироничного «тода» (спасибо), после чего она уселась на водительское место и уехала. Только и без знания иврита всё понятно. Бесенята гоняли на самокатах по проезжей части, подвергая риску и себя, и транспортные средства.
Иврит так эмоционально окрашен, что я надеюсь всё-таки его когда-нибудь понять. Эта сцена напомнила мне все случаи в Италии, когда приходилось спрашивать дорогу. Слова непонятны, зато голос и жестикуляция точнее слов. Язык тела. Язык рук и глаз. Темперамент.


Траектория движения
– Пятница шестнадцатое, пост сдала.
– Суббота семнадцатое, пост приняла... Погоди. А кто это у тебя неуспокоенный?
– Да он всегда сидит, мечтает. Не обращай внимания.
– Э, нет, мы так не договаривались. Ты его таким у четверга получила?
Четверг проснулся, зевнул:
– Звали?
Разговор затихал, затихал и превратился в шум листьев.
Однажды камень взвесили на ладони, размахнулись и швырнули вдаль.
– Хорошо лечу, – думал камень. – Надо стремиться вверх!
– Тоже неплохо, – рассуждал он позже. – Траектория снижается. Ближе надо быть к людям.
– Плюх, – сказало море.
Камень. Петрос по-древнегречески.
– Из камней строят жилища, – догадался Петрос.
И постановил, что он сам себе свой дом.
Значит, там, где он – хорошо.
– А генеральную уборку можно и в воскресенье.


Сплетённые нити дня
Суббота. Акватория Красного моря близ пляжей Эйлата переполнена весело снующими плавсредствами. Это лодки и лодочки, катера и катерки, яхты и яхточки. Они носятся туда-сюда, как собаки на площадке для выгула, я так и вижу их высунутые языки и бешено виляющие хвосты. А парусники движутся медленно и грациозно, как модели на подиуме.
Вдоль берега совершает челночные рейсы молодой человек. Он стоит на чем-то плоском в форме лодки и широко загребает веслом, не забывая при этом красиво напрягать бицепсы, трехглавые плеча, широчайшие спины, само собой кубики пресса – в общем, всё то, что рисовальщики так любят изучать по книге «Пластическая анатомия человека и животных».
Сквозь шелестящий вокруг меня иврит тонким ростком пробивается русская речь. Женщина сидит, лежит и снова сидит в тени, разговаривая по телефону. Когда я уходил оттуда через два часа, она всё ещё разговаривала.
Приятно взять в руку несколько нагретых камушков и перебирать их в ладони. Все так делают. Они почти живые и цокают друг о друга с таким специальным звуком, как птенцы.
На обратном пути меня остановила музыка. Три девушки в одинаковых длинных платьях играли на скрипках под громкое сопровождение из колонок. Это была какая-то обработанная классика, что-то быстрое, ритмичное, экспрессивное и знакомое. Вся набережная замерла, слушая их. Я тоже постоял, но минут через десять вынужден был сбежать. Музыка легко срывает все защитные экраны, прорывает плотины, сдирает навёрнутые слои и развеивает иллюзии. Выдержать это невозможно.
По возвращении домой получил от Ривки подарок, собственноручно изготовленного ею хомячка. Сзади у него нарисован хвостик.


Ночь
Наступила ночь, оркестр умолк, инструменты разошлись.
Гобой с флейтой, а гитара с альтом. Для них ночь – время парной музыки.
Но не для скрипки. Она играет соло. Для нее ночь – время оди ночи ства.
Казалось бы, одна и та же ночь. Но одним она минор, другим – мажор.
Только вплетаясь в мелодию дня, все инструменты ненадолго гармоничны.


Финальные тигры
Ну хватит. Море, видите ли, разговаривает. И горы, и что там ещё. Детский сад какой-то!
– Для этого есть свои причины, – сказал голос.
– Вы кто? – удивился я.
– Мы причины.
Тааак.
– Мы для всего есть, – пояснили причины. – Только нас не видно. И поэтому вы все тут так удивляетесь.
А я только-только решил взяться за ум. Вот, из магазина иду с полной торбой еды. И тут опять.
– Не надо за меня браться, – сказал ум. – Пробовал уже. Ничего хорошего не вышло.
Да они меня вообще окружили! А за что тогда браться, вопрос?
Окружающие помалкивали. Аморфность пространства давила, бессюжетность запутывала. Ладно. Вы со мной так? Ну погодите.
Завязка: кофе. Нужно его заварить. Кофе этого хочет, я тоже хочу. Конфликт: как именно заваривать? Что к нему брать, бутер с хумусом или круассан? Или ничего? С сахаром или без? Все волнуются, ждут. Развязка: пришёл чай с лимоном и одержал лёгкую победу.
Финальные тигры. И это не опечатка.


***
люди за стеной говорят смеются шепчут
спорят мужскими и женскими голосами
хнычут детскими кричат детскими голосами
стучат пятками по полу
скрипят кроватями
люди за стеной живут как умеют
ты тоже живешь
ты тоже за стеной как умеешь
но когда-то же надо выйти
посмотреть что там за стеной
выходишь к людям спускаешься вниз по ступеням
как много тут людей мужчин и женщин
но все они за стеной
по-прежнему за стеной


***
синяя вена по загорелой коже течёт
мои руки на клавиатуре лежат и молчат
им хочется летать как летают птицы
улыбаться как улыбаются дети
но они молчат хотя знают больше чем знаю я
молчите руки мне не нужны слова
молчите
мне нужна только другая рука
вы помните чья