Глава 1. Мерцание

Пол Янски
Свет от проезжающих машин бил в окно яркими вспышками. Преломляясь на запыленном стекле, он падал прямо на лицо еще спящей девушки всем весом нового дня. Она приоткрыла правый глаз и глянула на окно. Мрак раннего утра, больше похожего на ночь, никак не хотел отступать. И она бы с радостью осталась здесь немного дольше, но, пошарив сонно по простыне рукой и никого не обнаружив, вздохнула, свесила ноги с кровати и, перевалившись, села.
– Да, Ксюш, его нет, – сказала она зачем-то вслух.
Ей жутко не нравилось имя Ксюша, особенно за его шипящее окончание. Но так когда-то ее звала мама. А теперь так она звала сама себя, пока никто не слышит. Но для других Ксюша всегда была Ксенией. И никак иначе. Для некоторых особо упертых личностей и учеников – Ксенией Александровной.
Она перевела взгляд на электронные часы, режущие глаза зеленым мерцанием.
– А ведь могла еще пять минут поспать. Хотя-а-а, – она устало зевнула, – куда мне девать эту прорву времени?
Умывшись, проглотив горький кофе без сахара, облачившись в повседневную серо-черную одежду, затянув пепельно-русые волосы в пучок, она заторопилась по разбитой асфальтной дорожке, усыпанной похрустывающими грязными желтыми листьями. И хотя часики на ее узком женственном запястье были безмятежны, Ксюша всё равно боялась опоздать: последнее время что-то неладное творилось с большими школьными часами, пытавшимися урвать лишние минуты.
– Безобразие! – ругалась в учительской грузная женщина за сорок. – Почему я должна приходить раньше только потому, что кто-то не может починить часы?
– Дурдом какой-то! – вторила ей другая. – То спешат, то опаздывают, а в итоге я лишние двадцать минут в день в школе провожу. Мало? А в месяц сколько будет? А в год? А доплачивать будут?
Ксюша – теперь уже Ксения Александровна – быстро схватила журнал, не желая быть втянутой в ненужные споры, и зацокала по бетонным ступеням, сточившим края о тысячи ног и ножек нескольких поколений.
– Спаси и помоги, – прошептала Ксюша перед тяжелой деревянной дверью в кабинет, – никого не убить.
– Здрааавствуйте! – протянула толпа скучающих детских глаз.
– Здравствуйте, класс! – ответила Ксюша. – Готовы? – и улыбнулась.
«Да кого я обманываю», – тут же подумала она, увидев испуганные лица.
– Класс, кто помнит, какую тему мы изучали на прошлом уроке?
Класс делал вид, что не слышит.
«Ага, лес рук», – сыронизировала Ксюша.
– Хорошо. Даю подсказку. Сражение кого, с кем и где мы рассматривали?
Класс был непреклонен.
«Да что там. Чаща рук! Непролазная дремучая чаща».
Вдруг один ученик поднял руку.
– Да-да, Кристиан? Ты что-то хотел сказать? – с надеждой в голосе спросила Ксюша.
– Можно выйти? – спросил мальчик с модным именем.
– Уже? Ну, иди.
Кристиан Иванов вылез из-за парты и медленной победной походкой зашагал к двери.
– Больше никто не хочет?
Руку поднял другой ученик.
– Что? Ты тоже? Компанию решил составить?
– Да нет, – ответил ученик, – я спросить хотел.
– Тяга к знаниям? Похвально. Задавай свой вопрос, – сказала Ксюша.
А в голове ее забилась мысль: «Только не ануннаки! Только не ануннаки!»
– Я вот вчера передачу смотрел, – начал ученик.
«Нет, нет, не может быть».
– И в ней говорили, что наши предки были атланты...
«Ясно», – резюмировала Ксюша, закатив глаза.
– Класс, открываем тетради, пишем тему урока...
Раздался протяжный хоровой стон.
«Взять бы за шкирку их всех, открыть временной тоннель в параллельную Вселенную и зашвырнуть бы к предкам этим».
***
Звонок старенького мобильника выдернул Ксюшу из-под вороха тетрадей. В трубке звучал голос отца, еще вполне бодрого мужчины за пятьдесят. Ох, как же хотелось ей нырнуть вечером сначала в теплую ванну, а потом в мягкую постель, но обстоятельства – а вернее сумасбродный папа, возжелавший именно сегодня повидать дочурку, но не желавший приложить к этому усилий – заставили изменить планы вопреки собственным потребностям.
Пришлось тащиться на другой конец города. И всё это посреди рабочей недели.
«Спасибо, папа!» – думала Ксюша, сидя в неуютном автобусе и рассматривая в окне пробегающую чужую жизнь.
Так на одной из точно повторяющих друг друга остановок она увидела стоящий автомобиль и суетящегося рядом с ней мужичка. Ничего примечательного в этом мужичке не было. Примечателен был объект его обожания. И нет, речь сейчас не про видавшую виды иномарку, а про особу, что сидела внутри. Таких Ксюша называла фифами: ярко напомаженные губы, даже не губы – губищи, наращенные ресницы, обязательным атрибутом шуба и, Ксюша могла поклясться, километровый шлейф приторно-сладких духов, чтобы противник падал штабелями еще на подходе. Видимо, мужичок попал под воздействие этого психотропного газа, потому старался суетливо угодить фифе, что-то высокомерно ему говорящей и указывающей куда-то в сторону.
«Эх, Беглов, Беглов. Ну, и дурак же ты», – почему-то подумала Ксюша.
Автобус печально выдохнул, закрыв дверь, и тронулся дальше.
***
– Ксюша! Как я рад тебя видеть! – улыбался Александр Александрович.
– Привет, пап!
Ксюша старалась не портить настроение ни себе, ни ему.
– Проходи скорее! Я тебе твоих любимых пельменей сварил.
«Если я их чаще ем, это не значит, что они любимые», – не могла не отметить она с грустью.
– Помнишь, как мама их лепила? – светился отец. – Вся кухня в муке, зато потом месяц ими питаемся. А к концу уже и видеть их не могли. Помнишь?
Ксюша улыбнулась. И тут же улыбка сошла с ее губ.
Оставшись один в большой квартире, Аксан-сандрч, как звала его в детстве Ксюша, не замкнулся в себе, чего боялось окружение, но обрел странные увлечения. А старые его привычки выросли вообще в нечто несуразное.
– Ой, а накурил-то как! – Ксюша помахала рукой перед носом. – Что это за самосад ты куришь?
Аксан-сандрч лукаво ухмыльнулся.
– Ооо! А это я в кладовке ращу. Убойная штука получается.
– Да я чувствую, – Ксюша зажала нос, – это точно законно?
Отец открыл кухонное окно.
– Сейчас проветрится! – сказал он жизнерадостно.
Но Ксюша догадывалась, что запах этот не выветрится даже с помощью ветра бора.
– Ешь, пока горячие.
Отец поставил тарелку на столик.
– Сейчас чай заварю.
– Надеюсь, без твоих непонятных растений? – усомнилась Ксюша, плюхнувшись на советскую табуретку.
– Да что там непонятного? Всё же свое, буквально под боком выросшее!
Ксюша помотала головой.
– Ну, как хочешь. А я вот выпью.
Ксюша пожала плечами.
– А что с моей комнатой? – вдруг спросила она, глянув в коридор. – В ней еще место-то есть?
Отец опустил глаза.
– Что ты там такое хранишь?
– Ой! – вдруг глаза его зажглись. – Ты не поверишь, что выкидывают эти буржуи! Там только подремонтировать чуток, а потом хоть на продажу выставляй, хоть себе оставляй, хоть дари кому-то!
«Хоть с балкона выкидывай», – подумала Ксюша и в этот момент улыбнулась.
Аксан-сандрч заметил это и еще более оживился.
– Да что рассказывать. Пойдем покажу!
Он быстрым шагом скрылся в извилистом коридоре. Ксюша, прихватив тарелку, последовала за ним. В небольшой комнатке, бывшей ранее местом ее обитания, местом, где зарождались ее мечты и разбивались в прах, где было пролито море слез и оставлен ворох надежд, валялся различного вида и состояния хлам: утюги, чайники, пылесосы, какие-то платы, возможно, компьютерные, а, может, и нет. Всё это не было свалено в кучу, а, казалось, было систематизировано. Аксан-сандрч деловито показывал свое богатство.
– Вот тут у меня то, что я уже починил. Вот здесь в процессе починки. А это то, что я только принес.
Ксюша закинула пельмень в рот.
– Смотри, какая штуковина! – отец вертел некий приборчик со светодиодами и переключателями.
Ксюша не разбиралась в технике, поэтому этот приборчик мог быть и простым вай-фай-роутером, и старым модемом, и даже диджейским пультом.
– Ну и?
– Неужели не понимаешь? – отец смотрел на нее с хитрым прищуром.
– Ни капельки, – Ксюша тщательно жевала.
– Ну, а так? – Аксан-сандрч повернул его боком.
– Точно! Я поняла!
Отец открыл рот от предвкушения.
– Я поняла! Теперь это непонятная штуковина в профиль!
– Тебе бы всё шутить, – отец покачал головой, – а это действительно замечательная вещица! Вот помню в году эдак восемьдесят восьмом, незадолго до твоего рождения, я поехал с коллегами в Сибирь...
– Медведе'й кормить? – нарочито коверкано спросила Ксюша.
– Да каких медведей, – махнул рукой отец, – медведям мы на один зуб. А вот комары кровушки нашей попили знатно. Комары в сибирской тайге чуть меньше коня. Глядишь поутру: в тумане лошадь пасется. Подходишь ближе, а это комар. Спит. Хоботище свой в землю уткнул и спит так. Пару моих товарищей такой насквозь проткнул. С дырками домой и приехали. В автобусе зато удобно было: за проезд прямо через дыру передавали.
Ксюша бы рассмеялась, но отец был чересчур серьезен.
«Издеваешься, да?» – подумала она про себя.
– Ты вроде про штучку эту хотел рассказать.
– Да погоди ты, – махнул Аксан-сандрч рукой, – знаешь, сколько там всего было? Сосны, о! – он отмерил рукой над головой до потолка. – Нет, о! – он показал в окно на фонарь освещения. – Да не! Еще выше! И обнять их втроем нельзя было. Не сосны, а секвойи! А запах от них... Ммм! – он довольно покачал головой, – Запах тот я никогда не забуду.
Ксюша облизала вилку и с надеждой посмотрела в тарелку, но тарелка была безнадежна.
– Так вот, – продолжил отец, – где-то через неделю нашего там пребывания, когда бритвы уже окончательно затупились, и я стал бриться топором, а товарищ мой, Севка Бурый, вообще перестал бриться... Он потом, кстати, своей бородой мог в бане мыться: как раз до спины доставала. Жестковата только была.
– Папа, – Ксюша устало смотрела на Аксан-сандрча.
– Что папа? Я папа уже, – тут он задумался, прищурившись, но, увидев недовольное выражение лица дочери, сказал, – да не так уж я и долго папа-то. Совсем недолго. Словно вчера родилась.
Ксюша огляделась, пододвинула более-менее крепкий ящик и села на него.
– Севка Бурый тот еще малой был, – улыбнулся отец, – косая сажень в плечах, косая сажень в ногах, косая сажень в глазах. Только он и смог комарика прихлопнуть. Мы потом того комарика два дня всей компанией ели. Вот знаешь, казалось, ну, что там комар, да? Что там есть?
– Ага, – кивнула Ксюша и тяжело выдохнула.
– А по вкусу, знаешь, кого напоминает?
– Курицу поди?
– Неее, курицу напоминают лягухи. А комариное мясо на вкус, как потный носок из сапога, в котором проходил целый день по жаре.
– Брр, – Ксюшу передернуло, – а ели-то тогда зачем?
– А охота было есть, вот и ели. Не было бы охота – не ели бы, – вполне логично ответил Аксан-сандрч. – Я даже унты потом из его шкуры сделал. Где-то валяются еще.
– Пап, приборчик...
– Какой приборчик? – удивился отец. – Погоди ты, с мысли сбила... Слушай, я что вспомнил. Вы не помирились еще?
Ксюша отрицательно помотала головой.
– А надо? – спросила она.
– А фамилию-то оставишь? Или снова станешь Одинцовой?
– Да с документами возни не хочу. Не до них. Так что побуду какое-то время Бегловой.
Ксюша глянула на часики на руке.
– Ой! – вскочила она с ящика. – Автобус последний уедет!
Уже на пороге Аксан-сандрч по-отечески тепло обнял Ксюшу.
– Пока, пап!
– Пока, Ксюш! Жаль, не всё успел рассказать. Приезжай еще...
***
«Или уже уехал?» – думала она, стоя на безлюдной остановке.
– Мадемуазель! – раздался голос за спиной.
Ксюша вздрогнула, нащупала перцовый баллончик в кармане и резко обернулась, сделав шаг назад. Перед ней стоял мужчина потрепанного вида неопределенного возраста, занятий и места жительства.
– Мадемуазель! Помоги, а? – сказал он, вытянув руку с открытой ладонью.
Она вмиг вскипела и сверкнула глазами.
– Самой бы кто помог!
Мужчина развел руками.
– Ну, что ж. Нет так нет. А тебе помогут, я уверен.
«Придурок какой-то», – злилась Ксюша, которую еще нервно потряхивало от неожиданной встречи.
Скрип тормозов подъехавшего автобуса ненадолго выдернул ее из мыслей.
В салоне было слишком пусто даже для позднего часа. Ксюша аккуратно села на кресло у запотевшего окна и вновь погрузилась в раздумья. За окном пробегали редкие фонарные столбы, пятиэтажки, вереницы гаражей, построенных еще при царе Горохе и другие городские достопримечательности.
«Ну, что? Получил, что хотел? Теперь ты счастлив? – подумала Ксюша, рисуя пальцем на окне.
С окна на нее смотрела грустная рожица.
«Вот и я нет», – Ксюша дернула уголком рта и нахмурилась.
Яркий свет, как от проезжающего автомобиля, на мгновение ослепил ее, и она отвернулась, уткнувшись взглядом в спинку впереди стоявшего сиденья.
«Папа совсем умом поехал. Уже какую-то откровенную чушь несет. Раньше хоть по мелочи. Да и собирательство это его. Скоро начнет откровенный мусор с помойки тащить. По телевизору показывали таких, у которых в квартире местный полигон ТБО образуется, а из комнаты в комнату под потолком лазят. Вот ароматы-то, наверное, там!»
Ксюша скривилась, словно почувствовала неприятный запах.
«Неужели всё из-за мамы?»
Сбоку показались заводы, чадящие серыми трубами серый дым в такое же серое небо. Ксюша повернула голову и будто пыталась что-то различить.
«Прямо, как моя жизнь, – подумала она. – Догадался же кто-то построить этот кошмар посреди города. Видать, чтобы тоска стала беспросветной».
Ксюша стиснула зубы и подняла глаза вверх, под самые брови. Пелена застелила взор. Но как бы Ксюша ни старалась, маленькая слезинка всё равно скатилась по щеке.
Все мы хотим, чтобы в нашей жизни однажды произошло волшебство. Вот так просто. Откуда-то сверху. Деус экс макина*. Раз – и готово. Ксюша тоже хотела.
Автобус замедлился, приближаясь к перекрестку. В окне забрезжило мерцание. Но машин вокруг не было. Ксюша вытерла слезы, и мерцание пропало.
«Наверное, блики на слезах. Надо меньше нюни пускать», – Ксюша поджала губы.
Заметив в окне местность, которую видела каждый день и которую с радостью бы не видела никогда, она засобиралась к выходу.
Автобус выплюнул Ксюшу на безлюдную остановку. Она нащупала баллончик в кармане и, держа его рукой, пошла по размоченной дорожке. И вновь ее внимание привлекло странное мерцание, теперь в нескольких метрах перед собой. В сгустившейся темноте понять, что же это было, не представлялось возможным. Поэтому она просто ускорила шаг, не выпуская необычный огонек из виду. Огонек одновременно пугал и манил за собой, оставаясь по-прежнему недосягаем.
«Чертовщина какая-то! – думала Ксюша, цокая по островкам асфальта. – Надо хоть сфотографировать. Вдруг всё-таки глюки?»
И только она потянулась к сумочке, в которой лежал телефон, как каблук попал в глубокую трещину, нога, как поезд, пошла под откос, и Ксюша со всей своей житейской дури рухнула в поджидавшую ее осеннюю грязь.
Еще пару минут она пыталась осознать произошедшее.
– Какая же я дура! – выдала она вслух, вставая с колен. – Что же мне так не везет! Как я до дома в таком виде дойду? Вдруг увидит кто?
Она попыталась стряхнуть грязь с колен, но лишь размазала ее, испачкав руки еще сильнее.
– Неудачница! Потому и Беглов ушел! – ее глаза наполнились слезами. – Чего ему не хватало? Я ведь его... И жизнь моя никчемная! И работа дурацкая! Не хочу я быть училкой. Не хочу! – Ксюша стала всхлипывать. – Я никто! Никому я не нужна! Я и себе не нужна...
И уже не боясь никого, она разрыдалась.
– Ксения, не плачьте, – вдруг раздался голос, который словно окружал ее.
Она вздрогнула и обернулась. Яркая вспышка ослепила Ксюшу, и время замерло. Свет бил со всех сторон. Свет поглощал ее. И длилось это так долго, что она даже успела подумать: «Машина?»
***
Школьные часы. Большие, круглые, с двумя стрелками. Ксюша стояла перед ними и пристально смотрела на них, как они снова безбожно врут.
«Что это? Как я тут оказалась? – только успела подумать она. – Какой сейчас день? Уже завтра?»
Она глянула на руки и ноги. Они были чистыми.
«Или... Или я умерла?»
– Здравствуйте, Ксения Александровна! – поприветствовали ее ученики, медлительно спешащие на урок.
«Нет, не умерла... Ну, или это ад».
– Здравствуйте, дети! – на автомате ответила она, продолжая судорожно размышлять о произошедшем.
«Почти восемь. Как дома была – не помню. Сразу оказалась тут. Всё, приехали».
Испарина проступила на лбу. Она закрыла глаза и потерла веки. Глубоко вдохнув, она снова посмотрела на часы.
«О, нет! Опять это мерцание! Может... Может, рак?»
Из мерцания проявился человек в серой спецовке. С виду обычный техник, который что-то делал с часами.
Вспышка! Человек в спецовке пропал. И через мгновение вновь проявился в паре метров от часов на пути к входной двери.
«Терракт! Бомба!» – озарило Ксюшу, и она бросилась к школьному охраннику.
– Вы видели? – она взволнованно тараторила. – Человек в серой спецовке тут был.
– Какой человек? – сонно спросил охранник. – Никого такого не проходило.
– Да как же нет? Вот только что вышел! С часами что-то делал!
– Что такое, Ксения Александровна? – подошла на шум завуч.
– Говорит, человека видела подозрительного, – спокойно ответил охранник. – Запись с камер посмотрим?
– Конечно! Нам тут эксцессов не надо, – завуч уверенно уставилась в монитор. – Может, этот? Или этот? – спрашивала она, тыча в монитор пальцем.
– Да нет, это дети. А тот взрослый был, – растерянно говорила Ксюша.
– Ну, больше ничего нет. Всё просмотрели, – вяло сказал охранник.
Во взгляде завуча, направленном на Ксюшу, читалась укоризна.
– Знаете, Ксения Александровна, – начала завуч, – давайте вы денек отдохнете. А то вон у вас какие круги под глазами. Выспитесь, подышите свежим воздухом. А завтра с новыми силами в бой! Договорились?
***
Ксюша стояла на крыльце в привычном одиночестве и смотрела на восходящее солнце.
«Да, Ксюш, тронулась ты, похоже. Как они смотрели. Как на дуру, – думала она. – Да я и есть дура. Ну, показалось и показалось. Молчала бы в тряпочку. Может, им всем что-то кажется, а они просто молчат».
Она сделала шаг вниз по лестнице.
«Да и вообще. Что удивляться? Ну, тронулась и тронулась. Подумаешь. Благо, есть в кого».
Дорожка к дому похрустывала приятными воспоминаниями из детства и так напоминала свободу. Свободу от работы, от дел, от проблем, от взрослой жизни.
«Может, тронуться не такой уж плохой вариант? Буду сидеть, играть на губной балалайке, издавая нечленораздельные звуки. Ммм. Красота!»
Дорожка повернула. Ксюша повернула следом.
«Вон и этот опять мерцает».
Осознав, она резко остановилась. Перед ней шел человек в спецовке. Тот самый техник, что возился с часами. Шел и нахально мерцал. Ксюша посмотрела по сторонам. Убедившись, что никого вокруг, кроме их двоих, нет – всё-таки прослыть сумасшедшей совсем не хотелось – она решила действовать.
– Эй! Вы! Который моргает! То есть мигает... То есть мерцает!
Техник остановился.
– Да-да! Вы!
Человек в серой спецовке обернулся с нескрываемым удивлением на лице. Затем глянул на наручные часы, что-то в них покрутил, сначала замерцав чаще, а потом исчезнув вовсе, напоследок внимательно глянув на Ксюшу. Его буравящий взгляд так и засел у нее в памяти.
***
Еле дойдя домой на ватных ногах и кое-как попав в замок трясущейся рукой, Ксюша скинула пальто прямо на пол в коридоре и зашла на кухню. Там, в шкафчике с прозрачной дверцей ее ждал он, рыцарь в стеклянных доспехах, сверкающий отлитыми боками, успокоитель женских душ, старый знакомый с прекрасным именем Валериан. Отчества его она не знала, но для близких друг другу оно и ни к чему.
«Всё. Решено, – думала Ксюша, капая из бутылька в чашку жидкость с явным спиртовым запахом. – Беру папку в охапку и едем сдаваться».
Она сделала резкий выдох, как бывалый выпивоха, и опрокинула чашку. В глазах с непривычки потемнело. Всё-таки даже в таком малом количестве, но спирт присутствовал. Может, еще и поэтому Ксюша любила Валериана.
Так, периодически целуя его терпкие уста, она и провела весь день.
***
«Хоть бы косо никто не смотрел», – первым делом подумала Ксюша, открыв глаза утром.
Облачившись, как и прежде, в костюм убитой горем серой мыши, она заторопилась вниз по подъездным ступеням.
«Письмо, что ли?» – увидела Ксюша некую бумажку в своем почтовом ящике.
Она щелкнула замком и вытащила сложенный вдвое лист, на котором было напечатано:
«Уважаемая Ксения Беглова!
Будьте сегодня в 7:61 возле двери в кабинет №404. Нам нужно поговорить.
Это займет всего ничего».
«Похоже, какой-то школьник написал, – улыбнулась Ксюша. – Что за 7:61? Удивительно, что с орфографией у этого чуда всё в порядке. Долги, наверное, пересдать хочет, оболтус. Но какой тон-то серьезный: всего ничего. Ути-пути».
Она чуть не рассмеялась в голос. Видимо, Валериан как истинный джентльмен всё же помог даме.



* - Deus ex machina – (с лат.;–;»Бог из машины») – нечто сверхъестественное, вмешавшееся в ход процесса, «рояль в кустах».