Глава Седьмая. «Черный принц».
Рабочий день Архипа Георгиевича Цикунова приближался к своему завершению, когда к нему в кабинет вбежала взволнованная секретарша и доложила о приходе какого-то странного посетителя.
— Архип Георгиевич, там какой-то мужчина пришел… странный очень, – без умолку тараторила молоденькая секретарша. – К вам пытается ворваться. Я уж ему говорила, что рабочий день у вас закончился, что сегодня вы вообще не принимаете, но он уперся рогом…
— Таечка, я же говорил вам, как надо обращаться с нежелательными, назойливыми посетителями. – Цикунов прервал доклад секретарши. – Ваш звонок начальнику охраны должен снять все вопросы…
— Это я-то нежелательный посетитель!?! – в дверях раздался громкий, немного с хрипотцой голос.
На пороге стоял невысокий худощавый мужчина, одетый в явно видавшую виды кожаную куртку и в видневшейся из-под неё свитер. Ни одна из черт лица посетителя Архипу Георгиевичу знакомы не были, поэтому с пару минут он просто стоял, как вкопанный, силясь понять, кто перед ним находится.
— Что, «Циркуль», своих уже не узнаешь? – удивленно продекламировал мужчина. – А ведь, помнится, мне в вечной дружбе клялся.
Тембр голоса, характерное произношение, определенная жестикуляция не могли обмануть Архипа Георгиевича. Перед ним стоял, хоть и несколько видоизмененный, его давнишний знакомый, которому провинциальный чинуша был много чем обязан.
— Евгений? Никак ты? – неуверенно спросил Цикунов.
— А ты, видать, надеялся увидеть здесь еще кого-то? – иронично ответил мужчина. – Архипушка, нехорошо забывать старых приятелей, особенно когда обязан им по гроб жизни.
— Слушай, Сергеенков, но тебя ведь совсем не узнать, – продолжил все еще растерянный Цикунов.
— Ты на морду-то мою не смотри. Московские умельцы еще не такое сделать могут, – уверенно сказал посетитель. – Надеюсь, ты помнишь, Архипушка, чем мы с тобой обязаны «Черному принцу»? Так вот, дорогой ты мой, настало время платить по счетам.
Упоминание «Черного принца» привело Архипа Георгиевича в еще большую оторопь, чем появление его старого знакомого. Это имя заставляло Цикунова нервно вздрагивать при любом его упоминании. Слишком многим он был обязан этому человеку, а время, когда надо будет платить по счетам, ждал с неподдельным страхом.
— Я же сделал все, что он меня просил, – дрожащим голосом промолвил Цикунов. – Что на этот раз ему от меня нужно!?!
— Грядут перемены! – сохраняя полное спокойствие, произнес Евгений. - Перемены разительные! Такие, о каких никто не может даже помыслить, и тебе во всех этих событиях отведена отнюдь не последняя роль.
Слова о переменах для Цикунова звучали не менее угрожающе, чем известие о «Черном Принце». Он знал, исполнение каких поручений на него может быть возложено, и обязательство это отнюдь не доставляло ему какого-либо удовольствия.
— Что на этот раз? – сухо спросил Архип Георгиевич.
— То же, что и всегда, Архипушка. – вздохнув, промолвил Евгений. – То же, что и всегда...
— А вот скажи мне: тебе самому-то все это не надоело? Тебе вообще не кажется, что нас используют как рабов?
— Архипушка, а ты как хотел? Если ты еще не понял, то мы с тобой находимся в полном его распоряжении, и всем, что у тебя есть, тем тепленьким местом, на котором сидишь, ты обязан «Черному принцу».
Евгений Павлович Сергеенков, в одночасье превратившийся в Павла Олеговича Резванова, сам не был в восторге от той миссии, которая ему была поручена. Со слишком большим риском она была сопряжена, да и самому Сергеенкову впрягаться в неё было, как говорится, не по чину. Но обязательства, когда-то им данные, не оставляли каких-либо пространств для маневров, и все, что оставалось Евгению Павловичу в этой ситуации – это просто смириться со сложившимся положением.
Ты думаешь, мне доставляет удовольствие возиться со всем этим? – спросил Сергеенков Цикунова. – Но, Архипушка, у нас с тобой пока руки связаны. Сначала надо отработать свои долги, а потом уже предъявлять счета «Черному принцу». Уверяю тебя, это время не заставит себя долго ждать.
От занимаемого им положения Архип Георгиевич сам уже изрядно устал, но что-либо изменить не было в его силах. Человек, о котором они говорили с Сергеенковым, держал его на прочном крючке, и соскочить с этого крючка не представлялось возможным.
— Что я должен делать? – вздохнув, обреченно спросил Цикунов.
— Для начала помоги мне встретиться с «Гроссмейстером», – коротко ответил Сергеенков.
— С «Гроссмейстером»? – удивился Цикунов. – Он-то тебе зачем?
— Ну, это уже не твоего ума дело. Могу тебе сказать только одно: в том мероприятии, которое затевает «Черный принц», ему отводится одна из ключевых ролей.
— Это что ж такого «Черный принц» решил устроить, что ему ты да «Гроссмейстер» понадобились?
— Архип, еще раз тебе говорю: наше с тобой дело – не рассуждать, а выполнять все, что от нас потребуют.
Для Архипа Георгиевича Цикунова картина вырисовывалась очень неприглядная. Уже давно он не принадлежал сам себе, а всеми его действиями руководил кто-то извне. Этот хозяин жизни распоряжался существованием Цикунова исключительно по своему усмотрению, не считая нужным сообразовываться с потребностями самого Архипа Георгиевича.
— Ну, и где я тебе «Гроссмейстера» возьму? – воскликнул Цикунов. — Архип, где хочешь… Главное, постарайся это сделать, как можно, быстрее. Ты же знаешь , «Черный принц» не любит ждать.
В определенных кругах «Гроссмейстер» считался фигурой не менее одиозной, чем «Черный принц», и лишняя встреча с ним не сулила никому ничего хорошего. Цикунов это отлично понимал, и когда услышал просьбу своего подельника, по его спине как-то автоматически пробежали мурашки.
— Слушай, «Гроссмейстер» сейчас залег на дно, – пролепетал Архип Георгиевич. – Никто не знает, где он сейчас находится.
— Ой, «Циркуль», брось! – махнул рукой Сергеенков. – Все знают, что «Гроссмейстер» обосновался в Краснодаре. И тебе выйти на него большого труда не составит.
Видя некоторую растерянность Архипа Георгиевича, Сергеенков подошел к нему и, похлопав по плечу, добавил:
— Да, не тушуйся ты, ради Бога! Я сам, между прочим, не в восторге от всего этого. Но, «Циркуль», пока у нас с тобой руки связаны. Вот когда выберемся на вольные хлеба, тогда пошлем этого «Черного принца» по всем известным адресам, и он нам слова не скажет.
— Знаешь, «Скелет», в конце концов, надоело все это, – промолвил Цикунов. – В конце концов, перед кем мы лебезим? Перед нуворишем, барыгой каким-то, цена которому – медный пятак в базарный день.
— Ты только об «Императоре» не забывай, – осадил подельника «Скелет». – Вспомни, кому мы обязаны всем тем, что у нас есть.
— Ну, ты все в одну кучу не сваливай! «Император» не зря свой хлеб ел, и в авторитетах ходил вполне заслуженно, а сынок его, считай, на одном беспределе выехал.
— Слушай, вот на чем он там выехал – это уже точно не нашего с тобой ума дело. Наша задача – скорпулезно, в точности исполнить все, о чем нас просят. В конце концов, ничего невозможного от тебя не требуется. Просто выйди на «Гроссмейстера» и скажи ему пару фраз: «Цитадель атакует». Все! Дальше он все сам поймет.
Несомненно, и «Скелет», и «Циркуль» знали, о чем говорили. Та задача, которая была перед ними поставлена, сопрягалась с опасностью, и с опасностью немалой, учитывая масштаб всего запланированного.
Альберт Михайлович Разумовский, прозванный в определенных кругах «Гроссмейстером», способностями обладал незаурядными, а его деятельность была весьма специфической. Его путь к известности начался еще в районном ДК, где юный Алик прослыл прямо-таки звездой шахматной доски. Все партии он выигрывал виртуозно, не оставляя соперникам никаких шансов. Позже, когда времена поменялись, а жизнь стала предъявлять несколько иные требования, Альберт понял, что его заправского умения перемещать фигуры на доске, пожалуй, будет маловато, а чтобы судьба благосклонно отнеслась к нему, нужно выбрать какой-то совершенно другой вид деятельности.
Умение Альберта сходиться с людьми, его коммуникабельность вскоре открыли ему новые возможности для такой деятельности. Будучи клиентом многочисленных баров, открывшихся в городе, Разумовский стал знакомиться с молодыми мужчинами также, как и он, выброшенными на обочину жизни и неприкаянно слонявшихся в поисках лучшей доли. Вопросы морали, терзаний совести перед этим народом не стояли, а поэтому пространство для выплеска необузданной энергии нашлось очень быстро.
Ларек местного коммерсанта Юрия Иванникова запылал далеко за полночь. Отказ платить за спокойную жизнь стоил городскому барыге, как его называли местные жители, всего, что было нажито непосильным трудом.
Естественно, урок, преподнесенный Иванникову, не мог не пойти на пользу другим бизнесменам, а поэтому вскоре к заброшенным гаражам на окраине города потянулась вереница местных торговцев, несущих дань местным вершителям судеб.
В один прекрасный вечер сбора податей в общем потоке людей, идущих на прием к новым хозяевам жизни в городке, можно было увидеть молодого человека, своим внешним видом явно выделявшегося из общей массы. Видавшая виды замшевая куртка, надетая поверх, точно приходившегося не по погоде, шерстяного свитера, многодневная щетина на щеках, черные, как смоль, волосы, заостренный нос – все это выдавало в молодом человеке представителя маленького, но гордого южного народа.
— Где можно найти «Гроссмейстера»? – спросил молодой человек, в голосе которого был слышен характерный кавказский акцент.
Подельники Разумовского – Клим «Башка» и Егор «Динамо» - многозначительно переглянулись. Посетитель к их клиентской базе явно не принадлежал, но настроен был более чем решительно.
— Зачем он тебе? – сухо спросил Клим.
— Есть разговор, – ответил посетитель. – Разговор серьезный, не для лишних ушей…
— Скажи нам, – предложил Егор. – Мы передадим.
— Повторяю еще раз для непонятливых: разговор не для всех! – продолжал настаивать молодой человек.
Обстановка накалялась на глазах. Ни посетитель, ни молодые люди не собирались друг другу уступать, и ситуация продолжала накаляться.
— В чем дело, рабочий класс! – раздался зычный, громовой голос.
В дверном проеме появилась фигура, прозвучавшему громкому басу явно не соответствующая. Низкорослый худощавый мужчина окинул пространство гаража взглядом полноправного хозяина, а на незваного визитера посмотрел глазами, полными недоверия.
— Мне бы «Гроссмейстера» повидать, – небрежно бросил молодой человек.
— Он-то тебе зачем? – спросил мужчина. – Что, у кого-то к нам появились претензии?
— Не претензии, а вполне серьезный разговор, отказываться от которого я бы не советовал, – продолжил визитер.
— Кто ты такой, чтоб давать мне советы!?! – в голосе мужчины, в котором с определенной точностью угадывался сам «ГРОССМЕЙСТЕР», появились отчетливые нотки раздражения. – Да, ты хоть сам понимаешь, с кем сейчас разговариваешь!?! Мне ведь тебя на одну ладонь положить, а второй – прихлопнуть, вообще ничего не стоит…
— А вот это вряд ли, – тихо промолвил молодой человек.
Как только были произнесены эти слова, в гараже вдруг появилось четверо достаточно крепких мужчин, внешний вид которых не располагал к каким-либо пререканиям. Видя, что ситуация вряд ли располагает к каким-либо дискуссиям, Разумовский счел самым правильным положиться на счастливое стечение обстоятельств.
— Ну, ладно, – промолвил он. – Давай, покажи мне этого серьезного переговорщика.
Все, что происходило дальше, очень напоминало сцены из какого-нибудь кассового боевика или заправского детектива. Когда Разумовский оказался в салоне автомобиля, на его глаза тут же была надета повязка, поэтому ни маршрут следования, ни все, что было за окном машины, отследить он, естественно, не мог.
— Может быть, кто-нибудь объяснит мне, куда мы едем? – немного осмелившись, спросил «Гроссмейстер».
— Наберитесь терпения, Альберт Михайлович, - произнес чей-то глухой голос. – Скоро вы все сами обо всем узнаете.
Не менее двух часов, судя по частым подскакиванием и смачным ругательствам, машина пропетляла по разбитым в хлам проселочным дорогам. Наконец, автомобиль свернул на вполне цивильную железобетонную трассу, по которой путешествие продолжалось еще, примерно, столько же…
Судя по шелесту листьев на кронах деревьев и отсутствию каких-либо посторонних звуков, машина остановилась в тихом, уединенном месте, вдали от городской суеты.
— Подождите здесь, – вновь раздался глухой голос.
Вслед за хлопаньем дверцы автомобиля в салоне наступила полная и абсолютная тишина. Разные мысли , проносившиеся в голове Альберта Михайловича, строили самые невероятные предположения относительно того, что с ним будет дальше. Где он оказался? Что это за люди, которые привезли его сюда? Масса вопросов, каждый из которых оставался без ответа.
Наконец, тишину прервало хлопанье дверцы, и чья-то жесткая рука дотронулась до плеча Разумовского.
— Следуйте за мной, – прозвучала команда все того же голоса.
Все, что происходило дальше, очень походило на следование слепого за своим поводырем. Преодолев множество ступеней вниз, судя по изгибам, винтовой лестницы, «Гроссмейстер» оказался в помещении настолько пронизывающе холодном, что какой-то все проникающий ужас охватил все его существо. Затем последовал подъем на несколько этажей вверх на лифте,
То, что предстало взору Разумовского, не могло не поразить его. Огромный зал, в котором он оказался, отличался подчеркнутой роскошью и не скрываемой помпезностью. Картины в дорогих рамах, расстеленные на полу ковры явно ближневосточного происхождения, огромная хрустальная люстра, висевшая под потолком – все указывало на особый статус хозяина этого помещения. Даже потрескивающие дрова в камине создавали какую-то таинственную ауру этой комнаты.
Оглядевшись по сторонам, «Гроссмейстер» по-прежнему оставался в недоумении. Ни кому принадлежит эта комната, ни, главное, цель его приезда сюда не были известны, и надежды на хоть какое-то прояснение ситуации не было никакой.
Минуты ожидания показались Альберту Михайловичу вечностью, во время которых он прокручивал различные варианты развития событий. Куда он попал? Для чего его сюда привезли? Ответ на эти вопросы по-прежнему оставался загадкой для «Гроссмейстера», разгадать которую было его самым большим желанием.
Послышавшиеся за дверью шаги привели Альберта Михайловича в еще большее замешательство. Слишком грозной и угрожающей была у этих шагов поступь. Когда дверь распахнулась, на пороге показалась довольно-таки тщедушная фигурка какого-то небритого недомерка. Всем своим видом демонстрируя собственную значимость, недомерок подошел к столу и красной тряпочкой аккуратно смахнул с него слой пыли. Вид у этого человека был такой, что Альберт Михайлович как-то сразу побоялся задавать ему какие-либо вопросы и о чем-то спрашивать.
Спустя две минуты, в распахнутой настежь двери показалась другая фигура. Увидев этого весьма представительного вида, вполне довольного собой мужчину, «Гроссмейстер» не мог не опешить. Перед ним стоял сам Федор Сапранов - негласный хозяин края, человек, от которого на многие километры в округе зависело буквально все.
— Ну, в чем дело, молодой человек? – спросил Сапранов. - Решили, так сказать, работать бесконтрольно?
— «Император», он там такие бабки стрижет, – сказал недомерок. – Нам такие даже не снились. Сам посуди: все местные кооператоры, все барыги под ним ходят.
В ответ на эту реплику Сапранов злобно ухмыльнулся, а потом, обращаясь к «Гроссмейстеру», произнес:
— Ты что ж, салага, попутал все, что только можно попутать? Когда это серьезные вопросы на Кубани мимо «Императора» решались? Или ты не знаешь, что бывает с теми, кто идет мне наперекор?
Что бывает с теми, кто осмеливался идти против «Императора», «Гроссмейстер» представлял себе достаточно хорошо. Вся округа полнилась слухами о бесчисленных разборках между местными авторитетами и людьми Сапранова, и не было ни одного случая, чтобы люди короля преступного мира Кубани не одерживали верх в этих схватках.
— Хоть сейчас-то ты понимаешь, что у нас с тобой нет другого выхода, кроме как наладить взаимовыгодное сотрудничество? - спросил Федор Кузьмич. – Ты ж не хочешь увидеть, как все твои люди, один за другим, отправляются к праотцам?
То, что за угрозами «Императора» стоит совершенно обыденная реальность, а не просто пустые слова, Разумовский тоже понимал очень хорошо. Поэтому он счел более разумным – пойти на определенный компромисс с «Императором», нежели ждать, пока тот приведет свои угрозы в исполнение.
— Что вы от меня хотите? – спросил Разумовский.
— Вот! – воскликнул «Император. – У нас с тобой начинается более серьезный, содержательный разговор. Надеюсь, ты понимаешь, что сотрудничество со мной – это сотрудничество, прежде всего, взаимовыгодное. Я тебе обеспечиваю бесперебойную работу твоей гоп-компании, подкидываю, кстати, весьма выгодных клиентов. Ну, а ты мне платишь определенную сумму со своих доходов. Для начала, скажем, процентов пятнадцать…
О чем-то спорить или возражать в этой ситуации было делом абсолютно бесперспективным, а поэтому Разумовский предпочел ретироваться, согласившись на все условия.
Едва за Альбертом Михайловичем закрылась дверь, в кабинете, словно из ниоткуда, появился молодой человек весьма представительной внешности, всем своим видом демонстрировавший полное самодовольство собой.
— Ну, как? Ты доволен состоявшимся разговором? – спросил молодой человек.
— Еще бы мне не быть довольным, сынок, – ответил «Император». – Ты даже не представляешь, какая крупная рыба подсела к нам на крючок. Все, с кем мы работали до этого – просто мальки по сравнению с этой акулой….
— … которую мне тоже придется взвалить на себя?
— Сынок, а как ты хотел? – вздохнул Сапранов. – Ты пойми: «Цитадель» - это организация, в которой все должно быть подчинено жесткой дисциплине. Если этого не будет, тогда от всего, что нам удалось создать, не останется камня на камне.
— Стоит мне только занять престол, папа…
В ответ на эту реплику сына Федор Кузьмич встал из-за стола, подошел к молодому человеку и отвесил ему крепкий подзатыльник.
— Мал еще, чтоб о троне думать! – крикнул «Император». – Сначала докажи, что ты из себя что-то путное представляешь, а покуда в «принцах» походи.
Немного успокоившись, Федор Кузьмич продолжил:
— Герман, сынок, видишь ли, в чем дело: «Цитадель» - это сложная организация, не терпящая появления в ней случайных людей. То, что ты –свой человек, тебе еще предстоит доказать…
— Что я для этого должен сделать, отец? – перебил Федора Кузьмича Герман.
Сапранов многозначительно посмотрел на сына. Решимость Германа, его рвение не могли не подкупать, но вот как далеко он мог зайти в этой своей решимости и в этом рвении…
— Прежде всего, не лезть на рожон! - сказал Федор Кузьмич. – Сын, пойми ты, наконец: удача сама тебя найдет, если ты только сам не будешь носиться за ней, очертя голову. Чтобы стать «Императором», ты должен выполнить два непременных условия, без которых все твои потуги просто вылетят в трубу.
— Что это за условия? – не успокаивался Герман.
Для Федора Сапранова наступал, пожалуй, самый сложный момент. Нужно было объяснить сыну, что надо сделать для того, чтобы занять наивысшее место в иерархии организации, а это было сопряжено с целым рядом трудностей и, подчас, лишено всякой логики.
— Видишь ли, в чем дело, Герман, – начал свою тираду «Император». – Ни я придумал эти правила, и ни нам с тобой, естественно, их отменять. Ну, так вот: главой «Цитадели» может быть только человек, занимающий высшую государственную должность в стране.
— То есть, его статус должен быть не ниже генерального секретаря…
— Как минимум… - положительно кивнул головой Федор Кузьмич.
— Пап, но сам-то ты – далеко не генеральный секретарь…
— Видишь ли, сынок, в чем дело: когда «Цитадель» создавалась, масштабы были совершенно другие. Мы тогда еще пол страны не контролировали. Это сейчас от Волги до Енисея – все наша территория, а тогда все ограничивалось Темрюкским районом.
Империя, созданная Федором Кузьмичом Сапрановым, была поистине грандиозна. На огромных пространствах все – цеховики, фармазоны, даже банальные щипачи и домушники – были подотчетны ему. Несмотря на огромный масштаб созданной организации, «Император» чувствовал себя в её рамках достаточно тесно. Хотелось достичь новых целей; хотелось чувствовать себя независимым ни от кого; хотелось больше власти.
— Я все-таки не пойму: конечная цель у всего этого какая? – поинтересовался Герман.
— Конечная цель? – вопросом на вопрос ответил Федор Кузьмич. – Сынок, а её нет. Цель – это процветание всей организации в целом, и каждого из её членов в частности.
— Но ведь процветание – понятие достаточно абстрактное.
— Правильно. Поэтому никаких преград для нас вообще не должно существовать.
— Ты так говоришь, будто они для тебя когда-то существовали.
— Я просто хочу подготовить тебя к той миссии, которая на тебя рано или поздно будет возложена. Миссия эта, чтоб ты знал, не из простых, а поэтому потребует от тебя полной отдачи сил и энергии.
— Ну, и о чем же идет речь?
В ответ на это Федор Кузьмич выдержал некоторую паузу. То, что он собирался поведать сыну, на первый взгляд, было лишено всякой логики, да и просто здравого смысла.
— Второе условие будет выполнить гораздо сложнее первого, – наконец, произнес «Император». – Дело, конечно, очень затратное, да и крови может пролиться много. Но за ценой ты стоять не должен, потому что от этого все твое дальнейшее будущее зависит.
— Ну, и о чем же идет речь?
— О бриллиантах, сын, – вздохнув, сказал Федор Кузьмич. – Общей стоимостью, примерно, шесть миллионов долларов.
— Что за бриллианты-то?
Услышав этот вопрос, Федор Сапранов выдержал некоторую паузу, не торопясь с ответом. Бриллианты, о которых он говорил, были историей настолько запутанной и настолько иррациональной, что просто не укладывалась в рамки обычной логики.
—Понимаешь, в чем дело, сынок, – начал свое повествование Федор Кузьмич. – Сокровища эти испокон веков принадлежали нашей семье, но потом, в годы лихолетья, самым нелепым, самым абсурдным образом были утеряны. Долгое время о них вообще ничего не было известно, пока я не стал занимать то положение, которое занимаю сейчас.
— Ты что-то узнал про них?
— Сейчас они находятся в руках у одного выскочки, возомнившего себя невесть кем.
— Что за выскочка-то?
— Да, кооператор один из Гнездовской станицы. Одному Богу известно, как бриллианты оказались у него, но держится за них он мертвой хваткой.
— Неужели у тебя не было возможности как-то уломать этого кооператора?
— Как ты его уломаешь!?! Еще раз тебе говорю: тертый калач – этот кооператор, и к таким, как он, на кривой козе не подъедешь.
Несомненно, Федор Кузьмич знал, что говорил. Чувствуя на своей территории себя полноправным хозяином, «Император» никак не мог насладиться полнотой своего положения именно из-за этого человека. Слишком своенравным и неуступчивым был характер у Николая Черкасова, чтобы признавать над собой влияние даже такого авторитета, как Федор Сапранов.
— Почему ты не решишь этот вопрос в привычном для тебя стиле? – спросил отца Герман.
— Знаешь, какая начнется шумиха, если с головы этого Черкасова упадет хотя бы один волос. Понимаешь, в станице он – авторитет. Если с ним хоть что-нибудь случится, последуют такие разборки, в которых нам с тобой просто не выстоять. Так что, дорогой мой, бриллианты – это, скорее всего, твоя забота.
Ни один десяток лет прошло с тех пор, как Федор Кузьмич почил в бозе, а его слова о драгоценностях все никак не давали покоя Герману. Дело тут было даже не в банальном желании обладать ими, а в том беспримерном объеме власти, который предоставляли эти сокровища. Поэтому решено было жизнь положить, но непременно заполучить эти бриллианты, чего бы это ни стоило.
— Ты не представляешь, какие возможности перед нами откроются, если удастся осуществить то, что я задумал, – говорил Герман Ромодановскому. – Все, что мы можем сейчас, покажется мелочью по сравнению с тем, что откроется после…
— Перестань говорить загадками, – сказал Владимир Борисович. – Из того, что ты сейчас сказал мне, я вообще ничего не понял. Ты что, собираешься влезть в какую-то опасную игру?
— Да, речь не об игре, Володя. Просто скоро произойдут события, которые радикально изменят политический ландшафт в стране.
— Так, Герман, о чем идет речь на этот раз? Я ведь хорошо тебя знаю. Ты что, опять собираешься влезть в какие-то политические авантюры? Прости, а ты просчитал все, связанные с этим, риски? Учти, идти ко дну вместе с тобой я не собираюсь.
Только тут Герман Федорович понял, что сказал что-то такое, чего говорить не следовало. Владимир Борисович – человек в высшей степени осторожный и не склонный к каким-либо авантюрам – вряд ли бы одобрил то, что задумал Сапранов.
— Ты вообще способен думать о чем-нибудь еще, кроме спасения собственной шкуры!?! – раздражительным тоном спросил Герман. – Пойми, речь идет о нашем с тобой будущем, и о том, насколько это будущее будет безоблачным.
Не смотря на эмоциональные увещевания Германа, Владимир Борисович оставался при своем мнении. Для него все планы Сапранова по-прежнему оставались лишь находящимися вне пределов реальности прожектами, за которыми ничего не стояло, кроме высокопарных фраз.
После свидания с Федором Кузьмичом Сапрановым Альберт Михайлович Разумовский превратился из обычного заштатного бандита в известного криминального туза – одиозного авторитета преступного мира Кубани.
Не было ни одной сходки, ни одного сколь-нибудь значимого мероприятия в криминальном мире Краснодарского края, проходившим без его участия. «Гроссмейстер» считался значимой фигурой, к чьему мнению нельзя было не прислушиваться. Свою значимость Разумовский доказывал ни один раз, и каждое такое доказательство сопровождалось морем крови для тех, кто пытался ставить под сомнение авторитет Альберта Михайловича.
Специфика деятельности «Гроссмейстера» тоже претерпела значительные изменения. Из простого рэкетира – охотника за легкими деньгами он превратился в вершителя судеб, в, своего рода, санитара криминального мира, от которого зависело дальнейшее существование того или иного индивида. Сменив спортивные костюмы на военный камуфляж, подельники Разумовского стали проводить зачистки на всей территории края, невзирая на то, кто оказывался их клиентом.
К особняку, в котором располагалось жилище Альберта Михайловича Разумовского, Цикунов подходил несмело, испытывая определенный мандраж. Зная характер хозяина дома, можно было предполагать любое развитие событий, и Архипу Георгиевичу очень не хотелось стать случайной жертвой импульсивной подозрительности Разумовского.
Едва Цикунов приблизился к воротам особняка, ему навстречу вышел коренастый, крепкого телосложения молодой человек, чье лицо было лишено каких-либо признаков доброжелательности.
— Что надо? – небрежно спросил молодой человек.
— Мне бы твоего хозяина повидать.
Мощный удар чем-то тяжелым между спиной и шеей был ответом на это высказывание Архипа Георгиевича…
Очнулся Цикунов в каком-то мрачном и холодном помещении, напоминавшем чей-то семейный склеп или ритуальный зал одного из моргов. Черный бархат на стенах навивал похоронное настроение, а звучавшая откуда-то сверху органная мелодия предавала этому загадочному пространству еще больше таинственности.
Звуки органа стихли, едва дверь в комнату отворилась, и в неё вошел худощавый человек низкого роста, одетый в черную кожаную куртку поверх белой рубашки в синюю клетку. Выражение лица человека было надменно-строгим, и конкретно Архипу Георгиевичу не предвещало ничего хорошего.
— «Мухомор» прислал? – сквозь издевательскую улыбку спросил мужчина. – Я ж ему вполне доступно объяснил: мал он еще, чтоб на меня бочку катить. Он что, захотел реальной войны? Ну, так передай ему: разборки в стиле Чикаго тридцатых годов обеспечить я всегда могу. Впрочем, кому-то что-то передать теперь тебе вообще будет затруднительно. У покойников ведь такой возможности нет.
Над жизнью Архипа Георгиевича Цикунова нависла реальная опасность. Еще никогда все существование, от рождения до этой минуты, не проносилось перед его глазами с такой скоростью.
Отошедший в сторону «Гроссмейстер» что-то минуты две шептал на ухо стоявшему рядом с ним охраннику. После окончания переговоров он подошел к находящемуся в оцепенении Цикунову и прошептал:
— Прощай.
Лишь когда перед его лицом появилось дуло пистолета, Архип Георгиевич, собравшись последними силами, выпалил:
— «Цитадель» атакует!
Слова, произнесенные Цикуновым, сами произвели эффект выстрелов. Резко остановившись, «Гроссмейстер» повернул голову в сторону своего пленника и внимательно посмотрел ему в глаза.
— Что ты сейчас сказал? – спросил Разумовский. – Откуда тебе известно про «Цитадель»?
Архипу Георгиевичу пришлось применить максимум красноречия, чтобы доказать «Гроссмейстеру» свою принадлежность к «своим».
— Одного не могу понять: почему «Скелет» именно тебя прислал? – удивлялся Разумовский. – Ты же – мелкая сошка. Тебе цена – пол копейки в базарный день, а для таких разговоров серьезные люди нужны.
— Да, не стал бы ты сейчас со «Скелетом» разговаривать, – ответил Цикунов. – Ты б его просто не узнал. «Черный принц» ему лицо полностью поменял. Его сейчас родная мать не узнает.
— Да. Судя по твоим рассказам, игра затевается серьезная. А что конкретно «Черный принц» задумал, он тебе не говорил?
Этот вопрос, по сути, был риторическим, и, в принципе, не предполагал какого-либо ответа.
Все свои планы «Черный принц» держал в строгой тайне, и открывал их перед своими сообщниками только в самый последний момент. Обусловлена такая скрытность была ни то паническим страхом Германа перед своими подельниками, ни то глубоко презрительным отношением к ним ко всем. Подобное поведение Сапранова уже никого не удивляло, ибо все знали: если Герман начинает чудачить, значит, в ближайшее время должно произойти что-то очень серьезное.
Человеком, отчасти посвященным в планы Германа, являлся Игорь Макарович Артамонов. Сторожил государственной думы, он уже сам забыл, когда появился впервые в её стенах. Не лишенный амбиций, Игорь Макарович видел в Германе, прежде всего, средство для их удовлетворения. Однако в последнее время, в силу событий, произошедших с бизнесом Германа, многолетняя, хорошо отлаженная система дала сбой, что не могло не беспокоить Артамонова.
— Надеюсь, ты понимаешь, что дальнейшее продвижение твоей карьеры столкнулось с очень большими трудностями? – спросил Игорь Макарович во время одной из встреч. – Партийное руководство не может не беспокоить то, что случилось с твоим бизнесом. Пойми, ставки очень высоки, и рисковать, естественно, никто не захочет.
— Слушай, передай своему руководству: очень скоро я снова окажусь на коне, и тогда посмотрим, кто кому будет более нужен.
— Мне бы твою уверенность, Герман, – задумчиво промолвил Артамонов. – Мне бы твою уверенность…
Игорь Макарович, как никто другой, был осведомлен о деятельности Германа, касаемой всего, что выходило за рамки жизни простого бизнесмена. Еще до того, как сесть в кресло депутата, Артамонов входил в круг лиц, бывших с законом в весьма конфликтных отношениях. Именно тогда судьба и свела его с Германом Сапрановым, давно прослывшим в подобных обществах своим человеком. В своей нужности таким людям Сапранов был уверен на сто процентов, а поэтому уверенность в том, что любой воровской общаг будет всегда в его распоряжении, тоже не подлежала никаким сомнениям.
— Игорек, на каждого из твоих собратьев у меня столько чемоданов компромата, что, стоит мне только щелкнуть пальцами, от каждого из них пустого места не останется.
Слова Германа отнюдь не были пустым звуком, и Артамонов хорошо это понимал. Сытая уверенность Сапранова коробила его, но хоть что-то возразить или как-то показать свое неудовольствие он не мог. Слишком много связывало всесильного олигарха и средней руки политика. Слишком много им было нужно друг от друга, чтоб устраивать открытое противостояние.
— Надеюсь, ты не собираешься использовать этот компромат сейчас, накануне предвыборной компании? – спросил Артамонов. – Ты же понимаешь, какая волна может подняться из-за этого…
— Дорогой, именно поэтому все материалы я держу в очень укромном месте под очень надежными замками. Смею тебя заверить: ни один человек не сможет добраться до них без моей на то воли.
— Скажи, а документы по проекту «Центр» тоже находятся в твоем распоряжении? – неожиданно спросил Игорь Макарович. – Помнится, ты говорил: их поиск – вопрос времени. Что, воз, я так понимаю, и ныне там? Знаешь, Герман, так дело дальше не пойдет. Что ты нам говорил, когда проект только начинался? Ты обещал максимальную прибыль при минимальных издержках. Так вот прибыль почти иссякла, а издержки возросли многократно…
Чем дольше Артамонов говорил, тем большей опасности он себя подвергал. В стенах дома Германа тема посторонних доходов вообще была под запретом, а уж разговоры о «Центре» - тем более. Несомненно, Игорь Макарович являлся источником крайне нежелательной, даже опасной для Сапранова информации, который должен был быть непременно пресечен.
— Игорь, я ведь все свои обязательства аккуратно выполняю. Если твое руководство что-то не устраивает, пусть скажет об этом напрямую, – произнес Герман.
— В последние время руководство много чего не устраивает, и проект «Центр» - в первую очередь. Герман, люди вбухали в эту затею грандиозные деньги, и, естественно ждут, когда они окупятся. А ты такие сюрпризы преподносишь.
— Ты же знаешь: все это – решаемые проблемы. Надо только подождать.
«Решаемые» проблемы были слишком сложны, чтобы решить их сразу, в одночасье. Перед своим сотоварищем Герман лишь лихо бравировал, пытаясь выдавать желаемое за действительное.
— Я тебя только об одном попрошу: постарайся не затягивать с их решением, – произнес Артамонов. – В «Цитадели» на тебя сделали очень серьезные ставки, и будет очень обидно, если ты не оправдаешь ожиданий.
Назидательный тон Игоря Макаровича раздражал Германа настолько, что, окажись у него под рукой заряженный пистолет, он, несомненно, выпустил бы в надоедливого депутата всю обойму.
— Только давай без угроз… - попросил Герман Артамонова. – Игорь, ты можешь вспомнить хоть один случай, когда я кого-нибудь в чем-нибудь подвел?
— Все происходит когда-то в первый раз. – Не унимался настырный депутат. – Проект «Центр» - яркое тому подтверждение. Тебе напомнить, что ты говорил на общем собрании организации? Какие горы золотые обещал?
Проект «Центр» был той больной темой, на которую Герман не мог спокойно реагировать в принципе. Какой-то необъяснимый приступ мании преследования охватывал его всякий раз при упоминании этого слова.
— Вот тебе обязательно надо было говорить об этом прямо сейчас? – спросил Герман Артамонова. – У руководства что, нет других проблем, кроме «Центра»?
— Да, пойми ты, наконец: уж очень громкие давались тобой обещания. Никто закрывать на них глаза не собирается. Поэтому постарайся поторопить события. Ты же знаешь, как в организации не любят дыр в финансовых отчетах. Поэтому, Герман, как хочешь, каким угодно способом, но положительный результат работы по проекту «Центр» ты должен обеспечить. Иначе, сам понимаешь, не видать тебе императорской короны, как своих ушей.
Игорь Макарович, хотел он того или нет, произнес для Германа, наверное, самые страшные слова, которые тот мог услышать.
Корона императора была для него вожделенной целью, ради которой Герман готов был идти на любые жертвы. Жажда власти была для него страстью, с которой он решительно ничего не мог поделать. Дело тут было не в нежелании подчиняться кому-либо и даже не в желании властвовать над всем и вся. Просто Герман – достойный сын своего отца – хранил, как зеницу ока, завет Федора Кузьмича:
— Запомни, сынок, никто в «Цитадели» не признает тебя императором, пока ты не докажешь, что можешь достойно носить этот титул.
— Что я для этого должен сделать, отец?
— Прежде всего, надо поднять организацию на небывалую для неё высоту, а для этого ты сам должен оказаться на самой верхней точке этой высоты.
Слова отца для Германа звучали загадочно. В суть созданной когда-то, много лет назад, организации он посвящен не был, а поэтому смысл того, что говорил Федор Кузьмич, не понимал вовсе.
— Отец, перестань говорить загадками, – попросил Герман. – Что конкретно ты имеешь в виду?
— Видишь ли, сынок, в чем дело: когда «Цитадель» создавалась, она ставила перед собой несколько другие задачи, чем те, которые приходится решать сейчас.
— Что ж это были за задачи?
— Власть! Ты пойми: тогда в «Цитадель» одни цеховики входили. При существовавших в то время порядках им было не развернуться. Вот и решили мы ниспровергнуть устои. Влиятельных людей тогда в организацию много входило, но все равно их уровень не соответствовал поставленным целям.
Все, что говорил Федор Кузьмич, было правдой лишь отчасти. Да, цеховики, в восьмидесятых годах заполонившие Кубань, были основной движущей силой организации. Да, основные источники финансирования шли именно от них. Но вот позже в «Цитадель» стала вливаться публика абсолютно разношерстная. Рэкетиры и фармазоны, домушники и форточники, даже банальные карманники и щипачи – все пытались влиться в организацию, пытаясь получить от неё определенные выгоды. Позже, когда времена изменились, поменялись и цели «Цитадели».
Неразбериха, происходившая в стране, давала благодатную почву для разного рода дельцов, стремившихся нагреть руки на всем, что плохо лежит. Не был исключением и Федор Кузьмич Сапранов.
— Удача сама идет к нам в руки, – не раз говорил он. – Стоит только поджечь этот бикфордов шнур, как перед нами откроются такие возможности, о каких раньше можно было только мечтать.
Возможности даже не открылись, а посыпались, словно из рога изобилия, без всяких там шнуров. Установившиеся новые порядки лишь способствовали обнищанию тех, кто и до этого жил весьма скромно, и сказочному обогащению тех, кто ни в чем не испытывал нужды.
— Держи удачу за хвост, сынок, – часто говорил Герману Федор Кузьмич. – Такие времена, как сейчас, возможно, больше никогда не настанут.
Вот с этим определением отца относительно времен Герман не был согласен в принципе. В его понимании не было такой цели, которую нельзя было достигнуть, и не было такой цены, за какой нельзя было постоять. Эту истину младший Сапранов усвоил свято, и следовал ей неукоснительно. Не успел Федор Кузьмич преставиться ко Господу, как его сынок стал проворачивать такие дела, от которых бывалым криминальным авторитетам становилось не по себе.
Многие из них боялись Германа, но большинство относилось к нему с хорошо скрываемым презрением, держа за выскочку, не умеющего соизмерять свои желания со своими возможностями.
О том, что его авторитет носит весьма условный характер, Герман знал хорошо, а поэтому шел на все, чтобы в глазах сообщников еще раз подтвердить свой статус. Подтверждения эти зачастую носили характер столь кровавый и за версту от них веяло таким беспределом, что многие подельники Федора Кузьмича хватались за голову, узнав об очередных «подвигах» его сыночка.
Человеком, сумевшим разглядеть способности Германа в правильном ключе, стал Игорь Макарович Артамонов. Видный корифей преступного мира, он быстро заприметил неуемные амбиции Сапранова-младшего, и решил направить их, скажем так, в нужное русло.
— С твоими способностями, Герман, мы перевернем эту страну вверх тормашками, – часто говорил он. – Надо только определиться с тем, как ты будешь действовать. Уверяю тебя: не пройдет и полгода, и перед нами откроются атомные возможности. Двери в самые высокие кабинеты ты сможешь открывать одной ногой. Я уже не говорю, что твой бизнес поднимется на такую высоту, что для всех станет просто недосягаем.
Слова Игоря Макаровича были настоящим лелеем на душу для Сапранова. С юных лет, будучи человеком чрезмерно амбициозным и знающим себе очень высокую цену, Герман свято верил в свое особое предназначение. Оснований для этой веры не было совершенно никаких, но Герман Федорович неустанно повторял, что настанет день, когда не останется ни одного человека, который бы не припал к его стопам.
Амбициозного выскочку с явно завышенными требованиями к жизни как-то заметил Игорь Макарович Артамонов – давнишний подельник его отца, известный в определенных кругах под кличкой – «Артемон». Не обратить внимания на молодого дельца было нельзя, и Игорь Макарович счел необходимым воспользоваться непомерными амбициями Германа.
— Тебе никогда не стать императором, пока ты не выполнишь хотя бы одно из условий «Цитадели», – как-то сказал Артамонов Герману. – Пойми, в организации тоже не дураки собрались, и все эти условия - это не какая-то блажь. Организации нужны гарантии, которые должны быть чем-то подтверждены. Бриллианты – это гарантия от возможных будущих потрясений.
— Какие потрясения вы имеете в виду? – спросил Сапранов.
— Ты что, не знаешь, в какой стране живешь? Да, здесь каждый день какие-нибудь потрясения случаются! Вон, одна Чечня чего стоит! Кстати, источник, лившийся на все это время бурным потоком, похоже, скоро иссякнет. Теперь понимаешь, насколько важны для организации эти камни? Без них мы не можем чувствовать себя уверенно.
Источником, обильно питавшем «Цитадель», о котором говорил Артамонов, был вал наркотиков, буквально захлестнувший страну. Прибыли, получаемые организацией от этого неуказанного товара, были колоссальны, и, собственно, они и были основой её финансового благополучия.
— После того, как новые власти стали усмирять абреков, рассчитывать на горы золотые мы теперь не можем, – сказал Артамонов. – Поэтому нам необходима некая подушка безопасности, которая могла бы удержать нас, если времена наступят совсем тугие. Теперь понимаешь, почему для нас так важны эти камни? Их общая стоимость – шесть миллионов долларов. Согласись, за такую сумму стоит бороться.
С тех пор бриллианты для Германа стали настоящей навязчивой идеей. Дело было даже не в их стоимости, превосходящей все разумные пределы, а в тех возможностях, которые они давали своему обладателю. Абсолютная власть, никому не подконтрольная и не связанная ни перед кем никакими обязательствами! Не об этом ли мечтал Герман долгие годы? Не этим ли он грезил, находясь рядом с отцом и видя, как тот мимоходом, зачастую произнесением одного единственного слова вершит судьбы людей.
— Как же я хочу быть похожим на тебя, – часто говорил Герман Федору Кузьмичу. – Нет, наверно, ничего, что тебе не было бы подвластно.
— Сынок, а знаешь, сколько я заплатил, чтобы все это у нас с тобой было? – тяжело вздохнул Федор Кузьмич. – Ты не представляешь, сколько бессонных ночей мне пришлось провести для построения земного рая, в котором ты сейчас живешь. Скольким людям надо было наступить на горло…
Говоря все это, Федор Кузьмич ни в одном своем слове не лукавил. Чтобы построить свою империю, ему пришлось, зачастую, идти на такие ухищрения и приносить такие жертвы, при одном упоминании о которых любому нормальному человеку становилось бы не по себе.
— Пап, а разве все эти жертвы не стоят того, что теперь у нас есть? – спросил Герман. – Что-то я ни разу не слышал от тебя слов сожаления об этом.
— Знаешь, сын, если бы сейчас у меня появилась возможность повернуть время назад, я все иначе сделал бы в своей жизни. Ты что, думаешь, мне доставляет удовольствие копаться во всей этой грязи? Тут же бандюган на бандюгане… Они ж все тебе в рот смотрят, только пока ты их на привязи держишь. Стоит тебе отпустить поводок или даже немного ослабить, как вся эта свора вцепится тебе в горло, а ты не успеешь опомниться.
Наставления отца пошли впрок Герману лишь отчасти. Да, он стал более осторожен и более расчетлив в своих действиях. Да, каждое свое решение он выверял не единожды, пытаясь предотвратить все возможные огрехи. Но перестала ли та часть жизни, где он был вершителем судеб совершенно чужих ему людей и напрямую шел на конфликт со всеми возможными законами, быть для него менее привлекательной? Отнюдь!
Пребывание в статусе принца Германа не устраивало, а титул императора еще надо было заслужить, чему Сапранов-младший собирался посвятить всего себя без остатка, зачастую не считаясь ни с какими препятствиями, встречавшимися на его пути.
Криминальный мир Кубани содрогнулся, едва Федор Кузьмич отдал душу Богу, а на его место вступил, пусть не коронованный, наследник.
— Нет таких жертв и таких издержек, которые нельзя было бы принести во имя «Цитадели», – часто повторял Герман. – Любые наши жертвы будут компенсированы сторицей, а могущество «Цитадели», в конечном итоге, достигнет наивысшего предела.
Ни одна река крови пролилась после этих слов. Вся территория благодатного края была поделена на зоны, каждая из которых находилась в подчинении у какой-то из группировок, количество коих в округе не поддавалось исчислению. Конфликтные ситуации между этими ватагами возникали достаточно часто, и всегда они разрешались весьма своеобразными способами, непременно влекшими за собой кровопролитие.
Конец этому беспределу положил именно Герман, подчинив себе всех местных авторитетов. В скором времени никто из них самостоятельно не мог сделать ни шага, ибо все знали: карающая рука «Черного принца» достанет любого, где бы он не находился.