Умер Борис.
Я не поехал: надоело.
Они набрали долгов и драпанули на море. Теперь долгов нет.
Я спросил у него: как ты живешь в этом дурдоме среди чужих людей. Он открыл секрет: я утром ухожу на работу и прихожу поздно... Теперь нет проблем.
Он взял её с двумя детьми. И дети съезжались к ним на море.
Когда жена сломала ногу - ухаживал.
И тут рак.
Она тоже не успела: все быстрей - стали гореть за месяц.
Мы с мамой любим рассуждать почему она так долго живет. Внуки уже шепчут: вот когда она умрет...
Она говорит: я ни по одному не плакала - смерть было для них избавлением от мучений, а у меня ничего не болит как назло.
Я прошу подождать...
Скоро 90 - но точно неизвестно: когда немцы пришли, все сгорело - записали так.
Мы спорим где я её похороню: слева от мужа или справа от сына - она просит с мамой, но там уже нет места.
Здесь все христиане. К ним ходят коровы и собаки.
На кладбище понимаешь что этот город был русским...
Генрих не звонит.
Ты не читаешь.
А я - живу.