— Э-э… брат, теперь ты должен жениться на Эсте! – смеялись рыбаки, когда дородная молодая девушка точно пёрышко перекинула Щербакова обратно в карбас. Держала за ворот телогрейки точно мокрого котёнка за холку. С одежды как с половой тряпки ручьями стекала вода.
— Ты хлянь коку комбалу я из тони словила! — смеялась спасительница. Её полная грудь под плащом мощно вздымалась от глубокого дыхания. — Не зря к Обетному кресту – то на кряж ходила! А тож бы мужчонку но корм – без домовище.
Команда смеялась.
Бригадир махнул рукой, чтобы продолжали опускать сеть.
Вениамин не мог произнести ни слова, стоял ошарашенный придерживаемый девушкой, ноги подкашивались. Когда отпустила, сполз на дно лодки, дрожал, пытаясь растирать голые ступни. Мысленно он продолжал барахтаться в море, пытаясь освободиться от сети, перевернуться, чтобы ухватиться за деревянный борт. Но дель натягивалась как струна, тянула за сапоги, а солёная водяная пена плескалась у лица, заливала глаза, затекала в ноздри и уши.
— Шо резинки потерял, так то ж не бахилы, купишь в продмаге! — улыбался бригадир. — Ступай в козёнку к печке притулись, не воротиша из-за тебя! Скоро взводень начнётся.
Вениамин, цепляясь за упруги, на карачках пробрался под полог к маленькой буржуйке на носу лодки, обернул ноги тёплой ветошью.
Лов продолжался. В промежутках короткого отдыха рыбаки поочерёдно заглядывали под брезент, пили чай, усмехались, и только Эстя присаживаясь рядом, прижималась к Вене большим телом, успокаивала, гладила по голове прямо как мать в детстве.
Это был первый выход на промысел. По воде точно белые конверты плавали ледышки – послания ушедших морозов, и можно было раскидывать сети. Погода стояла ветряная. Вышли двумя бригадами на глубину. Начали выкидывать трал. Только доски скрылись под водой. Тут-то Вениамин и попал каблуком в ячею. Дёрнуло его, запутало, повалило, да и за борт смайнало. Хорошо скорость была не большая – приходилось дель распутывать. А девушка у самого края стояла. Уцепилась за сеть, так что карбас чуть не закрутило, закричала, что есть мочи. Ну а там и другие подоспели – вытянули через борт.
Так Щербаков прошёл крещение, но сильно простудился. В бараке холодно было, а из лечения - один спирт. Пожалела его Эстя, одна жила – забрала к себе в тёплый дом, поила молоком с морошкой, настоями трав по старинным рецептам. От жара давала клюквенный морс. С моря приходила, готовила еду на весь день.
А когда слабость у Вениамина ушла – не утерпела – рухнула к нему на постель, обхватила точно куток набитый рыбой. Стала ёрзать, скидывая сапоги, цепляя носком один за другой, пока те не грохнулись об пол точно чугунные утюги. Прижала голову Вени к груди, будто накормить хотела, затискала, заохала, залюбила до самого утра. Так что и на работу не вышла в первый раз. Но была бригадиром прощена. По счастливому лицу да не в силах скрываемой улыбке, поняли рыбаки – свершилось что-то с их напарницей.
Пришла на смену Эстя в блестящих вымытых сапогах и косынке под шерстяной шапкой. Ремнём телогрейку стянула, обозначив талию. А в окнах дома через пару дней засветились беленькие в цветочек занавески…
Пару месяцев назад сослуживец привёз Щербакова в этот рыбхоз на побережье Белого моря. Приняли их с удовольствием, накормили, поселили в барак. Подобрали на складе тёплые штаны с меховыми сапогами и телогрейки. На первых порах определили в подсобники. Надо было сети латать и судёнышки готовить. Подносили смолу, битум топили в бочках. Уставали, с нетерпением ждали тепло, когда пойдет рыба, подскочат заработки. Вот и дождались.
Но денег оказалось не так много как хотелось, и пока Вениамин выздоравливал, сослуживец подался дальше за длинным рублём. Перед отъездом зашёл навестить больного:
— Ну, Веня, свезло тебе – так свезло! Лучше б я вместо тебя с лодки упал. Лежал бы сейчас на твоём месте девку ожидал. Счастливый ты!
«Что за счастье? – думал Щербаков. То, что не утоп – это да. А баба – так они все одинаковы, прилипнут – не оторвёшь. Эта хоть ничего не просит кроме любви. Всё сама делает. А что мне жалко? Хотя с ней не поспоришь – вон лапищи какие! Привыкла лосося из сети выдёргивать! Шлёпнет – мало не покажется. Даже мужики её побаивались. Только бригадир, молча, зыркал да при дележе рыбку подбрасывал что повкуснее…»
— Винюш, а Винюш, дородно тобе со мной? — ласково спрашивала Эстя у Щербакова, возвращаясь с промысла. Старалась голос делать помягче, сглатывала, чтобы хрипотцу убрать, вспоминала, как в девчатах к матери ластилась. Обнимала мужчинку огромными руками, точно ковшами. Не обращая внимания на приготовленную им еду, тянула за полог, на ходу сбрасывала пропахшую рыбой телогрейку с прилипшей чешуёй. Шептала: — Дитятко хочу от тобе умного токого – кок ты. Посторайся ж. Оть сыну, иль дочу. Всё одно полюблю, кок тобя... Ну, довай же... довай…
А потом долго гладила Вениамина, нашёптывала ласковые слова, половину из которых Щербаков не мог разобрать, а только чувствовал в них вековую похоть и сладостную истому.
— Откуда имя у тебя такое? – спрашивал он.
— Батюшка нарёк, — улыбалась Эстя, — як родилась, он здесь поможил гидрологам. Слыхал про эстуарий. Эт устье реки, что в прилив утопляется. Вот в душу-то и зопало. Ток сразу порешил нозвать. Но пришлось укорочить – власти не регистрировали. А чо, тобе не кажется? Так кликай по-другому…
Первые дни видел Вениамин, что не отличается девушка красотой – лицо круглое, глазки маленькие, зубки не ровные с червоточинками. Но со временем замечать перестал – принимал её всю целиком единой волной – захлестнувшей и куда-то несущей. Окунался в тепло ласковое женское, чувствовал свою зависимость, её благодарность. Нравились её руки-лопаты, которыми она могла поднять чан с горячей водой для помывки или отнести распаренного Веню в постель – чего девушка особенно ждала!
Никогда не испытывал Вениамин такой заботы, ни в детстве, ни после. Эта любовь обрушилась на него лавиной, не принимая протестов. Точно под паровоз попал – переломала всего до косточки, а потом вновь собрала, как заново родила. Лаской затмила все мысли и чувства, заставляя подчиняться своей мощи и объёму.
Солнце не заходило – катилось по кругу, точно не могло определиться с местом отдыха, где залечь, отдышаться. В комнате было светло. И сутки начинались у Щербакова с приходом Эсти. Хотелось сделать ей что-то приятное – услужить такой большой и могучей.
Рассказывал ей всякую ерунду: про ленинградское метро, разводные мосты, картины в музеях. Видел её удивлённо поднятые брови, открытый от изумления рот. Слышал сладкий шёпот:
— Умницка моя, любушка…
Научился Вениамин кухарничать и дом в порядке держать. Изучил поварскую книгу, единственную хранящуюся в доме и стал готовить деликатесы из рыбы и консервированных овощей. Прикатил железные бочки, соорудил коптильню. Собирал плавник для печки да костра. Вспомнил, как в армии старшина на мангале мясо готовил – соорудил нечто подобное. Да так вкусно стало получаться, что вся бригада с промысла шла к нему на ужин. Сидели, спирт пили, первый заплыв вспоминали – подначивали.
А как уходили, Эстя точно с цепи срывалась: тащила Вениамина в постель, обнимала, руки целовала:
— Милёнок мий не беднись на их! Не слухай что я сыми балакаю! То ж сыми, а то с тобой, славний! Красной сорофан для тебе ряжусь, пусть вси обзавидкаются! И не нужо это море треклято, дома сиди! Книжки читай. Моне рассказывай, а я тобе ласкать буду! На покров распишемся! Свадебку справим! К матушке поедем за благословением! Ой, то не слухай, шо я мелю! Это я так, шоб тобя рядом чуять!
Но до осени не утерпела. В первых числах августа на праздник «Поморской козули» вышла Эстя в красном сарафане, вынесла поддон с пряниками, стала всех угощать.
Народ веселился:
— Девка в красном сорофане – пора сватов зосылать! — кричал бригадир.
Остальные поддержали:
— Рюши-то кокие, от нечистой силы!
— Не теряйся Щербоков, а то опоздаш!
— Вездеходом до Лопшиньги, там и зарегистрируетесь!
Так и случилось. Женился Щербаков на поморке. Регистрация была в здании администрации, а в соседней комнате – приёмная комиссия из Архангельского морского рыбопромышленного техникума набирала абитуриентов.
Давно Эстя мечту согревала о том, чтобы технологом стать по рыбе. Насмотрелась, как приезжают к ним на закупку специалисты все как один – в чёрных кожаных плащах, да всё норовят обмануть – категорию на продукцию занизить. Но понимала, что экзамены не осилить – учиться не любила. А у Щербакова льготы армейские – сдай на тройки и пройдёшь! Уговорила.
В тот же день подал Вениамин документы на заочное отделение, и уехали дожидаться вызова на экзамены.
Эстя всему промыслу рассказала, что скоро будет у них свой технолог – её муж. Рыбаки радовались вдвойне.
Щербаков в техникум поступил и проучился сколько положено. Жил с Эстей, учебные задания выполнял, регулярно летал в Архангельск на сессии. Жена нарадоваться не могла.
Одна печаль её томила – никак детишки не получались. Вроде и берегла себя для замужества, да всё никак. От её волнения и Щербаков стал вспоминать сына своего от первого брака. Пытался представить, как он растёт, сколько ему лет?
Может, исполнилась бы мечта Эсти, но прибыл на Государственные экзамены в Архангельск директор рыбокомбината из Новой Ладоги. Требовался ему позарез грамотный главный технолог. Обратил внимание на Вениамина. Квартиру пообещал и машину служебную.
Стал Щербаков уговаривать жену на переезд. А та ни в какую – поморка я, родители здесь родились, не брошу Белого моря.
Подумал Щербаков – может со временем уладится. Что с жены-дикарки взять? Вот получит квартиру со всеми удобствами, привезёт в гнёздышко, покажет, как цивилизованно жить – не устоит!
Уехал по приглашению под Волхов Ленинградской области.
Директор свои обещания выполнил и зарплату положил хорошую.
Закрутился Щербаков в новом деле, почувствовал себя начальником! Сначала часто писал жене письма. Эстя ответами не баловала – почерка своего стеснялась. Вскоре совсем письма приходить прекратили.
Через пару лет выбрался Вениамин навестить жену. Шёл к дому и не знал что скажет. Хотел как лучше. Прощенья просить – за что? Её ругать – а она-то в чём виновата? Солнце в спину светило и чудилось, что он пинает свою тень, а вместе с ней тот неприятный осадок в душе, гадливость собственного ощущения – вот так он отплатил девушке за ее любовь и спасение! Увидел, как чёрная кошка шмыгнула в рыбацкий барак. Сплюнул три раза через плечо, но был уверен, что не поможет. Трудного разговора ожидал.
Да всё случилось наоборот.
Эстя уже не одна жила, а с бригадиром. Тот на промысле был, а она хозяйством занималась, люльку качала с двойняшками. Пригласила, чаем напоила. Сама светится, точно и не муж её законный пришёл, а родственник дальний. Болтает обо всем – не остановить, смущения никакого.
Не понял Щербаков таких перемен, толком сказать ничего не мог, за чай поблагодарил и в обратный путь.
Кто здесь виноват он и не знал. А в чём вина-то, если в доме все счастливы?
Понимал – не его эта женщина и чего тогда обижаться? И чем дальше бы он жил с ней, тем глубже опускался в трясину подлости и душевной измены! Рад был – может, нашла она своё настоящее североморское счастье, раз детишками обзавелась. Видать Господь не позволил кровь поморскую пустить по ветру.