Тропинка вилась между ритмично расставленных пиний, высаженных здесь, во множестве, во время осушения берега, и теперь сотни и сотни гектаров плодородной земли покрыты зеленой травой и деревьями. Щедрость природы в этом месте, кажется, не имеет границ. Парк отдыха горожан и место дислокации популярного некогда ипподрома - главное назначение этой обширной территории.
Августовское солнце нещадно выжигает все, что доступно ему в городе, а здесь, под развесистыми шапками сосен, прохладно, и таинственный полумрак не нарушает ни единый звук: ни человека, ни машины. На сотне квадратных километров зелени легко затеряться редким посетителям парка. У воды на каменных скамейках читают газеты старики, а тенистые участки под пиниями выбирают родители с детьми. Их коляски, напоминающие цветные мини-автомобили, припаркованы поблизости от шершавых невысоких стволов, пока владельцы, расстелив пледы, полулежат в расслабленных позах, измученные жарой.
В воздухе дрожат горячие ароматы смолы и близкой речной воды.
Еще один поворот, и я слышу приветственное ржание. Это единственный звук, который пронзает тишину полудня и разносится на многие десятки метров вокруг. Высокая деревянная изгородь, составленная из горизонтальных отполированных жердей, отделяет вытоптанное до песка поле ипподрома.
Стелла, стоя в центре группы лошадей, подняла красивую голову, почувствовав мое приближение. Дальше следует то, что уже стало нашим обрядом: приблизившись к изгороди, я медленно запускаю руку в большую кожаную сумку, потом вынимаю оттуда лист каррубы - невероятное лакомство для животного - и вижу, как Стелла, вытянув в направлении меня свою морду, отделяется от товарищей и быстрым шагом направляется ко мне.
Пока лошадь расправляется с этим изысканным снэком, покачивая с благодарностью головой, замечаю мужчину, который внимательно наблюдает за нами, стоя метрах в пятидесяти у ограды. Бросив в его сторону еще один взгляд, удивляюсь той непосредственности, с которой он разглядывает происходящее. Так смотрят дети, теряя счет времени и не слыша настойчивых окриков родителей. Не знаю почему, наша с Стеллой встреча вызвала у него такой интерес, но сейчас было не до пустых размышлений о посетителях парка: меня ждала работа.
Великолепные царские конюшни, если не сказать в печальном состоянии, то не в идеальном, это точно. Потолок пропускает сквозь трещины лучи солнца, а сквозь стены пробивается плющ, с годами отвоевывая себе все большее пространство. В стойле у Стеллы светло и радостно. Распахнув настежь деревянные ворота, я достала скребки, емкости с водой, потом вытащила наружу всю экипировку, чтобы просушить и проветрить на воздухе. Перед тем, как сесть на лошадь, любой наездник сначала чистит ее, затем седлает, после тренировки чистит стойло и приносит корм с водой. Это невероятно сближает хозяина с животным.
Здесь есть профессиональные спортсмены, правда, пара человек, в основном те, кто покончил с профессиональным спортом, но так и не смог реализовать себя в чем-то другом. Такие занимаются в детских группах, готовят, возможно, свою смену и будущих чемпионов. Другие тренируют лошадей, вернее сказать, дрессируют. Для этого на ипподроме воссоздана полная полоса препятствий, один в один повторяющая ту, что приходится преодолевать на международных чемпионатах по конкуру. Я занимаюсь как раз этим, и Стелла - моя гордость: молодая, ей нет еще и четырех лет, высокая, тонкая, красивая и способная. Ей ни разу не приходилось участвовать в больших чемпионатах, и сказать откровенно, вряд ли это случится. Политика, терроризм, безработица и миграция народов мало способствуют серьезному отношению к спорту. И наш ипподром уже никогда не засверкает лучами своей былой славы.
Но всем, кто обожает природу и живое общение с животными, думать об этом и не хочется, да и не приходится - все работают в своем привычном ритме. Каждый имеет свое расписание, которое неукоснительно соблюдается, и каждый выполняет свою работу, получая за нее если не ахти какие гонорары, то уж точно сполна ответной любви от своих воспитанников.
Мой день, благодаря Стелле, начинается и заканчивается всегда одинаково: чашка черного кофе с хлебом, полчаса на метро, извилистая тропинка меж пиний, обряд с листком каррубы и наше долгое общение с лошадью в пределах спортивной площадки. Каждый день мы ставим себе маленькую цель и пытаемся вместе преодолеть ее. Сегодня это могла быть канавка с полметра шириной, а завтра барьер из пяти жердей, но всякий раз это преодоление кажется нам более значительным, чем все мировые войны вместе взятые, и что от того, сможем ли мы взять высоту или нет, зависит что-то крайне важное.
Вагон метро резко качался и скрипел железом, я держалась за поручень двумя руками, пытаясь удержаться на ногах на слишком резких остановках. Несмотря на август - месяц отпусков, здесь было многолюдно. По-видимому, тысячи эмигрантов обслуживали город, в то время как итальянцы релаксировали в своих шезлонгах где-нибудь в Римини. Вытирая капли пота со лба и завязывая на затылке узел из ставших мокрыми и тяжелыми волос, быстро направляюсь к парку, спрятаться в спасительной сосновой прохладе. Пинии, раскрытыми зонтиками, накрывают тропинку, с обеих сторон которой звенит тишина. Этот пейзаж производит впечатление нереального тем, что здесь полностью отсутствуют любые признаки человеческого существования. Но не сегодня…
Впереди меня по тропинке идет человек, его фигура кажется знакомой. Размышляя, откуда это чувство, я быстрым шагом обгоняю его и ловлю в воздухе чуть слышную волну теплого аромата его одеколона, вспоминаю. Стелла издалека приветствует мое приближение, мы повторяем традиционный обряд с листком каррубы. Краем глаза замечаю, что мужчина, стоя на прежнем месте, смотрит на нас. Наш со Стеллой, такой интимный момент встречи, стал доступен кому-то еще, и это мне не нравится. Лошадь тычет меня мокрыми губами в плечо, требуя еще одно лакомство, я шарю рукой по дну необъятной сумки, и вдруг Стелла шарахается в сторону, занося ноги в бок, мчится в противоположный угол поляны, чтобы скрыться там за спинами своих товарищей.
- Здравствуйте, - смущенный голос не может оправдать той неприятности, что случилась мгновение назад, - она испугалась…
- Она испугалась вас, - если бы мои слова могли источать змеиный яд, то его набралось бы не меньше стакана.
- Извините… я видел вас здесь вчера, и эта ваша таинственная связь с лошадью… Это выглядело так странно, что я думал об этом весь остаток дня и решил выяснить сегодня. Все дело в листьях, лежащих у вас в сумке, так?
Большей глупости я не могла вообразить. Но стоило ли объяснять историю наших со Стеллой взаимоотношений постороннему мужчине? Думаю, мой ледяной взгляд и полные гнева глаза заставили его смутиться еще больше. И он, скрыв черными ресницами глаза, опустил голову и пробормотал очередное «простите». Что-то в его позе заставило меня вновь обратить на него внимание, кобра внутри меня опустила свой раздутый капюшон:
- Не извиняйтесь, животные очень чувствительны к запахам. Стелла услышала ваш одеколон. Откуда вы могли знать наше главное правило - никакого парфюма.
- «Наше»? - его глаза наполнились детским любопытством, именно, детским - он не стеснялся быть незнающим. Это меня очень подкупило.
В двух словах мне пришлось объяснить, кто я и что здесь делаю. И с каждой новой подробностью он становился все более искренне удивленным.
- Меня зовут Анджело, - он протянул мне ладонь.
- Я - Нанона, можно Нана, а она, - показала я на свою воспитанницу, спрятавшуюся за лошадьми, но все же посматривающую в мою сторону, - Стелла.
- Красивое имя, это вы назвали ее так?
- Нет, она досталась мне уже трехмесячным жеребенком.
Мой собеседник располагал все больше и больше, много ли нужно, чтобы завоевать уважение хозяина? - стоит задать лишь несколько вопросов, относительно его подопечного.
- Но мне пора, - я еще раз пожала протянутую мне ладонь, - приятно было познакомиться.
Отойдя на достаточное расстояние от моего нового знакомого, я свистнула, подзывая Стеллу. Пугаясь собственной тени, она подошла, позволив поласкать себя, и через пару минут мы с ней занялись ежедневными процедурами чистки, снаряжения и тренировки.
«Молодец», - барьер из невысокого, но коварно широкого колючего кустарника, мы преодолели с третьего захода. И теперь я гладила длинную морду Стеллы, заглядывая в ее оливковый глаз, видя в нем почему-то отражение себя и того, кто так неожиданно встретился нам утром. Я думала об этом человеке потому, что у меня не было никаких знакомств на протяжении очень долгого времени. Переехав сюда в довольно зрелом возрасте, я не могла чувствовать себя достаточно легкой и свободной для того, чтобы вечером ходить в кино или клуб. На набережной, где я обычно гуляла и в баре, где меня ждал мой обычный капучино, ко мне никто не подходил. Сказать откровенно, я чувствовала себя невидимой для всех. Для всех, кроме Стеллы.
Бывало так, что на меня накатывало желание поразмышлять на эту тему, бывало и так, что горькие слезы обиды душили горло. И каждый раз после таких размышлений, я чувствовала их бесцельность. Однажды, как творческий человек, а я, несомненно, таким являюсь, я решилась на эксперимент: ну должен же быть какой-то способ заявить о себе миру, о том, что я есть! Но… ни белое платье с черным поясом, ни французская челка не сработали. Я оставалась невидимкой.
Сейчас я сижу на деревянной горячей доске, болтая ногами в линялых кедах, и совершенно довольна обществом главного и единственного своего друга. Стелла знает, что через пару минут, когда ее мокрая от пота грива подсохнет, мы направимся к реке и там вволю нарезвимся - станем брызгаться и дурачиться, зайдя в воду по колено. И этот день закончится ощущением полного счастья, что подарили мы друг другу.
- Здравствуйте, - Анджело стоит у изгороди и протягивает мне руку.
Я не ожидала его увидеть здесь в третий раз, или ожидала… не знаю, но мне приятно видеть его искреннюю улыбку.
- Сегодня никакого одеколона, возможно, я не помешаю вам.
Но Стелла боится. Она продолжает упрямиться и на следующий день, и еще, и еще. Как мы только не пытались ее обмануть. Неизменно, завидев рядом со мной Анджело, она упрямо уходила в центр поляны и замирала там, словно каменная. Только ее нервно раздутые ноздри и жующие губы демонстрировали желание получить свое лакомство.
Анджело появлялся в парке в течение недели, в определенное время: чуть раньше того, как приходила я. Поэтому для меня всегда оставалось загадкой, откуда и как он приезжает. Мы обменивались парой слов, затем принимались за игру «обмани Стеллу», в которой лошадь всегда выигрывала, и расставались. Не знаю, смотрел ли он на занятия жокеев, или просто гулял в это время в парке, я ни о чем его не спрашивала. Он был одним из тех, кто проводит время в тени пиний, пока солнце хозяйничает в городе. Даже, несмотря на то, что он был совсем не похож на остальных.
Мне он кажется странным. Наверное, поэтому я часто размышляю о том, в чем кроется его странность. Первое впечатление, что это ребенок, только почему-то сильно выросший. Потрепанный, от мятой рубашки до стоптанных кроссовок, он производит впечатление мальчика-сироты, которому некому сказать: «Причеши волосы, не лезь туда, там опасно». Но в то же время, кажется, что он способен на многое. На что именно я не знаю, но уверена, что этот человек в глубине своей не имеет дна. С таким было бы здорово разговаривать обо всем.
Отсутствие друзей с течением времени сделало меня закрытой и недоверчивой, но со Анджело совершенно отсутствует какой-либо порог отчуждения. Неожиданно для себя и для Стеллы, мы обнаружили, что совершенно доверяем ему. Это случилось, когда Стелла взяла из его руки угощение.
Он был настолько рад этому, что я почувствовала его радость. Мало-помалу моя лошадь преодолела и это препятствие, возможно, поэтому мне было так хорошо.
- Хотите посмотреть ипподром? - внезапно предложила я, бросая взгляд на его светящееся лицо.
Вторая неделя нашего знакомства продолжилась в хозяйственных помещениях и на площадке. Анджело обычно забирался на деревянную скамью зрительных мест и, вытянув длинные ноги, наблюдал за тренировкой. Эти часы проходили в молчании, моей сосредоточенной работе по выездке, отрывистых команд и короткого ржания Стеллы, берущей очередное препятствие. Молчаливый наблюдатель не мешал нам, хотя краем глаза я всегда замечала его внимательный взгляд.
Солнце поднялось достаточно для того, чтобы осветить тренировочную площадку и заставить парить мокрую траву под деревьями. Я взяла предложенную мне Анджело бутылку с водой и села рядом с ним на деревянную скамью, защищенную от солнца брезентовым тентом.
- Вы давно занимаетесь этим?
Обычная лавина вопросов, которые он задавал каждый раз, казалась неиссякаемой. Я отвечала на них просто и искренно, видя странное неподдельное любопытство в глазах собеседника. Нет, собеседниками нас все же назвать было бы неправильно. В основном он спрашивал, а я отвечала. Подобный способ общения мне был знаком по произведениям моего любимого Моравиа. Тогда я думала, что это художественный вымысел. Наверное, я тоже должна задавать вопросы, но этого делать я не умею. Возможно, ему это покажется невежливым с моей стороны? Можно попробовать немного оправдаться.
- Вы столько спрашиваете…
- Я надоел вам своими расспросами?
Смотрю в его глаза: шутит или нет? Странные глаза. В них невозможно ничего прочитать, может быть, потому что они такие странные.
- Нет, нет. Вы очень общительный, а я привыкла молчать, всю жизнь имею дело только с лошадьми.
- А я все время разговариваю со своей собакой.
Первый раз приоткрылось что-то из его жизни. И наличие собаки казалось удивительным. Да, наличие ее, а не факт разговоров с собакой.
- У вас есть собака? Но почему вы гуляете здесь без нее?
Вижу, как Анджело улыбается, смущенно опуская голову. Он молчит несколько секунд, будто соображая, потом поворачивается ко мне и, глядя прямо в глаза, говорит:
- Он дома, надеюсь, что с ним гуляют сколько положено.
Я в замешательстве. Значит, Анджело здесь «не дома». Работает? Возможно, ведь он уходит каждый раз в строго определенное время. Естественно, не говоря куда. Мы продолжаем сохранять официальные отношения, если так можно выразиться. Или лучше сказать не отношения, единственное, что нас связывает - ипподром, где я - тренер, а Анджело - зритель на трибуне. Видимо, что-то, что отразилось на моем лице, заставило его продолжить.
- Я здесь в клинике.
Его рука показывает куда-то вдаль, за зонтики пиний, туда, откуда берет начало тропинка. Ни о какой клинике я никогда не слышала, но это не показалось мне удивительным: если есть большой город, то наверняка в нем должна быть и больница. Но мне казалось странным, что Анджело мог быть болен. С физической точки зрения он выглядит как абсолютно здоровый человек, разве что очень худой. Его откровение меня порядком смутило, потому что есть несколько запретных тем, которых в разговоре, я так считала всегда, касаться неприлично - это деньги, личная жизнь и здоровье.
Чтобы выбраться из того, куда мы нечаянно упали, спрашиваю:
- Долго вы еще тут пробудете?
Его глаза почему-то улыбаются, в них совершенно нет тревоги, присущей людям, знающим, что носят в себе болезнь.
- Не знаю, - легко и быстро отвечает он. - Но, как минимум, я буду здесь еще неделю, пока доктор не убедится в том, что подобрал правильную схему лекарств.
Он уходит сегодня в определенный час, махнув мне на прощание рукой, я делаю то же самое свободной ладонью и с высоты Стеллы рассматриваю его фигуру, удаляющуюся по тропинке, пока она совсем не скрывается из глаз.
На другой день все повторяется по заданной схеме: он ожидает меня у изгороди, рядом прохаживается привыкшая к нему Стелла, затем мы направляемся в конюшню, где Анджело, словно грум, помогает со скребками и седлом, чтобы потом занять свое место на трибуне зрителей. Стелла сегодня кажется веселой и свободной, она легко перемахивает через канавы с водой и невысокие живые изгороди, так что я решаюсь поставить дополнительную перекладину на барьер. Начинаем издалека: один круг, второй, третий… подходим к препятствию. Я чувствую, как дрожат подо мной ее мышцы, и вижу, как прижимаются к голове уши. «Давай, девочка! - коротким ударом в бока я посылаю Стеллу на барьер. Чувство полета сопровождает меня несколько секунд, кажущихся невыразимо долгими, и вдруг сухой треск рассыпающихся бревен. Краем сознания проносится мысль, что Стелла взяла препятствие, но не успела подобрать задние ноги.
Надо мной небо, ярко-синее с белыми кучевыми облаками. В ушах стучит адреналин и удаляющийся стук копыт убегающей лошади. Я знаю, как вести себя в случае падения: надо лежать неподвижно, пока вспышка страха и боли не успокоится, и не вернется холодное сознание своего тела. Потом ты сможешь адекватно понять, сломал ли что, или обошлось просто ушибами. Я всегда делаю все, как положено, но сегодня вмешивается Анджело. Конечно, он не знает, как надо, и я сначала вижу его испуганное лицо, склоненное надо мной, потом чувствую, как его руки приподнимают меня над землей. Мое сопротивление он воспринимает, видимо, как проявление ужасных переломов и, наверняка, не помешай я ему, отнес бы меня в какую-нибудь больницу. Так, курс жокея можно считать в разгаре. Заставив его опустить меня обратно на землю, говорю тоном преподавателя:
- Никогда не трогай упавшего с лошади, ну, или с мотоцикла. Если есть переломы, можно сместить их и сделать еще хуже. Понимаешь?
По его глазам, полным паники, вижу, что понимает не совсем. Ладно, надо было предупредить заранее.
- Я часто падаю, это нормально, когда занимаешься спортом. У меня каска, и самое плохое, что может произойти, это ссадины и синяки.
О том, что можно при падении получить перелом, например, позвоночника, я умолчала. Зрителям не нужно знать подробностей, пусть видят красивую картинку. Выпив воды, возвращаюсь в седло - мой принцип доделать то, что не получилось до конца. Желательно в тот же день. С первого раза, умница Стелла прыгает безупречно, крепко поджимая под себя ноги - в попытке избавить себя от еще одного стресса.
Совершенно удовлетворенная, усаживаюсь на скамью, снимаю каску и завязываю горячие мокрые волосы на макушке в узел. Водой прямо из бутылки, поливаю на разбитую кожу лодыжки. Нога отчаянно болит, кажется, ночью я пойму, что еще успела повредить, падая с высоты на землю.
- Ты была в профессиональном спорте? - спрашивает меня Анджело, начиная привычный монолог вопросов.
- Да, в прошлой жизни. Я была в спорте, но потом мое время вышло.
- Эти гонки, что тут проходят - ты в них участвовала?
- Нет, там зачастую только мужчины-жокеи. Я занималась конкуром, вот такой полосой препятствий, сейчас только готовлю лошадей.
- Значит, что ты отдаешь лошадь другому, кто будет на ней участвовать в соревнованиях?
- Ну да.
- Тебе, наверное, жалко с ними расставаться? Не могу представить, что мне пришлось бы отдать Лилло…
Странное ощущение, что передо мной мальчик в чужом теле, вновь охватывает меня, и я пристально рассматриваю его глаза. Именно там больше всего виден этот мальчик.
- Лилло?
- Это моя собака.
- А, да. Поняла.
Не знаю почему, но мне он становился все больше симпатичен. И этим отношением к животным если не в первую, то не в последнюю очередь.
- Сейчас соревнований почти не проводят. Стелла, возможно, никогда не покинет своей конюшни, и я никогда с ней не расстанусь.
Какое-то время мы молча наблюдали за лошадью, которая сознавая, что все самое сложное и неприятное уже позади, спокойно прохаживалась по вытоптанному дерну, задевая длинным поводом за веточки изгороди. Мне пришла в голову неожиданная идея, даже не знаю почему, но я предложила Анджело проехать верхом. Оказалось, что он вполне умеет сидеть в седле, держится прямо, красиво, хотя при его росте стоило бы подобрать лошадь повыше моей Стеллы. Но, во всяком случае, все казались довольны. Вначале я сама вела лошадь, потом чувствуя, что она приняла седока, решилась полностью доверить их друг другу.
Лошадь шла сначала шагом, потом ей стало скучно, и она перешла на легкую трусцу. Мы поменялись ролями, и теперь я сидела на скамейке, расслабленно наблюдая за этой красивой парой. Теперь я могла спокойно рассмотреть все. Заметила красивую спину и длинные ноги, упавшие на лоб пряди длинной челки, тонкие с ярко выраженными узелками мышц руки, крепко удерживающие кожаные ремни повода. Стелла несла его легко и быстро, словно не чувствуя особенного веса на своей спине. При высоком росте вряд ли он мог весить много с такой конституцией. В общем, увиденное мне нравилось. Я имею слабость к красивому, а его так мало вокруг. Я могла бы наблюдать за ними еще, но что-то изменилось в воздухе, что-то неуловимое, постороннее почувствовала я спиной. И очень вовремя: встав со скамьи, я увидела, как к площадке приближается женщина. Заволновавшись, как бы Стелла не выкинула чего-нибудь, в секунду я подскочила к лошади и перехватила ее повод. Она недовольно заржала, начала прясть ушами и пятиться в бок. В это время незнакомка уже подошла к ограде, и оттуда начала делать какие-то знаки рукой. Она звала Анджело. Почему-то я поняла это не сразу, а когда поняла, вдруг почувствовала разом боль в ноге, в спине, локте до легкого подташнивания.
Он легко спешился, что при длине его ног не составило бы труда. Его руки передали мне повод, где-то в районе длинной гривы Стеллы, заставив соединиться на миг наши пальцы. И я услышала тихий голос: «Спасибо, прогулка была замечательная, если не считать того падения». Заставив себя обернуться, спустя минуты три, не меньше, я увидела, как они вдвоем удаляются по тропинке. Женщина держала его за руку, другой энергично двигая в воздухе, будто дирижируя невидимым оркестром.
Ее появление спровоцировало мой очередной приступ размышлений, которому я отдалась в своем привычном месте - баре на набережной. Здесь меня хорошо знал хозяин, обычно готовя для меня одно и то же: большую чашку капучино и стакан минеральной воды с газом. Мой заказ уже стоял на столике, и ничто не могло теперь помешать этому.
Меня волновало то, что Анджело невольно изменил привычный ход вещей. Почему? На самом деле он же не делал ничего, вообще ничего. Он просто появлялся в моем привычном круге вещей, существовал в нем максимум два-три часа и исчезал. Возможно, эти его вопросы виноваты в том, что что-то поменялось? Вполне… и получается, что я больше не невидимка… Он и видит меня, и слышит, и даже прикасается ко мне. Я есть? Эта невероятная новость заставила меня улыбнуться. Не знаю почему, но в этот момент я заметила стоящего передо мной хозяина бара, который спрашивал меня, хочу ли я что-то еще. Я покачала головой, и вдруг решила спросить, причем вопрос этот вылетел сам собой:
- Синьор Манни, а вы знаете клинику здесь неподалеку?
- Клинику? А где? - хозяин казался озадаченным, но готовым искать ответ на вопрос.
- Не знаю, где-то здесь, чтобы можно было легко добраться до парка.
Старик запустил пальцы в густую седую шевелюру и спустя какое-то время широко улыбнулся:
- Конечно! Я сразу не понял, потому что подумал о больнице, где лежат, например, с аппендицитом, а это клиника для таких, - он выразительно постучал себя пальцем по лбу.
Вот это да. Я замерла, уставившись на простодушного старика, который принялся рассказывать о своем дядюшке, который выходил за газетой, а потом его искала вся семья, включая детей. Эта картинка никак не вязалась с Анджело. Я представляла его, ищущего дом весь вечер и потом, когда уже лежала в постели. Не могло быть так, чтобы молодой, вполне здоровый мужчина, мог теряться на улице или слышать голоса, или … я не знала, что еще вообразить - настолько была далека от столь неожиданной темы. Что я знала о сумасшедших? То, что у них бывают сезонные приступы, и что они могут выглядеть вполне здоровыми людьми. Неужели и Анджело тоже?! Откровенно, меня эта новость не сильно напугала, вернее, совсем не напугала. Может, потому что я не могла поверить в это на все сто процентов?
Но следующий день принес неожиданное разрешение моих сомнений. Анджело не ждал меня у ограды и не появился потом на спортивной площадке. С высоты Стеллы я оглядывала окрестности, все уголки и тропинки парка - все, что могла разглядеть во время механической отработки полосы препятствий. Его не было. И это сделало мой день до крайности… пустым. Не знаю почему, но мне захотелось уединения. Стелла была поставлена в конюшню, а я, не переодевшись, спустилась к реке и села на горячий голый камень.
- Здравствуйте.
Как гром прогремел среди ясного неба женский незнакомый голос. Я вздрогнула.
- Хорошо, что я нашла вас.
Ко мне приближалась та женщина, с которой ушел вчера Анджело. На ней были неудобные туфли, каблуками тонувшие в мягком дерне, и светлое, какое-то невзрачное платье.
- Мы не знакомы, - услышала я свой голос, полный знакомого змеиного яда, который непременно появляется при навязанном мне общении.
- Я… это неважно, - сказала в ответ женщина и попыталась встать поудобнее, вытаскивая ушедший под землю каблук. - Я должна предупредить вас, чтобы впредь не повторилось вчерашнее: Анджело ни при каких обстоятельствах нельзя садиться на лошадь. Но вы ведь, верно, не знали…
Вот в это мгновение я получила подтверждение своим мучительным размышлениям накануне.
- Он пациент психиатрической клиники. Лекарства, которые он сейчас принимает, никаким образом не могут сочетаться с подобными экспериментами. Это опасно для его жизни.
Что еще говорили ее голос и некрасивое лицо, я не слышала. Перед моими глазами была картинка освещенной солнечным светом зеленой поляны и красивая фигура стройного всадника на цветной лошади. Когда затихло шуршание неприятной искусственной ткани блеклого платья, я села на камень и заплакала.
Есть на свете непоправимые вещи, и с этим надо смириться, жаль, что понимаешь эту истину слишком поздно.
На конюшне все чаще стали появляться трое незнакомцев: мужчина, женщина и девочка, лет четырнадцати. Сначала они занимали места на трибуне и молча наблюдали за тренировкой, затем, стали появляться в загонах для лошадей и проявлять интерес к Стелле, чаще, чем к другим лошадям. Спустя дня четыре, мне официально представил их наш капо (начальник) как потенциальных заказчиков. Девочка оказалась бельгийской звездочкой конкура, и ей, что естественно, стали подбирать достойную лошадь для европейского чемпионата.
Стелла подходила по всем параметрам: молодая, натренированная, еще не бывшая ни разу на ответственных чемпионатах. Что для заказчиков оказалось удачей, для меня - фолом в череде проигрышей последнего времени. Нет, в настоящий момент, мне казалось, что жизнь моя кончена. И с потерей Стеллы, я вновь окажусь в плаще-невидимке. На трибунах было пусто, если не считать девочки-спортсменки с туго заплетенными светлыми волосами, жадно и, как мне показалось, плотоядно, разглядывающей каждый миллиметр сверкающей на солнце кобылы. Казалось, она уже видела себя ее хозяйкой, и больше всего мне было страшно думать о наших будущих с ней совместных тренировках, о том, как я должна буду вложить повод в чужие руки, отдать насовсем своего единственного в мире друга.
Остаться совсем одной. Об этом я думала, по кругу гоняя эту горькую мысль, заставляющую меня обливаться слезами на «моем» камне, в потаенном месте у реки. Перед глазами стоял белесый туман, смывая границу воздуха и воды. И вдруг: «Нана!» - меня окликнул знакомый, мягкий, с хрипотцой, голос. От неожиданности я вздрогнула и машинально ладонями стала вытирать мокрые щеки, видимо, еще больше размазывая стекшую тушь. Анджело достал белоснежный платок и через миг превратил его в черный, высушивая мои слезы, обращаясь со мной, как с ребенком. Мне было стыдно, что от его утешений, какие-то каналы внутри меня прорвались, и я зарыдала еще более горько и безутешно.
Это невозможно объяснить, это не переводится в слова. Чувства, которые я испытывала в тот момент, были слишком сильными, чтобы справиться с ними. И я не знаю, как долго мы находились на плоских прибрежных камнях, как-то по-родственному прижатые друг к другу, растворившиеся в параллельном измерении, где говорят только сердце и больная душа.
Испытывая неловкость от своей несдержанности и от того, что выглядела в этот момент не лучшим образом, я постаралась, как можно скорее, прийти в себя и даже улыбнуться.
- Извини меня, правда, это в первый раз, как я потеряла контроль…, - в ответ он не сказал ничего, не обрушил на меня своего привычного потока вопросов, лишь внимательно и серьезно пытался рассмотреть мое лицо, которое я, естественно, прятала, как могла.
Когда я почувствовала необходимость заполнить образовавшуюся пустоту нашего молчания, выдавила:
- Стеллу забирают.
Когда эти слова были произнесены вслух, я поняла всю неизбежность этого события.
- Это должно было случиться, я это знала, нельзя привязываться ни к чему.
- Как ты сказала?
Анджело, казалось, ожил, и его окаменевшая фигура вновь стала живой и теплой, я почувствовала это от прикосновения его плеча к моему.
- Нельзя привязываться ни к чему…
- Ведь все преходяще в этом мире, - закончил он цитату.
- Луна и звезды…
Он вновь удивил меня. Начитанный. Внимательный, вежливый, загадочный, бог знает, какой еще, и у меня не укладывалось в голове, что он… - сумасшедший?! Промелькнула мысль о той женщине, что злобно и высокомерно отчитывала меня накануне. И в ней не чувствовалось ни капли жалости к тому, кто сидел сейчас рядом со мной, к тому, кого она уводила за руку, видимо, обладая над ним какой-то властью. Я вспомнила, как они удалялись от ипподрома по тропинке, как Анджело покорно шел с ней рядом, и как вдруг ссутулились его широкие плечи. У меня не было желания спрашивать о его недуге, но я мучительно хотела уложить в своем сознании красивого человека и его болезнь. Понять, как они могут сосуществовать, на самом деле, а не только в жестких словах той женщины на шпильках.
- Приходила женщина, - сказала я, глядя открыто и прямо в его осторожные, словно зверьки, глаза, - та, что была с тобой.
Он вздрогнул, повел плечом, вытащил из кармана темно-синих джинсов помятую пачку сигарет и зажигалку, но так и оставил их в ладони, будто забыв про них. Я не хотела мучить его, но мне хотелось какой-то ответной откровенности.
- Это твоя жена? – спросила я его просто и напрямую.
И вдруг Анджело рассмеялся, открыто и по-доброму шумно.
- Нет, это моя беби-ситтер, - сказал он, и глаза его заблестели.
Пришла пора мне рассмеяться, не над ним, не над тем, что он сказал, а от теплой волны дружеской откровенности, что затопила меня с головой.
- Кто?! Беби-ситтер?
Ну, правда, иметь няню в его возрасте… Просмеявшись, я осеклась, вновь представила старика, который вечно терялся по дороге из дома в магазин. На душе вновь стало душно и скверно. Анджело продолжал улыбаться своей искренней ребячьей улыбкой.
- Теперь понятно, почему Проф запретил мне выходить в город, - и, видя мое недоумение и плохо скрываемый интерес, стал объяснять, - когда я попал в клинику, дела мои были плохи, и дальше отделения выходить мне не разрешалось, потом, спустя две недели, меня перевели в платное отделение, разрешили гулять по городу, всюду, где я захочу, но в сопровождении беби-ситтер.
Я слушала, разглядывая меняющиеся тени на его лице, покачивая головой в знак понимания.
- А увидев тебя на лошади, она решила, что это опасно, она сказала мне, чтобы я больше не смела допустить такого.
Моя рука очутилась в его ладони, сухой и теплой, и тихий голос опустился до сдавленного шепота:
- Прости… мне, правда, неприятна вся эта ситуация…
И было видно, что Анджело, действительно, был прекрасно осведомлен о возможностях поведения своей беби-ситтер. Я молча покачала головой, что тут скажешь. Нам обоим стало грустно. Я видела это по вдруг изменившемуся лицу своего собеседника. Он смотрел на стоячую зеленоватую воду, а я на него. Мне захотелось что-то сделать для него, какое доброе, может, пустяшное дело.
- Знаешь, если когда-нибудь тебе захочется покататься на лошадях, приходи в любое время.
Он подтолкнул меня плечом.
- Сейчас.
- Нет, - он вновь заставил меня улыбаться, - нет! А если появится твоя беби-ситтер?!
- Я называю ее Шпильки, - услышала я в ответ, и, растворившись в его светящемся лице, подумала, что все равно все уже потеряно, что нет смысла противиться сиюминутному желанию.
- Пошли!
Мы пошагали обратно к конюшням, держась за руки, помогая друг другу взбираться по скользкой траве и перелезать через камни берега. Стелла была под седлом, для Анджело я взяла более подходящую ему по росту кобылу, шоколадными боками отливавшую на солнце. Уже сидя в седле и аккуратно пристраиваясь рядом со спутником, отметила его идеальную посадку и не могла не спросить об этом. Уклончиво, Анджело объяснил, что имел опыт, учился верховой езде, но где и когда, так и не сказал.
Мы двигались по извилистой натоптанной тропе, между корявыми стволами деревьев-зонтиков, и молчали. Вначале приходилось держаться друг за другом, потом, когда тропинка открыла вход на просторное поле, я, чуть тронув пятками Стеллу, встала рядом с шоколадной кобылой и ее уверенным седоком. Шоколадка дернула мордой, выказывая свое недовольство нашим соседством, но Анджело умело перехватил повод. Он выглядел счастливым. А я вновь стала проваливаться в меланхолию.
Мне хотелось вот так ехать и ехать, по дороге без конца, в никуда, в неизвестные дали, без цели, просто, чтобы иметь возможность смотреть на него и чувствовать под собой мою Стеллу.
Это невозможно. Все имеет конец. Любая дорога имеет конец. Рано или поздно. Если бы можно было вовсе не начинать ее, но кто-то другой распоряжается твоей судьбой, у тебя просто нет выбора. Это истина, но как принять ее?!
Анджело помог не только снять экипировку с лошадей, но и водрузить каждый элемент на свое место в конюшне. И все это мы проделывали практически молча, лишь изредка обмениваясь фразами, вроде того: «Куда это? - А, туда, в тот угол, на верхний крючок». Еще минута, и он уйдет, еще день, и Стеллу заберут навсегда.
- Эй, - мое лицо почувствовало прикосновение его ладони, струящегося из нее тепла, - ты собираешься вновь плакать?
Это невозможно, это очень больно.
- Нет, - выдавила я, сквозь давящую боль в горле, - нет, - замотала я головой, отгоняя первые спазмы.
«Ты - спортсмен, ты - спортсмен…, - твердила я себе, словно мантру, - ну же, forza! Будь сильной! Упала - встань и двигайся дальше!». И я смогла: улыбнулась, вздохнула, подняла голову.
- Все в порядке. Спасибо тебе за прогулку. Возможно, это было в последний раз, как я гуляла с Стеллой.
- Когда ее заберут? - спросил Анджело, и с каждым сказанным словом, я чувствовала, как растет расстояние между нами.
- Не знаю, девочка и лошадь уже полностью привыкли друг к другу. Дальше этим делом занимается капо, документы, формальности… Через пару недель соревнования.
Говоря все эти, ничего не значащие для Анджело слова, я чувствовала, как с каждым из них в меня впиваются раскаленные гвозди.
- Беби-ситтер не придет за тобой? - вдруг вырвалось откуда-то из глубин моей раненой и болеющей души.
Он опустил голову, так, что стал похож на обиженного мальчишку, его поникшая фигура, словно говорила: «Зачем ты так?».
Затем, чтобы ты скорее ушел. Оставил меня наедине с моим горем. В привычной обстановке одиночества, молчания и пустоты. Я буду вновь невидимкой.
Помедлив миг, он распрямился, пробормотал: «Спасибо за прогулку», и, не глядя больше на меня, развернулся и нерешительными шагами пошел по песку, утопая в нем своими серыми кроссовками без шнурков.
Возвращаться домой не хотелось, на душе было холодно и мерзко. Поменявшись дежурством, я осталась ночевать в конюшне, перетащив из подсобки подушку и одеяло прямо в загон Стеллы. Залезла к ней в стойло, вычищенное до блеска и пахнущее сухой соломой и свежескошенной травой, бросила на пол одеяло и повалилась сама, разглядывая сквозь щели звездное небо и полную оранжевую луну. В тишине ночи звенел оркестр цикад, исполнявших бог весть какую по счету серенаду. Стелла хрустела опилками, переступая с ноги на ногу, осторожно, будто боясь разбудить меня. А мне не спалось.
Часов в восемь, когда с дороги уже доносился шум машин и бормотание маленьких мотороллеров, мой телефон пропиликал смской: капо просил зайти к нему в офис. Совершенно не заботясь о своем внешнем виде после ночи, проведенной в конюшне, я понуро потащилась к нему, догадываясь, какая процедура меня там ожидает. Но все оказалось еще хуже, чем мои ожидания. Стоя перед массивным деревянным столом начальника, я чувствовала на себе несколько пар глаз, одновременно выражавших разные эмоции. Девочка-бельгийка смотрела на меня просительно-умоляюще, ее мать - высокомерно-заискивающе, а мужчина, который был чем-то типа продюсера звездочки-спортсменки, - с вызовом. Босс монотонным голосом объяснял мне необходимость моего личного присутствия на соревнованиях. Дескать, кобылка еще не достаточно привыкла к новой хозяйке, та переживает, что не справится и завалит выступление, а продюсер готов взять на себя расходы по моей транспортировке, вернее, моего сопровождения транспортируемого животного в соседнюю страну, еще проживание, расходы и прочее, и прочее.
Шагая обратно в загон, я думала о том, что все-таки легче, когда тебе вырывают зуб сразу, мгновенно, а не тянут его так долго, что заморозка перестает действовать. Ты начинаешь кричать от боли, но врач продолжает свое дело. Так было со мной. И вот повторилось.
Конечно, я собрала рюкзак, где большую часть занимали вещи Стеллы: особая расческа, набор резинок, шампунь, кондиционер, пасты и мастики, несколько пар чулок. Для себя я взяла лишь бутылку воды и смену белья на пару дней. Ни выходить куда-то, ни участвовать в каких-либо мероприятиях там, мне не хотелось.
В назначенный час пришел огромный трейлер, профессиональная машина для перевозки спортивных лошадей. Красивый, белоснежный, высоченный. На боку машины была нарисована, поднятая в прыжке через барьер, лошадь. На нас обращали внимание все посетители парка, вежливо сторонясь и переходя на самые краешки тропинки. Я сидела в кабинете водителя - молодого, лет тридцати, парня, который при поворотах без стеснения чертыхался. Новые владельцы Стеллы предпочли ехать с комфортом, на своей машине экстра-класса, аккуратно держась за нами, след в след, будто боялись, что по дороге дверь фургона откроется, и Стелла выскочит на свободу.
При выезде с территории парка, когда наша машина уже уверенно набрала скорость, сквозь бликующее стекло, я заметила знакомую фигуру: синие джинсы, голубая рубашка… Анджело, как и другие, обернулся на наш удивительный фургон, который уже мчался по асфальтовому шоссе, прочь из города.
«Значит, он шел на ипподром?» - завертелось у меня в голове, и тут же я осекла саму себя: «Это ничего не значит. Он мог идти куда угодно, в парк, например, или на берег реки». Но почему-то всю дорогу мне хотелось думать, что все-таки первый вариант. Хотя от этого не становилось легче.
Безумие соревновательных дней не поддается описанию. Нервы, нервы, нервы. Мне даже стало жалко мою подопечную, я имею в виду, девочку-спортсменку, звездочку, чемпионку, которая вдруг стала растерянным ребенком с трясущимися коленками. Стелла хорошо перенесла дорогу. И теперь она выглядела просто превосходно в своих голубых чулках, с гривой, заплетенной, наподобие ковра. Сказать по правде, мы еще не решили, какой будет окончательный выбор ее выходной прически, было не до этого.
Процедуры регистрации, взвешивания, ветврачи, сдача крови, допинг-пробы. Поздно вечером все валились с ног. Мои владельцы уезжали с ипподрома в отель, а я оставалась неусыпно охранять мою Стеллу. Конкуренты могли запросто сделать все, что угодно с лошадью противника, и я заметила, что в каждом загоне кто-то обязательно оставался на ночь.
На первых двух днях Стелла и бельгийка показали себя с наилучшей стороны, им даже прочили призовые места в первой тройке участников. Что ж, я должна была гордиться собой и своей… лошадью. Она была для меня не лошадью, она была для меня моей родной, моей подружкой, моей дочкой, в конце концов. Я поила ее из бутылочки, я выкормила ее из жеребенка, который еще некрепко стоял на ногах. Я ежедневно расчесывала ее, мыла, прогуливала и учила разным трюкам. Несколько лет мы с Стеллой шли к этому ее триумфу, и что? Теперь я чувствую себя на краю пропасти. Я не могу представить свою жизнь без нее!
Ничего не поделаешь. Стелла уже под седлом своей новой хозяйки. Неплохой, в принципе, девочки, успешной спортсменки, наверное, с великим будущим. Только заметно, как она любит кубки и медали больше, чем лошадь, которая, в свою очередь, для нее - просто средство.
«Forza, forza!!!» - твержу я себе, осекая саму себя, словно шенкелями. Последний наш вечер с Стеллой. Теплый воздух дрожит. Над влажным газоном клубится испарение дневного жара. Площадка с препятствиями опустела, но свет прожекторов почему-то не погасили. Я решилась на не совсем правильный поступок: сесть в седло и пройти всю полосу препятствий целиком, включая джокер. Если Стелла возьмет его, очки предыдущего барьера удвоятся, и у девочки будет шанс максимально опередить своих соперников.
Я ничем не рисковала. Нет, конечно же, я рисковала и собой, и Стеллой. Лошадью в первую очередь. Но, если она не почувствует себя в безопасности здесь, на поле, завтра может быть провал. А безопасность она чувствует только со мной. Итак, отыскав в загоне каскетку, я села в седло и вывела Стеллу на дорожку. Череда препятствий показалась мне чересчур сложной: стенка, тройник, канава. Мы прошли все, даже джокера. После чего, уже не думая ни о чем, провалились в сон в одном загоне.
Все прошло хорошо. Лучше, чем я ожидала. Лучше, чем ожидала девочка, взявшая Кубок. Они ликовали, фотографировались и давали интервью, пока я завязывала тесемки своего рюкзака, сглатывая слезы. Все прошло, а значит, все кончилось. Еще один путь подошел к концу. Мне предстояло купить билет на поезд и вернуться восвояси. В пустой загон, куда, возможно, очень скоро приведут нового жеребенка, которого я полюблю всем своим сердцем, но, конечно, никогда так, как Стеллу.
Услышав какое-то сопение за спиной, я раздраженно повернулась и увидела большого, в смысле важного, человека из организаторов, и продюсера бельгийки. Не успев пробормотать себе под нос: «Да что же вам всем еще от меня надо?!», я услышала невероятное.
В руках у меня была факсовая бумага, где черным по белому было велено возвращаться на том же фургоне с моей Стеллой-победительницей, потому что у нее появился новый владелец. Я не знаю, как такое стало возможно, да и не мое это дело. Но, похоже, больной зуб продолжали тащить из меня.
Преодолев несколько сот миль на комфортабельном фургоне, я чувствовала себя разбитой бесконечной болтовней водителя. Это не был диалог, это не была череда вопросов, это был монолог о себе-хорошем, зарабатывающем серьезные деньги и готовом научить этому любого.
У меня не было сил ехать домой. День был в разгаре, когда мы вернулись, было около двух часов пополудни. Поставив Стеллу на ее законное место, я начала затаскивать в стойло все свободные емкости для воды. И хотя делала я это из последних сил, так было легче не думать о том, что нас с ней еще ждет. Начальник не заставил себя ждать, прислал смс - это был его обычный способ общения с жокеями, тренерами, которые находились на своих рабочих местах, вдалеке от его королевского офиса. «Зайди». И все. Точка.
Кое-как вымыв руки под прохладной струей воды, скрутив волосы в тугой пучок, я переобулась в кеды и пошла, как мне показалось, на экзекуцию. По дороге мне в голову приходили разные мысли о том, чего хотел от меня капо: от поощрения за Кубок, до увольнения с работы. Не знаю, как я выглядела, войдя в блестящий кабинет, но увидев там… Анджело, думаю, стала выглядеть еще хуже. Моя рука шарила в поисках какой-нибудь опоры, и в миг мне было предложено кресло, и кем? - самим боссом! - в которое я рухнула.
За последние три недели я уже привыкла к монотонным объяснениям своего начальника, и приготовилась внимательно, насколько позволяла мне моя усталость и присутствие здесь того, кого я уже не ожидала никогда увидеть, выслушать очередную тягомотину. Но все пошло как-то не так. Неожиданно лаконично, босс сказал, показывая на Анджело: «Познакомься, это новый владелец Стеллы».
Я пялилась на них, ловя себя на мысли, что похожа на умалишенную, но не могла произнести ни слова. Пока окрик начальника не вывел меня из этого сомнамбулического состояния: «Ну, чего расселась?! Все. Иди, иди!». Подскочив со своего места, уже у двери, я услышала почти ласковое: «И да, поздравляю тебя с Кубком! На счет премии я уже похлопотал».
Сказать, что я была ошарашена, ничего не сказать. Не помню, как дошла до конюшни, как оказалась на деревянной скамье трибуны. А рядом возникла фигура необъяснимого моего знакомца. Не знаю, как правильно было бы его назвать, наверное, «новый хозяин моей Стеллы».
- И как ты это… провернул? - не нашла я подходящего слова.
- Скажем прямо, мне было это нелегко, а учитывая, что лошадь взяла Кубок, цена вопроса подскочила сразу втрое, не могли вы там занять хотя бы третье место с конца? - его глаза смеялись, а мне было не до смеха, какая разница, кто владелец, если Стеллу все равно купили.
- И что… что ты собираешься делать? Ездить на ней? Участвовать в соревнованиях? Черт возьми, зачем она тебе?!
Анджело прервал поток моих возмущений, простым жестом взяв меня за руку своей умиротворяющей теплой рукой и ответил: «Чтобы подарить ее тебе». Как гром среди ясного неба прозвучали для меня его слова. Не было похоже на то, что он шутил, нет, смотрел мне прямо в глаза своим серьезным и таинственным взглядом. Трудно было понять вот так сейчас все, что произошло. Необходимо было разложить все по полочкам: Анджело купил Стеллу у тех бельгийских владельцев, капо пошел на это, они уже и документы оформили, вон они - лежат в прозрачной папке на лавочке. «Нет, нет, нет - это немыслимо», - ворочалось у меня в голове, отупевшей от пережитого и долгой дороги, и поэтому я попыталась вернуться к истокам:
- Что ты сказал?
Он спокойно, без всякого раздражения по отношению к моему скудоумию, повторил:
- Я купил Стеллу, чтобы отдать ее тебе навсегда. Я посчитал, что так будет правильнее, и… потом, я представил, если бы у меня забрали Лилло или даже одного из котов…, - и протянул мне прозрачную папку.
Машинально взяв документы, не глядя на них, я продолжала находиться в полусне-полуяви.
- Но я не могу… Это невозможно… Это - целое состояние.
Да, мне хорошо была известна цена моей Стеллы. И без тройного размера, сумма была сравнима, наверное, с годовым бюджетом какого-нибудь маленького государства. Я попыталась вернуть ему папку, но безуспешно, и наши руки так и остались вместе, поверх скользкого пластика.
- Ну и что. Если на это у меня были весомые причины и возможности, почему нет?
- Возможности…, - не унималась я. - Ты - тайный король Иордании, не иначе, если у тебя есть такие «возможности»! Хорошо, даже если это и так! Абсурд - вот так потратить деньги.
Он, кажется, не понимал моей логики, и по его изменившемуся лицу промелькнула тень недовольства.
- Что ты находишь абсурдного в желании помочь человеку… и животному? - добавил он.
Он обезоруживал меня, но принять такого подарка я не могла!
- Прости, возможно, я не так выразилась, я очень благодарна твоему благородному желанию нам помочь, правда. Но, все же, я не могу принять такого подарка. Это слишком…
- Что?
Ох, не нравились мне его глаза. Лицо Анджело омрачилось, глаза потемнели, и в них больше не сверкали солнечные лучи, как обычно. Он отвернулся и стал смотреть перед собой, на пустое сейчас тренировочное поле. Мы молчали. Мне было неловко и стыдно, от тех моих слов, которые я сказала ему тогда, еще перед нашим с Стеллой отъездом. А еще, мне стали понятны его чувства, человека, который намеревался принести радость, а его вот так отправили к черту на рога.
Мне показалось, что еще секунда, и он уйдет, в этот раз навсегда.
- Анджело…, - не выдержала я своего же прогноза на будущее, - получается, я буду тебе обязана по гроб жизни.
Мальчишка был передо мной, растрепанный, довольный мальчишка, светящийся ярче летнего солнца. Его улыбка имела власть заставлять улыбаться. И моя глупая и счастливая улыбка ткнулась в его плечо.
- Наконец-то, - сказал он, обнимая меня одной рукой и водружая мне на колени злополучную папку, - держи, здесь копии всех документов и дарственная, заверенная у нотариуса, нам надо будет как-нибудь съездить туда еще раз вместе, но это, как сможешь.
Меня оглушило счастьем, и чтобы не захлебнуться в нем, я продолжала добавлять себе понемножку горьких пилюль:
- Я - твой должник теперь, ты мне жизнь спас, и я никогда не смогу ни отблагодарить тебя, ни вернуть эти деньги, даже, если вернусь в спорт, даже если завоюю все кубки Европы вместе взятые!
Потом меня осенило! Я, кажется, нашла выход из этой неловкой ситуации:
- Подожди! Ты не должен дарить мне Стеллу! Ты останешься ее владельцем, а я буду за ней ухаживать, как раньше, она будет жить здесь, я даже сама готова оплачивать расходы на ее содержание. Ты можешь найти спортсмена, но, желательно, здесь, в городе, чтобы ее больше не пытались увезти за границу, мы будем участвовать в чемпионатах, это, кстати, приносит иногда доход…, и я не буду чувствовать себя так неловко.
Так причитала я, пока Анджело не поднялся со скамьи и не сказал, протягивая мне руку:
- Мы можем поговорить об этом еще раз?
Я поднялась, держась за его руку, и непонимающе затрясла головой, отчего мои немытые волосы рассыпались по плечам, и я, как мне кажется, была похожа в этот миг на лошадь, проскакавшую полную полосу конкура.
- Это «да», или это «нет»? - смеялся, по-доброму, мой спаситель.
Я попыталась собраться и, слабо отдавая себе отчет в своих словах, ответила согласием. Кажется, мы договорились, что он встретит меня после моей смены, и что мы обсудим этот вопрос где-нибудь в спокойной обстановке за ужином, и уже не сегодня, учитывая мое состояние после дальней дороги и всего прочего, что случилось так внезапно.
У меня даже не было времени понять, как могло такое произойти на самом деле. Не во сне и не в моих фантазиях, временами очень богатых на подобные события, а в реальной жизни. Еще впереди маячил этот «ужин», от самой мысли о котором все внутри меня переворачивалось и замирало. Я все еще не могла понять, зачем все это понадобилось Анджело, вернее, учитывая его добрую натуру, даже не принимая во внимание ту баснословную сумму, потраченную так… странно, не могла поверить, что на свете возможно существование такой чуткости, что ли. И когда сидела в ванной, подставив обожженный солнцем лоб, под мощные струи включенного душа, и когда ложилась спать, и когда пила утренний кофе - все думала об этом, мои мысли гонялись по кругу, как жеребята, но так и не смогли догнать друг друга. Тут бы подошло знаменитое «Я подумаю об этом завтра» Скарлетт, но она никогда не была моей фавориткой, поэтому я просто решила совсем не думать и отдаться на волю судьбы. В любом случае, моя Стелла оказалась не в руках алчных бельгийцев, а у… да - у незнакомого мне человека.
Думай-не думай о нем, всегда выходит одно и то же: у него добрые глаза, а глаза, как известно, - зеркало души. Особенно большая капля утренней душевой воды тяжело упала мне на голову, повернув мои размышления в прямо противоположном направлении: стоп! - это тот самый человек, который приходил из клиники для душевнобольных, в сопровождении своей беби-ситтер. Он грохнул нереальное состояние на покупку какой-то лошади, и непонятно, с какой целью. Все сходится! Поступок сумасшедшего. Горечь всплыла внутри меня и заставила наполниться мутным туманом мои глаза, мокрые то ли от воды, то ли от слез.
Приняв решение, ни при каких обстоятельствах не соглашаться ни на какие с ним сделки, я попыталась успокоиться. С этим напускным спокойствием я ответила на его телефонный звонок, с которым он не заставил себя ждать, и согласилась на встречу. Конечно, я не всегда хожу по улицам, похожая на оборванку или красивого жокея в экипировке, иногда я бываю похожа на девушку, со всеми полагающимися атрибутами, типа платья, босоножек, косметики на лице. Но я не думала, что это может вызвать такую реакцию, какую вызвало у Анджело мое появление на выходе из парка. Сказать по правде, он тоже меня удивил. Высокий и стройный, одетый в черный пиджак на светло-голубую рубашку и темно-синие джинсы, он стоял у серебристого купе с низкой спортивной посадкой, и если бы не его растрепанные ветром волосы и серые кеды без шнурков, его можно было не узнать, но не обратить внимания - невозможно.
Он не узнал меня, даже несмотря на мой пристальный взгляд. Мне пришлось подойти вплотную, чтобы он, наконец, идентифицировал меня. После сдержанного «здравствуй», я осторожно залезла в машину, заметив, как яростно она сорвалась с места, поднимая придорожную пыль. Краем глаза отметила порядок на приборной доске, отсутствие вообще каких-либо предметов, что так часто разбрасывают повсюду в машинах их владельцы. Возможно, это не его машина? Просто взятая напрокат? Но, глядя на то, как не глядя, он управляется со спорт-каром, стало понятно, что они знакомы уже давно.
В баре на набережной, где бывало я пила свой кофе, было многолюдно от вечерних посетителей, и нам пришлось довольствоваться столиком внутри.
- Извини за выбор, - оглядывая свисающие заросли каких-то вьющихся растений и звенящие бусинками занавески, отделяющие один столик от другого, сказал Анджело, - но тут нет выбора, на самом деле, это единственный бар, который можно найти в этом районе.
- Я знаю, - ответила я, кивнув подошедшему вдруг синьору Манни, который узнал меня, - раньше я заходила сюда после работы выпить кофе.
Стол был накрыт, белое вино налито в бокалы, но я не могла ни начать есть, ни начать разговор. Чтобы как-то объяснить свое поведение этакого зомби, сказала ему:
- Извини, я не очень-то интересный собеседник, видишь ли, у меня очень узкий круг общения, я отвыкла от разговоров и, тем более, вот так выходить вечерами.
Он улыбнулся и поднял свой бокал.
- В любом случае, ты должна отметить свою победу, победу Стеллы, я поздравляю вас!
- Чин-чин, - сказала я и для храбрости осушила бокал почти наполовину, заметив, что Анджело, сделав глоток, поставил свой на место.
Видимо, и он заметил мой взгляд и просто сказал:
- У меня сложные отношения с алкоголем.
- Понимаю, - закивала я в ответ, ничего не понимая, а он продолжил рассказывать, будто вовсе не о себе.
- Однажды случилось так, что я полностью потерял память о том, что было накануне, после того, как выпил виски в компании, у друга, Проф потом сказал, что таблетки, которые я принимаю не совместимы с алкоголем, и чтобы избежать подобных последствий, я воздержусь, но буду рад, если ты, наконец, расслабишься, после всего, что тебе пришлось пережить, не сомневайся, я отвезу тебя домой, - добавил он, улыбаясь.
Подперев рукой подбородок, он разглядывал мое лицо, пока я допивала вино. Да, дойдя до крайней точки, мне было уже все равно, что о мне подумают. А когда этот волшебный напиток сделал свое дело, меня прорвало.
- Мы должны поговорить о Стелле, - сказала я, как мне показалось так, как хотелось: строго и серьезно, деловым тоном, но который почему-то сразу же окрасил оттенком иронии его красивое лицо, - но прежде…, - я чувствовала, что должна-таки извиниться за беби-ситтер, - извини меня.
- За что? – спросил он, глядя на меня, будто я была ребенком.
В моем сознании всплыло его лицо и опущенные плечи, как от удара, и как та женщина тащила его за руку по извилистой тропинке, утопая в ней своими высокими каблуками.
- За то, что я сказала тебе тогда, про твою няню, за то, что так нехорошо мы тогда расстались, я не хотела… обидеть тебя, - наконец, сформулировала я то, что грызло меня изнутри на протяжении всего этого времени, и то, что, как оказалось, не позволяло мне вдоволь нарадоваться счастливым концом истории с моей Стеллой.
Мои глаза были устремлены куда-то в разводы съеденной пасты, так мне было стыдно за себя ту. Но его рука вдруг опустилась на мою, и теплый голос сказал:
- Ерунда, но я должен, наверное, был тебе сразу все объяснить, - вот такого продолжения я не ждала, не поднимая глаз, я слушала его исповедь, не считая себя достойной такого откровения.
Он не был сумасшедшим, он не мог потеряться как тот соседский дедушка, и няня ему нужна была лишь для того, чтобы он мог спокойно чувствовать себя на оживленных городских улицах, и потому что не мог сесть за руль.
- Маниакально-депрессивный синдром, - озвучил он свой диагноз.
- И это… излечимо? – жалобно проблеял мой голос.
- Нет, - сказал Анджело, - это хроническая болезнь, - и добавил, - моя болезнь. Каждый день я принимаю две таблетки, утром и вечером, но это не особо мешает мне жить как все нормальные люди.
- Нормальные, - возмутилась я, - разве есть установленные нормы? Глупо как-то…
Вот так неожиданно наш разговор принял совсем не тот оборот, на который я рассчитывала. И вопрос Стеллы был еще не затронут нами. Надо было переходить к самому животрепещущему для меня.
- Ты можешь мне сказать, зачем ты купил лошадь?
- Я уже говорил тебе.
- Понятно, значит, чтобы просто выручить нас с Стеллой.
- Да.
- И ты позволил себе такую трату.
- Да, у меня была такая возможность.
- Допустим. И ты готов отдать мне Стеллу, так сказать, в качестве подарка, так написано в этом документе? - я достала свернутый вчетверо лист и потрясла им перед собой, наверное, со стороны это было похоже на допрос в полицейском участке.
- Конечно, - без всякой иронии отвечал Анджело.
- Предположим, - не знала я, что еще добавить, и стала крутить за тонкую ножку свой пустой бокал, на что сразу среагировал официант, подошел и наполнил его вновь, почему-то не спрашивая меня, желаю ли я этого.
Анджело как-то обреченно вздохнул, видимо, устав от такого разговора, и, подумав, сказал:
- Ты говорила, что содержание лошади потребует денег.
Ну да, конечно, я имела в виду оплату конюшни, корм, все остальное, типа налогов, в итоге набегала приличная сумма. Которую я, в свою очередь, готова была оплачивать, лишь бы Стеллу не отнимали у меня. Теперь к той сумме, которую мне и представить было сложно, добавилась речь о дополнительных расходах, вводить его в которые стало неловко. Вообще, мы зашли в тупик. У меня даже стали появляться мысли, вроде того, что лучше было бы пережить бельгийцев и потерю любимицы, чем такие разговоры с Анджело.
- В общем, все сложно, - констатировала я в итоге.
Уже проходя по набережной, в опустившихся сумерках, мы понимали, что нет какого-то правильного решения, которое устроило бы нас обоих. Анджело довез меня до дома, обещая позвонить.
Он позвонил. И приезжал на ипподром. И разговаривал о чем-то с моим боссом. В итоге, сентябрьским днем, когда солнце еще стояло в зените, а вода в реке уже казалась темно-синей, мы оказались на деревянной скамье трибуны. Я не выглядела на этот раз оборванкой, потому что тренировала новую лошадку. Она уже была способна преодолевать два бруса, и постепенно привыкала не шарахаться от посторонних. Анджело оценил красоту моей новой подопечной и немного огорчил меня тем, что не сможет прогуляться со своей лошадью по парку, да Стелла все еще оставалась его, и лучшего владельца я и пожелать не могла. Он объяснил мне, что уезжает на три месяца по работе, что, возможно, его не будет и больший срок, но с вопросом содержания Стеллы в конюшне все улажено, и все будет для нас как прежде.
Надо было расставаться, как ни печально для меня это было, я проводила его почти до самого выхода, несмотря на то, что мой красивый костюм вызвал в парке почти ажиотаж, дети пытались сфотографироваться со мной, и поэтому не так легко было сказать Анджело все, что мне хотелось. Наконец, мы остановились у последней деревянной изгороди.
- Спасибо тебе за все, - сказала я ему, пытаясь вложить в свои слова как можно больше тепла и того, что я чувствовала. - Ты очень выручил меня. Очень. И меня, и Стеллу.
Через секунду я оказалась в его объятии, утопая счастливой улыбкой в его тепле и едва слышном аромате незнакомого мне парфюма.
- Может быть, и вы когда-нибудь выручите меня, - сказал откуда-то сверху мягкий, с хрипотцой голос.
- Ты придешь еще навестить нас?
- Обязательно приду, сразу же, как вернусь, и мы покатаемся на лошадях по парку.
- Хорошо, хорошо, - повторяла я, только теперь осознав, что все мои беды и переживания остались в прошлом, растворились, словно дурной сон.
Через три месяца и две с половиной недели, я хорошо это знаю, потому что вела отсчет на большом настенном календаре, Анджело вернулся. Не позвонив, не предупредив, как обещал, он появился у края барьера, заставив меня замереть посреди поля, верхом на моей Стелле. Уши ее задрожали, она вытянула вперед длинную морду и протяжно заржала. Еще секунда, и мы у барьера, который не помешал нам крепко обняться. Всем троим.
- Стелла узнала тебя издали.
- Я рад снова вас видеть. И не только видеть, - его руки обнимали голову Стеллы, которая знала свои приемы по получению ласки.
Мы на своей деревянной скамье под брезентовым тентом, как и не было этих долгих-долгих недель, наполненных изнуряющими тренировками и крестиками в календаре.
- Ты другой, - заметила я его новую стрижку, очень идущую ему, но мне было жаль мальчишеских растрепанных прядей, которыми играл ветер.
Анджело улыбался.
- Да, пришлось подстричься так, коротко.
- Тебе идет, - улыбалась я в ответ на то солнце, которое источали его глаза и губы.
- Чем ты занималась? - спросил он, имея в виду, видимо, весь тот отрезок времени, своего отсутствия.
- Тренировалась. Знаешь, я решила вернуться.
Это было нелегко для меня, открывать давно закрытый, уже заржавевший замок, но я решила, что так, участвуя в профессиональных соревнованиях, я смогу хоть как-то взять на себя расходы на Стеллу. А может, немного приподнять себя в глазах Анджело. Он очень удивился.
- Вернуться?
- Да, через четырнадцать дней, я и Стелла уже заявлены. Ты придешь на нас посмотреть?
- Приду ли я? - мне нравилась его реакция. - Непременно!
- Хорошо, хорошо, - мне, действительно, было хорошо находиться здесь, на своем месте, видеть Стеллу, прохаживающуюся среди препятствий, и Анджело, в глазах которого появилось что-то новое, неуловимое, когда он смотрел на нас.
- А знаешь, - вдруг сказал он, - у меня есть к тебе предложение, и я предлагаю обсудить его в том странном баре на набережной.
- Согласна, - без колебаний, ответила я.
- В общем, я видел такой центр в Германии, у меня знакомый, он специалист в области подобных методик и реабилитаций, мы уже подготовили полный пакет документов, чтобы повторить подобное у нас…
С полчаса Анджело рассказывал мне о Центре реабилитации, где лечат лошадьми, вернее, общением с лошадьми. Конечно, для меня это было не новостью, но мыслей о том, чтобы работать в подобном заведении, у меня никогда не возникало. Но то, с каким рвением и азартом, рассказывал об этом Анджело, заряжало оптимизмом.
- Конечно, можно попробовать, но нужны специалисты, я всю жизнь занимаюсь конкуром, здесь другая специфика.
- Так мы найдем таких, не проблема! И, наверняка, освоить это будет не сложно такому профи, как ты.
Мне было лестно это слышать. И мне было гордо за мой первый за сто лет Кубок, все-таки взятый нами с Стеллой. И радостно, оттого что Анджело присутствовал на тех соревнованиях в качестве владельца победившей лошади. Конечно, я согласилась.
«СТЕЛЛА» - красивая вывеска была торжественно открыта символическим сдергиванием с нее белого полотна. Вспышки камер, микрофоны, лошади, маленькие особенные дети с родителями и одетые в отличительную форму жокеи. Все перемешалось в моем сознании. Это самый невероятный день в моей жизни. День открытия нашего Центра.
У нас своя секция на ипподроме, свои специально обученные тренера, врач, бухгалтер и юрист. Никогда бы не подумала, что во все это буду втянута я. Невидимая и молчаливая, выброшенная из большого спорта, почти потерявшая свою любимицу и обретшая столько друзей и интересной работы. За плечами месяцы подготовки, учеба, вперемешку с соревнованиями и тренировками до растертых в кровь ладоней и ног. Кажущегося неиссякаемым энтузиазма Анджело хватало на все: организацию, поиски персонала, переговоры с капо и прочее, прочее. А еще, он не пропустил ни одного нашего соревнования.
- Видишь, все-таки и ты меня выручила.
Мы шли по зеленой траве, держа в руках высокие бокалы с шампанским. Одной рукой он поддерживал меня, потому что мои ноги путались в длинных, до земли, складках шифонового платья.
- Чем же? - не понимала я. - Пока я вижу только одно, как ты делаешь всех вокруг счастливыми.
- А ты и Стелла сделали счастливым меня.
- Как?
Он покачал головой:
- Просто подарили мне такую возможность. Вдохновение дорого стоит.
Мы одновременно оглянулись на праздник, бушующий на ровно стриженом газоне. Самое сложное позади, впереди была работа, возможно, сложная и непосильная, но у нас было главное - вдохновение. «И еще определенные юридические формальности, нам необходимо вдвоем съездить к юристу, - вернул меня на землю теплый голос, окрашенный нотками счастья, - все-таки хорошо, что ты не стала полноправной владелицей Стеллы, и у меня остаются кое-какие преференции».
Когда тебе кажется, что твой путь закончился обрывом, и что тебе некуда больше идти, это не так, потому что в мире миллионы дорог. Одну из них мне посчастливилось отыскать. И этот путь я прохожу не одна: со мной моя Стелла и новые друзья, которые так же, как и я, обожают лошадей и так же, как Анджело, хотят помогать людям. И, конечно, же он - человек, который научил меня улыбаться без оглядки на обстоятельства, который идет рядом со мной и, хотелось бы верить, не только из-за «определенных юридических формальностей».