Фурдалы Агнесса Еремовна (Иеримовна) 1890- 1982 — налетчица, руководитель объединенных групп бандитов в Кишиневской губернии, Бессарабии, Одесской и Херсонской областей. Руководитель подпольной сетки сопротивления оккупации в годы Великой Отечественной войны. Отсидела на царской каторге 3,5 года, в лагерях ОГПУ -НКВД-ГУЛАГА — 36 лет... В лагере в возрасте 48 лет родила дочь. Первый ребенок и единственный. Девочка выжила, родила двух детей: сын (внук Фурдалы) воевал в Афганистане, награжден двумя медалями, одна из которых «За отвагу». Дочь (внучка Фурдалы) окончила институт связи , о семейном и местоположении не известно.
Агнесса родилась в румынской семье мелких торговцев. Отец содержал корчму в сорока километрах от Измаила на дороге в Кишинев на берегу озера Ялпуг. Мать держала немыслимое птичье хозяйство — она сама не знала, сколько у неё кур, индюков и уток. Двадцать пять десятин земли полностью уходили под кукурузу. Даже у дома не было грядок на укроп и перец. Мама меняла птицу практически на все остальное, что требовалось в хозяйстве — от муки и гвоздей до мешков и керосина. У Агнессы были четыре брата-богатыря (один из них погиб в бригаде Котовского, ещё один — в Великую Отечественную войну подорвался на мине уже стариком, а двое других мигрировали в Турцию и во Францию), а так же младшая сестра, судьба которой неизвестна после ухода белых из Одессы. Вроде бы она была в прислуге у одной зажиточной семьи.
Агнесса начала свою бандитскую деятельность вместе с братом, который подался в гайдуки к Григорию Ивановичу Котовскому. Они грабили поезда, а Агнесса, тогда ещё 16-летняя девчонка, прятала в хованки награбленное, вынюхивала информацию о грузах у почтарей, которые останавливались в корчме. Иногда везло — мелькали и готовые клиенты, торговцы без охраны и с приличными деньгами на руках. В 1907 году она фактически стала уже соучастником крупного преступления. Гайдуки подстрелили двух почтовых курьеров, везших облигации и векселя от одного помещика на Кишиневскую биржу. Курьеры вступили в отчаянную перестрелку, так как тоже вполне себе были вооружены «смитвессонами», но шансов у них не было. Агнессе велено было их закопать. Она и возилась с трупами возле болотистой лакуны озера, когда вдруг один из курьеров зашевелился. Добила его Агнесса лопатой. Её не тошнило, слезливости и кошмаров не было. Грохнула и грохнула. А дальше наступили совсем веселые времена... Брат забрал её к себе в банду, Котовский сидел первый срок в тюрьме, а она потихоньку подобрала под себя фактически все сборы с рыбаков и их перекупщиков от Овидиополя до Измаила и Комрата.
В 1912 году, когда в Сербии началась Первая Балканская война, на Измаильских рыбачьих суденышках совершались перевозки добровольцев-россиян для участия в этой войне. Банде Агнессы вздумалось на свою голову грабить казаков. Надо сказать, что пару раз им это удалось, и даже успешно, но зачем-то они вошли в кураж (возможно, из-за того, что казаки оказали сопротивление и банда, как никогда, разом понесла потери — сначала 2 раненых и 2 убитых, а второй раз и вовсе семь убитых и двое раненых). Кураж , возможно, был элементарной местью. Но тут банда нарвалась на разработку российской контрразведки Генерального штаба — замели всех. Арестовано по уголовным делам и поперлись на Сахалин с большими сроками 8 человек, в Екатеринославскую тюрьму с тремя подельниками угодила и Агнесса. Первую мировую войну она встретила здесь.
Наступило сладкое бандитское время — когда война, тогда бандит живет хорошо. Когда война с революцией — бандит живет сказочно. В основном недолго, но сказочно. Агнессе удалось и сказочно, и долго.
У неё был целый флот — 9 рыбацких шхун(баркасов под парусами) и один пароходик, который прожил жизнь столь же длинную, как и бабушка Фурдалы. Он был снят в фильме «Неуловимые мстители». Были у Агнессы в те времена и два локомотива, к которым цеплялись вагоны, где и какие успевали украсть, за большие деньги перевозили товар и людей — то белых, то красных, то гайдамаков, то людей Махно. Она старалась в бои с ними не вступать (в отличие от Миши Япончика), более того — она не поддалась на уговоры и угрозы самого Котовского, помнившего её, как младшую сестру товарища, убитого на заре левацтвующей гангстерской молодости. «Я — человек не политического интересу, у меня свой интерес, вино да хлеб», - объясняла свою позицию тётя с «маузером» в руке. Банда Агнессы насчитывала около 400 человек и примерно до 3 тысяч человек оказывало ей активное содействие. Романтической эта фигура не была — сказочно богатой два-три года — да, но романтической нет. Остатки её банды говорили, как минимум, о четырех эпизодах казней, где она принимала личное участие.
В период новой экономической политики бизнесменом она оказалась никудышным, хоть и активно советовалась со старыми умудренными торговцами — как, куда, почем и зачем расталкивать старые «активы». В 1922-м году те, кто ей до этого исправно платили, начали вдруг оказывать сопротивление. В 1924-м её даже подстрелили. Тяжело. Две пули — в живот и в шею. С ними она поехала на первую советскую тюрьму. Бизнес, богатство, вся её криминальная вольница остались навсегда где-то там — на пыльном песчаном берегу Черного моря, на берегу, который удалялся и удалялся, потом стал еле видимым в маленькое окошко трюма тюремной баржи, увозящей её на Крым. Девять лет Соловков определил ей суд Симферополя за грабежи и разбой. Убийства предъявить не удалось. Но на пересылке в Миллерово она убила одну сокамерницу и покалечила другую, выбив ей глаз. Тут ей добавили ещё семь лет. Зато она задержалась почти на год в местных тюрьмах и поехала в конечном счете не на Соловки, а на Вологду.
Лагерная жизнь её, путешествия по этапам и влиятельность в самих лагерях из довоенного периода практически не известны. Рождение дочери — тоже история покрытая мраком. Существовала версия, что она забеременела, чтобы получить ослабление режима, но судя по датам и её срокам отсидки — эта версия не выдерживает критики. Родила Фурдалы уже на воле. Какой ей был смысл ради режима беременеть на последних месяцах заключения, тем более, она вообще месяцев восемь до выхода была на бесконвойном определении? Освободилась она под новый 1939 год... И осталась на поселении рядом с лагерем возле поселочка Кемь в Архангельской области. Дочь в паспорте имела именно это место рождения. Но в 1940-м году Бессарабия с Молдавией присоединяется к СССР. И ни дня, ни месяца не промедлив, Агнесса Фурдалы выезжает на родину. Были ли у неё фантазии поднять выжившую братву? Был ли страх, что на самом деле и к ней ведь могли выставить «счет» по полной программе за грабежи, убийства, поломанные судьбы. Но она вернулась... Как? Бог ведает. Бог ведает, как она ходила среди односельчан и ходила ли? Долго ли и много ли ездила по бывшим «авторитетам»? Неизвестно. Зато совсем неожиданно открывается страница её жизни в 1941-1944 годах... Агнесса — руководитель довольно обширной сети подполья в Одесской области и в Николаеве. Она попадала в руки военной контрразведки абвера и... бежала. Что было не так то просто - это известно по почти нулевой статистике побегов из рук этого серьезного немецкого ведомства. В том случае она угнала автомобиль, убив двоих конвоиров (документально и свидетелями подтверждено, неизвестно только — в одиночку она это сделала или помогли извне, может, были напарник или напарница). В порту Одессы во время стремительного прорыва в город наших войск в апреле 1944-го , именно Агнесса и её люди подорвали пакгаузы в Каботажной гавани и катер-фелюгу, стоящий на рейде в районе Лузановки. На фелюге погибли вместе с немцами и отец с сыном -молдаване. Но кто тогда считал «побочные издержки» войны?
А потом наша контрразведка, знаменитый СМЕРШ, занимался и Агнессой, и её подпольщиками. Но как-то она проверки прошла успешно — её готовили чуть ли не к награде. Но растащили её боевые ребята армейские склады. Двоих расстреляли, двоих посадили. Агнесса пыталась вытащить их из тюрьмы или облегчить им положение, но накрылась из-за этого и её награда, да и сама она попала в оперативные разработки...Потом в Одессу пришел маршал Жуков. Тот самый — Георгий Константинович. Шмон был лихой. Агнессу упекли на 10 лет. В итоге — отсидела она в Коми лагерях ещё почти 18 лет. Из них — 14 — в лагерях, и три года десять месяцев — на поселениях. За что ей добавляли сроки — догадаться не трудно. Наверное, это были побеги или нарушения режима, драки или воровство. Точно теперь не известно, но появилась она — грохочущая, клекочущая бабка в бараках у железной дороги «на райбольнице» в Княжпогосте в 1963 году. И уже не уезжала никуда до самой смерти — в 1982 году. Ещё в 60-х годах тянулись к ней за справедливостью люди из мира чистогана, из тех, кто жил по мрачному воровскому закону. Шли за советом, за помощью, за поиском своих, за тем, чтоб передать весточку «в бездну времени и пространства» - то есть туда, где суд только времени и Бога. Кто-то умирал и знал, что передать информацию не может иначе, как только через верного человека. Кто-то отчаянно верил в то, что когда-нибудь где-нибудь и кто-нибудь из родственников услышит о нем, пропавшем в северных лагерях.
Жила Фурдалы скромно. Но скромность в быту не мешала ей очень своеобразно влиять на кадровую политику даже местных заводов и … отделения милиции. Она слишком много знала... Например, выходит из лагеря урка совсем неприглядная, шнырь-шнырем. И вдруг по шепоту от одного человека к другому выходит он на директора механического завода. И урка уже работает в отделе снабжения. А через пару месяцев дядечки из Москвы появляются и решают вопросы с дефицитной тогда стекловатой и плексигласом (хоть и производилась в России с 30-х годов).
В начале 70-х годов была в Княжпогосте уникальная сходка «воров в законе». Тогда одновременно на одной из хат сидело шесть воров и толковали о разделе полян влияния между ворами, которые сидели в лагерях (ко всему прочему, тогда одновременно двоих вводили в ранг «законников», но опять же на разных зонах). Связано ли это было с реформой снабжения Управлений лагерей МВД, которая началась в 1974 году или это просто совпадение — пусть это между собой толкуют высокие оперативные работники. Нам интересен другой момент — на сходке были два человека, которые по формальным признакам там быть не должны. Один человек — Бредя. Был такой известный местный вратарь. Да-да, поколение нынешних стариков помнит его именно, как вратаря, играющего по очень высокому яшинскому классу (вратарь Лев Яшин — это спортивная звезда нашего футбола 1960-70 годов). Другой человек — Агнесса Фурдалы.
Что делали эти два человека на столь высоких уголовных разборках? И если по Бреде немного известно — он свидетельствовал в пользу одного из тех, кого должны были полагать в «воры», то Фурдалы — это совсем отдельная и таинственная тема... Можно, только догадываться — кто из присутствующих был обязан ей жизнью, куда уходили корни и связи знакомств тех «законников», если Фурдалы могла серьезно помочь, посоветовать и по существу вывести решение на классический воровской суд.
На улице Фурдалы в последний раз видели в 1977 году. Она жила в последние годы в пятиэтажке рядом с мостом через железную дорогу. Бабка-Ёжка могла появиться в дверном проеме подъезда неожиданно. Могла так рявкнуть, с такой жесткостью в голосе, что приседали даже собаки, а шумливые пацаны притихали так, что на несколько часов их речевые формулы становились почти тургеневскими...
За пару лет до смерти Фурдалы ослепла совсем. Говорят, что она подолгу сидела у окна и слушала грохот поездов, которые шли по костям её товарищей на Воркуту и из Воркуты. Грохотала её эпоха. Её жизнь. Жесткой колыбельной по металлу.