Лумумба

Григорий Азовский
В аудитории студенты электротехнического университета. Первый курс. Практические занятия по курсу «История КПСС». Занятия ведет высокий стройный преподаватель с сухим, почти изможденным выразительным лицом. Незрячий. В черных очках.
Наука о партии, сами понимаете, своеобразная. Николай Иванович – не какой-нибудь догматик. Он понимает, что материал не самый занимательный. Его надо как-то оживить, рассветлить, внести какие-то забавные факты из былой и текущей жизни. Иначе студенту этого не вынести. Уснет студент или отключится другим способом. А Николай Иванович – человек веселый и бывалый. Фронтовик. Разведчик. Балагур и острослов.
Сегодня тема занятий: распространение коммунизма во всем мире. Николай Иванович говорит о величии идей коммунизма, об их привлекательности для народов мира, о борьбе с буржуазной идеологией. Говорит все, что надо и довольно пространно. Заключая речь, Николай Иванович как бы поднимает глаза и спрашивает : «Не могли бы вы, дорогие мои, привести конкретный, реальный пример столкновения идеологий?»
Студенты, естественно, молчат. Рыбы-рыбами. Покой сонного царства нарушает Федя Степанов. Он обычно выручает студентов, поддерживая диалог:
— Николай Иванович,  у нас в общаге на днях поселили парня из Бельгийского Конго. Говорит, что он брат Патриса Лумумбы, т. е. идеологически это наш человек. Разместили его в двухместной комнате. Предполагалось, здесь будет жить второй студент – наш, советский.Так вот, этот Лумумба сдвинул обе кровати вместе, накрыл их общим одеялом и соорудил что-то вроде тахты –рабочего места революционера. В комнату никого не впускал, нажимая на то, что будут часто приходить повстанцы для организации диверсий против угнетателей-капиталистов. Его оставили в гордом революционном одиночестве. И что бы вы подумали? Через некоторое время в его логово валом повалили революционерки, — белолицые к тому же. Он, похоже, завербовал их то ли на Невском, то ли еще где в людном месте.
Преподаватель-разведчик хмыкнул: «И что же дальше?».
— Дальше — больше. Революционерок. И такие, знаете, симпатичные, все у них на месте. Вкус у Лумумбу был хороший, идеологически выдержанный. Мы все ему завидовали.
— Ну и дела, — улыбнулся Николай Иванович. – И что вербовка продолжается?
— Полным ходом, — Николай Иванович. – Уже сформирован Иностранный легион, наверное. Не успеваем считать.
 — Да… всякое бывает на идеологическом фронте, — протянул преподаватель. – Возможны всякие издержки и даже перегибы. Отнесемся к этому с улыбкой.
***
Прошло много лет. Однажды Федя Степанов, теперь уже вполне солидный Фёдор Андреевич, пересекал восьмую линию Васильевского острова по Среднему проспекту. Говорят что, это самый сложный перекресток в мире. Именно здесь полная развязка трамвайных линий. А еще куча автобусных маршрутов.
И вдруг Степанов видит  – боже милосердный! – Николая Ивановича, обожаемого преподавателя Истории КПСС. Такой же стройный и нисколько не изменившийся внешне. Он деловито, но вполне непринужденно шествовал по перекрестку, время от времени прикасаясь к брусчатке тростью.
Степанов догнал Николая Ивановича:
— Николай Иванович, извините, что я останавливаю вас на полном ходу. Никак не ожидал вас встретить. Ведь прошло столько лет.
 Николай Иванович помедлил самую малость.
— Бог ты мой ! Неужели Федя? Степанов? Лумумба! Помнишь? Ты где? А ? главный инженер? Молодец! А я вот все там же. В электротехническом. Скоро на пенсию. Спасибо тебе за ту африканскую историю. Я часто ее вспоминаю и рассказываю коллегам. Многие революционеры у нас бывали, и очень видные, не только твой Лжелумумба. Это и Мао Цзе Дун, Фидель, и, кажется, даже Че Гевара. По слухам, все они сказочно любвеобильны. В любом возрасте. И благодаря этому завербовали немало идеологически подкованных поклонниц, невероятно смазливых. Подозреваю, что это сильно крепило дружбу между народами. А ты как считаешь?
— Я согласен, дружба крепла. Но одновременно поклонницы оберегали мир от революционного экстремизма. Красотки отвлекали революционеров от крайностей и переключали их энергию на житейские дела. Мир, благодаря этому, в целом становился более стабильным и миролюбивым.
— Что ж? Твоя теория мне нравится. И хотя в ней много наивного реализма, она очень симпатична и не противоречит реальной практике.
Николай Иванович улыбнулся:
— До свиданья, мой юный коллега. Будь в твоих годах, я бы не терял времени даром и устроил бы какую-нибудь революционную заварушку.
— Непременно, Николай Иваныч, – ответил Федя. – Это увлекает. Хотя превзойти Лумумбу невозможно. Кишка тонка. В этом я убедился еще в те, давние студенческие времена. Помнится, я  встретил африканца у подъезда дома, где жила моя закадычная возлюбленная. «Что ты здесь делаешь, коллега?» – спросил я. «То, что здесь делал ты, мой друг, но немного иначе», — улыбнулся революционер, дружески обняв меня за плечи.