Вспомнила свой выпускной в школе.
Мама достала парчу, дивное двустороннее полотно под золотное шитьё. Но сама она у меня по её же признанию "ни сшить, ни разорвать". Поэтому понесли в ателье.
Швея, видно, поленилась или побоялась взяться за такую сыпучую ткань и начала отговаривать маму, а после они уже вдвоём отговорили почти плачущую меня от парчового платья. Как теперь вижу, все эти доводы яйца выеденного не стоили. Старит, плохо сидит, будет полнить и прочее.
Сшили мне мешок из местного линюче-серо-голубого искусственного шёлка, с рукавом "летучая мышь", отрезное по талии с резинкой и тонким пояском из каких-то косых обрезков, единственной блестяшкой была вышивка люрексом сбоку от горловины-лодочки, при моей короткой шее и стрижке это был ужас.
По улице я шла широким шагом, пытаясь увернуться от фотографов, но по закону подлости попала в газету как разв позе гренадера. Потом после долгого сидения на отсыревшей скамейке Зелёного театра на концерте хвост моего платья окрасился зелёными разводами от размокшей краски. Весь путь до школы пешком я шла, зажимая этот хвост в складку, чтоб скрыть пятно. В школу пришла помятая и отсиживалась то в раздевалке спортзала, то на тёмных этажах. Под утро мне уже было всё равно, куда и в каком виде идти встречать свой первый взрослый рассвет.
Парча пылилась в шкафу долгих 30 лет. Совсем недавно её выпросила моя тётушка. И, скорее всего, продала или пожертвовала своей омской общине СИ.
Платье выпускное я попыталась отстирать. Безуспешно. Оно после стирки пошло пятнами, косые швы растянулись, при глажке цвет шёлка менялся по всему полотну неравномерно. Шёлк сел, люрекс полез по сторонам, основа вышивки стянулась.
Иногда я с грустью думаю, пережила бы я это всё, если бы просто выслушали моё мнение и сшили мне платье из парчи.