Утром поезд прибудет в пункт назначения. Станция Новокузнецк-пассажирский.
От тоски и духоты мозги слипались. На третьи сутки пути в невыносимой духоте (работы, заявленных в билетах кондиционеров, не ощущалось абсолютно) постоянная качка не доводила разве что до приступов тошноты и рвоты. Железнодорожное полотно напоминает обычную автодорогу. Ямы и ухабы. Вагон мотает, как автоприцеп КАМАЗа. Почему на торце нет надписи «Занос в сторону один метр!» остаётся загадкой. Одно успокаивает: враг не доберётся к нам и по железной дороге. Смутно вспоминается что-то о турбулентности и воздушных ямах… И там??? Господи, Ты воистину бережешь Россию. Как иначе объяснить такое количество препятствий и неудобств, возникающих при любой попытке передвижения по территории родной страны?
Ну, что ж, путь из Новокузнецка до Москвы мне не понравился. Чего не скажешь об обратном пути. Дорога до родного города стала сущей пыткой. слово «понравилось» даже с частицей «не» здесь не выразит и малейшей доли моих эмоций невероятно негативных, удручающих, гнетущих. Слава Богу, что пребывание в самой Москве было наполнено радостными встречами, счастливыми минутами, удивительными открытиями и просто приятными моментами.
Конечно, прибытие на перрон Казанского вокзала. Володя ждал, как и обещал. Со свёртком моих книг и дипломов. Я улыбалась. Безумно приятно не ошибиться в друзьях.
Потом Катюша. Она просто фейерверк энергии и приключений. Но самое главное, она, подобно доброй феи из старой сказки ведёт меня сначала в студенческий театр МГИМО на Чехова. Чудные водевили. Приятные и нежные. Отлично сыгранные. В просторном, но наполненном зрителями, зале. А на следующий день мы на Таганке. Та самая сказка, которая могла бы никогда в жизни не свершиться, но уже совершается, потому что хрустальные туфельки уже надеты и обратного пути нет. И не важно что у этих туфелек размер 40 и каблук 15 сантиметров. Главное – начинается «Добрый человек из Сезуана»… А перед спектаклем мы успели побродить по театру и посмотреть видеопроекцию кабинета Ю. Любимова. Услышать людей, которые оставили свои росчерки на его стенах. В том числе и нашего обожаемого Семёныча.
И опять эмоции опережают наши возможности выразить их. Всё равно . я, Володя и сама Катюша были счастливы. Ещё бы это было не так. Когда радость встречи умножается на соприкосновение с духом Высоцкого и возводится в квадрат от ощущения Таганки.
Когда мы ступили , как будто во сне,
На плиты Таганки, где мы не бывали,
Увидели облик изученных стен,
И воздух вдохнули, каким не дышали,
Когда проходили по чёрным ступеням
И вечер качался, как бриг на волне,
Конечно же трудно в такое поверить,
Но есть фотоснимки – живой комплимент.
Немного шальные, немного устали,
Но смотрим на сцену за третьим звонком.
Там боги почтили себя Сезуаном,
Прикрывшись , как мёдом, идеей с добром.
Но вот и пролетели два выходных дня. Мы выходим из театра. Последний кадр. Мы с Катюшей на фоне вывески Театра на Таганке. Кто бы мне сказал лет сорок назад, что такой будет в моей жизни… А сейчас пора прощаться с Катюшей. Завтра ей на работу и мы больше не увидимся. Но мы будем ещё не раз говорить по телефону. Зачем-то же его придумали умные люди.
В понедельник я отправляюсь в большой конференц-зал правительства Москвы на ежегодную церемонию вручения национальной литературной премии « Поэт года» и «Писатель года».
Холодная Москва поражает разноголосьем иностранной речи в автобусах и метро. Я слушаю какие-то слова на английском. Улыбаюсь, ощущая витающий в воздухе шарм Москвы. И выхожу на своей остановке. Оказывается, это совсем рядом. Несколько шагов и я уже в фойе, где говорят не просто на русском языке, где даже думают стихами, чувствуют наполненными смыслом и статью образами. Мир русской, пусть современной, но , литературы же! Мы все тут – писатели и поэты. Правда у меня от этих званий до сих пор дрожь по телу проходит.
«Поэт в России больше, чем поэт»
Это правда. Это не просто высокое звание. Это другой мир. И попав туда, ты уже никогда не перестанешь видеть, а главное, передавать эту жизнь совершенно иными словами.
Церемония длится не так долго, чтобы хрустальные туфельки успели рассыпаться в прах. И я увезу домой не только их, но и нежное чувство очарования и причастности к этому огромному, богатому миру русской литературы. Боже! И я её пишу! Сама не верю. И как меня угораздило!
Четвёртый день волнует не меньше, чем три предыдущих. Мы едем на Ваганьково. Володя , Ларочка и Александр. Цветы. Цветы. Цветы. Тут невозможно без них. Потому что тут Высоцкий и Есенин. Филатов и Абдулов. Тут Даль и Миронов. Цветы. Цветы. Цветы. Мы обходим, сколько возможно. Но обязательно подходим ко всем. Начав со встречи с Владимиром Семёновичем, последние цветы легли на плиту Сергея Александровича. Я не могла не подарить ему цветов. А ещё девочки из группы просили передать приветы от них.. что ж, цветов хватило.
От коней, разогнавшихся вовсе,
К неуютно-усталой берёзе.
От Таганской тюрьмы и Каретного,
До раздолья застольного, хлебного.
От декабрьского Англетера.
До июльской жары переспелой.
Что за путь оказался у избранных
Между памятниками и могилами.
Потом памятник в сквере у Покровских Ворот. И ещё один. В мастерской Церетели. Что бы, кто бы о нём не говорил, мы благодарны ему за этого Высоцкого. Неровного, не прилизанного, не спелёнутого, свободного, неординарного. Пусть он такой и будет. Разный и мятежный, и любимый нами.
На пятый день я еду в Царицыно. Фотографируюсь в Екатериной Великой между золотых и нефритовых колонн. Нахожу кое-что интересное для своих сказок. И получаю море позитива и наслаждения. Это Ларочка организовала безумный сюрприз для меня. Кроме картин Александра и мешка гостинцев, она подарила ещё тепло и обожание. Любовь и привязанность. Я перестала чувствовать себя чужой и ненужной. Я стала дорогой гостьей на празднике, устроенном в мою честь. Ну кто после этого не начнёт слышать волны счастья, накатывающие на маленькие, круглые камешки ежедневной суеты? Боже, я очень благодарна и Ларочке с Коленькой, и Саше. И, конечно, Катюше и Володе. У меня прекрасные друзья! А ещё мы постоянно вспоминали всех из нашей группы, особенно, конечно, дядю Толю, который изо всех сил старался, чтобы эти встречи состоялись. Я представляю, как он радовался, видя нас вместе. Ведь, было же такое? А, дядя Толя?
А топом я встречалась с моим знакомым поэтом. Два часа про мои стихи. Как ни странно, разбирая мои ошибки, он нашел слова, заставившие меня почувствовать себя талантливой, красивой и любимой женщиной. Не им. На этой земле нет мужчины, который бы любил меня. Но моментами появляется призрак, который обнимает меня за плечи и делает счастливой. А я улыбаюсь и засыпаю у него на руках. И если бы не он, я сошла бы с ума от тоски. Особенно в поезде. У меня нет клаустрофобии. У меня боязнь нелюбви. Луиза создана для того, чтобы любить. Она задыхается без воздуха, наполненного любовью.
Утром поезд прибудет в пункт назначения. Станция Новокузнецк-пассажирский.
Ещё никто из нас не знает о том, что случилось в Кемеровском торговом центре «Зимняя вишня». Мы все просто мучаемся от бессилия и бездействия. Мы все просто ждём, когда ступим на твёрдую землю. А там на ней…
Звонили дети (Век-то двадцать первый!)
Из огненной закрытой западни,
И матери поверить не посмели,
Что говорят с умершими детьми.
Наверное, рыдали и ругались,
Наверное, клялись и проклинали,
Наверное, не верили и ждали,
Но не дождались и не докричались.
Потом нашли обугленные трупы
Своих детей, живых ещё недавно..
Они молили Бога в ту минуту
Но Бог не оправдал их ожиданий.
Ослеп, оглох, забылся, онемел,
Закрылся где-то, видно по нужде,
И сделать ничего не захотел,
Чтобы из ада возвратить детей...
Там, на ней то, что мы видим изо дня в день. Копоть. Грязь. Отчуждённость. Равнодушие. Смерть. И так не хватает участия и любви. Добра и света. А ещё, в нашей обычной жизни давно нет нормального чувства уверенности в завтрашнем дне. Когда ты знаешь, что будет через день, через месяц, через год.
И даже Бог на это горе глядя,
Молчит, не понимая, что сказать.
Не то, чтоб он не говорил всей правды,
Но не смотрел просящему в глаза.
Упали два цветка к свечам горящим
По заживо горевшим малышам.
Когда вопрос цены уже назначен,
То даже Бог не в силах возражать.
Он принял всех, с укором матюкнувшись.
Оставив тем, кто ходит по земле,
Убогие, завшивленные души,
Десятки тел обугленных детей.
картина А. Притчина.
испльзуется с разрешения автора.