Благодарю Светлану Гойхман за помощь в работе.
Счастье умереть, не растеряв по дорогам жизни разум.
Академик Бехтерев
Сан Саныч, которому перевалило за шестьдесят, как обычно проснулся поздно. Зимний день разноголосицей улицы ворвался в комнату через приоткрытую форточку. Легким дуновением ветерка морозная свежесть резво побежала к дивану, вытесняя спертый воздух. Под тяжестью диван скрипнул, и на деревянный пол точно в тапки упали большие ступни из-под застиранного пододеяльника, который волосатой рукой был отброшен к ветхому ковру на стене. Хозяин квартиры, хорошо сложенный мужик, принял вертикальное положение с закрытыми глазами. Любопытная синичка, резво крутя махонькой головкой, тотчас влетела в зал обычной двухкомнатной квартиры советской планировки. Сон, несмотря на пробирающийся по полу холод, не отпускал: "На трибуне он, Сашка Пантелеев, молодой коммунист и простой рабочий срывает бурные аплодисменты зала и президиума в лице лучших людей города-делегатов очередной партийной конференции».
Незваная гостья наделала столько шума, впорхнув за коробки на старом шифоньере, что окончательно проснулся не только хозяин, но и огромный черный кот с его требовательным «мяу» без особого желания поймать виновницу переполоха. Он лишь повернул черную голову с белом отметиной на лбу в сторону стены с засаленными обоями и упал навзничь, наслаждаясь свежим воздухом. Скоро на кухне засвистел чайник; хлопнула дверца холодильника; кот стремглав рванул к долгожданному завтраку, а насмерть перепуганная пичуга защебетала и улетела через открытую форточку навстречу полуденному солнцу.
На столе крутился сотовый, взывающий вибрацией к ответу. Сан-Саныч, прожевывая бутерброд, косился на дорогой подарок сына. Его распирало любопытство узнать, кто это так настойчиво звонит, но не знал, как пользоваться навороченным телефоном. Предпринятые вчера попытки водить пальцем по экрану ни к чему хорошему не привели – выскакивало светлое оконце, на котором было написано: «Абонент перезвонит позже. Сейчас абонент занят, извините. Перезвоните через пять минут». Допив чай, Саныч сообщил коту: «Ну, его к лешему, сдам в ремонт старый, кнопочный, а этот пушай лежит!» Рядом с неожиданно замершим телефоном лежала потрепанная книга с этикеткой от бутылки жигулевского в качестве закладки, но начала прочитанной до средины повести о приключениях молодого милиционера на Баме, Сан-Саныч уже не помнил. Вздохнул и подошел к раковине, заваленной грязной посудой.
Напор воды был слабым, и в голове потекли сильные и яркие воспоминания первого выступления на открытии железнодорожной линии Тында-Беркаит. Он с платформы читал приветственное слово секретаря обкома комсомола к сверстникам, молодым, смелым и красивым душой романтикам, стоящим внизу на новеньких рельсах: «Такая масштабная стройка была под силу только великой державе, с ее колоссальной экономической мощью и ресурсами. В обеспечении стройки всем необходимым участвуют шестьдесят отраслей народного хозяйства, сотни предприятий-поставщиков, проектных и научных организаций. БАМ справедливо называют трассой дружбы и братства. Ее строят представители всех национальностей СССР». – Картинка была настолько яркой, что Пантелеев даже почувствовал на кончиках пальцев лист бумаги с выступлением; с удивлением посмотрев на руки, начал мыть грязные тарелки, при этом громко общаясь с котом: "Да уж! Сегодня не та молодежь и все потому, что торчит «денно и нощно» у экранов компьютеров или в барах да на дискотеках всяких, как в кино, а родителям, да родственникам постарше некогда. Они в погоне за длинным рублем продают народные богатства Сибири оптом и в розницу, понимаешь!" На что кот тихо соглашался и жадно ел, гремя миской, – бам, бам и бам......................
Вымыв посуду, хозяин квартиры посмотрел в окно, за которым по проспекту едва двигалась пробка из автотранспорта, покачал головой и решил прогуляться до магазина за пельменями. У подъезда он остановился перекурить с соседом. Тот чистил кузов машины от снега и сначала поддакивал о погоде, которая со слов Саныча, уже не та из-за экологии и бездействия городских властей в этом вопросе, потом пытался даже шутить о том, что еще его бабка говорила: «Мол небо продырявили своими ракетами, оттого и не поймешь когда весна таперече». - Однако скоро понял, - Шутка не прошла. Замолчал, ловко орудуя скребком и щеткой. Пантелеев же набирал обороты в пламенной речи, апеллируя к всплывающим в голове цифрам с накрученными от себя нулями возросшей смертности от гриппа, ценах на лекарства, безработице и китайцах, которые заполонили тысячами Дальний Восток: «Волна их перемещения стремительна, и скоро уже будут и здесь! Уверяю вас, китайские миллиардеры скупят в первую очередь БАМ, а потом и всю Сибирь с потрохами!» - Однако Саныча уже давно никто не слушал, выезжая на дорогу, сосед на прощание посигналил и уехал. Пантелеев покрутил головой по сторонам, и замолчал. Немного еще потоптался, задрав голову к яркому солнцу, сунул большие ладони в карманы потертой дубленки и пошел по извилистой тропинке между сугробов в обратную от универсама сторону. Выйдя из двора, плотно обнесенными коричневыми фасадами многоэтажек, он поежился: «На кой потащился в такой мороз на улицу?» - Не смог, беззлобно матюгнулся на соседа, который его совсем заговорил, и быстро зашагал по тротуару, радуясь, что запросто обгоняет дорогие и модные авто, которые в метре от него едва тащатся по проспекту. У газетного киоска остановился, сунув в махонькое оконце мелочь. Из киоска простуженный голос крикнул: «Вечерку» не привозили сегодня!"
Хорошее настроение вмиг улетучилось; на низкое, зимнее солнце набежала серая туча; пронизывающий ветер сорвал снег с киоска и швырнул в замерзшее лицо единственного посетителя. Он поморщился, поднял воротник дубленки и поплелся назад. Его обогнала старушка, закутанная в шаль с наушниками поверх неё. Бабуся уверенно на каждый шаг ставила вперед лыжную палку и быстро двигалась, не обращая внимания на шутки, пританцовывающей от мороза молодежи у автобусной остановки: «Мать, а лыжи ты по дороге потеряла?!»
Пантелеев поравнялся с молодыми людьми и спросил об участившихся прогулках пожилых людей таким странным способом, на что получил ответ о модной скандинавской ходьбе, но не разобрал последнего слова из-за подъехавшей маршрутки: «Отец, от инфаркта помогает, а от деменции нет или попросту ..» Саныч решил позвонить сыну и спросить о болезни с таким красивым названием "Деменция".
Нахлобучив глубже шапку-ушанку, он заспешил к дому. В голове потекли воспоминания, когда проставлялся по случаю рождения первенца. Секретарь цехкома электромеханического завода тогда сказал, что родился новый, советский ребенок, которого следует назвать, и показал при этом на портрет генсека, маршальская форма которого была увешана орденами и медалями с пятью звездами героя. Так любимый малыш и стал Леней, унаследовав все же больше плохого от другого героя, Леньки Пантелеева. Да, и поперли сынка из органов после, также как его однофамильца, только в лихие 90-ые. Правда, в отличие от налетчика, грабящего буржуев в 20-ые годы, сын сам стал буржуа, и живет где-то далеко на Балтике. Теперь Леонид Александрович Пантелеев крепкий лесопромышленник, коммерсант и миллионер. Сынок и маму увлек в товарообмен сибирского леса на доллары и евро. Она и упорхнула вместе с Ленькой поближе к покупателям из Скандинавии. Люди болтают, что и любовник у нее там, почти ровесник сына еще с университета, который закончила заочно на деньги, вырученные с наследства в виде дачи в Крыму.
«Теперь госпожа Пантелеева - заместитель управляющего, на собственной яхте при попустительстве делового сыночка катается с его деловыми партнерами, оказывая и эскорт услуги». - Старший Пантелеев в пол-уха слышал об этом, но значения не придал, хотя и старше супруги на целых двенадцать лет. Во-первых не знал, что это за услуги, а во-вторых был уверен, что Ленька всегда при матери.
Понесла Нинка после одной ночной смены перед новым годом, когда план завода горел. Работали тогда сутками, вот и сумел прокрутить по-быстрому любовь с молоденькой учетчицей прямо в кабинете, когда остался за начальника цеха Александр Пантелеев, перспективный коммунист и передовик социалистического соревнования. Свадьба потом была, как полагается партийно-комсомольская в заводской столовой, после беседы с глазу на глаз с парторгом о моральном облике советского руководителя, который просто обязан жениться, если девушка беременна. Втайне от всех, тридцатилетний Александр Александрович мечтал стать секретарем райкома, ходить в галстуке и ездить на служебном автомобиле; к тому же первым лицам партийной номенклатуры полагался продуктовый паек от икры до армянского коньяка, о мясных деликатесах, типа «Краковской» и говорить нечего. Саша знал, что все партийные руководители вышли в люди из рабочих и крестьян, надо только стараться. Однако на ковровую дорожку карьерной лестницы вступить так и не пришлось. Секретарь парткома завода хотел пересесть в кресло повыше и выступил с инициативой о проведении партийно-комсомольской свадьбы в клубе завода, а значит безалкогольной. Пили все в туалете «чачу», купленную на рынке у кавказцев. Секретарь цехкома, бывший парторг другого завода-филиала оказался слабым на выпивку, его развезло, и вместо того, чтобы сеять за столом разумное и вечное о преимуществах социалистического образа жизни молодой семьи, понес ахинею о каких-то опричниках КПСС, репрессиях на малой родине и тому подобное. В общем, дело дошло до горкома. Секретаря парткома завода перевели в обком за решительные принятые меры в отношении группы аморальных «антисоветчиков», жениху - мастеру цеха Пантелееву влепили строгач и исключили из заочной партийной школы. Вот так и накрылась карьера статного, красивого, а главное прирожденного оратора Сашки Пантелеева.
Сан-Саныч вздохнул и долго шарил у подъезда по карманам в поисках ключей. Наконец, они нашлись в потаенном, что на рукаве, куда видимо сунул их у киоска вместе с мелочью. Лифт не работал, пришлось подниматься по лестнице. Пока возился с дверными замками, в прихожей настойчиво звонил телефон. Наступив на кота, который с визгом умчался в зал, Пантелеев бросился в коридор, сбрасывая дубленку на пол, но в трубке звучали только унылые гудки. Кот облизывал ушибленный бок и косился на рослого хозяина. Тот в нерешительности потоптался у серванта, потом достал бутылку водки, сделал приличный глоток и уселся в кресло, нажав кнопку на пульте телевизора. Включая поочередно каналы и, задерживаясь на них, не более пяти секунд, Сан-Саныч, поймал себя на мысли, что надо бы освоить дорогой подарок, ведь сын говорил, что подключен телефон и к Интернету, в котором можно узнать все, если знаешь, как пользоваться. Раз, выпивая с мужиками в местной забегаловке, он видел, как один из них, держа стакан в левой руке, а в правой телефон, одним большим пальцем извлекал из него еврейские анекдоты, да так ловко, что все ржали, как очумелые. Да и тост его был за Интернет, который сделал даже похмелье другим!
С упорством и терпением ровно час искал заветную коробку от телефона, в которой покоилась нетронутой инструкция по эксплуатации. Напялив на полководческий нос роговые очки, долго еще водил глазами по махоньким буковкам замысловатого текста, потом тупо пялился в навороченный сотовый телефон с большим экраном ночного неба, на котором вместо звезд сияли разноцветные значки, среди которых один, силуэтом контурной карты земного шара на синем поле, особо притягивал взгляд. Саныч осторожно провел пальцем по экрану; значок тотчас исчез; экран сделался наполовину оранжевым, на котором стояла -35, «Солнечно», а на второй его половине появились «Новости» и фотографии президентов, нашего и американского. Сердце учащенно забилось, он еще раз провел по экрану, еще и еще! Картинки менялись, поток событий в мире не иссякал, а нужного слова «Интернет» нигде не было. И тут телефон в руке завибрировал, потом пропел современную мелодию, и на красном поле появилась трубка. Саныч ткнул в нее и услышал знакомый голос жены: «Привет дорогой, целый день звоню! Не знаю уже, что и думать! Как ты?»
– Здравствуй, не окочурился еще!
– Самочувствие, здоровье?
– И тебе не хворать! – В голове возникла картинка на остановке: – Вот только деменция, - почти по слогам произнес мудреное слово, пытаясь по ответу супруги понять, что это за болячка такая, которая видимо страшнее инфаркта. В трубке послышался еще молодой, заразительный смех: «Дорогой, если бы ты мне признался в недержании мочи, пожалуй бы, и не вернулась, хотя пять вагонов с лесом и застряли в Новосибирске. А насчет деменции не стоит беспокоиться, даже если квартиру оставишь открытой, страшного нет, там все равно брать нечего. Только вот Аристарх сбежит. Мне будет жалко, хороший кот! Пока, целую, жди. У меня вторая линия, фины!»
Пантелеев бережно положил телефон на журнальный столик, погладил, развалившегося кота и вышел на кухню. Он давно равнодушен к жене, но если бы приехала, хотя бы на недельку, разумеется был бы, и рад. Жили, пока рос сын, как все, по известной формулировке из прямой линии советских и американских женщин, показанной давным-давно по телевизору: « В СССР секса нет!» По молодости супружеские обязанности исполнял исправно, но особой страсти не испытывал, а когда задул ветер перемен, и пришлось сводить концы с концами, тут уж не до секса. Зарплату задерживали на заводе по полгода. В потаенных уголках души просто знал, что нравится женщинам. В целом же с Нинкой-картинкой, как ласково называл жену в подпитии, было действительно хорошо, пока она не стала Ниной Семеновной.
Вечерело. Сумерки вползали в безлюдный, замороженный двор. В проблесках фар, прогреваемых легковых машин, искрился снег; да редкие прохожие, спешили по домам, пряча лица в шарфы и воротники шуб. Сан-Саныч отвернулся от окна, поставил воду на плиту, открыл холодильник и вспомнил, что хотел купить пельменей. Сначала тупо смотрел на початый салат «селёдка поду шубой», отдававший ядовитой синевой, а потом от души матюгнулся и пошел в прихожую одеваться. Снова трелью звонка залился телефон: «Пантелеев, не забыл, что сегодня в Совете ветеранов собираемся по вопросу создания общественной организации «Солидарность», чтобы в последующем иметь в городской думе и представителя из рабочих нашего завода, ветеранов труда?» – Бойкий голос бывшего профсоюзного босса вывел из непонятного оцепенения, когда мысли бродят сами по себе больше о прошлом. Сан-Саныч тряхнул головой и начал говорить о реальном бездействии всех этих партий, общественных организаций, которые не имеют вождя равного по мысли и масштабу хотя бы Ельцину, а его чекист - приемник никогда не отдаст власть всяким там "профсоюзам и солидарностям". Секундная стрелка настенных часов делала оборот за оборотом, а хозяин квартиры все говорил и говорил. В трубке телефона стояла напряженная тишина, и как только, взмокший Саныч гаркнул: «Алло, начальник. Уснул, что ли там?!» - И был послан по известному адресу. Злой на весь белый свет с чувством досады и голода поплелся он вниз по лестнице с седьмого этажа. Двери лифта беспрестанно хлопали вверху под мат грузчиков. У подъезда тарахтел фургон с надписью «Грузовое такси». Лучи фар разрезали плотный морозный туман, клубившийся вдоль машины вместе с выхлопными газами. Дальше ни зги не видать, но Пантелеев сделал два шага вперед, услышал визг тормозов; по касательной его задело за полу дубленки, развернуло и не сильным толчком бампера иномарки отправило через низкую изгородь дворового палисадника прямо в сугроб.
Из-под капо норковой шубки в обрамлении пепельных волос на него смотрели испуганные, красивые глаза. Женщина стояла на коленях, провалившись почти по грудь в снег. Она с силой прижимала к уху телефон и бормотала: «Боже, скорая! Я, мне тут, во дворе дома, не знаю адреса, мужчина». – Саныч отодвинул ее руку с зажатым сотовым и громко произнес: «Не надо скорой, со мной все в порядке!» - Для пущей уверенности выбрался из сугроба самостоятельно, помогая при этом виновнице ДТП. Она лепетала извинения, тараторила о том, что из-за тумана ехала медленно и осторожно, но правда неосмотрительно, потому что через двор, а не по забитому проспекту из-за пробок, хотя уже и вечер……..
Сан-Саныч подхватил ее на руки и молча, проваливаясь по колено в снег, вынес из палисадника, поставив под ярко освещенными окнами первого этажа. «Пантелеев Александр Александрович, пенсионер. Не стоит волноваться, я абсолютно цел и невредим». – Галантно раскланявшись, улыбнулся.
– Татьяна Ивановна, врач, еще не на пенсии, но уже скоро! - Женщина смутилась, и стала еще красивее. Где-то далеко в его голове пронеслась и погасла внезапная мысль: «Не зря птица в окно залетала сегодня утром, к знакомству». Они бы еще так стояли, всматриваясь друг в друга, не замечая мороза, если бы не водитель фургона сердито не посигналил, а потом и крикнул: « Мужик, тачку убери!» Татьяна Ивановна, опомнившись, потянула Саныча за собой:
– Умоляю вас поедемте в клинику, здесь недалеко, я осмотрю вас.
– Да мне за пельменями надо. В порядке я, зачем в клинику?! - Пантелеев слегка запротестовал, но женщина нежно взяла его за широкое запястье, в ее глазах столько было мольбы и упрека, что он поддался, и скоро «Тайота- Камри» уже выехала на проспект. Легко лавируя между машинами, японский автомобиль летел по дороге. Легкий аромат духов и стильная музыка витали в салоне. Саныч изредка бросал взгляд на неожиданную знакомую. При этом ловил себя на мысли о том, что в этом сосредоточенном профиле с высоким лбом, тонкой линей носа над красивым обводом губ, проборе пепельных волос, спадающим на мех норковой шубы было столько грациозности и очарования, что невозможно отвести глаз и хочется смотреть в такое лицо бесконечно. Неожиданно с губ сорвалась тихая фраза: «А вы очень даже ничего!» - Он смутился и попросил остановить машину, благо светофор красным светом освещал крышу остановки у гипермаркета «Лента».
Татьяна Ивановна рассмеялась и просто поблагодарила. Машина сорвалась с места «на зеленый», и в лучах фар снова заметались снежинки. Саныч сидел молча, словно аршин проглотил, подпирая седой шевелюрой, потолок салона автомобиля, и больше не смотрел в сторону женщины рядом. Он корил себя за несдержанность, неуклюжий комплимент, а более всего за ту неосмотрительность, что в такой мороз придется тащиться на общественном транспорте, потому что денег в кармане на пачку пельменей и только….. Она, в свою очередь, с легкой улыбкой посматривала на пострадавшего, пытаясь догадаться, кем Пантелеев был в прошлом. Мысли остановились на тренерской работе или военного, судя по росту и спортивной комплекции. Неожиданно, но ярко представила картинку его неуклюжего ухаживания, улыбнулась при этом, поймав себя на мысли, что такой разворот дальнейших событий ей бы понравился. Татьяна Ивановна знала твердо - в свои пятьдесят она выглядит гораздо моложе.
Сильная машина плавно вошла в поворот, и они чуть медленнее поехали между величавых сосен, темной стеной стоявших вдоль плохо расчищенной дороги. Сан-Саныч смотрел вперед, отчетливо понимая, что едут в психиатрическую клинику на другом конце города, который знал, как свои пять пальцев. Он успокоился, наконец, решив попросить у женщины денег на обратную дорогу, ежели она, конечно, останется на ночь дежурить в больнице или потребовать доставить его обратно домой - в конце концов, она виновата в том, что произошло полчаса назад во дворе его дома. Колея неожиданно ушла из-под колес, и «Тайота» пошла юзом. Татьяна бешено закрутила баранкой, чтобы не врезаться в пень, торчавший из сугроба. Успет-то успела, но машина, сильно накренившись набок, придавив дверкой наледь со стороны водителя. Татьяна Ивановна ударила кулачками по обшивке руля и с грустью поведала, что не ее сегодня день, а потом, улыбнувшись, сказала: «Придется пройтись, здесь рядом. Митрич и дежурный водитель вытащат и доставят мою ласточку, а я пока осмотрю вас в больнице! Да, здесь рядом, семь минут всего!»
– А кто такой Митрич? – Спросил Пантелеев, не решаясь смотреть в сторону женщины. С одной стороны его распирало матюгнуться, как подобает в таких случаях, а с другой, охватило неуёмное желание здесь и сейчас припасть к этой дорогой и так вкусно пахнувшей шубке, и молча слушать тишину ночного леса, не думая ни о чем.
– Иван Дмитриевич тракторист в клинике, - сказала это тихо, словно читала мысли такого красивого пассажира рядом и положила свою маленькую горячую ладонь на его руку.
– Зачем мужика дергать вне работы, у него чай дом есть! Мы сами! Заводите! Я толкну!
Морозный воздух перехватывал дыхание, сердце колотилось так, что готово было выскочить от напряжения, но Пантелеев не сдавался. Не чувствуя рук и ног под вечное «епа-на» он приподнял тяжелый зад автомобиля, упершись широкой спиной в ствол дерева, и «Тайота» взвыв, выскочила из кювета. Острая боль пронзила бедро, в глазах закружились снежинки, и Саныч повернулся и обхватил замороженными пальцами шершавую кору сосны, чтобы не упасть. Татьяна Ивановна неожиданно прижалась сзади и тихо сказала: «Боже, какой вы настоящий! В детстве любила читать про русских богатырей, теперь знаю, какие они были на самом деле!» - Она стояла и чувствовала, как ее накрывает при этом само искушение: "Ну, сравни! Есть разница с твоим, мордатым чиновником с вечно потными руками и бабской фигурой" - И тут она отчетливо поняла: "Променяв любовь на благополучие, получила взамен невыносимое в будущем теперь одиночество вдвоем, и это уже завтра?!" Татьяна вздрогнула и еще сильнее прижалась к абсолютно чужому мужчине, словно искала защиты от этого проклятого и ненавистного "Завтра". Пантелеев молчал. Голова больше не кружилось, боль в ноге отступала. Женщина с силой развернула его к себе, заглядывая в глаза, крикнула: «Что вам, плохо? Постойте, можете стоять? Лучше присядьте! Мигом, я за аптечкой, господи, что за дура!» - Пепельные волосы накрыли холодные, большие руки, и нежный поцелуй прервал сбивчивый набор ее фраз.
Среди деревьев замельтешили отблески фар, Татьяна Ивановна и Сан-Саныч бросились к машине. Тронувшись, увидели «Газель» с проблесковым маячком «Скорой», которая вырулила на дорогу к клинике. Через пять минут были уже у парадного Областной психиатрической больницы. На просьбу помочь с носилками Пантелеев откликнулся сразу же. Пока поднимали по лестнице тяжелобольного, а им оказалась старуха, напичканная успокаивающими средствами и недвижимая, но продолжающая стенания по поводу террористов в их доме. «А что если это и есть деменция, больно она похожа ну ту с палками, но без лыж!» - Подумал Саныч, но не решился спросить об этом Татьяну Ивановну. Она же, скинув шубу на руки сестре-хозяйке, устремилась в смотровую, куда водитель, Пантелеев и санитар заносили больную. Пока курили на крыльце, санитар и рассказал, что бабушка постоянный клиент этого заведения. После смерти сына, погибшего в Сирии, ее хватил удар, а потом в мозгу произошли необратимые изменения, и она боится теперь террористов, закрывая даже чердак старой пятиэтажки и подъезд на амбарные замки. "Прикиньте, возвращаешься домой вечером, да еще не один, мороз под сорок, а дверь подъезда заперта изнутри!" - Курильщики засмеялись.
– А может это деменция? – Осторожно спросил Пантелеев.
– Так вы коллега Татьяны Ивановны, думаю, где вас видел?! Ну, конечно на кафедре у профессора Белоголовцева, который мне вкатил на семинаре два шара за эту самую деменцию, будь она неладна! – Радостно воскликнул санитар, - Я в меде учусь, а на «скорой» подрабатываю! - Их беседу прервала сестра-хозяйка, которая приоткрыла дверь и позвала в приемный покой. В белом халате, плотно облегающем высокую грудь, в туфлях на высоком каблуке, подчеркивающих стройные ноги, Татьяна Ивановна была просто неотразима. Сан-Саныч остолбенел, а потом смутился и пробубнил просьбу уехать, так как «Скорая» возвращается в город. На что был получен категоричный отказ, врач бережно взяла его под руку и пригласила в кабинет, что располагался в конце холла.
Пантелеев лежал на кушетке и смотрел в потолок. Ее нежные руки втирали горячую мазь в бедро с поврежденной, как оказалось мышцей. Было немного больно, но приятно. Он боялся даже опустить глаза, потому что чувствовал легкое прикосновение тяжелой груди, запах ее разгоряченного тела в облаке дорогого парфюма. Давно забытое чувство влечения женщине начали просыпаться, она почувствовала это, и попросила повернуться набок для укола, нежно шепнув на ухо: «Лучшее у нас впереди, Саша». - От этого стало радостно и светло на душе, и Саныч зашептал о том, что уже давно один. Татьяна Ивановна набирала в шприц обезболивающее лекарство и не слышала его последней фразы. Ему же показалось, что он говорил о главном в своей жизни так громко, что она нарочито не хочет об этом слышать. Настроение испортилось, и как только укол был поставлен, Пантелеев вскочил с кушетки и под удивленным взором доктора начал собираться домой. Татьяна Ивановна протянула визитку и отвернулась к окну. Темень за окном, темень в душе. Хотелось плакать. Все не случайно в этой жизни, и все можно исправить, но..............
Она слышала, как он тихо попросил прощения. Хотела крикнуть в след: «За что, дубина стоеросовая?!» - Броситься следом и заново крепко прижаться к настоящему, сильному мужскому, как давеча у сосны, но не смогла, зная, что стоит сейчас перешагнуть грань и все полетит к чертям. В голове носилась издевкой мысль и била под самую ложечку: "Каково бы ни было твое равнодушие к постылому мужу, ведь знаешь, сколько он огреб при "прихватизации", а потому, став богатым чиновником с положением в обществе, сделал и твою жизнь беспечной. Главная стигма российской старости — это бедность. Плохая одежда, плохая еда, невозможность путешествовать и часто вообще передвигаться за пределами своего района, никаких развлечений кроме телевизора, как у твоего Пантелеева. Отсюда и соответствующее сознание! Так, что выбирай дорогая! - Слезы текли по щекам. Она знала, что бабьи слезы горьки, но скоро принесут и облегчение.
Пантелеев, уткнув нос в воротник дубленки, тем временем уже шагал между корабельных сосен, застывших и неподвижных. Мороз крепчал. Саныч прибавил шагу, прикидывая скорость с которой они ехали здесь и время до больницы, ежился от пробирающегося холода под полы дубленки, и никак не мог посчитать расстояния, чтобы определить: - Сколько же ему шагать до свертка на городскую трассу! Он замерз так, что зуб на зуб не попадал. Мысли ползли и расползались, хотелось лишь махнуть стакан водки и окунуться жар парилки. О виновнице, сразившего его красотой, почти и не думал. Повезло. Сзади послышался рокот мотора, и вскоре с помощью бывшего знакомого санитара Пантелеев взобрался в нутро газели, которая привезла очередного бедолагу, на сей раз с белой горячкой, а теперь возвращается в город. Бригада оказалось толковой, и чтобы коллега не заболел, ему предложили сначала спирт, а потом горячий чай из термоса водителя. На вопросы о том, давно ли он знает Татьяну Ивановну и профессора Белоголовцева, отвечал немногословно: «Да и нет!» - Обжигаясь и прихлебывая кипяток из кружки. На остановке сердечно поблагодарил своих спасителей, пообещал студенту помочь со сдачей зачета по деменции, и вскоре уже катил в маршрутке по освещенному городу до своего дома. В универсаме, до которого добрался с такими необычными приключениями, купил десяток яиц и чекушку водки.
Погрузившись в ванну с горячей водой, Сан-Саныч рассматривал визитку в золотом тиснении, вслух рассуждал о превратностях судьбы, декламируя тост, который произносил на 8 Марта: «Однажды Адам, как первый мужик на земле, устав от одиночества, пришел к Богу и попросил создать того, с кем ему никогда не будет скучно. Попросил Бог у Адама часть его тела. Адам поколебавшись, вырвал-таки пару своих наименее ценных ребер и протянул Создателю. Бог взял их стер в порошок, бросил в вино, перемешав с солнечным светом, лунным сиянием, изяществом кошки, кротостью голубя, дуновением ветра, добавил в коктейль болтливость сороки, потоков дождя и раскатов грома. Таки слепил из этого материала женщину, для отличия часть выпуклостей убрав, а часть добавив. Вдохнул в нее жизнь и протянул Адаму, но женщина неожиданно выскользнула из рук и упала. – Бес, ее побери! - в сердцах произнес Бог, поднял женщину, отряхнул и отдал Адаму: - Бери, и ты никогда больше не будешь скучать, уж это я тебе обещаю!»
– Неужели женщина прошла через руки беса и сама стала бесовкой? Что скажешь Аристарх?! - Кот, развалившись на коврике у ванны, только довольно урчал. - Вот и я не знаю про эту, имя которой Татьяна. – Хозяин бережно положил визитку на коробочку с бритвой. – А та, с именем Нина! – Он показал через открытую дверь, - Бес точно! – Легко поднявшись на величину своего гренадерского роста, Саныч начал растирать тело, играя накаченными мышцами. Выпив водки и поужинав, он задремал в кресле у телевизора с очередным сериалом на канале без навязчивой рекламы. На душе было покойно и светло. Давешнее приключение считал мимолетным. Попадание под колеса автомобиля случайным, а то, что мог остаться на старости лет одиноким инвалидом, так это и в голову не приходило сначала от нахлынувших переживаний при встрече с красивой женщиной, да и потом так замерз на дороге, что все и мысли то были только о горячей парной или ванной. Сериалишка был так себе, об очередных приключениях ментов с обычным набором «пиф-паф», любовной интрижкой, продажными чиновниками, матерыми зэками и обязательной погоней. Кот начал укладываться рядом с хозяином, наступив на пульт, переключил канал. В программе «Здоровье края» шла передача о возросших психических расстройствах: - «Из-за свободы слова и доступа к информации, которая считалась раннее закрытой, то ли из-за внешних факторов среды», - Сан-Саныч так и не понял, и потянулся, было за пультом, чтобы вернуть на экран ментов, но журналист попросил профессора Белоголовцева прокомментировать ситуацию. Пантелеев судорожно пытался вспомнить, где он слышал эту фамилию. Наконец вспомнил и закричал: «Ну, ты даешь, Аристарх! Он же студенту пару вкатил, хороший пацан, мне давеча спирта предложил!» - Саныч потрепал развалившегося кота и пересел поближе к телевизору хорошенько рассмотреть ученого.
Профессор Белоголовцев был стар, говорил негромко приятным баритоном, не напоказ академических знаний, чуть наклонив лысую, яйцеобразную голову. Большие, открытые глаза, полные ума и внутренней силы смотрели прямо, при этом ракурс съемки был таков, что Санычу казалось, что профессор доверительно и по- товарищески беседу ведет именно с ним: « Если говорить о статистике психиатрических заболеваний, то нужно прежде сказать о том, что все изменения, происходящие с человеком в преклонном возрасте, как-то: ухудшение памяти, потеря интереса к жизни, неопрятный внешний вид принимались родственниками, как печальная данность возраста, ибо сия чаша не минует никакого. Соответственно они и не обращались по фактам иного, отличного поведения стариков. Теперь ситуация изменилась, как вы правильно отметили с возросшей информированностью населения, обращений за психиатрической помощью стало больше, соответственно показателен и рост в данной области медицины. Еще академик Бехтерев говорил: «Только двадцать процентов покинут этот мир в здравом уме и трезвой памяти». Мы, как специалисты, точно знаем о таком заболевании нервной системы старческой деменции, которая происходит из-за поражения определенных участках мозга и проявляется значительным снижением умственных способностей людей, которым за шестдесят, так скажем».
– То есть, это и есть скудоумие, как говорят в народе? - Ракурс съемки поменялся и появился профиль молодого журналиста.
– Можно сказать и так. Деменция в переводе с латинского означает «слабоумие». Это приобретенная болезнь проявляется в основном у пожилых людей. Протекание заболевания зависит от ее причины и общего состояния человека. Но всем типам деменции свойственны такие проявления, как плохая память, сниженная способность к абстрактному мышлению, обучению и творческому развитию - вплоть до распада личности.
– И что нет лекарств, чтобы вылечить или хотя бы приостановить болезнь? Об этом спрашивают и наши телезрители! – Продолжал активно вести передачу, молодой, но талантливый журналист.
– C фapмaкoлoгичecкoй тoчки зpeния, лeчeниe дeмeнции зaключaeтcя в пpeпятcтвoвaнии oтмиpaния нeйpoнoв. Kpoмe этoгo, вaжнoй зaдaчeй тepaпии являeтcя oбecпeчeниe пpoчныx cвязeй в нeнapушeнныx cтpуктуpax гoлoвнoгo мoзгa, нacыщeниe eгo ткaнeй киcлopoдoм и питaтeльными вeщecтвaми. Имeннo c этoй цeлью пpимeняютcя пpeпapaты нooтpoпнoгo дeйcтвия. Однако все зависит от стадии болезни, соответственно и препараты назначаются индивидуально после соответствующего обследования.
– Ну, а профилактические меры, методики какие-нибудь разработаны сейчас, или Россия с нашими проблемными стариками далеко позади от других стран, судя, как их пожилые люди выглядят и ездят по миру! – Не унимался журналист.
– Вот вы сами и ответили на свой вопрос! Чтобы путешествовать, надо знать хотя бы английский язык и вести активный образ жизни. – Профессор улыбнулся, а потом, глядя прямо в глаза Пантелееву, твердо сказал: «Понимаю, что мой ответ звучит для многих вызывающее, с нашей пенсией едва хватает огород содержать и за услуги ЖКХ платить, но мы говорим сейчас не о политике, а о серьезном заболевании. Хотите уйти из жизни в трезвом уме и ясной памяти, а все смертны, начните учить иностранный язык, занимайтесь творчеством, и главное поменьше заглядывайте в рюмку».
– Еще поступил один звонок в студию, если в психиатрической больнице специалисты именно по деменции? – Картинка на экране сделалась меньше, обозначая комнату студии, профессор продолжал отвечать на вопросы журналиста, который снова был на первом плане, но хозяин квартиры уже в пол-уха слушал ответы и не предал значения фамилии Курчатова, а именно она и была золотыми буквами написана в визитке, которая покоилась в ванной комнате. В глазах Саныча стояла картинка со старухой на носилках: «Слышал, до полного распада личности такая болячка доведет!» - Хотел об этом сказать Аристарху, но не успел, тот стремглав умчался в коридор, где раздался поворот ключа в замочной скважине входной двери.
Сан-Саныч поднялся со стула и выглянул из комнаты. Жена, прижимала к груди черного кота и сюсюкала: «Миленький мой мальчик, старик совсем тебя не кормит, исхудала моя киса!»
– Здравствуй, какой я тебе старик! – Пантелеев потянулся за сумками. Супруга чмокнула его в седую макушку, сбросила под ноги шубу вместе с котом, и со смехом убежала в ванну: « Я приму душ, а ты готовь постель. Соскучилась, да и докажешь на деле, что еще не старикан!»
Упав поверх одеяла, Нина приподнялась над подушкой и посмотрела в окно. Полнолицая луна стыдливо спряталось за тучкой, еще раз подсветив красивый овал женской груди. Даже любимая поза не принесла удовлетворения, но досады на муже не было. Ей стало даже весело и легко – теперь можно все списать на его возраст, а природное начало и право на счастье чувствовать себя женщиной восполнять с любовником без въедливой совести и покаяния в церкви за супружеские измены. Нина смотрела на мужественный профиль мужа, который абсолютно голый лежал поверх, взгорбленных простыней, и подумала: «Не ровен час, когда вот так его будет рассматривать какая-нибудь сестра хозяйке в морге с грустной завистью подумав, моему бы такой». – Стало смешно, она накинула на мужа простынь, бросила на неё свою стройную, чуть полноватую в бедре ногу, прижалась к сильной груди и, сглатывая слова, спросила: «Что с тобой Саша, ты здоров!»
Сан-Санычу же показалась, что она плачет. Он бережно погладил жену по спине, и, не разжимая век, тихо произнес: «Не реви, деменция развивается!» В прихожей настойчиво звонил телефон, закусив ладонь, чтобы не рассмеяться, она вскочила с кровати и выбежала. На другом конце провода, приятный женский голос принес извинения за столь поздний звонок и попросил передать, что врач Татьяна Ивановна Курчатова ждет господина Пантелеева в клинике завтра в 9.00. Повисла напряженная пауза и тот же голос, в котором зазвучали нотки волнения, все же спросил: «Простите, это квартира Александра Александровича?»
– Хотя вопросом на вопрос отвечают только евреи, позволю спросить, а вы кто ему?! За окном ночь, и я не припомню услуг от нашей медицины, даже платной, извещать пациентов таким образом!
– Если вы не передадите, я приеду за ним сама! – В голосе явной соперницы прозвучал металл, - Ну, я жду!
– Не запрягала! Передам, секси-доктор? – Зло рассмеявшись, Нина швырнула трубку. На пороге стоял взъерошенный Саныч, он с досадой махнул рукой и побрел в туалет. Искорка жалости проскользнула в ее голове, когда увидела его шаркающую походку и опущенные, сильные руки, но пришла в себя и ядовито заметила о любовнице, нагоняя на себя истерику. Когда муж появился в коридоре пять минут спустя, буря уже носилась по квартире, закручивая в вихре женские вещи, драгоценности и деньги, веером упавшими на ковер, по которому в одном чулке с криком носилась госпожа Пантелеева, вызвав стук по батареям снизу и сверху. Мужской тапок четким попаданием снес со стены Почетную грамоту Пантелеева А.А из далеких 80-х: «****ь, я как дура несусь к нему из Европы, везу подарки. Корячусь там, помогая сыну выжить в этой «рашке», а он балдеет, развратничая!»
– Между прочим, на пенсию живу, вы мне уже давно не помогаете оба! - Пытался оправдываться Сан-Саныч, собирая осколки от рамки, в которой и была грамота, подписанная самим Секретарем ЦККПСС.
– Ты у нас, кто академик, адмирал, чтобы на пенсию любовниц заводить и счета оплачивать?! – Подбоченившись, супруга нависла над мужем. – Лазарем мне здесь не прикидывайся! На пенсию, а ты знаешь, о том, что через Сбербанк он-лайн за квартиру плачу и налоги?! - Её красивая рука взметнулась в сторону окна, за которым беспристрастная луна наблюдала за очередной семейной ссорой.
– Это как? – Саныч порезал палец и сунул его в рот, поднимаясь грозно на величину своего роста.
– Раком! Давай перевяжу, уж!» - Нина, нырнув под мощным бицепсом, устремилась на кухню за аптечкой. Она понимала, что хватит прогонять кино ревнивой женщины, но ей было интересно узнать, что это за докторша звонит в два часа ночи, да еще собирается и подъехать к законному пока супругу. Перевязывая палец, она миролюбиво спросила: «Колись рабочий, кто у тебя колхозница?»
– Какая колхозница? - Спросил Саныч, рассматривая, как умело и быстро супруга справилась с глубокой ранкой, даже какими-то бабскими щипчиками вытащила из неё осколок стекла, а потом залила рану шипящей перекисью и забинтовала.
– Кучерявая! – Ножнички отрезали кусок бинта.
– Иди ты с твоими забугорными шутками! – Хозяин полез в шкаф за бутылкой вина. – Для тебя берег, ждал, а ты в атаку!
– А я тебе тоже подарок привезла, супруга метнулась к сумкам и достала бутылку водки «Абсолют» - Настоящая шведская! Ну, за мир и дружбу между Сибирью и странами Балтии!
Небо за окном посерело. Где-то наверху заплакал ребенок, за стенкой зажурчала вода в трубах, загромыхал лифт, унося в своей утробе первых жильцов. Вся эта какофония звуков извещала о том, что наступало неизбежное утро в просыпающемся многоквартирном доме, а красивая пара все сидела, за кухонным столом, накрытым наспех привезенными продуктами из Прибалтики: шпротами, финскими салями, креветками, рядом с которыми соседствовали остатки яичницы на сале и банка грибов. Женщина, уложив хмельную голову на руки, тихо пела про девочек, которые зачем-то красивых любят. А мужчина, вытянув ноги, дремал, откинувши посеребренную шевелюру к стене. Сан-Саныча мало затронуло предложения о продаже квартиры и переезда в загородный дом сына, где-то очень далеко на берегу Финского залива. Нет не потому, что он не любил своего чада или море, а просто понимал, без всякого осуждения, что жена и сынок стали другими, и прими это предложение, особенно после вот таких необоснованных атак на него, как сегодня, то ящик и билет на тот свет не заставят долго ждать. Это с виду он спокойный и невозмутимый мачо, а внутри бьется очень ранимое сердце. Только вот жена за четверть века прожитой жизни так и не узнала об этом или просто не хотела знать.
– Саня, пойдем в койку! Мне вечером в Новосибирск надо, там вагоны с лесом стоят, а векселя у меня! – Нина допила остатки водки, двинув в сторону мужа недопитый стакан с вином. – Опохмелись и баиньки, а не хочешь меня, как хочешь! – Она тяжело поднялась и побрела в спальню. Разбудил Сан-Саныча кот. Он топтался у него на груди и мурчал, словно чувствовал, что как плохо хозяину после бессонной ночи, вонзая в волосатую грудь острые коготки. Вечерело. Сизые сумерки за окном уже крались по заснеженному городу. Снег, снег! Он хлопьями ложился на подоконник, закрывая небольшим сугробом часть створки, подсвеченной отблеском торшера, отчего стекло казалось, украшено со стороны улицы позолоченной бахромой. В квартире стояла тишина, иногда разрезаемая звуками далекой музыкой из-за стен. Пантелеев поднял чугунную голову и осмотрелся. Аристарх сильнее вонзил когти и полетел на пол. В глаза бросился образцовый порядок, и лист бумаги, приколотый к шторе, на котором большими, красными буквами было написано единственное слово: «Прощай». Тяжело поднявшись, побрел на кухню, припал к водопроводному крану и жадно стал пить, чертыхаясь и матерясь. Шум воды в раковине, раскалывающая головная боль и возмущенные требования Аристарха – накормить, отвлекали, и хозяин квартиры не услышал мелодичной трели дверного звонка.
Татьяна Ивановна хотела еще раз позвонить, но поднимающаяся по лестничному маршу соседка, отвлекла: «Да к нему благоверная прикатила, всю ночь ругались, а потом сами знаете, как бывает - намилуются, да спят!»
– Так уж вечер!
– А её иномарки и нет во дворе! Господи, чего это я. Ух, передохну! Курите? И то верно. Дама без возраста стала рыться по карманам дутой куртки в поисках сигарет. Наконец нашла, но внимательно посмотрела на прилично одетую женщину, и прикуривать не стала. – Укатили в ресторан, значит! Нинка Пантелеева, жена Саныча, бизнес-вумен, но пробу ставить некуда. Еще покудова здесь жила на первый этаж бегала к одному футболисту. Но совесть еще не промотала, приезжает иногда навестить законного супруга, да по ресторанам там и барам возит, а он потом и пьет неделю. А она хвостом крутанула и к сыночку за бугор. А вы им кем приходитесь, разрешите, полюбопытствовать?
– Врач! До свидания! – Перешагнув через большую сумку, Татьяна Ивановна бегом устремилась по лестнице вниз. Её терзали мучения за свое безрассудное поведение последних суток - от решения быстрее проехать через двор этого чертового дома - до неожиданного и страстного желания секса с этим мужиком, которого чуть не угробила вчера, а потом всю ночь не спать и бродить по огромному загородному дому с вопросом: «Звонить или не звонить в справочное бюро, чтобы узнать номер его домашнего телефона! Нарваться на законную, но хамоватую супругу; целый день мучиться с риторическим вопросом в больной голове от бессонной ночи: «Что делать?» - Решившись лететь по городу, чтобы поцеловать пробой и вернуться домой. «Дура, блин!» - Вылетев на улицу, Татьяна скинула перчатки прямо в снег и начала рыться в сумочке, подставив лицо на встречу падающим снежинкам, которые нежно таяли на ее красивом лице, и, смешиваясь со слезами, текли по щекам, ухоженной шее в разрез высокой груди. Из оцепенения вывел голос маленькой девочки: «Тетя, вы перчатки уронили». Рядом с ней стояла девочка лет семи, держа на поводке щенка, который катался по снегу.
– Спасибо, милая! – Татьяна Ивановна достала из сумки плитку шоколада, протянула девочке, подняла перчатки и разревелась окончательно: «Ну, мужики, что вы с нами делаете, эгоисты хреновы! Вот и сынок ни как не женится, а ведь у меня уже должна быть такая внучка!»
– Поплачь, милая поплачь. Слезы душу умывают! – Мимо прошагал дед еще скорый на ногу с лыжными палками в руках и наушниками поверх спортивной шапочки марки «Адидас».
Татьяна Ивановна вытерла слезы и села в машину. Не помня себя, вернулась домой, кое-как заехала в подземный гараж, сильно помяв бампер и ободрав заднюю дверцу об стойку ворот. Едва поднявшись в спальню, скинула шубу на пол и, рухнув на кровать, провалилась в забытье. Очнулась под утро в липком поту и бессмысленно смотрела в потолок, на котором в темноте прорисовывался сегмент света уличного фонаря во дворе. Оцепенение и отрешенность накрыли тело. И, как только приоткрылась дверь, она закрыла глаза. Муж справился о здоровье, посетовал за помятый автомобиль, поднимая голос о причинах столь поздних и странных возвращений, и тот час осекся и замолчал, когда она, не отрывая головы от подушки, ледяным голосом приказала:
– Набери воду в бассейн и выйди из комнаты, мне необходимо переодеться! – Дверь с шумом закрылась. Заместитель губернатора, человек был в целом покладистый и смышленый, с людьми работал давно и понимал, что тон имеет значение, особенно, когда у самого «рыльцо в пушку».
Прошла ровно неделя, как она сбила человека во дворе многоквартирного дома на ул. Сибирской. За все это время пострадавший и обладатель визитки в одном лице, на которой золотистой прописью модного шрифта обозначалась фамилия Курчатова Татьяна Ивановна и номера ее телефонов, не удосужился позвонить, что означало по ее убеждению: «Инцидент исчерпан, любовное и мимолетное приключение завершено, а страница повседневной жизни перевернута. - Все это так! - Повторяла себе неоднократно, но внутренняя гармония и спокойствие не наступали. Поговорить по душам, пытаясь отодвинуть подлюку-тоску, и наконец-то принять решение было не с кем. С мужем они давно соседи в их большом загородном доме, а настоящих подруг у Татьяны Ивановны не было, как не было и сестер, и снох, сынок ни в счет - с ним своим бабьим не поделишься! Как врач, прекрасно разбирающейся в психологии, знала точно ответ на все поставленные вопросы самой себе: «Танюха, у каждого есть неосознаваемый вожделенный образ партнера, который начинает формироваться еще в детстве. И вот мы встречаем человека, который в чем-то очень попадает в этот образ. Искра! Да, он похож на Игоря, который после школы сгинул, не обратив даже внимания на тебя. И сейчас неизвестное - заменяется ожиданиями, что Пантелеев - полностью такой, как твоя первая и неразделенная любовь!» – Мучаясь и страдая от одиночества, она перебирала вещи, некоторые ни разу недёваные, как любила повторять свекровь. Следуя ее примеру, Татьяна решила отнести их в церковь, отстоять службу, исповедоваться с последней надеждой.
На следующий день, покупая свечи и платок в церковном киоске, она спросила о порядке исповеди. Пожилая служительница храма назидательно ответила: «Главное, сказать духовнику, о чем тревожит совесть, и не в коем случае не рассказывать о сложностях и перипетии жизни. Жизнь во Христе это испытание, а не праздник». А потом внимательно посмотрела в глаза и тихо продолжила:
– Женщина, обязательно полюбите всё, что связанно с вашей судьбой. Научитесь принимать себя такой, какой вы есть, примите свои ошибки и прощайте себя за них. Поблагодарив, вошла в храм и поставила свечи у икон «Всем святым, «Матроне», «Святой великомучинице Татьяне». Служба подходила к концу, с воскресной проповедью к прихожанам обратился сам настоятель: « Нелюбовь к себе - это самый смертельный грех из всех существующих и самое жестокое преступление против самого себя. Если вы не научитесь любить себя, ваша душа постепенно начнет отказываться от вас, болеть и в конечном итоге, покинет ваше тело. Вы можете и не осознавать этого, но на самом деле ваша душа ждёт от вас любви, понимания и внимания. И если она не получит этого, существует большая вероятность того, что вы постепенно начнете ненавидеть все вокруг, включая собственную жизнь». – Дальше уже ничего не слышала, ясное озарение в таком простом слове - нелюбовь, вот ответ на все терзания в ее душе. Слезы застилали глаза, огоньки лампадок и свечей преломлялись в них, покрывая позолотой веки. Обхватив голову руками, Татьяна горько заплакала и бегом бросилась из церкви. Наревевшись вдоволь в машине, посмотрела на пропущенные вызовы – один от мужа, другой, с незнакомого городского телефона. Грянула звонница надо головой, но она уже набрала второй номер. Из-за перезвона колоколов было плохо слышно, но, успев только разобрать в хриплом голосе: «Похоже конец, прощай». - Поняла, - Это он!
Тойота - Камри сорвалась с места, и, вылетев по встречке на «желтый», понеслась по проспекту, обгоняя редкие автомобили в то морозное, воскресное утро. Через пять минут уже остановилась у палисадника, где впервые за долгую жизнь ее взял на руки сильный и настоящий мужчина. На лестничной площадке встретила старую знакомую, которая недовольно пробурчала: «Наконец-то! Вы если наша новая участковая доктор, так не с того работать начинаете, хрен дозвонишься! В больничку везите, похоже у Саныча воспаление легких, а может и того хуже, вон ноне какая экология!» Татьяна уже с волнением нажала кнопку звонка. – Да не звоните, не заперто. По-соседски навещаем. Только, что от него. Сухой малины заваривала. Жар у него! – Не дослушав женщину, она толкнула дверь. Спертый воздух запущенной холостяцкой берлоги, настоянный на прокуренных вещах, давно не убранной ванной с туалетом, пригорелого сала и еще какого-то противного запаха ударил в лицо. Татьяна Ивановна бросилась к окну, впуская свежий, зимний воздух. Дверь в спальню была лишь прикрыта, и она увидела, как большие ступни ног медленно спрятались под одеялом. Раздался удушливый кашель, в котором едва можно было уловить чертыхания и отборный мат.
День клонился к концу. Темные сумерки, крадучись вползали в комнату, накрывая темным покрывалом старый, советский спальный гарнитур с обязательным трюмо, в котором растворялся в трех проекциях силуэт красивой женщины, ухаживающим за больным, восседавшим в подушках и безропотно, принимавших уколы, обильное питье и лекарства. Пантелеев безропотно выполнял все назначения и помалкивал. Он просто не знал, как вести себя. Поверить, что по одному его только звонку, такая неотразимая женщина, у которой есть все, что желает душа, срывается и летит в лачугу к едва знакомому работяге, да еще и пенсионеру, было поверить сложно. Сначала ее появление, воспринял как бред, воспаленного мозга, но когда уехала бригада скорой помощи, оставив так необходимые лекарства, для внутривенных вливаний, которые она делала ему через каждые четыре часа, стало значительно лучше, и Саныч понял, что происходящее с ним не сон и не галлюцинации в раскалывающей от боли голове. Все, что было до этого, из памяти исчезало, какими-то разноцветными мазками, которые не складывались в единую картинку прожитых в запое дней. Правда, один постоянно всплывал в памяти: «Вот он видит, как бы со стороны себя, на лестничной площадке десятого этажа в соседском доме, потому что подвязался на спор открыть железную дверь с двумя замками за литр водки той злополучной квартиры. Со слов собутыльников: - По площадке идет такой вонизм, что хоть противогазы одевай. Похоже, сдох кот, которого бросил Петька, умотавший к одной вдове в деревню. А так, как две квартиры пустуют, то никому до проблемы на последнем этаже их дома и дел нет, кроме Люськи с девятого этажа, она полы моет в подъезде и самогоном торгует. Классный первач!
«Теперь знаю точно, лучше бы и не открывал», - его хриплый голос заставил женщину обернуться. Татьяна собиралась нагреть воду, чтобы попарить с горчицей ноги больного. Смердящий запах сносил с ног; Людка рванула в туалет, зажав рот; приятель развернулся и дал деру. Я остался один и толкнул дверь в комнату, почувствовав, как волосы встают дыбом!» – Он замолчал, переводя жесткое дыхание, а потом продолжил. – Не представляешь, на кровати лежала высохшая мумия этого Петьки в обнимку с куклой. Манекен, видимо он на помойке подобрал, был одет в парик и женское белье! – Саныч, перевел безумный взгляд на Татьяну, тихонько присевшую на кровать! - Вот оно оказывается, какое настоящее скудоумие, облеченное у вас в красивое слово - деменция. – И вдруг, протянув руки, тихо попросил: «Не оставляйте меня, хотя бы того дня, пока сил не наберусь!» - И отвернулся, скрывая набежавшие слезы - Пожалуйста, не оставляй одного, иначе сопьюсь!
Татьяна Ивановна обняла завернутое в одеяло стальное тело и тихо сказала: «Так что если меня спросят, до какого возраста женщине нужны настоящие мужчины, я скажу – до последнего вздоха. Знаю что больно, что иногда страшно тяжело, и чувствуешь пустоту, и разочарование, и готова уже обрастить свое сердце льдом, лишь бы этого не было, но нельзя оставлять такого, как ты». Его тяжелая рука, нежно поглаживая туго натянутую ткань платья, начала опускаться к пояснице, Татьяна тот час вскочила со смехом: «Вижу, наш больной уже настолько здоров, что готов и начать приставать к женщинам».
– Только к одной, единственной и неповторимой! – Седая шевелюра показалась из-под одеяла.
– У нас все еще впереди. Поправляйся и готовься к банкам! - Дверь в спальню закрылась.
Под слабым напором горячая вода медленно наполняла таз. Татьяна Ивановна смотрела на тонкую струю воды и тихо говорила себе: «Сразу к ответу. Женщина после пятидесяти может все! Уж и не знаю точно, крышу ли сносит, а быть может, просто наступает день, когда осознаешь, что слишком долго кому-то что-то был должен, доказывал, добивался, утверждался..., словом - может все. Но, это шепчет новый орган в теле, не разум, нет. Этот бьет наотмашь, с криком: – Все, что непосильным трудом! Что это? Да нет, не сердце, оно как всегда изыскивает "ум, честь, совесть нашей эпохи». Это абсолютно новый говорящий балабол без совести и чести. Именно он напоминает: сколько прожитых лет тебе, и далее перечисляет все, чего добивался и утверждался. У этого органа власть над женщиной краткосрочная: напомнил, скомандовал, прижег болью очевидности и в бой. Дальше уж как сложится, мозжечок ли перевесит, или сердце кровью напитается, а может и оба сразу, но дальше женщина действует уже тупо из расчетливого и абсолютно эгоистического удовольствия. Любой свой промах - оправдает прожитыми годами и совершенными подвигами. Грызть, корить и "убивать" себя станет молчаливо, набравшись мудрости к этим годам. Но бывают и исключения, редкие, а все же есть. Вот, пожалуйста, она перед вами!» - Татьяна с грустной улыбкой взглянула на отражение в зеркале: - Пятьдесят плюс - годы оторванности понимания, осознания, годы неподъемных чувств вины и памяти о достоинстве, и уже не столь важен факт было ли это достоинство в действительности, или оно надуманно и оправдано обладательницей лет, оно есть и доказать обратного невозможно. Таз с горячей водой наполнился, она вздохнула: - Вот и исповедалась! - Подняла его и вышла из ванной комнаты. На душе было покойно и светло.
Оба молчали. Она знала, что попарит больному ноги с горчицей, и уедет. Он, ругал себя в мыслях за неуклюжую попытку приласкать женщину, ставшей такой родной за эти двенадцать часов, проведенных вместе. Вязкую тишину прервала мелодия «смс-сообщения». Татьяна взяла телефон и прочитала: «Не волнуйся, сломалась машина. Заночую в городе».
– Мог бы приехать и такси, если захотел бы, а впрочем. – Сначала хотела позвонить, а потом передумала и весело произнесла: «Закончить водные процедуры, мерить температуру и приготовиться к уколу в попу».
–Как в медсанчасти, когда служил в армии. Есть, товарищ лейтенант! – Облегченно выдохнул Пантелеев и рассмеялся.
–Майор запаса Курчатова, поднимай выше! – Татьяна убрала воду и стала набирать в шприц лекарство. Сан-Саныч, растирая красные ступни ног, тихо попросил: «Может останешься, я это самое». – Встретившись с ее ласковым взглядом, замолчал и лег на живот, сунув градусник подмышку. Как только Пантелеев начал посапывать, она осторожно вынула градусник, всматриваясь в свете ночника на показания термометра, облегченно вздохнула, поправив сползший на пол плед, и вышла из спальни.
Провидение гнало ее домой, и как только Тайота вырулила со двора, обнесенного десятиэтажками, она неожиданно повернула налево и поехала в губернаторский квартал, в котором жила городская знать. О недавнем звонке мужа она и не думала, все ее мысли гнездились на предчувствии неприятности или даже беды. В загородном доме возникали постоянные проблемы с Интернетом, поэтому она решила поговорить с сыном по скайпу из городской квартиры. Мальчик занимался дайвингом, и отпуск проводил всегда на Средиземном море. Его глубоководные погружения вызывали волнения матери, а круговерть последних дней выбили из колеи, еще ухаживая за больным Пантелеевым, она обратила внимание, что мальчик не звонит уже третий день, раньше такого не было никогда.
В квартире горел свет. Переодевшись, Татьяна устремилась в кабинет к компьютеру. Дверь в ванную комнату была приоткрыта. На фоне темного кафеля в потоке ниспадающей воды стояла на коленях в гидромассажной ванне молодая девушка перед тонкими в бедрах, подрагивающими ногами мужа, задравшему от восторга лысеющую голову вверх. Пара настолько была увлечена сексуальными утехами, что и не заметила, как хозяйка квартиры, стремглав метнулась в столовую, зажав рот в рвотных позывах. Её трясло, чтобы успокоиться, накапала валокордина, выцедила лекарство и стала варить кофе, ловя себя на мысли, о том, что все к лучшему. И когда любовная пара с бутылкой Шампанского в обнимку ввалилась в спальню, Татьяна Ивановна неспешно и, не оборачиваясь, укладывала вещи мужа в дорожный баул.
– Эту квартиру, а она принадлежит сыну, как и недвижимость в Италии, оставляю за собой. Загородный дом твой. К полудню приедет адвокат уладить формальности развода, он позвонит, а теперь убирайся отсюда чудак на букву «М».- Бросив последнюю рубашки, Татьяна не оборачиваясь, швырнула сумку в сторону застывшей пары. Баул пролетел через огромную кровать, больно ударил девушку, которая тот час сорвалась и выбежала из спальни.
–И еще! Не вздумай играть в мафию, съемки порнофильма с твоим участием я уже отправила сыну по электронной почте! – Татьяна Ивановна сказала это таким ледяным тоном, что ее бывшему теперь супругу оставалось лишь молча поднять сумку и выйти следом за девушкой, которая носилась с матом в глубине квартиры. Когда дверь за любовниками закрылась и в доме повисла звенящая тишина, Татьяну охватил гомерический хохот. Она стала срывать на паркет взгорбленные простыни, а потом упала на матрас и разрыдалась.
Сан-Саныч спал безмятежно и спокойно, впервые за долгие дни проклятых болезней русского мужика - запое и простуде. Ему снился сон, будто бы он по кривым, мощеным улочкам южного города, бежит к раскинувшейся безбрежной глади синего, синего моря, на горизонте которого, в полосе белесого тумана прячутся скалы-близнецы. Пантелеев знает, что скоро отойдет от причала яхта под управлением статного итальянца, который отвезет его за эти скалы, где среди чарующей красоты острова, утопающего в цветении оливы ждет его Татьяна Ивановна, которая нежно начнет нашептывать на ухо «Benvenuti nel paradiso d'Italia». Он отчетливо слышит ее голос и просыпается с мыслью о чарующем сне прислушивается. В комнате кто-то тихо разговаривает. Саныч трогает лоб, жар прошел, как и головная боль. Он медленно поднимается с кровати и, крадучись идет в зал. На полу кот, играя с пультом, включил телевизор, на экране которого разворачивались райские уголки Италии.
«Ну, ты даешь, Аристарх! – Хозяин потрепал вытянувшегося кота, и забрал из черных лап в белых когтистых башмачках телевизионный пульт. Зазвонил телефон: «Здравствуй, Саша. Звоню узнать, как наш больной, ингавирин пить продолжаем? Перед работой заеду, поставлю укол!» - От ее нежного голоса по телу Саныча побежали мурашки. С ним так давно-давно разговаривала только мать, даже голоса были похожи, как ему показалось. Горло перехватило, и он с трудом произнес: «Самое трудное человеку сказать всего два слова, это прости и люблю». – Больше сказать он ничего не смог, бережно положил трубку и побрел в зал. Болезнь так придавила, что обычного, для таких случаев, желания выпить стопку водки не было, и Пантелеев, взяв довольного кота на руки, уселся в кресло поближе к экрану телевизора. Экскурсия по Италии продолжалась. Пожилая пара с вершины холма любовались колоритным пейзажем города на берегу моря. Приятный голос диктора сопровождал увлекательные кадры: «Трудно сходу объяснить, почему из всех городов Италии наш выбор пал на небольшой городок Скалея на берегу Тирренского моря. Но звёзды сошлись именно на нём. По многочисленным отзывам в Интернете Скалею уже несколько лет называют «русской». Всё дело в том, что русские туристы не просто облюбовали местный пляж, но и активно скупают здешнюю недвижимость».
–А кто не мечтает о собственной даче на берегу тёплого моря? – Саныч почесал за ушком, довольного Аристарха. – Еще когда на заводе работал, ездил ведь каждый год в Крым, мечтая на старости лет перебраться. А теперь вот хоть и Крым наш, да не по карману пенсионеру, а тут Италия! - Вместе с тем, передача заинтересовала, и Пантелеев даже добавил громкость: «В основном все отзывы об итальянской Скалеи сводятся к трём характеристикам: Скалея – это русский город в Италии. Второе: Скалея – это тихий, но очень уютный городок, и третье: Скалея – это пляжный отдых в водах прекрасного и чистого Тирренского моря». - Саныч машинально пытался вспомнить географию, но о названии моря слышал впервые, это он знал точно. Картинка на экране меняется, и появляются потрясающие пейзажи старой части города, настоящий лабиринт из узких улочек и лестниц. Он буквально прильнул к экрану, бормоча: «Боже праведный! Четыре часа назад я блуждал здесь, окунувшись в очень необычную атмосферу, где жизнь замерла, будто окунаешься в прошлое, прерывающееся гулким лаем собаки, или свисающими тряпками с балконов узких проулочек высоких каменных стен с потрескавшейся желтой краской. Я ведь отчетливо чувствовал под ногами булыжную мостовую, преходящую в каменистую тропу к лестнице, за изгибом которой начнется широкий проезд с многочисленными кафе, ресторанчиками и магазинами, за которыми раскинется лазурь моря». - Да, да вон там! - Саныч вскочил, недовольный кот полетел на пол, а экран засветится именно этой панорамой, что уже снилась сегодня. Как очумелый, он вышел на балкон, достал из навесного шкафа заначку и поднес заледенелую фляжку ко рту. Спирт обжег горло, Саныч бросился на кухню и стал пить из чайника воду, а потом с отвращением вылил холодную и немного вязкую на морозе жидкость в раковину со словами: «Не нужен такой, не нужен я никому! Все баста, завязал!»
Эпилог: Полдень. Над причудливыми скалами яркое солнце. По каменистой тропинке, осторожно поддерживая под руку красивую даму, спускается высокий, хорошо сложенный старик. Внизу море играет переливами изумрудно-малахитовых волн под лучами знойного солнца. Отдаляясь от берега, оно все больше синеет и, на самом горизонте, сливается с бирюзой летнего неба.
– Далеко еще? – Старик, повернулся к спутнице с широкополой шляпой за спиной.
– Саша, мы же договорились говорить только на итальянском! – Женщина, опершись рукой в напряженный бицепс, чмокнула Пантелеева в щеку и рассмеялась: «Тренировка тела и духа продолжается, как говорит профессор Белоголовцев, помнишь его? Сейчас уже спустимся на небольшое панно. Между Прайей и Сан-Никола-Арчелла находится удивительно красивое место, которое обязательно стоит посетить. А вон там, поднявшись по лестнице, мы окажемся на тропе, которая пересекает скалу и спускается другой лестницей на широкий живописный пляж. Дойдя до конца этого пляжа, будет еще крошечный пляж внутри скального проёма с каменной аркой, отделяющей пляж от моря, там нас ждет яхта сына, на которой мы вернемся в город. Ему позвонил агент по недвижимости и сказал, что подыскал квартиру, так что в русской Скале теперь будет на два жителя больше!
–Татьяна Ивановна, взявшись вылечить меня от деменции, настояли выучить язык, как самое продвинутое лекарство, устроили практику в Италии. Скажите, честно, зачем все это, такой потрясающей женщине?
–Любящее сердце, не может быть одиноким, Сан-Саныч! Я просто знаю, что ты любишь меня! - Сложив голову ему на грудь, тихо добавила: «С того самого дня, когда нес меня на руках по пояс в снегу. Это было ровно три года назад!»
Пантелеев нежно поцеловал и тихо сказал: «Будьте моей женой, Татьяна Ивановна. Я по прежнему буду носить вас на руках по пояс в снегу, который мне роднее, чем море, прости. А сюда будем просто приезжать отдыхать!»