Речь пойдет об интуиции и опыте физиолога Гершуни. Эту тему я изучал давно, и когда мы с соавтором писали очередной детектив, она пригодилась. Линию предчувствий, тренинга по выработке у человека рефлекса на смертельную опасность полностью разработал я, и теперь она мне кажется намного интереснее самого романа. Это моя вечная больная тема: не хочу, чтобы люди погибали от природных катаклизмов, во время нападений террористов и тому подобных случайностей. Пора бы уже хомо сапиенсу развивать в себе какую-нибудь четвертую сигнальную систему, что ли. Спасаться от смерти и спасать тех, кто не умеет предчувствовать. И я буду продолжать говорить об этом в прозе.
1.
В зал аэропорта Борисполь вошла тоненькая девушка с рюкзаком, по виду студентка или старшеклассница. Повсюду сновали люди с чемоданами, подходили к стойкам регистрации, толпились у информационного табло. Куда они все, интересно? Ну конечно, лето, время отпусков, отдыха у моря. Девушка поискала глазами свободное сиденье, не нашла, пожала плечами, сняла рюкзак, прислонила его к колонне и уселась сверху.
Можно пока почитать, подумала студентка медицинского института Вера Лученко. Кроме рюкзака, у нее на плече еще была сумка в виде торбы, она достала книгу и углубилась в чтение. Она тоже летела к морю, время регистрации еще не наступило... Ребят с рюкзачками вокруг почти не наблюдалось, молодежь все-таки предпочитает поезда или автостоп. Однако Вера решила себя побаловать: недавно она неожиданно смогла заработать целую кучу денег, и на что же их еще тратить, как не на удовольствия? Хотя тут была еще одна причина, о которой она не хотела напоминать самой себе. Вера боялась лететь самолетом, а бояться она не любила и со страхами своими грамотно работала. Не случайно же она выбрала в институте специализацию психиатра.
Она углубилась в чтение, но сидеть на рюкзаке было неудобно. Вера встала и снова пошла вдоль кресел, ища свободное место. Пассажиры аэрофлота дремали, закусывали, читали, хихикали или просто сидели, сонно глядя по сторонам. Девушке очень хотелось посидеть, но что поделаешь, если нет мест... Тут рядом с ней встал дядечка средних лет, пробормотал что-то и отошел со своим чемоданом в сторону. Уступил, что ли? Вера быстренько уселась на еще теплое сиденье, пока его не заняли. Раскрыла книгу, но краями глаз наблюдала за отошедшим мужчиной.
Он растерянно оглядывался на места ожидания, стоя у большого, во всю стену окна, и не мог понять: почему он встал? Ему же еще ждать и ждать. Зачем вскочил? Его словно дернул кто-то. Теперь место не скоро освободится...
Вера Лученко с мимолетным раскаянием вздохнула. Опять неловко получилось. Это у нее было не впервые: если она очень хотела присесть, ей почему-то уступали место в метро, в трамвае. Когда она себя контролировала, такого не случалось, а сейчас вот расслабилась.
Она глянула на табло. Ага, подошло ее время. Она встала, прошла к стойке регистрации мимо дядечки и сказала:
– Садитесь, пожалуйста!
У стойки она встала в очередь, дождалась и протянула девушке паспорт, где было написано: «Лученко Вера Алексеевна». Фотография смотрела на работника аэропорта немного удивленно, будто та Вера, что на фото хотела спросить: «Где же вас, таких симпатичных девушек, находят для работы в нашем славном аэрофлоте?» Красавица в форме, привычно улыбаясь, заполнила посадочный талон. Рюкзачок взвесили, нацепили на него наклейку «Ручная кладь» и вернули хозяйке.
Тут Веру хлопнули по плечу.
– Я занимал! – прозвучал мощный глубокий баритон. – Мы вместе с этой девушкой!
Она оглянулась.
– Верочка, мы же с тобой, правда?
Недовольная очередь зашумела. Перед Верой стоял Тимур Борисович Тужилов собственной персоной!.. Ее институтский преподаватель, заведующий кафедрой психиатрии и невропатологии, со своей обычной львиной гривой а-ля Бетховен и обычным наглым напором. Его держала под руку смутно знакомая девушка, наверное, первокурсница – фигуристая и губастенькая. Тоже обычное дело для Тужилова, студентки от него млели и вились вокруг пестрыми стайками.
– Да-да, вы со мной, – ответила Вера и торопливо отошла.
А что еще сказать? Неудобно не пропустить преподавателя, к тому же с ним лучше не связываться. Потрясающий нахал, интриган и нечистоплотный тип, но гениальный педагог, профессионал в своем деле, самобытный гипнотизер и вообще интереснейшая личность.
Тимур Борисович зарегистрировал себя и свою спутницу, сдал чемодан в багаж и направился к Вере, которая стояла неподалеку и ждала их с обреченным и вместе с тем заинтересованным видом.
– Верочка! – пророкотал Тужилов. – Ты ли это?
– Вроде я, – усмехнулась она.
– Так ты туда же? Тоже в Симферополь летишь?
Тужилов осмотрел ее с головы до ног своими пронзительными глазами, оценил рюкзачок, все вмиг про нее понял. Налегке, значит, у моря в палатке с друзьями будет отдыхать, это Гурзуф или Партенит, а то и дикий пляж у Медведь-Горы, ясное дело. Студентка Лученко была одной из немногих, кто не поддавался его мужским чарам. Практически единственной. Она ему внимала, уважительно выслушивала все его бесконечные байки про пациентов, с огромным прилежанием конспектировала его лекции – словом, талантливая девочка. Но на масляные взгляды отвечала своим, насмешливым, ярко-голубым, намеки пропускала мимо ушей. И было в ней что-то такое, чего Тимур Борисович не понимал: какая-то сила, стержень, хотя откуда бы ему взяться? Тем интереснее с этой девочкой общаться.
– Ага, – ответила Вера иронично. – И я в Симферополь лечу. Представляете, какое совпадение?
Она таким же взглядом, каким Тужилов окинул ее, прошлась по его спутнице.
– Может, все-таки познакомите нас?
– А, это... С первого курса человечек, Лариса. Сопровождает меня... Лара, это своя, не напрягайся.
Полногрудая Лариса и не думала напрягаться, она безо всякого интереса глянула на Веру и покрепче взяла Тужилова под руку.
Женский голос под сводами низкого зала с интимными интонациями сообщил: «Заканчивается регистрация пассажиров рейса тринадцать двадцать пять Киев – Симферополь... Обращайте особое внимание на срок действия документов... Пассажиры с просроченными паспортами к полету не допускаются... Пассажир несет ответственность за...»
Тужилов плотоядно потер короткопалые ладони.
– Ну что, девочки! Полетели?
Вера заскучала. Хоть бы у них места оказались в разных концах салона. Хотя с Тужилова станется, он поменяется с кем-то... Студенты не случайно прозвали его «Тимур-завоеватель». При своем небольшом росте он ухитрялся заполнять собой все пространство кафедры, и был человеком, которого всегда много. Его властному напору подчинялись взрослые и дети, пациенты и преподаватели, кажется, даже животные. По коридорам института он проходил, окруженный «свитой» слушателей, даже на ходу ухитрялся травить свои нескончаемые байки. Правда, попадались отдельные редкие личности, не поддающиеся могучему влиянию тужиловской магии. Например, Вера Лученко. Громкий и грозный преподаватель даже слегка тушевался от ее насмешливой полуулыбки... Вот и сейчас, когда настала неловкая пауза, он смущенно кашлянул:
– Вон там, наверху можно присесть. Пойдем?
– Давайте, – согласилась Лара.
Они поднялись по эскалатору в зал ожидания, откуда пассажиры выходили каждый к своему самолету. Неподалеку, возле окошек пограничного контроля, столпилась очередь. Все окошки были закрыты, кроме одного. Люди возмущались, охранник размахивал рацией и пытался их успокоить.
Троица попутчиков устроилась на свободных сиденьях, которых здесь было вполне достаточно.
– Ну, как дела? – спросил Тимур Борисович.
Это стандартное вступление ему обычно было необходимо лишь для того, чтобы подробно и со вкусом рассказать о себе.
– Нормально, – подыграла Вера. – Каникулы, отпуск. А вы? Из Симферополя в Ялту, наверное?
Тужилов благосклонно кивнул и начал рассказывать обо всех местах, где он побывал в Большой Ялте и вообще на южном берегу Крыма, и как там было чудесно, и бла-бла-бла и тра-та-та.... Можно теперь только кивать и думать о своем. Ясное дело, у него все в полном шоколаде, может себе не только крымский отдых в наилучшей гостинице позволить. Пишет учебники (не без помощи студентов), организует и возглавляет всяческие врачебные комиссии, председательствует в научных обществах. Вся администрация института, да и многие городские чиновники собираются у него на пятничный преферанс. Словом, карьерист, матерый приспособленец и хитрый манипулятор. Но притом все-таки уникальный психолог, врач со множеством благодарных пациентов, этого у него не отнять.
Вере быстро надоело слушать Тужилова, но она терпела. До посадки полчаса, на что еще тратить время? Она сидела, обняв свой рюкзак, и смотрела на проходящих, сидящих и разговаривающих людей. Как все-таки мы все становимся похожи друг на друга в пути, когда становимся пассажирами... Одинаковое ожидающее выражение на лицах. Скорее хотят взлететь и оказаться там, куда они стремятся... Что-то ни у кого беспокойства не наблюдается, никакого страха. А вот Вера, между прочим, будет лететь впервые. От этого в животе легкий холодок, несмотря на все заграждения, заранее поставленные перед страхом.
Она не хотела вспоминать, пыталась нырнуть мыслью куда-нибудь в сторону, но та упрямо возвращалась на три года назад. Заграждения упали, рассыпались, Вера снова была в том самом проклятом дне, когда...
* * *
Теплое августовское утро, родители укладывают в чемоданы последние вещи, папа сверяется со списком. Мама и папа решили наградить дочь за отличное окончание школы: они все вместе отправляются на курорт, к морю, в Грузию. Уже вызвано такси, впрочем, до вылета самолета из аэропорта Борисполь еще целых четыре часа.
– Лучше заранее приехать и там подождать, – озабоченно сказал папа.
Алексей Сергеевич, врач-педиатр, все делал заранее и тщательно, не упуская никаких мелочей.
Мама, Ольга Романовна, была человеком искусства и культуры, работала в музее. И всегда упрекала мужа за излишнюю педантичность. «Нужно оставлять простор для озарений и сюрпризов», – приговаривала она. А папа сюрпризы не любил...
– Не хочу сидеть в зале ожидания, – ответила она. – По пути заедем еще в универмаг, я забыла купить соломенную шляпку. Времени хватит.
– Оленька, какой универмаг, неудобно, таксист будет ждать, а у него еще вызовы...
– Глупости! Леша, вечно ты лебезишь перед обслуживающим персоналом. И вообще, скажи спасибо, что я с вами лечу в эту жару.
Она привыкла отдыхать зимой, любила ходить на лыжах где-нибудь в Карпатах.
– Мам, – вмешалась Вера, чтобы защитить папу, – а хочешь, я тебе дам свою? Померяй, мне кажется, она будет тебе к лицу.
– Думаешь? – с сомнением спросила мать, но шляпку дочери все же взяла. – Она молодежная...
– Зато ты будешь выглядеть юной и интересной!
Мама поворачивалась перед зеркалом.
– Я и так юная и интересная, – уверенно заявила она.
Вера наклонилась, чтобы закрыть свой небольшой чемодан, и почувствовала головокружение. Ничего, сейчас она осторожно выпрямится, и все пройдет... Но головокружение не прошло, а усилилось. Она медленно подошла к дивану и села с прямой спиной. Ничего, ничего, сейчас все пройдет...
– Верочка, с тобой все в порядке? – тут же спросил зоркий папа.
Она хотела ответить, что все в порядке, но за тот миг, что нужен был ей для ответа, остро ощутила – нет, не все в порядке. Совсем не в порядке! В голове уже шумело, ушам и щекам сделалось жарко. Ее охватил панический страх, и сердце заколотилось, выпрыгивая из груди.
– Оля! – воскликнул папа.
Чуткая к его интонациям, мать тут же подбежала.
– Боже мой, да она вся красная, – озабоченно промолвила она. – Алексей, что это?
– Не знаю, похоже на крапивницу... Аллергия? Верочка, что ты ела? Доченька, ну, отвечай же!..
– Ничего... такого, – с трудом ответила Вера. – Голова кружится... Страшно...
Родители уложили ее на диван.
– Надо сдавать билеты, наверное, – неуверенно сказал папа.
Мама помолчала.
– Всех денег не вернут... – Она говорила очень тихо. – И вообще, в кои-то веки собрались. Может, это что-то соматическое?
– Не знаю.
– Так узнай! Кто из нас доктор?
Папа бросился к телефону. Через пятнадцать минут прибежала его коллега Инесса Викторовна, которая жила в доме через дорогу. Она ощупала Веру и осмотрела, потом они отошли к окну и принялись там совещаться.
Вере не становилось легче, ей было невыносимо страшно. Хотелось почему-то вцепиться в родителей и не отпускать. Голова разболелась толчками, под веками плавали желтоватые пятна. Она решила, что сходит с ума, и от этого запаниковала еще сильнее.
– Пульс частит, а так не вижу никаких нарушений, – сказала Инесса. – И краснота вроде бледнеет. Дышать трудно?
Вере было трудно дышать из-за паники, но она отрицательно покачала головой.
– Езжайте, Алексей Сергеевич, я с ней посижу.
Папа нахмурился, мама оживилась.
– Не знаю... – Он принялся мерить шагами комнату. – Мне это не нравится, бросать внезапно заболевшего ребенка...
– Но Инессочка же с ней посидит! Она же врач, все будет хорошо. А мы ее билет сдадим, оставим деньги. – Мама зашуршала сумочкой. – Вот. И Верочка купит другой билет, прилетит к нам. Все будет хорошо!
Папа, кажется, сдался. А Вера понимала, что ничего не будет хорошо. Вернее, она не понимала – это кричало у нее в мозгу, и она изо всех сил заглушала этот крик торопливыми посторонними мыслями.
– Не уезжайте, пап... Пожалуйста!..
– Деточка, все наладится, успокойся. – Мама нежно погладила ее по голове, оглянулась на мужа. – Давай не будем тянуть кота за хвост и мучить ребенка. Бери чемоданы, такси на улице подождем, уже недолго осталось.
Родители подхватили свою поклажу, папа торопливо чмокнул Веру в лоб, и они вышли за дверь. Веру охватил ужас, она хотела встать, догнать их, удержать. Но, встав с дивана, она покачнулась. Инесса Викторовна подхватила ее, уложила...
Девушку корчило и корежило часа три, а потом стало отпускать. Вечером папина коллега еще раз осмотрела Веру, извинилась, кивнула и ушла. Родители не звонили. Ночь прошла в маленьких обрывках снов, Вера просыпалась двадцать раз. Она уже чувствовала себя вполне нормально, но тревога не проходила.
Утром она собиралась ехать в аэропорт, но вышла не сразу – ждала звонка родителей. Неужели им неоткуда позвонить? В том пансионате, что ли, все телефоны заняты? Ей казалось: стоит выйти за порог – тут же раздастся звонок домашнего телефона. В замешательстве и даже некотором раздражении она включила телевизор и принялась переключать каналы. Реклама, реклама... Новости. Девушка бодро рассказывала о каких-то чемпионах по плаванию, вдруг поправила крошечный микрофон в ухе, прислушалась и сказала:
– Извините, мы прерываем новости спорта для экстренного сообщения. – Пауза, взгляд в сторону и вбок. – Нам сообщили... Так, есть картинка. Самолет, совершавший рейс Киев-Тбилиси, потерпел аварию... Авиакатастрофа произошла при подлете к Тбилиси, за пятьдесят километров от города. – На экране показались пылающие обломки, люди в касках, пожарные машины. – Погибло двести семьдесят пассажиров и пятеро членов экипажа. Приносим свои соболезнования родным и близким погибших... Причины авиакатастрофы выясняются.
Вера вдруг перестала чувствовать свое тело. Мысли метались, стучали о свод черепа, а пошевелиться она не могла.
Нет. Этого не может быть.
Это ошибка!
Она изо всех сил сжала ватными руками голову. Потому что понимала, что никакой ошибки нет. Она эту беду уже откуда-то знала, чувствовала. Она уже знала!
Вот почему...
Да, именно поэтому она себя так плохо чувствовала вчера. Просто не знала, что с ней. Думала, что ей страшно за себя, а было страшно за папу и маму...
Не надо было их отпускать!!!
* * *
В зале ожидания стоял все тот же гомон, бубнил размеренный голос громкой связи, сообщая о вылетах, и на соседнем сиденье заливался соловьем преподаватель мединститута Тимур Борисович Тужилов. Лариса слушала его, открыв рот.
Лученко отсутствовала несколько секунд, она мгновенно взяла себя в руки и надела на лицо приветливое выражение. Если бы она тогда знала о своем «тринадцатом» чувстве... О том, что ей дано наперед знать об опасности, которая подстерегает ее или близких. И что это знание проявляется именно так... Она бы вцепилась в родителей и не отпустила ни за что на свете! Но что толку теперь об этом рассуждать.
Тогда было очень больно. И эта боль не отпустила до сих пор, просто Вера научилась с нею жить, когда поняла, что у нее нет другого выхода. Она осталась совсем одна, но кое-что поняла про себя. Поняла, что она не такая, как все. Это и пугало, и было странно... Хотелось изучить такое свое свойство, но как? Когда она пыталась поделиться с близкими подругами, на нее смотрели, как на сумасшедшую. И она перестала.
– Однако, девушки, надо пройтись, – с хрустом потянулся Тужилов. – Чтобы не таскаться с вещами, кто-то останется здесь, потом поменяемся.
– Я останусь, – сказала Лученко.
– Верочка, идем-идем, я тебя кофейком угощу, – промурлыкал Тужилов. – Лара, останься.
Та надула губки, а Вере вдруг нестерпимо захотелось кофе. Почему бы и не выпить? Тем более, в кофейном автомате это недорого.
Однако преподаватель направился прямиком к бару.
– Угощаю, – бросил он, не оглядываясь.
Мысли угадывает?..
– Я сама, у меня хватит, – возразила она его спине.
Тимур Борисович взял еще пятьдесят грамм коньяка, мгновенно выпил, вытер губы.
– Что-то ты меня избегаешь, детка, – веско заявил он. – Что так?
– Это вам кажется.
Она отпила кофе. Начинается старая песня... Снова пытается завербовать ее в свой гарем. Вот как в одном человеке может совмещаться несовместимое? Этот тупой кобелизм, ядреная самцовость – с одной стороны, и явный талант профессионала – с другой. Когда Вера на практических занятиях видела, что он делает с пациентами, то искренне им восхищалась. Слушал он так, что человек в нем растворялся, невозможно было узнать в Тужилове того болтуна, который передвигается не иначе как в окружении последователей и влюбленных, внимающих с открытыми ртами студенток. А когда вводил в гипнотический лечебный транс или просто беседовал с больными, то делал это осторожно, на легких касаниях, плавно и заботливо – словом, очень грамотно...
– Есть для тебя работа, студентка. Одна высокопоставленная персона нуждается в... скажем так, консультации. Предлагаю ассистировать.
– Э... Спасибо, но... Вы мне настолько доверяете? – Она смело смотрела ему в глаза.
Он усмехнулся.
– А ты непростая девушка. – Отпил свой кофе, кивнул. – Однако нет смысла утаивать: да, второй человек мне нужен. И для страховки, и вообще. Поделюсь гонораром, не обижу.
Вера хотела еще раз поблагодарить, поскольку деньги были не лишними, но тут послышался мягкий голос, объявляющий посадку на рейс Киев-Симферополь. Они торопливо встали.
– Лариса так и не прошлась... – пробормотала Вера.
– Ничего. В самолете в туалет пойдет, не маленькая.
Издалека было видно, что у их выхода уже собирается очередь. Спешить некуда, все сядут, но Тужилов не любил очередей и никогда в них не стоял. Вера не успела подумать о том, что он сейчас снова устроит показательные выступления, чтобы пролезть. Мысль замерла, потому что девушке стало дурно.
«Что такое... Не может быть... Опять?!»
Она покачнулась. Да, те же симптомы! Горячо щекам и ушам, она глянула на предплечья – красные, в пупырышках. И тут же ее накрыла густая волна страха. Бежать! Спасаться, куда угодно! Не садиться в этот самолет!!!
Она замедлила шаг. Тужилов оглянулся нетерпеливо:
– Ну, чего ты? Шевелись.
Вера остановилась, оттянула ворот футболки.
– Чего-то... Сейчас... Неладно что-то, – сказала она.
Преподаватель присмотрелся, свистнул.
– Эй, детка, да ты красная вся. Съела чего-нибудь? – И добавил недовольно. – Пошли скорее в самолет, милая, там спросишь у стюардессы тавегил, или другое антигистаминное, от аллергии. Ну, давай, самолет ждать не будет!..
Вера стояла столбом и смотрела на него в затруднении.
– А... Да... Сейчас-сейчас...
– Тимур Борисович! – крикнула издалека Лара, – я заняла очередь!
Вера хлопнула себя ладонью по лбу.
– Вспомнила! – громко воскликнула она. – Тимур Борисович, дайте на секундочку ваш билет и паспорт. Давайте, давайте быстренько, мне надо глянуть!..
Она смотрела прямо в его черные зрачки. Удивленно приподняв кустистые брови, он послушно извлек из кармана паспорт с вложенным в него билетом, начал было протягивать, но рука замерла, Тужилов опомнился.
– Что ты себе позво...
Тогда Вера ловко выхватила документы и побежала от него, подальше от выхода на посадку, в сторону туалета. Она бежала по залу ожидания, лавируя между людьми, Тужилов еще моргал растерянно, а она уже мчалась. Наконец он взревел, как носорог, и рванул за ней. На пол падали сумки, опрокидывались чемоданы, от высокого потолка эхом отражался сдавленный мат преподавателя.
Запыхавшись, Вера вбежала в туалет, защелкнула изнутри дверь кабинки. Багровый от ярости Тимур Борисович на долю мгновения замешкался перед дверью, затем решительно вошел. Одна женщина у умывальника задрала брови на лоб и с изумлением уставилась на мужчину, но он так на нее глянул, что она торопливо, не высушив рук, выбежала.
Тужилов принялась дергать ручки кабинок. Запертой оказалась лишь одна.
– Эй, ты! Выходи лучше сама!
Простучали торопливые шаги по кафелю, это прискакала Лариса.
– Что такое?
– Эта ненормальная выхватила у меня из рук паспорт! – взревел Тужилов.
Лариса залепетала:
– Милый, тут женский туалет, неудобно...
– Что неудобно?! – прорычал «милый». – Неудобно на самолет опаздывать из-за этой психованной! Вера! Лученко! Открой немедленно!
Молчание. Тужилов нахмурился. Что за внезапное помешательство у девушки? Черт дернул отдать ей документы... И ведь сам достал! Будто она меня загипнотизировала! Меня, который сам кого угодно...
Лариса вышла, бросив через плечо.
– Ну и оставайтесь, я пошла на посадку.
Тужилов не обратил на нее внимания, он снова постучал в запертую дверь.
– Верка, выходи по-хорошему.
Молчание.
– Что с тобой, девочка? Ты больна? Выходи, я тебе помогу. Оплачу лекарства... И лечение тоже. Только выходи скорее!
Молчание.
Он внезапно и сильно ударил ногой в дверь. «Бумммм!» – гул прошел по всему помещению. Еще удар, и еще...
– Самолет ведь улетит! – чуть не плача, тряс потными щеками Тимур Борисович. – Что с тобой, Лученко?! Гадина чертова!
В туалет вошли две женщины, увидели расхристанного Тужилова и с визгом выбежали. Через несколько секунд вошли два милиционера.
– Чего шумим, гражданин?.. – Шедший впереди с рацией в руке строго посмотрел на преподавателя. – Почему вы в женском туалете?
Тужилов издал протяжный стон.
– Одна сумасшедшая выхватила у меня паспорт и билет, – ответил он. – И заперлась! А посадка заканчивается!
Вошедшие посмотрели на него. Тужилов вытирал платком мокрые шею и грудь. Ему было досадно. Скандал!..
Менты прыснули.
– Ни фига себе, вот ловкая! – сказал один.
Второй покивал и добавил:
– Вот, помню, в позапрошлом году был такой случай...
Тужилов нетерпеливо топнул ногой.
– Вы помочь можете или нет?! – крикнул он в бешенстве.
– Гражданин, спокийнише, – ласково сказал стоявший поближе. – Розберемося.
– Откройте кабину с этой дурой, а то я сейчас все разнесу!
– А вот этого в нас не можна. – И он, тронув Тужилова за предплечье, слегка подвинул его в сторону.
Вера с тревогой прислушивалась к голосам снаружи. Правильно она поступила или нет? Ведь теперь с ними хлопот не оберешься... Доказывай потом, что с тобой все в порядке! Не поверят. А как иначе было их задержать? Жалко же человека! Сказать правду? Не поверил бы он. Вообще никогда и ни за что. Покрутил бы пальцем у виска, и до свидания. Тем более психиатр, он же мигом на койку уложит... А поверить в такое никто не способен. Ладно, поздно менять решение. Еще минут пять, и самолет улетит. А там посмотрим. Может, она ошиблась в этот раз... В любом случае, Вера поступила так, как получилось: по первому порыву. И уже ничего не изменить.
Менты с натугой соображали, как быть. Ситуация сложилась странная до чрезвычайности. Никакими правилами она не была предусмотрена. Какая-то ненормальная заперлась в туалете с билетом и паспортом пассажира. Чьи это проблемы? Человека или аэропорта? И что это за пассажир такой темпераментный? Что вообще тут происходит?
– Будете скандалить и шуметь, всех задержим, – на всякий случай сказал один из милиционеров.
Тужилов чудовищным усилием взял себя в руки и даже улыбнулся.
– Извините, ребята. Я все понимаю. Но и вы меня поймите, я ж тоже не развлекаюсь, а работаю. И тут эта... Значит, так: она моя студентка, я психиатр, преподаватель киевского медицинского института, моя фамилия Тужилов, зовут Тимур Борисович. Поможете открыть дверцу? Я отблагодарю.
Милиционеры слушали, открыв рот, и уже готовы были помочь солидному человеку.
– У меня полет из-за нее срывается, – напористо продолжал Тужилов, видя, что служители порядка поддаются. – Да и вообще, это ведь ЧП по всем параметрам. Надо принимать меры. Кому теперь претензии предъявлять, что я не улечу? Ну?
– Санитаров надо вызвать, – пожал плечами один. – И слесаря?
– Ладно, – решился второй. – Дай попробую поддеть.
Он вытащил из кармана нож, шагнул к запертой двери.
– И позовите дежурного по аэропорту, – властно, убедительно давил мощью голоса преподаватель. – Вот моя визитная карточка. Я психиатр, член медицинского общества психиатров при Академии наук...
Визитку взяли, один из ментов принялся что-то бубнить в свою рацию, второй продолжал ковыряться у двери кабинки. Он надсадно крякнул, и дверь соскочила с петель.
Вера Лученко сидела на закрытой крышке унитаза и изо всех сил старалась выглядеть спокойно. Тужилов шагнул к ней...
И тут сверху донесся протяжный гул, затем удар. От сотрясения тонкие перегородки в туалете покосились, загудели и замолкли. Это было так страшно, что милиционеры присели, но тут же, спохватившись, выпрямились. Тужилов выхватил из рук Лученко бесполезные теперь паспорт и билет, и тоже замер, прислушиваясь. Гул продолжался. В нем прорастали взрывные басы, едва слышные тонкие гудки... Но вот басы умолкли. А у милиционеров ожили рации.
– Что?! – выкрикнул один и побежал к выходу.
Второй воскликнул испуганно: «Мля!..» – и устремился за первым.
– ...ание... Внимание... ...храняйте спокойствие... Оставайтесь на своих местах... – забубнил неразборчиво сверху голос диспетчера. – Ситуация под контролем...
– Что такое? – спросил Тужилов в пространство.
– Случилось кое-что, – устало сказала Вера. – Идемте.
Тимур Борисович с сомнением посмотрел на нее. А если она снова какой-нибудь фортель выкинет?
– Что с тобой произошло, Лученко? – строго спросил он. – Ты как себя чувствуешь?
Он хотел добавить, что она теперь должна будет возместить ему стоимость билета, но решил – потом успеет сказать. С ненормальными нужно поосторожнее.
Вера потерла лицо ладонями, с шумом выдохнула.
– Со мной-то порядок, – тихо сказала она. – Это там, наверху, беда.
В зале ожидания аэропорта «Борисполь» стоял тревожный гул. Люди суетились, смотрели друг на друга испуганно, пытались пробиться к большому окну, выходящему на летное поле. Там собралась плотная толпа. Все вытягивали шеи. «Граждане, сохраняйте спокойствие, – уговаривал диспетчер с некоторой укоризной в голосе, – оставайтесь на своих местах, не создавайте панику». Но как не паниковать, когда служители в форме с перекошенными лицами несутся по самому центру зала, расталкивая зазевавшихся?
Тужилов двинулся к окну, на него налетел маленький потный толстяк с чемоданом на колесиках – и отскочил от могучего торса преподавателя, как мячик.
– Извините... – Он хотел бежать дальше.
Тужилов поймал его за плечо.
– Что за суматоха? – спросил он.
Толстяк заморгал.
– С... Самолет взорвался! – выдохнул он судорожно. – Прямо на в... взлете!..
– Не на взлете! – Рядом с ними вдруг вырос юноша в бейсболке. – Не на взлете, мать его!!! А в конце полосы! Черт!..
– Как же это, а?! – обиженно спросил толстяк.
А юноша сплюнул под ноги:
– Рейс тринадцать двадцать пять, Киев – Симферополь. А мне в Москву. – У него дрожали руки. – Пойду свой билет сдам. Ну их нафиг, такие полеты!..
У касс и впрямь уже выстроились первые желающие сдать билеты на другие рейсы. Тужилов отпустил толстяка и инстинктивно двинулся туда, но резко повернул к окнам на летное поле, ввинчиваясь в толпу железными плечами. Шокированные люди даже не огрызались, поддаваясь его напору. Наконец он уткнулся в стекло. Место катастрофы сразу обозначилось вдалеке густыми клубами черного дыма с красными прожилками. Там стояли уже пожарные машины, похожие издалека на сгрудившихся жуков-солдатиков. Какие-то обломки горели, далеко выбрасывая языки пламени. Тужилов присмотрелся и понял, что это моторы самолета. Турбины, отломившиеся от крыльев... У него резко похолодело в животе. Он взял Веру за руку и отошел с ней в сторонку.
– Нельзя было нам садиться в тот самолет, – сказала Лученко, не дожидаясь вопросов. Она была очень бледной. – Мы погибли бы. Вот я вас и... Задержала, как могла.
Тимур Борисович тяжело присел на корточки перед ней. Ноги его не держали.
– Как взорвался? Откуда ты могла знать?!
– Оттуда. Вы видели, что со мной творилось?..
Тужилов приоткрыл рот и вытаращил глаза. Вот эта крапивница, покраснение кожи и пупырышки – сигнал о том, что самолет взорвется?! Чушь, чушь. Не может быть! Сказки!..
– Ты что, почувствовала?
– Вроде того.
– Врешь...
Вера посмотрела в сторону. Суматоха в аэропорту нарастала.
– Надо было вас отпустить, да? Тогда бы вы мне поверили?
Появилась бледная Лариса, увидела их и торопливо подошла. Вера с облегчением вздохнула: не улетела все-таки, не успела на посадку. Зато выжила... По девушке было понятно, что она уже видела это. Она со страхом и изумлением смотрела на Веру. Слышала последние слова?
– Что там? – спросил ее Тимур Борисович.
– Самолет... Наш рейс... В самом конце взлетной полосы... Горит... – Ларису трясло, она села на ступеньки и прикусила губу. Закрыла глаза, но все еще видела пылающие куски самолета на взлетной полосе, слышала вой сирен, очень ярко представила людей внутри – превратившихся в обугленные, разорванные куски плоти. И себя среди них.
Тужилов мельком скользнул взглядом по ее расширенным глазам и сказал Вере:
– Нам надо поговорить.
Его первый страх прошел, он взял себя в руки, и остались лишь вопросы. Откуда у Лученко, девятнадцатилетней соплячки, дар предчувствия? Что именно она ощущала? Можно ли это использовать?
Вера тоже глянула на Ларису, Тужилов все понял, они зашли за колонну.
– Ну? Не томи.
«Он все равно не отстанет, надо сказать что-нибудь...»
– Эксперимент физиолога Гершуни. Помните?
Преподаватель удивился.
– Ну, помню. И что?
– Я провела этот эксперимент на себе.
– При чем тут... Погоди. Ты хочешь сказать, что...
Он вспомнил этого физиолога, перед внутренним взором появилась страница из энциклопедии: Гершуни Г. В., родился в начале двадцатого века, член-корреспондент Академии наук... Так... Ага, вот: основные работы по адаптирующему влиянию симпатической нервной системы на нервно-мышечную функцию и по физиологии органов чувств, главным образом органов слуха... Награжден орденом... Ввел понятие «субсенсорная область», для обозначения фактов воздействия на поведение неосознаваемых раздражителей; тождественно понятию «предвнимание»...
– У тебя что, развились субсенсорные ощущения? – с недоверием спросил Тужилов.
Знаменитый опыт физиолога Гершуни состоял вот в чем: испытуемого погружали в гипнотический сон, затем экспериментатор на мгновение включал звук, который не воспринимался человеческим ухом, например, ультразвук. И одновременно отдавался приказ на пробуждение. Так повторялось много раз. В конце концов испытуемый просыпался уже только от одного звука, которого он не слышал, не осознавал, но каким-то непостижимым образом ощущал.
Гершуни утверждал, что в мозгу человека есть область, реагирующая на неслышимое и неощутимое. Это доказали и приборы: при звуке, сознательно не воспринимаемом человеком, менялась электрическая активность мозга. Эту область назвали субсенсорной, и неощущаемые раздражители тоже назвали субсенсорными. Во время опытов Гершуни условный рефлекс на неощущаемое вырабатывался и у бодрствующих – после серии опытов с гипнотическим сном.
– Ты выработала у себя условный рефлекс?
Вера не ответила и на этот вопрос. Все-таки какой у людей запас недоверчивости! Она ему жизнь спасла, а он с ней о науке.
– Извините, я спешу... – сказала она.
Но от Тужилова не так-то просто было отделаться.
– Постой! Мы не можем покидать аэропорт, – уверенно заявил он. – У нас спросят, почему не успели на посадку. Те двое ментов подтвердят твое странное поведение. Тебя заподозрят и могут задержать, ты это понимаешь?
Вера не ответила, только лицо ее застыло.
– И тебе нужна моя защита, свидетельство уважаемого человека. Я тебя отсюда вытащу. Взамен попрошу только об одном: расскажи подробности.
Вера чуть заметно пожала плечом. Она поняла, что от настырного Тимура-завоевателя избавиться невозможно. Собственно, чего еще от него ожидать?
– Хорошо.
– Тогда так, – деловито сказал Тужилов. Он уже полностью контролировал ситуацию. – Лучше нам самим объявиться, не ожидая, пока нас найдут. Идем со мной, и ничего не бойся.
Прошло три часа. Тимур Борисович, Вера и Лариса все еще были в аэропорту, в административной его части. Их долго расспрашивали, а сильнее всего вцепились, конечно, в Лученко. Вначале дежурный администратор, затем охрана, потом прибывшие из города сотрудники службы госбезопасности. Тужилов сразу заявил, что его студентка задержалась сама и задержала остальных в связи с состоянием здоровья: у нее началась аллергия, раздражение кожных покровов. Затем крапивница прошла, но на посадку они уже не успели. А объявление диспетчера со своими фамилиями и приглашением в самолет не слышали, потому что были в туалете.
– А с какой целью Лученко, как утверждают свидетели, завладела вашими документами? – спросил очень внимательный человек в штатском.
Тужилов был готов к этому вопросу, ведь понятно, что охрана аэропорта давно о странном случае рассказала.
– Ни с какой целью. Просто аллергия сопровождалась психическим спазмом, во время которого человек себя не вполне контролирует, – ответил он.
Затем его попросили выйти, чтобы еще раз побеседовать с Лученко. Тимур Борисович пытался спорить, но человек в штатском настаивал. Тогда он отправил Ларису за бутербродами и кофе, а сам уселся на каком-то диванчике и, не замечая снующих туда-сюда людей, принялся думать. Лученко, стало быть, приобрела чувствительность к неосознаваемым ощущениям, в данном случае к опасности. То есть пошла даже дальше Гершуни. Это потрясающе... Науке давно известно, что далеко не все ощущения регистрируются сознанием, да это и не нужно: если бы мозг был загружен ими, то люди бы замучились согласовывать различные непроизвольные движения, реакции и навыки, работу кишечника и желез внутренней секреции. Однако, видимо, те механизмы, которые управляют в человеке непроизвольным, способны воспринимать что-то еще. Ведь Гершуни доказал, что человек воспринимает раздражители, находящиеся за нижним порогом его чувствительности. Это доказывает существование у человека восприимчивости к раздражителям, неощущаемым сознательно...
Тимур Борисович потер ладони. Надо будет выспросить у Лученко, как именно она достигла этой самой чувствительности, и убедить ее проделать то же самое с ним, Тужиловым. Он тоже хочет такой дар! Она, конечно, будет возражать. Но Тужилов был уверен в том, что сумеет убедить свою студентку.
продолжение следует