Кукушонок Пашка. Четверо в купе-2
Мы были в пути уже более трёх часов.
Рассказ Танюши о злой участи, которую готовили «добрые» соседи бедолашному коту Чернышу, и о неприглядной роли сына хозяйки – Андрея в этой жестокой интриге, заставил моих попутчиков вспомнить о похожих проблемах с их домашними питомцами.
Ну, а заодно дать оценку моим пирожкам. Недаром же
я старалась их разнообразить, но самыми вкусными были признаны пирожки с капустой и картошкой.
Павел принёс из ресторана банку томатного сока и четыре больших апельсина, которыми мы заглушили плывущий по коридору вагона запах домашних котлет!
В отсутствие Павла, мы договорились просить его принять эстафету рассказчика от Татьяны.
Упрашивать Павла долго не пришлось. Чувствовалось, что ему самому хотелось снять с души какие-то тяготы, а, может быть, и услышать совет неравнодушных собеседников.
Похоже, Павлу не приходилось до сих по рассказывать кому-то о своих мытарствах. Он часто делал паузы, задумывался, мял в пальцах сигарету – воспоминания были, видно, не из приятных. Дважды во время рассказа выходил он покурить.
Мы терпеливо и с волнением слушали нашего попутчика. Вот этот рассказ, как он мне запомнился.
«Я не одессит, я из Владимира. Но у меня, как и у моего деда, какие-то морские гены в памяти орудуют.. Дед мой служил в военном флоте, в 1941 защищал Севастополь и был тяжело ранен. После госпиталя сумел вернуться на фронт и погиб, освобождая Прагу.
Отец с матерью прижились во Владимире. А меня гены тянули в море. Поступил в Одесское мореходное училище, два года проплавал – и снова поступил в Высшую мореходку. Мечта была – стать штурманом!
Вот тогда и повстречался я с Наташей. Она работала медсестрой в нашей студенческой поликлинике. Два года мы прожили с ней, снимая комнатку у её тётки. Звал её замуж – не захотела! Сказала:
« На пустом месте замуж не выходят! Заработай сначала хоть на первый взнос на кооператив.»
В общем, не тот человек мне повстречался! А я влюбился, как последний дурак… Вернулся из первого рейса, а её и след простыл! Уехала на Дальний Восток за каким-то подводником!
Напился я тогда в хлам! А в такой ситуации всегда найдутся и второй, и третий любители выпить задарма. Один, вроде, будущий моряк, курсант из моей дорогой «вышки». Это помню,
но позже и морду его не смог вспомнить. Сидели мы в ресторане «Кавказ» до глубокой ночи. Напоили они меня тогда здорово!
А потом оставили меня на скамейке в Горсаду, спящего, без сумки и без гроша в карманах, само собой.
Там меня и нашла Оля, подружка Наташкина. Она возвращалась с дежурства на «Скорой помощи», через Горсад с улицы Пастера к себе домой, на улицу Гаванную.
Мы иногда раньше виделись в одной компании. Была она, не в пример Наташке, серьёзной девчонкой, даже излишне, и мы с Наташкой часто посмеивались над её молчаливостью.
Я чувствовал, что Оля не ровно ко мне дышит, да и мне она была по душе, но в то время Наташа крепко стояла между нами.
И вот такая встреча! Что ей оставалось, как ни потащить меня, как куль с мукой, к себе домой. Родители её в то время с какой-то миссией работали врачами в Африке, а Оля заканчивала мед.
институт, и была на практике на «Скорой помощи»
Притащила меня, пьяного, в дым, раздела, уложила на диване и дала сутки отоспаться. Проснулся я уже в новой жизни.
Хорошо, что Бог надоумил меня оставить часть вещей и денег в камере хранения в аэропорту. Съездил я за ними, и вознамерился перебраться в гостиницу, так как хотел неделю провести в Одессе, побывать в своей Альма матер, повидать педагогов, разузнать о друзьях. Ольга категорически была против моего переселения.
С женщинами лучше не спорить, как Вы понимаете. Ей бы гнать надо было меня в три шеи, потому, как злости во мне тогда
было по самую макушку: и на Наташку, и на двух шалопаев, ободравших меня, как липку, да и на самого себя, что
слабаком и олухом оказался…
Ничего хорошего я не мог тогда предложить Ольге. Даже слова хорошие не держались на языке.
Отношения у нас сложились странные, однобокие, я бы сказал.
Её доброта меня даже как-то …доставала. Не хотела она замечать моей вздрюченности, закрывала глаза на многое.
Деньги предлагала взаймы дать. Знала, что ехать мне надо ещё к родителям… Не взял я, конечно. Всё она понимала, всех она жалела. Вот , мне хотелось, чтоб она была на моей стороне, а не на Наташкиной. Но она спокойно сказала: «Не за что её обвинять. Полюбила она его – вот и бросила всё здесь…»
- Значит, меня она не любила, по- твоему?
- Значит так… - Мне даже ударить её хотелось за эти слова!
Ну, это было тогда. Теперь я думаю иначе. И Наташку давно простил.
Поехала Оля провожать меня в аэропорт. Стоит грустная, смотрит в сторону
- Ничего не скажешь больше, на прощанье? – спросила она, надеясь, вероятно, услышать что-то важное для себя.
- Ну, что сказать? Будь умницей, береги себя, Наташа!
И вот это, вылетевшее из меня «Наташа!», было последней каплей в нашем прощании, и моё «Прости!», посланное уже вдогонку, значения не имело!
Она повернулась и ушла, не дожидаясь моей посадки в самолёт и его отлёта.
Вернулся я в Одессу через четыре года. Не буду грузить Вас подробностями, где и какими морями водила меня судьба –
к моей истории это не имеет отношения. Разные случались рейсы, сложные, тяжёлые. Изредка посылал Ольге радиограммы. Она отвечала кратко: « У меня всё в порядке, работаю врачом. За меня не волнуйся. Когда бы ни приехал - буду рада!» Краткость, отсутствие эмоций- это её стиль. Но хотелось большего тепла, что ли…. Заслуживал ли я его – это другой вопрос…
Было у меня одно серьёзное знакомство – но всё не то! Мыслями я всё чаще возвращался к Ольге.
И вот, год назад, я после четырёхлетнего отсутствия приехал в Одессу. Не предупредил, нагрянул неожиданно.
Радость её была неподдельная, искренняя, но и растерянность я почувствовал сразу. Обнимает, целует, а за её спиной открывается дверь второй комнаты, и заспанный малыш, нахмурив бровки, вопрошает: «Мама, а кто это?»
- А это дядя Паша! Вот, дядя Паша, знакомься, это маленький Паша, мой сыночек!
Я вижу, милые дамы, что вы вполне представили моё состояние в тот момент! Я молчал! Я боялся открыть рот, чтоб не ляпнуть какую-нибудь несуразицу. И всё-таки ляпнул:
- И с папой познакомите? - я перехватил осуждающий взгляд Ольги. А мальчик сурово сказал: « Папы у нас нет!»
Мальчику было около 4-х лет. Но я с детьми никогда не имел
контактов. И в детском возрасте не разбираюсь. Не малыш, но и не школьник – единственное, что я мог понять. Он вцепился в Олину руку и не отходил от неё.
- Ну, вот и познакомились Паши. А теперь пусть дядя Паша идёт купаться после дороги, а мы займёмся обедом, - сказала
Оля, а мне, потише, с улыбкой – Не присматривайся! Ты к
этому не имеешь отношения!
Но я-то присматривался! И выходило фифти-фифти. А стоя
под душем, производил даже вычисления, но запутавшись, бросил. Всё могло быть- вот к такому итогу я пришёл.
На все мои попытки прояснить вопрос, Оля неизменно отвечала: « Не напрягайся, Паша, тебя это не касается!»
Вечером Пашка разрыдался, устроил форменную истерику, когда пришло время лечь спать, и он понял, что его место рядом с мамой Олей на тахте будет занято .То, что дядя Паша не поместится на маленьком диванчике в другой комнате, в качестве объяснения не принимались. И только, когда я сказал, что пойду спать во двор , на скамеечку , и Оля добавила, что тоже пойдёт во двор, чтоб охранять меня от собак, он согласился уступить мне место на одну ночь! Я был вне себя: так распустить мальчишку! И высказался Ольге на эту
тему.
- Ты потерпи, Паша, один день и ночь. Завтра воскресенье, Пашка будет с нами, а в понедельник он на всю неделю уйдёт в сад, у них карантин по гриппу. И мы проведём неделю вдвоём! У вас завтра будет день поближе познакомиться, и он уже не будет так нервничать. Он ребёнок особый, слабенький, я всего не могу тебе рассказать, и ты меня не расспрашивай.
Принимай, как данность: Пашка мой сын, и я одна за него в ответе! Тебе к нему и привыкать не нужно, ведь через неделю ты улетишь… А неделю мы проведем, как четыре года назад. Я возьму на неделю отпуск…
День мы провели с Пашкой, и этот день я запомню надолго.
С утра меня Пашка отругал за то, что я пью чай из маминой чашки. Поэтому мы прогулялись после завтрака в магазин , где я купил три одинаковых чашки. Пашка к этому остался равнодушным. Но остро реагировал, когда присев отдохнуть в парке на скамейку, я обнял Ольгу. Пашка осторожно скинул мою руку с её плеч и сказал, глядя мне в глаза: «Это моя мама!» и сел между нами. Руку свою во время прогулки неизменно у меня вырывал. Не получалось у нас с ним контакта! И виноват в этом, конечно, я сам. Ну, не смог заглушить неприятного чувства к этому маленькому человечку, явившемуся неизвестно откуда и диктующему
свои условия двум взрослым людям! Я не был готов его
понять, а о том, чтоб принять, и думать не хотелось.
И опять наши отношения с Ольгой показались мне шаткими и ненадёжными. Особенно напряжённым стал последний наш вечер, в пятницу, когда Ольга вечером привела Пашку домой. А в субботу днем я улетал в Москву, а там дальше, во Владимир.
Какие мысли бродили в Пашкиной головке всю прошедшую неделю, я не знаю. Но он безропотно пошёл спать к себе на
диванчик, сказав нам «Спокойной ночи». Увидев, как Оля довольно улыбнулась и погладила Пашкина вихры, я подумал,
что это результат их беседы по дороге домой, и стало легче на душе.
Но тут чёрт подтолкнул меня спросить, когда мальчик уже спал, а мы с Олей сидели в кухне за поздним чаем: «А на документы Пашкины можно посмотреть? Или они секретны?»
Оля , видно, ожидала такого вопроса, потому что не удивилась, не растерялась, а спокойно ответила: «У меня их сейчас нет. Они у директора детсада. Там сделают копии и будут постепенно готовить документы для школы».
_ Для школы? – удивился я.- Не рано ли? Сколько же Пашке лет на самом деле?
- Ему недавно исполнилось пять лет. Просто он маленький и
хилый.
- В папу пошёл, наверное? – съязвил я, и прикусил язык.
Оля как-то странно посмотрела на меня, как-будто впервые увидела, усмехнулась своим мыслям и, как говорится, проглотила мой вопрос. Сказала так же спокойно и доброжелательно:
- Ничего, мы за два года нагоним своих друзей, поправимся, подготовимся к школе как надо.
Меня так и подмывало ляпнуть ещё что-то , типа: «А где ты раньше была, что допустила ребёнка до такого состояния? И что это за садик у вас такой, где дети, как в интернате? При живой маме!»
Но сдержался, молодец. Но до полночи не спал, сверлила мозг загадка: «а где же был Пашка четыре года назад, когда я должен был бы узнать о его существовании? Зачем ты скрыла
этот факт от меня?!»
Ну, вот такие у нас отношения с Ольгой! Всё время какая-то недосказанность, боязнь задать лишний вопрос, всё время
надежда на то, что тебя должны понимать без лишних вопросов. Да ещё изредка появлялась подленькая мыслишка:
«А зачем тебе разгребать эти тайны? Тебя любят, вроде, а время покажет, что будет завтра. И нужен ли тебе чужой ребёнок? Ты сам нужен сейчас, как никогда, своим родителям, они беспомощны, как дети, как твои старенькие дети…» Такой сумбур в голове… А тут любовь… Любовь или
не любовь? Кто знает? И не разберёшься сразу…
В субботу Ольга с Пашей захотели проводить меня к самолёту. До вылета в 17 часов у нас было достаточно времени чтоб посетить зоопарк и потом пообедать в кафе у вокзала, . В зоопарке Пашка меня порадовал. Когда я взял его на руки, и мы подошли ближе всех детей к вольеру слона, Пашка так крепко обхватил меня за шею, что я рассмеялся и сказал ему: «Ты меня не задушишь?» Он тоже засмеялся, а потом серьёзно прошептал мне в ухо: « Я его боюююсь!»
И мне так стало жалко его, сам не знаю, почему. Тогда я ему сказал, тоже по секрету: « Ты посмотри, это он сам нас боится!
Давай скорей уйдём, чтоб его не пугать! А то он расплачется
крокодильими слезами и все звери будут над ним смеяться!»
И Пашка был доволен, как слон, как говорят в Одессе – сам
слышал. И с моих рук потом не слезал, и ручку не вырывал, когда позже рядом шёл. Мне даже улетать не хотелось!.
Вот так же, как и четыре года назад, стояли мы с Олей в аэропорту, но теперь между нами стоял Пашка и придирчиво смотрел поочерёдно то на меня, то на маму Олю.
Пригласили на посадку. Я оглянулся, чтоб в последний раз махнуть им рукой. Оля долго махала в ответ. А Пашка не махал, он просто вытянул вперёд ручонку с растопыренными
пальчиками и так застыл. Как – будто хотел удержать меня.
Так и стоит у меня перед глазами до сих пор с протянутой рукой…
Во Владимире тоже пробыл неделю. Нашёл, вернее врач помог мне найти помощницу по хозяйству и медсестру для мамы, у которой усилился диабет. Согласовали условия оплаты и круг обязанностей. Я даже не подозревал, что мои
старички так сдали за последние годы, И ругал себя, что не приехал сразу к ним. Судно стояло в Находке, куда пришлось срочно лететь на замену экипажа. Перед отлётом туда, написал письмо Ольге. Сказал, что вернусь к ней и к сыну Пашке. Она могла ответить мне на судно.
Через три месяца в Хайфоне, в связи с болезнью второго механика, прилетел заменить его новый, кстати, одессит.
С ним передали нам почту, и я получил письмо от Ольги .Пересказывать не буду. Оно со мной. Прочту Вам то, что касается нашей истории.
И Павел, отыскав нужный абзац, начал читать ответ Ольги.
«Твоё решение очень дорого мне, вернее – нам! Но перед тем, как мы решимся на такой ответственный шаг, ты должен узнать всю правду. Я виновата, и каюсь перед тобой за то, что
не сказала раньше всего. Ты поймёшь, почему я так поступила, когда прочтёшь это письмо. И простишь, надеюсь, меня.
Но я тебе и не врала. Пашка - не твой сын, и не мой. Этого
кукушонка уже трижды люди выбрасывали из гнезда, и я дала себе слово, что в четвёртый раз этого не случится!
Я расскажу тебе вкратце его историю, а подробности, когда приедешь.
Я, когда спешу на работу, всегда сокращаю путь и бегу вдоль
ограды детдомовсгого садика. И часто вижу, как выводят на прогулку деток. Все весело по парам, а один мальчик всегда за
руку с нянечкой. После работы у меня времени больше, а у них вечерняя прогулка. И я стала задерживаться, чтоб понаблюдать за малышом. Когда он стоял у самой сетки ограды, я стала с ним здороваться . А он молча нагнёт голову и сразу отходит к нянече.
Я подозвала её и спросила, можно ли купить коробку мармелада и угостить ребёнка. Я знала, что это запрещено, и знала даже, что она мне ответит.
- Вы должны подойти к заведующей за разрешением, И одного
ребёнка не рекомендуется угощать, а только всю группу.
На следующий день я взяла, на всякий случай все свои документы, пару коробок детского мармелада и пошла к заведующей. Собственно, знакомиться не пришлось. Она и врач
детдома меня хорошо знали: я не раз консультировала их деток.
Вот от них, в уже доверительной беседе, я и узнала, как несправедлива была судьба к маленькому Пашке.
Горе-мамаша сразу после родов, не взглянув даже на младенца , отказалась забирать его из роддома. А персонал
роддома переусердствовал, уговаривая её не делать этого.
В конце концов, она решила, что легче просто сбежать, очень
торопилась куда-то. О причинах, толкнувших её на бегство, можно только строить догадки…
А на второй день она его просто подбросила на крыльцо
роддома. По сей день её ищут. А Паша стал детдомовцем. По счастливой случайности ( для меня! ) главврач роддома был Павлом Александровичем – в его честь и назвали.
В три года Пашку усыновить решила одна богатенькая чета.
Хотя их предупреждали, что у малыша проблемы с сердечком, что он нервный и обидчивый. Но взяли, внешне похожим он показался приёмному отцу. А через три месяца отказались и вернули Пашку в детдом. Вот такая у него биография!
Я очень переживала, когда его забрали, потому что у нас начиналась уже дружба! А когда его вернули, он заболел. Врач
детдома предполагала нервное расстройство. Вызвали меня.
Он спал и всхлипывал во сне. А у меня руки дрожали, когда я слушала, как частит его сердечко. Он проснулся, обхватил меня за шею: « Я знал, что ты придёшь, мамочка!» Бредил, наверное.
Ты теперь всё понимаешь, Паша? Мне пока не дают усыновить Пашку, одиноким трудно добиться этого. Но я всё равно добилась бы, даже если бы не было тебя. У нас с Пашенькой секрет есть, он знает, что я его мама, и заведующая знает, и она на нашей стороне. Мы добьёмся своего, в этом нет сомнения!»
Павел сложил письмо, положил в нагрудный карман.
Колёса ритмично пели: « МЫ добь –ёмся, мы добь-ёмся,
Мы добь-ёмся!» В купе был полумрак, но спать никто не хотел.
И поскольку никто из женщин не решался нарушить уютную, добрую тишину каким-нибудь нелепым вопросом, Павел сам
подвёл итог своей истории: « Вот и еду домой… Что скажу Ольге
и Пал Палычу – знаю. Что они скажут мне в ответ –догадываюсь.
А как оправдаюсь перед отцом и матерью, что так долго
скрывал от них внука – не знаю… Вот что вы мне посоветуете?»