Апрель.
Фонарь у дороги неоном льёт на грязную мостовую. Не по душе ему чугунному брызги мерзкой хляби из-под колёс авто.
Вот и мне досталось!
Я отпрянул: грязь по стеклу заструились слезливо, искажая заоконную явь.
- Игорь Иванович, - в кабинете возникла фигурка дежурной медсестры, - Шепталову плохо.
Я дежурант в доме престарелых. Подрабатываю по ночам. Тяжёлые больные здесь редкостью, но иногда приходится и потрудиться.
- Он новенький, вчера прибыл, - сестричка поправила колпак, улыбнулась, - с виду крепкий старичок, второй час на боли в руке жалуется.
Комната на пять коек выдохнула влажным «ароматом» ветхих тел: специфический запах неприятный многим, мне же давно знакомый, как паталогоанатому атмосфера секционного зала.
Я – геронтолог.
Бледный свет настольной лампы освещает желтый лик с закрытыми глазами.
Длинный, худой подбородок застыл в напряжении, сомкнутые губы еле различимы на бледном лице и лишь крылья носа подрагивают.
За тонкими веками вибрируют глазные яблоки – больно…
Я присел, коснулся запястья. Удивительно мягкая, гладкая кожа, будто я взял за руку ребенка - редко встречается в эдаком возрасте. Пульс напряжен, кровь стучит часто о плотные стенки сосуда.
- На что жалуетесь?
- Плечо левое болит, мизинец не чую и язык, будто отлежал, - пробормотал старик, не открывая глаз.
- Кардиограф неси, - обратился я к медицинской сестре.
Старик мне вдруг показался знакомым, да и фамилия…
Сестричка умело развернула кардиограф, цепляя проводами пациента. Аппарат заурчал добрым котом, показывая сердечную графику.
- Инфаркта нет, но стенокардия махровая, собирай капельницу и введи вначале это, - я указал сестричке на лист назначения.
И лишь лекарство побежало по локтевой вене, старик вздохнул полной грудью.
- Отпустило малёха, - тихо вымолвил, - спасибо, доктор. И не чаял, что сердце это. Раньше-то, как в плечо вступит, двести грамм махну и как спортсмен, - он улыбнулся, подслеповато рассматривая моё лицо.
- Привет, Степан, - кивнул я.
-Привет,- удивился мой пациент. Его круглые глазки заморгали часто, - не припомню вас. Ужель встречались где, - и приблизился к моему лицу.
- Улица Пороховая, - улыбнулся я.
Легкий румянец тронул худые щеки старика. Лекарство в бутылке булькнуло едва слышно, пациент глянул настороженно на стеклянную ёмкость.
- Не воздух ли в вену пошел, доктор, - круглоглазо взирая на меня, забеспокоился он.
- Нет, - спокойно ответил я.
Степан занавесился тощими веками и через секунду выдал: «Толстый» со второго подъезда. Фамилию не помню, а звать Игорем. Верно? Глаза открылись и в их детском блеске появились озорные «зайчики», что помнились мне и по сей день.
Ох и лупил я тебя, помнишь? – хулиганисто улыбнулся мой пациент.
- Было дело, было, - я тронул его пульс.
Старик вздохнул шумно, удобно укладываясь в постели, и указал тонким пальцем на свой подбородок: «А этот шрам от твоего кулака. К тринадцати годам ты здорово в теле поднялся. Я-то, при своих метр пятьдесят и по ныне, а ты и не пожалел меня тогда. До сих пор помню и парк и стену. Веришь, я себе каплей тогда показался, что по ней и истёк. Сорок лет прошло, а помню»
- Сорок пять, - поправил его я.
- Да-а-а, время. Вот, пробежало, как сморгнуло. И нет уж ничего, - губы его дрогнули, навернулась слеза и застыла на редких ресницах, сверкая печально.
- Гляжу, жизнь у тебя удалась - весь в белом, - Степан смахнул слезу. А я… и отрешенно всплеснул кистью.
Я включил кардиограф. Кривая побежала своим путём, указывая больные точки, ведомые лишь специалисту.
- Значит, сердце не лечил.
- Какое сердце? - удивился мой пациент, - рука какой год мозжит, так я её водочкой, - подмигнул Степан,- водочка, она меня от всех болячек спасала и от рук-ног и от душевных потрясений. А их, - он помрачнел вмиг, - врагу не пожелаю. Хотя… врагу бы пожелал.
Зуммер кардиографа запищал часто, и как-то странно сломалась кривая кардиограммы: замельтишила, превращаясь в кучу ломанных линий.
- Успокойся, сейчас эмоции во вред.
- Эх, как же без эмоций, Игорь, - Степан смотрел на меня собачьими глазами, и вновь его губы растворились в бледности лица.
Он прикрылся ладонью, скрывая слёзы. А они, преодолев преграду, побежали тонким струйками к острому подбородку.
- Такая беда меня настигла, - он приложил простынь к лицу, вздохнул горько, - ты послушай.
Продолжение. http://www.proza.ru/2018/04/07/843